ока ничего не трогайте.
 Мы  столпились в  коридоре и  наблюдали,  как доктор  вызывает  местных
блюстителей правопорядка по сотовому телефону. Он один был полностью одет: в
тройку мышиного цвета. Однако брюки  выглядели так, как будто он в них спал.
Влад  щеголял  элегантным  длинным  шлафроком, перевязанным  витым шнуром  с
кистями.  Федор был в одних джинсах, с голым торсом и босиком.  Только тут я
обратила  внимание,  что  мускулатурой  он  обладает  достойной.  Дядя  Осип
довольно комично выглядел  в  полосатой  коротковатой пижаме  на  громоздком
теле. Глаша, как обычно, была одета в сарафан,  головной платок и обрезанные
валенки.
 - Хорошо бы кофейку, - потер ладони Аркадий Борисович.
 Тут  я  обнаружила, что стою  среди  людей  в голубой детской  пижаме с
зайчиками, и ринулась к себе переодеваться.
 Через  десять  минут  мы  тем  же составом,  но  уже  цивильно  одетые,
спустились  по  парадной лестнице  на улицу и  направились в сторону  летней
кухни.  По дороге мы обратили внимание, что возле "Вольво" Влада стоит белый
"Мерседес" Ариадны.
 - Позвольте, - сказал  доктор. - Мы  вчера закончили игру  где-то около
трех. Ариадна  сказала,  что  ей надо домой,  утром  у нее открытие какой-то
выставки.  Отец  Митрофаний  пошел  ее  провожать.  Неужели,  с   ними  тоже
приключилось несчастье?
 Мы сгрудились и принялись истошно вопить:
 - Ариадна! Отец Митрофаний!
 Они выскочили из хозяйственных построек в растрепанном виде. Ариадна на
ходу  натягивала  рукав  черного  трикотажного  платья, перо в  ее  прическе
отсутствовало. Отец Митрофаний  пятерней приглаживал бороду и вытаскивал  из
нее соломенки.
 - Что случилось? - крикнули они хором.
 - Эмма Францевна умерла, - ответил Аркадий Борисович.
 - Ах,  -  приложила Ариадна ладони к щекам. - Не может быть!  Она такая
бодрая женщина!
 - На все  воля Божья, - закрестился батюшка,  выпрастывая  крест из-под
рясы, скосил глаза на свою спутницу и осекся.
 Мы дошли  до летней кухни, и расселись  вокруг стола.  Дядя  Осип варил
ароматный кофе, Глаша доставала из буфета чашки, а  мы  молча сидели.  Вид у
всех был невеселый.
 Бренча  подвеской, подкатил  милицейский  "Жигуленок",  за  ним  следом
подъехал белый  фургон. Два вялых милиционера  вышли из машины. Тот, который
был  потолще,  поздоровался  с  Аркадием  Борисовичем  за  руку.  Они  важно
проследовали к боковой двери  большого дома и скрылись  за ней. Мы стояли на
улице, переминались с ноги на ногу и вздыхали.
 А день  обещал быть  жарким.  Томление достигло апогея, когда, наконец,
распахнулась дверь, и представители власти вышли на белый свет.
 -  ...  наверняка,  перелом  шейки  бедра,  пары  ребер,  сдвиг  шейных
позвонков,  перелом основания черепа и кровоизлияние в черепную  коробку,  -
задумчиво перечислял доктор.
 -  Значит так, - сказал начальник, обращаясь  к нам. - Документики свои
предъявите   и   далеко  не  расходиться.  Доктор  вскрытие  сделает,  ежели
отравление там какое, или следы борьбы, мы сразу кого надо арестуем.
 Он обвел  нас ленивым взглядом  из-под  взъерошенных бровей,  отчего  я
моментально вспотела, и почувствовала угрызения совести.
 После мучительной процедуры предъявления паспортов второму милиционеру,
которому  было  еще далеко  до объемов  начальника,  но  которого  я  бы  не
осмелилась  назвать  "худышкой",  машины  отбыли.  Милиционеры  укатили   на
"Жигуле", а Аркадий Борисович на фургоне сопровождал тело.
 Я боялась, что специалисты сразу распознают подделку моего паспорта, но
опасения оказались напрасны. Никто ничего не заметил.
 Мы  опять  собрались в летней кухне,  и выпили еще по одной чашке кофе.
Все выглядели какими-то оцепеневшими.
 - Да! Это замечательно! - воскликнул Влад,  чем вызвал замешательство в
наших  рядах.  -  Такой  уникальный  случай!  Подозреваются  все, взгляд  на
несчастный случай изнутри - великолепный репортаж с места событий! Работать,
работать и работать! Я - у себя.
 Он стремительно выпорхнул  из летней кухни,  оставив  лишь легкий запах
дорогого  одеколона. Вот  удивительное  дело, за  все утро  Влад ни разу  не
взглянул в  мою  сторону. Очевидно,  он  потерял всякую надежду использовать
меня  в качестве источника информации,  видя  мою полную  профнепригодность.
Бедная  Лиза, как, должно  быть, она переживала, когда он отвернулся от нее.
Для впечатлительной молодой женщины это настоящая трагедия.
 - Ну,  вот,  и  торжественное открытие  выставки русского национального
костюма  в  творчестве  молодых  дизайнеров  пройдет  без меня, - всхлипнула
Ариадна. - Как же мы теперь без Эммы Францевны. Совсем осиротели...
 Отец Митрофаний принялся баритонить что-то утешительное и  повел ее  на
свежий воздух.
 В летней кухне остались мы впятером: дядя Осип, Глаша, Федор, я и Гоша.
 - Да-а... Вот горе горькое, - закручинился повар. - Пропадем теперь без
барыни...
 - Ладно тебе лясы точить,  - проворчала Глаша. -  За дело надо браться.
Гости у  нас,  их  кормить надо.  Лизавета Петровна  и Вы,  Федор Федорович,
сходите на речку, наловите рыбки на уху.
 Мы послушно поплелись с удочками к реке.  Гоша, повеселев после сытного
завтрака, трусил ходячей сапожной щеткой впереди нас.
 - Полина, ты ничего не слышала ночью? - нарушил Федор молчание.
 - Нет, я спала. А ты?
 - И я  ничего  не слышал. Что  странно... Эмма  Францевна  должна  была
пройти  мимо  светелки  по скрипучему  паркету  и  спуститься по  деревянной
лестнице.  При падении тела тоже должен быть какой-то шум...  Эмма Францевна
ушла к себе около одиннадцати, преферансисты сели играть, мы прогуляли Гошу,
и ты заперлась в  своей комнате.  Наверх мы поднимались по боковой лестнице,
трупов  не было. Я походил  по дому,  все было тихо.  Дядя Осип и Глаша  уже
выключили  свет  в своих спальнях... Потом  ты спустилась  с  дерева.  Ты не
хочешь мне рассказать, зачем ты туда забралась?
 - Мне не спалось. Я  вышла на улицу  и обратила  внимание, что на  всем
втором  этаже темно, только в будуаре мелькает  пятно света.  Мне захотелось
проверить,  все ли у  бабушки  в порядке,  но шторы были плотно задвинуты, -
получилось не очень убедительно, но ничего лучше я придумать не смогла.
 Федор окинул меня недоверчивым взглядом, но комментировать не стал.
 - Ладно,  идем дальше...  Мы  прогулялись  до  реки и  вернулись в  дом
опять-таки по боковой лестнице. Трупов не было. Ты опять вернулась к себе, я
ушел  в светелку. До двух  пятидесяти  ничего не происходило.  Преферансисты
закончили  игру и разошлись.  В три пятнадцать  в доме уже  стояла  гробовая
тишина.  Первой тело обнаружила Глаша.  Она  встала  раньше  всех  - в  пять
тридцать. Почти  следом  за ней появился  дядя  Осип.  Глаша побежала будить
Аркадия Борисовича, который занял гостевую комнату в  стиле  ампир, но, судя
по всему, спал по-походному, не  разуваясь. На шум вышел Влад, уже выбритый.
Потом появился я, следом ты в пижаме с зайчиками.  Последними присоединились
Ариадна и отец Митрофаний. Так, когда же Эмма Францевна успела упасть?
 - Федор, ты что, всю ночь не спал? У тебя бессонница?
 -  Да, бессонница  у  меня.  Старею,  лучшие  годы  уже позади.  Ты  не
возражаешь, если я немного вздремну?
 Исторический мостик, на котором Федор обрел свою судьбу в виде  ржавого
гвоздя,  так и  лежал в руинах. Поэтому мы расположились  ближе к мосту, под
ветлами.
 Я забросила удочки,  Гоша уставился на поплавки немигающим взглядом,  а
Федор растянулся  на  травке под деревом, подложив руки под голову. Что-то в
его позе показалось мне знакомым. Мысль мелькнула, но мгновенно улетучилась.
Гоша отвлек меня громким сопением и топтанием на месте.
 Часа через три мы наловили полное ведро рыбы, а  Федор продолжал спать,
демонстрируя крепкую нервную систему. Хотя, что ему волноваться, ведь не его
бабушка  скончалась. Что  ж  теперь  вся  мистификация выплывет наружу?  Все
узнают, что я Полина,  а  не  Лиза.  Начнут  искать  настоящую  компаньонку.
Подумают, что  я виновна в ее исчезновении. Меня арестуют, посадят в тюрьму,
и я там умру! Пришла беда, открывай ворота...

 Да, так к вопросу о  Вратах... Там многое неясно... Говорят, что, когда
отлетает  душа, то она видит свое тело  как  бы  со стороны. Некоторое время
наблюдает  за  бренными останками,  а  затем  устремляется в  цилиндрический
коридор, в  конце которого сияет яркий свет.  Видимо, вот там-то и находятся
Врата.
 Те  души, которые прошли собеседование, пропускаются в загробный мир. А
те,  у которых еще остались долги  перед живыми,  возвращаются на землю. Вот
эти должники и составляют группу подсуществ, называемых "призраками".
 Собаки  ощущают  их  присутствие в материальном  мире. Утешает то,  что
призраки привязаны к месту  захоронения своего тела, а то житья бы от них не
было. Их уже столько скопилось на земле!..




Глава 16


 Я представила себя умирающей в тюрьме на нарах и разревелась.
 -  Полин, ты  чего? - пробудился  Федор. - Девочка моя,  у  тебя стресс
накопился.
 Он сел рядом, а я уткнулась ему в плечо и горько всхлипывала:
 - Вот, они теперь узнают, что я не Лиза, и решат, что это я компаньонку
порешила,  а затем и бабушку  с лестницы  столкнула, чтобы по завещанию  все
получить... У-у-у...
 - Стоп. О каком завещании идет речь?
 -  Эмма Францевна сама мне  его вчера утром  показала. Вся движимость и
недвижимость отходит Елизавете Петровне. Поместье в Трофимовке стоит немалых
денег, и алиби у меня нет. Вот они и решат... У-у-у...
 - Девочка  моя, - совсем  размяк Федор. - Этого  нам только не хватало.
Ничего,  я что-нибудь придумаю. Ты только  не плачь, - целовал он мои мокрые
глаза совсем не по-братски.
 - И Влад  теперь воспользуется моментом, вскроет систему защиты, узнает
пароль и утащит партийные деньги.  Эммы Францевны нет, ему никто не помешает
взломать компьютер, - горестно шептала я, крепче обнимая его за шею.
 - Полина... - выдохнул он, припадая  к моим соленым  губам.  - Стоп,  -
наконец, дошла до него моя последняя фраза. - Какой компьютер?
 - У Эммы Францевны есть офис в будуаре, за ширмочкой.
 - Так. Пошли проверять.
 Почти бегом он потащил меня к дому. По дороге мы занесли ведро  с рыбой
дяде  Осипу  в  летнюю  кухню.  Он возился  на своем  рабочем  месте, выводя
печальные рулады.
 Перепрыгивая через две ступеньки,  мы взбежали по парадной  лестнице на
второй этаж, и ввалились в будуар Эммы Францевны.
 - Добро  пожаловать  в  клуб простофиль!  - крутанулся  Влад  в офисном
кресле.
 Ширмочка  была сдвинута в  сторону.  На мониторе  компьютера  светились
созвездия экранной защиты.
 -  Ха-ха-ха,  - невесело  рассмеялся  Влад. -  Кто-то  опередил меня  и
переинформатировал  жесткий  диск.  Компьютер  девственно  чист...  Неужели,
Ариадна и отец Митрофаний оказались хитрее, чем я думал?
 Влад поднялся с кресла и вальяжной походкой покинул будуар, насвистывая
про  "его  превосходительство".   Федор  уселся   перед  компьютером,  а   я
пристроилась на подлокотнике. Он прошелся по клавиатуре, поиграл с "мышкой",
но,  кроме  лукавой  надписи:  "Тыркни  пупку  пальцем",  ничего  умного  из
компьютера выжать не смог.
 -  Так  был  ли  мальчик?  -  Федор  откинулся на  спинку  кресла  и  в
задумчивости  поднес  мою  руку  к  губам. - Как  думаешь,  были  ли у  Эммы
Францевны партийные деньги  на самом деле, или  это ее  очередная "маленькая
мистификация"?
 - Теперь об этом знает только она сама, вернее, ее дух... Ой, что это с
Гошей.
 Мой верный терьер стоял у одного из шкафов, украшавших будуар. Он шумно
втягивал  воздух,  прислонив  нос  к щели между  дверцами.  Точно  также  он
обнюхивал ореховый шкаф в день нашего прибытия в имение.
 - Осторожно, там  может быть еще одна мумия, -  предупредила я Федора и
спряталась за его спину.
 Смелый  филолог   распахнул  дверцы.  Среди  шелковых  шарфов,  меховых
горжеток  и  кашемировых накидок  скрючился Галицкий.  Он сидел в  неудобной
позе,  подтянув ноги  и свесив голову вниз, руки  безвольно упирались в  пол
шкафа тыльными сторонами ладоней.
 - Бедный Галицкий, - всхлипнула я. - Его-то за что?
 Федор тронул Льва Бенедиктовича за плечо. Тело выпало из шкафа и ожило.
Галицкий  задвигал  руками и  ногами, уселся на восточном  ковре, и принялся
растирать ладонями лицо.
 - Господи, как  я устал... - проговорил он  и посмотрел на нас красными
воспаленными глазами. - Что вы здесь делаете? Зачем трогали компьютер?
 - Галицкий, Вы здесь давно спите? - не обращая внимания на его вопросы,
спросил Федор.
 Лев Бенедиктович поднялся на ноги и прогнулся в пояснице.
 - Не  Ваше дело, - сердито  буркнул он. - Я  здесь нахожусь  по просьбе
Эммы Францевны. Кто вам разрешил включать компьютер?
 - Эмма Францевна умерла.
 Галицкий прекратил делать зарядку и метнул взгляд на дверь в спальню.
 - Я Вам не верю!
 - Напрасно.  Тело уже увезли  на вскрытие. Если это убийство, Вы первый
на подозрении. Сядьте.
 Галицкий послушно опустился в рекамье.
 - Все равно, на  Ваши  вопросы я отвечать  не собираюсь. Я  нахожусь на
работе. Я частный сыщик. Вот моя лицензия.
 Лев Бенедиктович  протянул  Федору  документ. Тот  дотошно  изучил  все
надписи, сличил фотографию с оригиналом и сказал:
 - В дате срока действия документа  подретуширована последняя цифра. Что
будем делать?
 - А сам ты кто такой? - завопил истошным голосом бывший сыщик. - Уж, не
из милицейских ли? Лицо мне твое, вроде, знакомо.
 - Нет, я из гостей Эммы Францевны, а называть меня можешь просто: Федор
Федорович, - по-барски взмахнул он  рукой и скучным голосом  спросил: - Где,
когда и при каких  обстоятельствах Вы, гражданин Галицкий, убили  и спрятали
труп Климовой Елизаветы Петровны?
 Лев  Бенедиктович  сжался в рекамье и  затравленно посмотрел на меня. Я
мило улыбнулась ему в ответ.
 -  Я не  убивал! Она  сама  таблеток  наглоталась,  и  письмо  оставила
прощальное. У Эммы  Францевны оно  в сейфе лежит. А  закопать  в лесу барыня
велела.  Я  тут ни  при чем!  А  за захоронение  в  неположенном  месте  нет
уголовной ответственности!
 - Как Вы объясните причину самоубийства гражданки Климовой?
 -  Письмо она  получила  от жениха.  Он ей отворот-поворот,  вот  она и
наложила на себя руки.
 - Лжете! - по-прокурорски загремел Федор. - Что было в письме?
 -   Не   знаю!   -   закрестился    Лев   Бенедиктович   совсем,    как
домоправительница.  - Я письмо через  Глашу передал нераспечатанным. Это она
мне потом сказала, что Бурцев от Лизы отказался.
 - Когда Вы познакомились с Бурцевым?
 - Прошлой весной  в  Бадене. Я сопровождал  Эмму  Францевну  в качестве
телохранителя.
 - Где закопали труп Климовой?
 - В орешнике, напротив большого камня, у речки.
 - Так, вернемся к нашим баранам. Как долго Вы сидели в шкафу?
 -  Уже  сутки.  Эмма Францевна  позвонила вчера утром и просила  срочно
приехать.  Я приехал.  Она посадила меня  в этот  шкаф  и  велела  сторожить
компьютер, чтобы никто к нему не подходил.
 - Расскажите, что Вы видели ночью.
 -  В двадцать  два  пятьдесят  Эмма  Францевна  вошла в будуар.  Что-то
писала,   сидя  у  бюро.  В  двадцать  три  пятнадцать  вышла.  Почти  сразу
послышались голоса в малой гостиной, но кто там разговаривал, я не разобрал.
Звукоизоляция в доме  хорошая.  Вот  как  раньше  строили!.. В двадцать  три
тридцать барыня вернулась в будуар и почти час работала на компьютере. Потом
ушла к себе, и больше я ничего не слышал, если не считать слабый звон посуды
внизу около часа ночи. Утром пришла Глаша и долго прибиралась. Где-то  в это
время меня и сморило. Господи, уже вторые сутки без сна... А что случилось с
Эммой Францевной?
 - При необходимости Вам сообщат.
 Галицкий деликатно зевал в кулак, Федор ходил из угла в угол, огибая по
дороге  многочисленные кресла  и  столики с безделушками, я смирно сидела  в
кресле.
 - Скажите, Лев Бенедиктович, а прошлой ночью, когда  была  гроза, Вы по
личной инициативе сидели в шкафу? - осмелилась спросить я.
 Галицкий  отвернулся и засопел, как  Гоша, когда я застаю его на  месте
преступления - валяющимся на хозяйской кровати.
 - Что просила Ариадна у Эммы Францевны?
 -  Галицкий,  отвечайте. Ваша свобода в Ваших руках,  - давил  Федор на
щуплого филера.
 - Она просила  продать ей  какие-то  фермуары, -  нехотя выдавил  он из
себя.
 - Фермуары - это как-то связано с мемуарами? - удивился Федор.
 - Нет,  это застежка из  драгоценных  камней на  ювелирных  изделиях, -
просветила я мужчин.
 - Галицкий, какие еще задания Вы выполняли для Эммы Францевны?
 - Слежкой занимался, - угрюмо процедил он.
 - За кем?
 - За кем скажет, за тем и следил.
 - Поконкретней, пожалуйста.
 - Ну, она мне давала имена людей и домашние адреса, а я изучал их образ
жизни.
 - Что за люди?
 - Да разные были: чиновник, музыкант, врач, рабочий на  стройке, бандит
среднего масштаба, банкир... всех и не упомнишь.
 - Какие сведения о них Вы добывали?
 - Распорядок дня, круг общения, привычки...
 - Зачем Эмме Францевне нужны были эти сведения?
 Галицкий красноречиво пожал плечами.
 - Так. И что же мне теперь с Вами делать?
 - Домой отпустить.
 - Возьмите лист бумаги и ручку. Идите в светелку. Разрешаю Вам два часа
поспать. Потом напишите мне  подробно имена и  адреса  фигурантов, бывших  в
разработке. Укажите  все, на Ваш взгляд, важное  по  этому  вопросу. А также
опишите другие задания, которые Вам приходилось выполнять  по  просьбе  Эммы
Францевны. Все, свободны.
 Галицкий с готовностью бросился из будуара, но у двери остановился.
 -  Уж, не из разведки ли  Вы будете, Федор Федорович?  - подобострастно
вытянул он шею.
 - Нет,  и не  ломайте себе голову.  Ступайте, -  вельможно  взмахнул он
рукой.
 Мы остались вдвоем, не  считая Гоши,  который  уютно дремал  в  широком
кресле среди вышитых подушек.
 - Полина, ты не знаешь, где находится сейф?
 -  Ты  что,  собрался  вскрывать  сейф? Как тебе не стыдно!  Прах  Эммы
Францевны еще не предан земле, а ты уже копаешься в ее вещах!
 - Полина, девочка моя, я же не для себя стараюсь. Надо же выяснить, что
тут за тайны такие.
 -  Насчет Лизы ты уже все  выяснил. А  остальное  тебя не касается. Все
тайны  Эммы  Францевны  умерли  вместе  с  ней, и  ты в это дело  больше  не
вмешивайся!
 В меня вселился какой-то бес и зло выговаривал растерявшемуся Федору. Я
подхватила сонного Гошу и скрылась в своей комнате.
 Во мне все кипело и бурлило. Ах, как была права моя двоюродная бабушка:
ох,  не  прост  наш  Федор  Федорович.  Для  филолога,  изучающего  матерные
частушки,  он слишком хорошо разбирается в подделках лицензионных документов
и мастерски ведет допрос узников мебели. Только ли судьба Елизаветы Петровны
интересует его или это был всего лишь предлог, а на самом деле и он охотится
за партийными деньгами или золотыми самородками? Никому верить нельзя!
 До темноты я просидела за  закрытой дверью. И что самое  обидное, никто
меня и не хватился.
 Вечером я  проголодалась  и  осмелилась  покинуть  свою  обитель.  Всех
домочадцев я нашла среди яблонь, за столом, накрытым для ужина.
 Ариадна, отец  Митрофаний,  Влад  и Федор сидели за  овальным  столом и
смотрели на Аркадия Борисовича, который  с аппетитом поглощал янтарную  уху.
Пустовал  стул между Владом и Федором, и  мне  пришлось  устроиться  на нем.
Глаша  налила мне тарелку  ухи, остальные уже поели. Федор, как ни  в чем не
бывало, подмигнул мне и придвинул блюдо с ломтями домашнего хлеба.
 Аркадий Борисович доел последнюю  корочку,  промокнул губы, лоб  и щеки
салфеткой и блаженно прикрыл глаза. Все молчали.
 - Как всегда, в такую жару в морге  полетел холодильник, -  сообщил нам
доктор.  - Будем  хоронить  завтра  утром.  Кого  смог,  я предупредил.  При
вскрытии ничего подозрительного не обнаружилось, в чем я и не сомневался. По
факту смерти  никаких  дел заводить, естественно,  не будут.  Тело  привезут
завтра часам к одиннадцати.
 Глаша водрузила на стол ведерный самовар и предложила на десерт хворост
со взбитыми сливками и плюшки с вареньем семи сортов.
 Аркадий Борис