обнаружить.  Возможно,
стоящую у тротуара машину с погашенными фарами и темным силуэтом внутри.  Но
ничего интересного снаружи не было. Лишь  на  миг  прорезала  тишину  сирена
"скорой помощи", скрывшейся  за  громадами  мрачных  зданий.  Он  глянул  на
колокольню ближайшей церкви: часы на башне показывали пять минут первого.
     Корсо вновь вернулся к компьютеру  и  книге.  Он  решил  повнимательней
присмотреться к типографской марке на  титульном  листе-к  змее,  пожирающей
свой хвост, которую Аристид Торкья  выбрал  в  качестве  символа  для  своих
творений. "Sic Luceat Lux". Змеи и демоны, заклинания и тайные знаки.  Корсо
с издевкой поднял стакан, словно посылая  привет  покойному  книгопечатнику;
видно, это был очень храбрый человек - или  очень  глупый.  За  такого  рода
произведения в Италии  XVII  века  приходилось  платить  сполна,  даже  если
издавались они "cum superiorum privilegio veniaque".
     И тут Корсо замер и тотчас обругал себя последними словами. Он  ругался
вслух, вглядываясь в темные углы комнаты. Как он мог не  сообразить  раньше?
"С привилегией и с позволения вышестоящих". Да ведь этого не могло быть...
     Не отводя глаз от страницы, он откинулся на спинку стула,  зажег  новую
сигарету и выпустил  дым,  который  образовал  между,  ним  и  лампой  серую
прозрачную завесу.
     Это самое "cum superiorum privilegio veniaque"  -  абсурд.  Или  тонкая
уловка. Немыслимо даже предположить, что такая формула относилась к  обычным
властям. Католическая церковь  в  1666  году  ни  за  что  не  разрешила  бы
печатать подобную книгу, ведь прямой ее предшественник,  "Delomelanicon",  к
тому моменту уже пятьдесят пять лет  как  значился  в  "Индексе  запрещенных
книг". Выходит, Аристид Торкья имел в виду  вовсе  не  дозволение  церковных
цензоров. Разумеется, речь шла и не о  мирской  власти  -  не  о  правителях
Венецианской республики. Разумеется, "вышестоящими" для него были другие
     От этих мыслей Корсо отвлек телефонный звонок. Звонил Флавио Ла  Понте,
чтобы поведать о своем  приобретении:  он  купил  целую  коллекцию  книг,  к
которой прилагалась - таково было условие  -  еще  и  коллекция  европейских
трамвайных билетов,  если  быть  точным,  5775  штук.  Все  с  симметричными
номерами, - то есть такими, что одинаково читаются слева  направо  и  справа
налево, все  разложены  по  странам  -  в  обувные  коробки.  Он  не  шутил.
Коллекционер только что отдал душу Богу, и родственники  "желали  избавиться
от билетов. Может, Корсо знает кого-то, кто проявил бы к  ним  интерес?  Да,
конечно, он и сам понимал:  человек,  приложив  невероятные  усилия,  собрал
5775 билетов с симметричными номерами,  и  в  этом  было  что-то  безусловно
патологическое. Ведь проку в них нет никакого. Кто купит  такую  дрянь?  Да,
идея  хорошая:  предложить  коллекцию    Лондонскому    музею    транспорта.
Англичане... они ведь извращенцы... Не желает ли Корсо этим заняться?
     И еще: его беспокоила рукопись Дюма. Ему уже звонили двое -  мужчина  и
женщина, но не представились; их интересовало "Анжуйское вино".  Что  весьма
странно, ведь в ожидании сообщений от Корсо он, Ла Понте, пока ни  с  кем  о
рукописи не говорил. Корсо рассказал ему о своей встрече с Дианой  Тайллефер
и о том, что сам назвал ей имя нового владельца рукописи.
     - Она ведь знала о твоих встречах с  покойным.  И  кстати,  она  желает
получить копию расписки.
     На другом конце провода раздался хохот Ла Понте. Какая  еще,  к  черту,
расписка! Тайллефер продал ему рукопись - и  точка!  Но  коли  вдова  желает
потолковать с ним об этом деле, добавил он с похотливым смешком,  он  всегда
готов.
     Корсо высказал предположение, что перед смертью  издатель  мог  кому-то
обмолвиться о рукописи,  но  Ла  Понте  такой  вариант  исключал.  Тайллефер
настаивал, чтобы Ла Понте сохранял сделку в  тайне,  пока  сам  издатель  не
даст ему знак. Но никакого знака не было, если не принимать за  таковой  его
последний поступок - то, что он повесился на крюке от люстры.
     - Этот знак, - заметил Корсо, - ничем не хуже любого другого.
     Ла Понте не  стал  спорить,  только  опять  цинично  рассмеялся.  Потом
принялся выпытывать детали визита Корсо к  Лиане  Тайллефер.  Отпустив  пару
непристойных шуток, Ла Понте простился, и Корсо не успел  рассказать  ему  о
толедском происшествии. Они условились встретиться на следующий день.
     Повесив трубку, охотник за книгами опять взялся за  "Девять  врат".  Но
теперь в голове его мелькали другие картины, он не мог избавиться от  мыслей
о рукописи Дюма. Наконец он встал, взял папку с голубыми и  белыми  листами,
потер ушибленную руку и вошел  в  директорию  DUMAS.  Экран  замигал.  Корсо
открыл файл DUMAS-BIO:
     Дюма и Дави де ла Пайетри, Александр. Родился 247. 1802 г. Умер 5.  12.
1870г. Сын Тома-Александра Дюма,  генерала  Республики.  Автор  257  книг  -
романов,  воспоминаний,  новелл,  25  томов  театральных  пьес.  Мулат    по
отцовской линии. Негритянской крови обязан  некоторой  экзотичностью  своего
облика. Внешность: высокий рост, мощная шея, курчавые волосы, толстые  губы,
длинные  ноги,  физически  силен.  Характер:   жизнелюбие,    непостоянство,
властность, лживость, необязательность, общительность. Сохранились  сведения
о 27 его  любовницах.  Имел  двух  законных  детей  и  четверых  незаконных.
Заработал несколько состояний и все промотал - кутежи, путешествия,  дорогие
вина и цветы для дам. Литературным трудом он зарабатывал большие деньги,  но
был слишком щедр с любовницами, друзьями и прихлебателями, Которые  осаждали
его резиденцию - замок "Монте-Кристо". Ему пришлось  бежать  из  Парижа,  но
причина была отнюдь не политической, как у его  друга  Виктора  Гюго,  -  он
скрывался от кредиторов. Друзья: Гюго, Ламартин, Мишле,  Жерар  де  Нерваль,
Нодье, Жорж Санд, Берлиоз, Теофиль Готье, Альфред де Виньи и другие.  Враги:
Бальзак, Бадер и другие.
     Нет, здесь никакой зацепки не было. У Корсо появилось  ощущение,  будто
он двигается вслепую, плутая среди бесчисленных ложных или не относящихся  к
делу следов. Но где-то должен быть и нужный след. Здоровой рукой он  набрал:
DUMAS-NOV.:
     Романы Александра Дюма,
     печатавшиеся с продолжением:
     1831. "Исторические сцены" ("Ревю де дё монд")
     1834. "Жак I и Жак II" ("Журналь дез анфан")
     1835. "Изабелла Баварская" ("Дюмон")
     1836. "Мурат" ("Пресс")
     1837. "Паскаль  Бруно"  ("Пресс");  "История  одного  тенора"  ("Газетт
мюзикаль")
     1838. "Граф (де Орас" ("Пресс"); "Ночь  Нерона"  ("Пресс");  "Оружейный
зал" ("Дюмон"); "Капитан Поль" ("Сьекль")
     1839. "Жак Орти" ("Дюмон"); "Жизнь и приключения Джона  Дэвиса"  ("Ревю
де Пари"); "Капитан Памфил" ("Дюмон")
     1840. "Учитель фехтования" ("Ревю де Пари")
     1841. "Шевалье д'Арманталь" ("Сьекль")
     1843.  "Сильвандир"  ("Пресс");  "Свадебный  наряд"  ("Мод");  "Альбин"
("Ревю  де  Пари");  "Асканио"  ("Сьекль");  "Фернанда"  ("Ревю  де  Пари");
"Амори" ("Пресс")
     1844. "Три мушкетера" ("Сьекль"); "Габриэль Ламбер"  ("Кроник");  "Дочь
регента" ("Коммерс"); "Корсиканские  братья"  ("Демократи  пасифик");  "Граф
Монте-Кристо" ("Журналь де  деба");  "Графиня  Берта"  ("Этцель");  "История
вертопраха" ("Этцель"); "Королева Марго" ("Пресс")
     1845. "Нанон де Лартиг" ("Патри"); "Двадцать  лет  спустя"  ("Сьекль");
"Шевалье  де  Мезон-Руж"  ("Демократи  пасифик");  "Графиня   де    Монсоро"
("Конститюсьонель"); "Мадам де Конде" ("Патри")
     1846. "Виконтесса де Камб" ("Патри"); "Бастард де Молеон"  ("Коммерс");
"Джузеппе Бальзамо" ("Пресс"); "Аббатство де Песак" ("Патри"); "Сорок  пять"
("Конститюсьонель"); "Виконт де Бражелон" ("Сьекль")
     1848. "Ожерелье королевы" ("Пресс")
     1849. "Женитьба папаши Олифуса" ("Конститюсьонель")
     1850. "Бог  располагает"  ("Эванеман");  "Черный  тюльпан"  ("Сьекль");
"Голубка" ("Сьекль"); "Анж Питу" ("Пресс")
     1851. "Олимпия Клевская" ("Сьекль")
     1852. "Бог и дьявол"  ("Пей");  "Графиня  де  Шарни"  ("Кадо");  "Исаак
Лакедем" ("Конститюсьонель")
     1853. "Пастор Ашурн" ("Пеи"); "Катрин Блюм" ("Пеи")
     1854.  "Жизнь   и    приключения    Каталины-Шарлотты"    ("Мускетэр");
"Сальтеадор" ("Мускетэр"); "Могикане Парижа" ("Мускетэр");  "Капитан  Ришар"
("Сьекль"); "Паж герцога Савойского" ("Конститюсьонель ")
     1856. "Соратники Иегу" ("Журналь пур ту")
     1857. "Последний  саксонский  король"  ("Монте-Кристо");  "Предводитель
волков" ("Сьекль"); "Птицелов" ("Кадо"); "Блек" ("Конститюсьонель")
     1858. "Волчицы Машкуля" ("Журналь пур  ту");  "Воспоминания  полисмена"
("Сьекль"); "Ледяной дом" ("Монте-Кристо")
     1859. "Фрегат" ("Монте-Кристо"); "Аммалат-Бек" ("Монитер  юниверсель");
"История  подземелья  и  некоего  домика"  ("Ревю    Буропен");    "Любовное
приключение" ("Монте-Кристо")
     1860. "Воспоминания  Ораса"  ("Сьекль");  "Падре  Ла-Рюин"  ("Сьекль");
"Маркиза д'Эскоман" ("Конститюсьонель"); "Доктор с Явы"  ("Сьекль");  "Джан"
("Сьекль")
     1861. "Ночь во Флоренции" ("Леви-Этцель")
     1862. "Волонтер 92-го года" ("Монте-Кристо")
     1863. "Сан-Феличе" ("Пресс")
     1864. "Две Дианы" ("Леви")
     1865. "Воспоминания фаворитки" ("Авенир  насьональ");  "Граф  де  Море"
("Нувель")
     1866. "Совесть" ("Солей"); "Парижане и  провинциалы"  ("Пресс");  "Граф
де Мазарра" ("Мускетэр")
     1867. "Белые и синие" ("Мускетэр"); "Прусский террор" ("Ситуасьон")
     1869. "Гектор  де  Сент-Эрмин"  ("Монитор  юниверсель");  "Таинственный
доктор" ("Съекль"); "Дочь маркизах ("Сьекль").
     Он улыбнулся, подумав: сколько бы заплатил покойный  Энрике  Тайллефер,
чтобы иметь все  эти  романы.  Очки  запотели.  Корсо  снял  их  и  принялся
осторожно протирать стекла. Строки на экране компьютера расплылись.  Мутными
были и картины, плавающие  у  Корсо  в  голове,  смысл  их  упорно  от  него
ускользал. Чистые стекла вернули линиям четкость, но  в  мыслях  ясности  не
прибавилось  -  мелькающие  там  образы  оставались  неуправляемыми.  Он  не
находил ключа к разгадке их смысла.  И  все  же  Корсо  показалось,  что  он
нащупал верный путь. Компьютер снова замигал:
     Бодри, издатель "Сьекля". Печатает "Три мушкетера" с  14  марта  по  11
июля 1844 года.
     Корсо заглянул в другие  справки.  По  его  данным,  Дюма  в  отдельные
периоды  использовал  труд  помощников,  всего  их  было  пятьдесят  два.  С
большинством  он  разрывал  отношения  очень  бурно.   Но    теперь    Корсо
интересовало одно имя:
     Маке, Огюст-Жюль (1813-1886). Вместе с  Дюма  работал  над  несколькими
пьесами  и  19  романами,  в  том  числе  и   самыми    известными    ("Граф
Монте-Кристо",  "Шевалье  де  Мезон-Руж",  "Черный    тюльпан",    "Ожерелье
королевы"), и главное - над циклом о мушкетерах. Благодаря сотрудничеству  с
Дюма Маке делается богатым и знаменитым. Дюма  умирает  нищим,  а  тот  -  в
собственном  замке  "Сен-Мезм".  Но  ни  одно  из  написанных    им    самим
произведений не пережило автора.
     Корсо  перешел  к  биографическим  данным.  Заглянул  в   выписки    из
"Мемуаров" Дюма:
     Мы были изобретателями легкой литературы - Гюго, Бальзак, Судье,  Мюссе
и я. И мы сумели создать себе  репутацию  именно  литературой  такого  рода,
какой бы легкой она ни была...
     ... Мое воображение, обращенное к  реальности,  напоминает  воображение
человека,  который,  посетив  развалины  монумента,  вынужден   шагать    по
обломкам, пробираться по мосткам, заглядывать в проемы, чтобы хоть  в  малой
степени восстановить  первоначальный  облик  здания  -  когда  здесь  кипела
жизнь,  когда  радость  звенела  здесь  песнями  и  смехом  и  когда    боль
растекалась эхом рыданий.
     Корсо раздраженно отвернулся от экрана. Чутье изменило ему, он рылся  в
закоулках памяти и ничего там не находил. Он встал и сделал несколько  шагов
по темной комнате. Потом направил свет лампы на стопку книг у стены.  Присел
и выбрал два  толстых  тома  -  современное  издание  "Мемуаров"  Александра
Дюма-отца. Вернулся к столу  и  принялся  их  листать.  Вдруг  внимание  его
привлекли три фотографии. На одной Дюма был запечатлен сидящим,  присутствие
африканской крови было очевидно - лицо мулата,  курчавая  шевелюра.  Дюма  с
улыбкой смотрел на Изабель Констан, которая -  прочитал  Корсо  надпись  под
фотографией - в пятнадцать лет стала любовницей писателя. Вторая  фотография
запечатлела  уже  зрелого  Дюма  с  дочерью  Мари.  Патриарх   беллетристики
находился на вершине славы и  позировал  фотографу  добродушно  и  вальяжно.
Третья  фотография  оказалась,  на  взгляд    Корсо,    самой    любопытной.
Шестидесятипятилетний  Дюма  -  еще  сильный,  с  прямой  осанкой,    сюртук
распахнут на круглом животе - обнимал Аду Менкен, одну  из  последних  своих
возлюбленных, которой, как  гласил  текст,  "нравилось  фотографироваться  в
полуобнаженном виде рядом с великими мужами -  после  сеансов  спиритизма  и
черной магии, которыми она очень увлекалась...  ".  На  снимке  были  хорошо
видны обнаженные ноги, руки и шея Менкен, и  такая  фотография  в  ту  эпоху
была свидетельством  скандальной  распущенности.  Девушка,  больше  внимания
уделявшая камере, чем стоящему рядом старику, положила голову на его  мощное
плечо. Что касается Дюма, то  на  лице  его  читались  следы  долгой  жизни,
проведенной в роскоши и излишествах, наслаждениях  и  кутежах.  Пухлые  щеки
бонвивана, губы, сложенные  в  ироничную,  но  довольную  усмешку.  А  глаза
смотрели на фотографа с шутливым ожиданием - словно просили  не  судить  его
слишком строго. Толстый  старик  и  пылко-бесстыдная  девица,  которая  явно



выставляла  напоказ,  будто  редкостный  трофей,  писателя,  чьи  герои    и
приключения успели покорить  сердца  стольких  женщин.  Старый  Дюма  словно
просил с пониманием отнестись  к  тому,  что  он  уступил  капризу  девушки,
молодой и красивой,  в  конце-то  концов,  с  нежной  кожей  и  чувственными
устами, которую судьба подарила ему на последнем отрезке жизненного  пути  -
всего за три года до смерти. Старый  развратник.  Корсо,  зевнув,  захлопнул
книгу. Стариннее  наручные  часы,  которые  он  частенько  забывал  завести,
остановились на четверти первого. Он подошел к окну, открыл одну  створку  и
вдохнул холодный ночной воздух. Улица по-прежнему выглядела пустынной.
     Все это  очень  странно,  пробурчал  он,  возвращаясь  к  столу,  чтобы
выключить компьютер. Взгляд его метнулся к папке с рукописью. Он  машинально
открыл ее и снова перелистал страницы, исписанные двумя  разными  почерками:
одиннадцать голубых листов и  четыре  белых.  "Apres  de  nouvelles  presque
desesperees du roi... " После вестей о почти безнадежной  болезни  короля...
Корсо  направился  к  стопке  книг,  отыскал  огромный   красный    том    -
анастатическое издание Х.  К.  Латта,  1988  год,  -  включавший  весь  цикл
романов о мушкетерах, а также  "Графа  Монте-Кристо",  воспроизведенного  по
изданию "Ле Вассер" с гравюрами чуть ли не времен самого Дюма. Открыл  главу
"Анжуйское вино" на странице  144  и  принялся  читать,  сравнивая  текст  с
рукописью. Если не обращать внимания на одну мелкую  опечатку,  тексты  были
идентичными.  Глава  сопровождалась  гравюрами  Уйо  по   рисункам    Мориса
Лелуа{3}.  Король  Людовик  XIII  прибывает  в  Ла-Рошель  с  десятитысячным
войском. Среди тех, кто его сопровождает, на первом плане четыре всадника  в
широкополых шляпах и форменных мундирах королевских мушкетеров господина  де
Тревиля, в руках - мушкеты. Разумеется,  трое  из,  них  -  Атос,  Портос  и
Арамис. Вскоре  они  встретятся  со  своим  другом  д'Артаньяном,  пока  еще
простым кадетом в роте гвардейцев господина Дезэссара. Гасконец пока еще  не
знает, что анжуйское вино отравлено, что это подарок его смертельного  врага
-    миледи,  которая  решила  таким  образом  отомстить  ему  за   жестокое
оскорбление: он проник на ее ложе, выдав себя за графа  де  Варда,  и  целую
ночь  наслаждался  ее  любовью.  Хуже  того,  д'Артаньян  случайно   раскрыл
страшную тайну миледи: на плече ее палач  выжег  позорное  клеймо  -  цветок
лилии.  Такова  предыстория,  и,  зная  нрав  миледи,  легко  угадать,   что
изображено на следующей картинке: на глазах изумленного  д'Артаньяна  и  его
товарищей бандит Бризмон в страшных муках испускает  дух  -  ведь  он  выпил
вина, предназначенного господам. Покоренный магией  текста,  который  он  не
перечитывал лет двадцать, Корсо дошел до сцены, где мушкетеры  и  д'Артаньян
ведут речь о миледи:
     - Как видите, милый друг, - сказал д'Артаньян Атосу, - это война не  на
жизнь, а на смерть, Атос покачал головой.
     - Да-да, - ответил он, - я вижу. Ни вы, значит, думаете, что это она?
     - Я в этом уверен.
     - А я должен сознаться, что все еще сомневаюсь.
     - Однако же - лилия на плече?
     - Это англичанка, совершившая  во  Франции  какое-то  преступление,  за
которое ее заклеймили.
     - Атос, Атос, уверяю вас, это  ваша  жена!  -  повторял  д'Артаньян.  -
Неужели вы забыли, как сходятся все приметы?
     - И все-таки я думаю, что та, другая,  умерла.  Я  так  хорошо  повесил
ее...
     На этот раз покачать головой пришлось уже д'Артаньяну.
     - Но что же делать? - спросил он.
     - Нельзя вечно жить под дамокловым мечом, - сказал Атос,  -  необходимо
найти выход из положения.
     - Но какой же?
     - Постарайтесь увидеться с ней и  объясниться.  Скажите  ей:  "Мир  или
война! Даю честное слово дворянина, что никогда не скажу  о  вас  ни  слова,
что никогда ничего не предприму против вас.  Со  своей  стороны,  вы  должны
торжественно поклясться, что не будете вредить мне.  В  противном  случае  я
дойду до канцлера, дойду до короля, я найду  палача,  я  восстановлю  против
вас двор, я заявлю о том, что вы заклеймены, я предам вас суду, и, если  вас
оправдают, тогда., ну, тогда, клянусь честью,  я  убью  вас  где-нибудь  под
забором, как бешеную собаку!"
     - Я не возражаю против этого способа, - сказал д'Артаньян, - но как  же
увидеться с ней?
     Одни воспоминания тянут  за  собой  другие.  В  голове  у  Корсо  вдруг
сверкнул луч, и в памяти забрезжило что-то очень знакомое. На сей раз он  не
дал видению растаять: это опять  был  тот  тип  в  черном,  шофер  "ягуара",
стоящего перед домом  Лианы  Тайллефер,  субъект,  который  сидел  за  рулем
"мерседеса" в Толедо... Человек со шрамом. И именно мысль о  миледи  оживила
память Корсо.
     Он размышлял над этими фактами в некотором смущении. И тут  все  встало
на свои места. Конечно же, миледи, леди  Винтер,  какой  ее  впервые  увидел
д'Артаньян: вот она выглядывает из окошка своей кареты  перед  гостиницей  в
Менге - в первой главе романа. Миледи,  беседующая  с  незнакомцем...  Корсо
быстро перелистал страницы, отыскивая нужную сцену:
     Он вперил гордый взгляд в незнакомца и увидел человека  лет  сорока,  с
черными  проницательными  глазами,  с  бледным  лицом,  с  крупным  носом  и
черными, весьма тщательно подстриженными усами.
     Рошфор. Подлый агент  кардинала,  враг  д'Артаньяна;  тот,  из-за  кого
отколотили гасконца в  первой  главе,  кто  украл  у  него  рекомендательное
письмо к господину де Тревилю и по чьей вине д'Артаньяну пришлось биться  на
дуэли с Атосом, Портосом и  Арамисом...  Вот  такой  пируэт  сделала  память
Корсо, такие необычные ассоциации зародились у него в голове. Он  растерянно
почесал затылок. Но какая связь может существовать между  соратником  миледи
и шофером, который намеревался сбить его в Толедо?.. Да еще этот  шрам...  В
тексте ни о каком шраме не упоминалось; а ведь  Корсо  отлично  помнил:  эта
метка всегда была у Рошфора на лице. Он снова полистал книгу и нашел  нужный
кусок в третьей главе, где д'Артаньян  рассказывает  господину  де  Тревилю,
что с ним произошло:
     - Скажите мне... - начал он, сам возвращаясь к происшеств