Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
ывая их тела. На моей
девичьей кроватке спали в трогательных объятиях Федор и Гоша. Причем человек
положил забинтованную ногу не первой свежести на горку подушек в кружевных
наволочках, а пес свернулся калачиком у него в подмышке, пристроив морду на
плече в истоме преданности.
- Рота, подъем! - скомандовала я.
Федор не шелохнулся, а Гоша повел бровью и двинул хвостом в знак
приветствия.
- Ну, знаете ли!.. - возмутилась я и потрясла этого нахала за плечо. -
Федька, вставай, на работу пора!
- Ну, еще пять минут... - пробормотал он и повернулся на другой бок, но
застонал и открыл глаза. - А, это ты, - не сразу узнал он меня спросонья.
- Федя, да у тебя температура, ты весь горячий, - сообщила я ему,
потрогав лоб.
- А, ерунда, простудился, наверное. Вода в речке была холодная.
Гоша соскочил с кровати, он зевал во всю пасть и аппетитно потягивался.
Федор подставил палец и ногу для медосмотра. Палец выглядел хорошо, а
вот нога мне не понравилась. Рана все еще кровоточила, ступня опухла и
покраснела.
Стараясь не шуметь, мы с трудом преодолели коридор и лестницу. Федор
тяжело опирался на мое плечо, прыгал на одной ноге и скрежетал зубами. Я
воровато оглядывалась по сторонам и гнала от себя видения, что будет, если
Глаша выйдет из своей комнаты на первом этаже, узреет нашу компанию и
поинтересуется мотивацией моих действий. Мои подозрения в подмене паспорта в
первую очередь падали на нее, и мне очень не хотелось оправдываться перед
коварной домоправительницей. До флигеля добрались в полном изнеможении.
Задняя дверь домика была забита доской. Пострадавший рыболов уселся на
ступеньки крыльца, отдохнуть, а я, выбиваясь из сил, подтащила рюкзак. Под
чутким руководством туриста, я нашла в его багаже топор, и буквально через
двадцать минут возни, мне удалось вскрыть дверь, отделавшись лишь парой
заноз.
У запасливого Федора в рюкзаке был и фонарик. Светя под ноги, я вошла в
пустой дом. Несколько комнат флигеля находились в аварийном состоянии,
прогнившие доски пола угрожающе прогибались подо мной. Мусор, паутина, сухие
листья в углах свидетельствовали, что сюда давно никто не заходил. Я
пристроила у стены спальник, дотащила Федора и собралась умыть руки, но
вспомнила, что мой гость и Гоша остались без ужина.
Бодрой рысью мы с Гошей добрались до летней кухни. Дяди Осипа уже не
было, но на столе стоял обычный набор: молоко и ломоть хлеба. Гоша опустошил
свою миску, и мы вернулись к флигелю.
Ночь уже давно вступила в свои права. В лунном свете пейзаж казался
черно-белой фотографией. Где-то у реки резким голосом кричала ночная птица.
Федор разметался на спальнике, он хрипло дышал и весь горел.
- Федь, попей молочка... - предложила я по доброте душевной, но он не
откликнулся, видимо, крепко спал.
Только я собралась покинуть флигель, как турист судорожно вздохнул и
пробормотал длинную фразу. Из его монолога я вычленила лишь два
словосочетания: "Лизавета, сиди дома" и "А-а-а, Шайтан".
Быстрее ветра я долетела до своей светелки и заперлась изнутри. Гоша
радостно скакал вокруг меня, думая, что мы играем в догонялки. Привалившись
к стене, я обливалась холодным потом.
Откуда Федор знает про Шайтана? Неужели, это он утопил Мустафу? За что?
Что он здесь делает? А вдруг черти у водяной мельницы - его рук дело?
Задремать удалось лишь под утро, но ненадолго.
Гоша тащил с меня одеяло и тыкался мокрым носом в руку, которая
свесилась с кровати.
- Ты чего так рано? - взмолилась я.
Пес скребся в дверь и скулил.
- Не надо было на ночь наедаться, - ворчала я, влезая в джинсы и
свитер.
Получив свободу, Гоша со всех ног бросился к флигелю.
Федор лежал на полу рядом со спальником и выглядел плохо. Как говорят,
краше в гроб кладут. Только притронувшись к нему, я поняла, что он еще
дышит, но температура, видимо, перевалила за отметку 40 градусов.
Слава Богу, из трубы летней кухни валил дым.
- Дядя Осип, пошли скорее! - заорала я, влетая в избу. - Гоша человека
нашел во флигеле! Он сейчас умрет!
Дядя Осип, как был в белом фартуке и колпаке, помчался вслед за мной к
домику. По дороге мы встретили Глашу. Увидев наши растерянные лица, она, не
спросив ни слова, присоединилась к нам, и все втроем мы ввалились в дверь
флигеля.
- Да-а-а, дела... - потер подбородок дядя Осип, рассмотрев тело на
полу. - Доктора надо, а то умрет.
- Ну, помрет и помрет. На все воля Божья, - рассудила Глаша.
- Куда ж мы его денем, - испугалась я. - В ореховый шкаф поставим?
- Ладно, ждите меня здесь, - велела домоправительница и, припадая на
одну ногу, поспешила в сторону большого дома.
Мы с дядей Осипом стояли столбом посреди комнаты, не зная, что делать.
Глаша вернулась минут через пятнадцать, взмыленная, со сбившимся на бок
платке, но довольная.
- Неси его в дом. Скоро доктор приедет. Барыня разрешила.
Повар взвалил раненого бойца на плечо, крякнул, но довольно устойчиво
понес его в одну из гостевых комнат.
Он уложил его на кровать, и мы плотной кучкой столпились вокруг. Гоша
старался не попадаться под ноги, он скромно сидел в углу.
Аркадий Борисович прибыл в растрепанном виде, его пиджак был застегнут
не на ту пуговицу, а пухлые щеки покрывала пегая щетина. Он осмотрел ступню
Федора и цыкнул языком:
- Мда-а, надеюсь, ногу не придется ампутировать...
Доктор достал из саквояжа шприц и ампулы и попросил кого-нибудь оголить
верхнюю треть бедра больного. Дальше я участвовать не стала, а поплелась к
себе в светелку, не зная радоваться мне или горевать. Если Федор является
одним из компании моих противников, то он временно обезврежен и не
представляет для меня угрозы, а если он не имеет никакого отношения к тем,
кто подменил мой паспорт, то я лишилась потенциального соратника по борьбе.
Хорошо бы узнать его политическую ориентацию и вычислить, к какому лагерю он
относится.
В светелке дела мне не нашлось, и я отправилась в библиотеку. Остатки
книг громоздились на полу неопрятной кучей. Я рассеянно листала их,
перекладывала с одного места на другое и все никак не могла решить: жалко
мне Федора или нет? Убийца он или жертва стечения обстоятельств?
Эмма Францевна позвала меня отобедать под яблонями и подробно
расспросила про обстоятельства обнаружения тела.
Я честно рассказала о том, как Гоша разбудил меня рано утром и повел
прямо к флигелю. Призналась, что, увидев полумертвого человека, я очень
испугалась и побежала за дядей Осипом. О совместной рыбной ловле и моих
подозрениях относительно причастности туриста к исчезновению Мустафы
почему-то упоминать не хотелось.
После обеда приехал отец Митрофаний. Они заперлись с Эммой Францевной в
кабинете и провели там довольно много времени. Батюшка выскочил оттуда с
перекошенным лицом и на ужин не остался.
О причине столь странного поведения отца Митрофания я узнала от Глаши.
Мы с Гошей пошли на вечернюю прогулку и завернули в летнюю кухню. Глаша
заваривала кипятком сложную смесь трав.
- Вот, народное средство, лучше всяких лекарств помогает от
бессонницы... Расстроил ее отец Митрофаний. Пристал, как банный лист, продай
ему землицы за еловым лесом, да продай. Хочет там скит поставить да
отшельников поселить. Вот только толпы молящихся граждан нам и не хватало...
- ворчала она, укутывая глиняную чашку полотенцем.
Полночи я ворочалась под одеялом, прикидывая, чем так интересен еловый
лес отцу Митрофанию, что он искал в камышах и скакали ли черти у реки на
самом деле?.. И решила сходить на разведку.
После завтрака я взяла корзинку для грибов, и мы с Гошей прогулочным
шагом дошли до водяной мельницы. Колесо исправно крутилось, внутри избушки
что-то монотонно гудело. Мне пришла в голову мысль, что гудит, скорее всего,
генератор. Откуда же еще было взяться электричеству в такой глухомани?
Внимательно осмотрев берег в легкодоступных местах, мы ничего
интересного не обнаружили. Туда, где камыши разрослись особенно густо, я не
рискнула забраться.
Вдоль речки мы углубились в ельник и, изображая сосредоточенность
грибников, принялись обследовать подозрительное место. Гоша добросовестно
обнюхивал деревья и шуршал в папоротниках. Он сделал стойку на нору в земле
и принялся усердно раскапывать ее, но быстро потерял интерес. Около пня
внушительных размеров он обнаружил ежа, укололся носом и долго жаловался на
судьбу. Ничего подозрительного не было и в тех краях.
Когда я уже устала, удостоверилась в отсутствии чертей и решила
поворачивать обратно, мы неожиданно вышли к стволу сгоревшей сосны. Видимо,
молния ударила в верхушку и спалила гигантское дерево до черноты. Рядом с
сосной в Бездонку вливался безымянный ручеек. Лес из ельника превратился в
смешанный. В траве стали попадаться лисички.
Наполнив корзинку, я позвала Гошу и повернула назад. Но мой
четвероногий друг потянул носом и устремился вдоль притока вверх по течению.
Мне ничего не оставалось делать, как припустить за ним.
Гоша привел меня к большущему валуну. В этом месте речка мелела, и
можно было перебраться на другой берег. А там, на другой стороне,
раскинулась поляна незабудок. Небесно-голубые цветы веселым ковром устилали
берег до зарослей орешника, а дальше стояли могучие березы.
Мы перебрались вброд через речку и насобирали букет незабудок. В самом
конце поляны, у орешника, мое внимание привлек прямоугольник перекопанной
земли. Как будто кто-то вскопал небольшую грядку, длиной, примерно, в четыре
шага и шириной в один, но забыл засадить ее.
Гоша довольно странно отреагировал на мою находку. Он поджал хвост и
спрятался за меня, виновато поглядывая из-под бровей. Потом углубился в
орешник и позвал оттуда негромким лаем. За кустами был еще один участок
перекопанной земли, говоривший о людском присутствии. Почва здесь уже
просела и стала зарастать травой.
Мне показалось, что птицы разом замолчали, порыв ветра взмахнул
ветвями, а серый дракон притушил солнце. Я в страхе огляделась по сторонам.
Душа напомнила о своем существовании в районе пяток, озноб пробрал до
костей, ладони вспотели, и захотелось спрятаться...
На шаг я перешла только рядом с водяной мельницей. Букет незабудок
остался где-то в лесу. Лисичек в корзинке поубавилось, должно быть, они
вывалились во время марафона по ельнику.
Дядя Осип с благодарностью принял остатки грибов и обещал приготовить
нечто восхитительное.
Вторую половину дня я безвылазно просидела в библиотеке, то и дело
покрываясь мурашками. Меня не покидало ощущение, что кто-то наблюдал за нами
из-за кустов орешника. Я была совершенно уверена, что там, на поляне, в этом
безмятежном месте кто-то закопан. Ну, хорошо, первый прямоугольник
вскопанной земли мог принадлежать останкам неизвестного героя из орехового
шкафа, но второй?! Кто лежит в той могиле, которая уже просела, и заросла
молодой травкой? Выяснить это можно только путем эксгумации. Бр-р-р!..
После ужина мы с Эммой Францевной раскладывали пасьянсы "Восемь
мудрецов" и "Гарем". Я все время путала карты, и бабушка, в конце концов,
рассердилась и отправила меня в светелку.
Два дня я не решалась удаляться от дома и категорически отказалась идти
на рыбалку с Гошей. Я сидела в библиотеке, усердно делая вид, что перебираю
книги. На третий день Гоша взмолился, что засиделся дома, и уговорил меня
дойти хотя бы до флигеля.
Задняя дверь домика так и осталась открытой после осуществления
операции по спасению Федора. По комнатам гулял легкий сквознячок, шевеля
листья на полу.
Три комнаты и ванная с чугунной печкой были совершенно пусты, если не
считать колченогого стула без сидения и ходиков с ржавыми гирями-шишечками
на стене. Солнечные лучи проникали через щели ставней и рисовали на
ободранных обоях причудливые узоры.
Мои мысли свернули в сторону раненого филолога. Аркадий Борисович
каждый день наведывался к больному и сообщал нам с Эммой Францевной о
самочувствии ноги любителя матерных частушек. Дело пошло на поправку, доктор
перестал делать кислое лицо и цокать языком.
Бабушка решила выполнить долг гостеприимства и навестила Федора после
ужина. Я не смогла найти правдоподобного предлога для отказа, и пришлось
составить ей компанию.
Комната, в которую поместили раненого, была раза в три больше моей.
Мебель карельской березы, богатые восточные ковры и китайские вазы тонкой
росписи вызвали во мне нездоровую зависть. Сам пострадавший турист возлежал,
укрытый пледом, на кровати с шелковым пологом. Его нога была забинтована
профессионалом и покоилась на диванном валике с кистями. Федор выглядел
похудевшим. Он зарос черной щетиной, которая контрастировала с его светлым
ежиком на голове.
При нашем появлении он попытался встать, но скривился и схватился рукой
за филейную часть. Я злорадно усмехнулась, представляя, какую дозу
антибиотиков вколол в него Аркадий Борисович. Эмма Францевна царственно
махнула рукой, расположилась в кресле и поднесла к глазам неизменный лорнет.
Я встала за ее спиной, как образцовая компаньонка.
- Голубчик, как же это Вас угораздило? - поинтересовалась она.
- Несчастный случай! - бодро отрапортовал он.
- А как Вы попали во флигель? - продолжала допытываться Эмма Францевна.
Я переминалась с ноги на ногу за ее спиной и корчила рожи Федору,
намекая, что упоминать мое имя в связи с его приключениями, не следует.
Он понял мою мимику и скромно ответил:
- Я понимаю, это было некрасиво с моей стороны, забраться в чужую
частную собственность, но у меня не было выхода. Не знаю, как заслужить Ваше
прощение и отблагодарить за спасение моей жизни. Считайте меня своим
должником по гроб жизни.
- Это Вы не меня благодарить должны, а Елизавету Петровну. Она нашла
Вас и спасла... Позвольте узнать о цели Вашего визита в наши края.
Разговор протекал в изысканных манерах и напоминал вальсирование двух
боксеров в начале спарринга. Эмма Францевна пыталась выведать какие-нибудь
сведения о нашем госте, а тот вежливо уходил от ответов, и заговаривал ей
зубы комплиментами. Я напряженно следила за их диалогом, все больше
убеждаясь, что Федор появился здесь неспроста. В наше неспокойное время
никакой филолог не пойдет в одиночку по глухим лесам в поисках сомнительного
фольклора довоенного периода.
Так и не добившись вразумительных ответов на свои вопросы, Эмма
Францевна элегантно завершила визит вежливости, пожелав больному скорейшего
выздоровления.
Направляясь в малую гостиную, она задумчиво вертела в пальцах лорнет.
- Не спускай с него глаз, Лизонька, окружи его заботой и лаской. Выводи
на прогулку и наблюдай... Ой, не прост наш Федор Федорович... Боже, как он
похож на моего второго мужа! Помню, я увидела своего Франтишека первый раз
таким же беспомощным и несчастным в польском госпитале... Какой же это был
год? То ли девятьсот четырнадцатый, то ли девятьсот пятнадцатый... Ах, как я
была хороша в платье сестры милосердия! Как сейчас помню: он лежал весь в
бинтах, а в глазах горечь и надежда. О! Я влюбилась в него с первого
взгляда. Он был так красив: русые волосы, карие глаза и темная бородка.
Кажется, это называется "знак породы"... Ах, какой у нас был страстный
роман! Господи, какие безумства он совершал ради меня! Шампанское лилось
рекой, розовые лепестки устилали ложе любви, а ривера из черных бриллиантов
украшала мою прическу... Через год его арестовали за изготовление фальшивых
банковских билетов и, бедняга, сгинул где-то на каторге... Я спаслась только
чудом...
Я старалась не показать своего изумления. Какая, однако, бурная
биография, какая бесшабашная молодость была у моей двоюродной бабушки! Как
ей везло на страстные романы с криминальной окраской! Дороги, которые мы
выбираем!.. Видимо, ее девизом было: "Горя бояться, счастья не видать".
Имеющий глаза - да увидит, имеющий уши - да услышит, имеющий нос - да
учует. Вот руководство к действию настоящего следопыта. Выследить добычу,
загнать ее в угол, насладиться торжеством своей силы, ловкости и отваги - и
чувствуешь себя всесильным существом.
Жизнь - это охота. У каждого есть своя добыча, и у каждого есть свой
охотник. Тут главное не увлечься погоней. Разгадать хитрый маневр, не дать
заманить себя в ловушку, и не угодить в собственный капкан.
Порой случается, что охотник сам становится жертвой.
Глава 8
Выполняя новое поручение Эммы Францевны, я не спускала глаз с Федора.
Аркадий Борисович разрешил пациенту ходить, и с помощью моего плеча и трости
с набалдашником из моржового клыка, которую ему подарила бабушка, он уже
резво скакал по всему дому.
- Лизавета, в какой комнате стоит телевизор, есть ли в доме телефон и
что нового пишут в прессе? - спросил он меня первым делом и поверг в
глубокую задумчивость.
- Телевизора в доме нет, сотовым телефоном пользуется только Эмма
Францевна, а газеты мы не выписываем. Барыня говорит, что в прессе все ложь
и заказная правда.
- Если нет телевизора, то зачем спутниковая антенна на крыше стоит?
- Спроси что-нибудь полегче, а?! - разозлилась я.
- С удовольствием. Кто приезжает по ночам на иномарках с погашенными
фарами?
- Первый раз слышу... Ты все выдумываешь?
- Ага, - легко согласился он.
Федор побрился и перестал меня раздражать контрастной чернотой
растительности на лице и светлого ежика на голове и смутным ощущением, что
мы с ним когда-то встречались.
Чаще всего мы сидели в библиотеке или прогуливались вокруг дома и вели
глубокомысленные разговоры на незначительные темы. Я пыталась выведать,
часто ли он путешествует в поисках бытового фольклора, случалось ли ему
бывать в бывших братских республиках, ну, скажем, в Татарстане, знаком ли с
татаро-монгольским эпосом и что он думает о степной нечистой силе, в том
числе и о Шайтане? Где находится Тмутаракань и что такое Тартарары?
Федор нес полную околесицу, выдумывая ненаучные гипотезы о Чингиcхане и
его соплеменниках, утверждал, что татаро-монгольское иго было спровоцировано
русичами. Он договорился до того, что заявил, будто Батый напал на Русь по
договоренности с некоторыми из удельных князей, которые стремились его
руками разделаться с конкурентами. Однако просчитались, хан оказался хитрее
и поработил всех. И еще неизвестно, было ли иго тормозом в развитии Руси или
благом: вон, сколько в русском языке заимствованных слов, а значит и
предметов, идей, понятий.
Я чуть не побила его за такие крамольные слова. Остановила меня только
мысль, что мне опять придется тащить его на себе с поля боя.
К сожалению, вынуждена признать, что в своем расследовании о связи
Федора с Мустафой, я не продвинулась ни на шаг. Все мои ловкие подходы и
наводящие вопросы тонули в его обтекаемых ответах. А, кроме того, у меня
создалось впечатление, что и Федор пытается вытянуть из меня какие-то
сведения. Он очень интересовался моей биографией, выспрашивал о том, как я
попала в дом к Эмме Францевне, и каково работать компаньонкой. Я старалась
многословно уходить от ответов на вопросы, ставить его в тупик
противоречивыми сентенциями и морочить голову цитатами, почерпнутыми мной во
время наведения порядка в библиотеке.
Эмма Францевна неизменно приглашала нас на ужин и забавлялась,
философствуя на отвлеченные темы или рассказывая истории из своей бурной
биографии. Особенно захватывающим вышел у нее рассказ о расправе над агентом
охранки Гапоном. Оказалось, что дача в Териоках на Финском заливе, где
состоялась казнь предат