Саша Антонова.
    Несерьезные размышления о жизни


 Иронический детектив
 Издательство "Шварц", Москва, 2001 г.
 E-mail addre: aha_atoova@hotmail.com.



Глава 1

 Кто как, а я верю  в звезды. Мои гороскопы всегда сбываются. Может быть
не так, как хотелось бы, но совпадения явно налицо.
 Взять, хотя бы, гороскоп от третьего дня: "Проверьте детали. Наберитесь
терпения.  Расставьте  приоритеты.  Водолей  в  созвездии  Рака". Значимость
сообщения определилась ближе к вечеру, когда прорвало водопроводную трубу, и
я  часа  три  стояла  в позе рака,  борясь  с  потопом.  А  потом  терпеливо
выслушивала гневные монологи соседей снизу.
 Или гороскоп, который  предупреждал меня  на прошлой неделе:  "Вы стали
совсем  другим  человеком.  Больше  энергии.  Будьте  реалистичны  в  оценке
человеческих поступков. Не попадитесь на удочку". Стопроцентное попадание! В
тот день  я пошла в парикмахерскую, и Зоя,  увлекшись разговором с товаркой,
так  постригла  меня, что из  молодой женщины  я  превратилась в подростка с
ежиком на макушке. Но это еще не все. На обратном пути из парикмахерской я с
трудом  втиснулась  в переполненный  автобус  и  оказалась рядом  с дядькой,
который, судя по всему, возвращался с рыбалки. На моей остановке выяснилось,
что я крепко сижу подолом юбки на крючке.
 Я  уже  не говорю  про  тот  гороскоп, который три  недели  назад  стал
поворотным  моментом  в моей  судьбе:  "Удача  сопутствует  Вам.  Не бойтесь
отстаивать свои  интересы. Сосредоточьтесь на моральных принципах. Козерог в
зените".  Именно тогда  я  высказала своему боссу  все, что  думаю по поводу
нашего  бизнеса,  шлепнула  по столу  заявлением  об уходе  и гордо покинула
запущенную квартиру в пятиэтажке, которая служила нам офисом.
 Как и многие граждане нашей постперестроечной страны, я поставила крест
на   высшем  инженерно-экономическом  образовании,  окончила  скорострельные
бухгалтерские курсы и устроилась главным бухгалтером в контору "купи-продай"
под громким  названием  "Аргонавты". Наша фирма  состояла  из трех  человек:
директора,  бухгалтера  и  снабженца. Торговали мы  всем,  чем придется:  от
картриджей до тушенки, от памперсов до мебели. Но в очень мелких масштабах.
 Подозревать, что дело в нашей конторе нечисто, я начала давно. Начать с
того,  что  зарплату  я  начисляла десяткам  неизвестных  людей  по  липовым
договорам  за  неведомые  услуги.  Затем  я   стала  замечать,  что  процесс
купли-продажи  выглядел  в нашем офисе, как  инверсия (то есть мы  продавали
товар,  который  не  успели  еще закупить  сами). Кроме того,  неразбериха с
наличными "правыми" и "левыми", учтенными и  неучтенными деньгами заставляла
меня метаться в кошмарных снах  по ночам и покрываться холодным  потом  днем
при виде  милиционеров. А  когда  мне позвонили в три часа  ночи, и ласковый
голос  с кавказским акцентом пропел: "Слушай, киска, скажи Жорику, что, если
этот козел опять упрется рогом, мы его на счетчик поставим", вот тут-то я  и
высказала Жорке все, что думаю и о чем догадываюсь. И уже двадцать один день
я пребывала в блаженном состоянии безработности.
 К  сожалению, эйфория  первых  дней беззаботной свободы кончилась,  и в
голову полезли нехорошие мысли о том,  "как  жить дальше?"  и "что делать?",
ибо мои сбережения подходили к концу.
 Итак, чем нас нынче порадует гороскоп?
 "Весы (23  сентября  - 22 октября).  Смотрите  в  корень.  Кто-то хочет
сообщить  Вам   важную   информацию.   Встречайтесь  с  людьми.   Оценивайте
взаимоотношения в реальном свете. Родственники играют важную роль".
 Очень многозначительно. Знать бы еще, что это значит!..
 И тут грянул телефон.
 - Добрый вечер, многоуважаемая Полина Александровна, - произнес мужской
голос. - Позвольте представиться  -  Лев  Бенедиктович Галицкий. Я  звоню по
рекомендации  Вашей тетушки  Капитолины Федоровны.  У меня  к Вам архиважное
дело. Разрешите  лично  засвидетельствовать  свое  почтение  и  посетить Вас
немедленно, а точнее через двадцать минут.
 Обомлев от  такого  высокого  "штиля",  я  соблаговолила  принять  Льва
Бенедиктовича "сей же час". Я поставила на газ чайник,  навела косметический
порядок в  квартире,  скинула  упаднический халат  и  надела джинсы  и майку
скромной расцветки. Посмотрелась в зеркало и решила,  что можно обойтись без
макияжа. Ну, подумаешь,  уши немного торчат из-за короткой стрижки. Зато нос
изящный, глаза выразительные и скулы высокие.
 Интересно, как  выглядит  этот  господин Галицкий? Наверное,  стройный,
вальяжный, с томной поволокой во взоре.
 Тетушка  моя,   незабвенная  Капитолина   Федоровна,  всю   свою  жизнь
проработала  в  Малом театре,  билетершей.  Так что  совершенно  нет  ничего
удивительного,  что у нее такие вежливые знакомые, изъясняющиеся  на забытом
литературном языке. И  мне понятна ее забота и рекомендация. Потеряв работу,
я  известила об этом всех  родственников и знакомых  и слезно просила помочь
мне с трудоустройством.
 Я  уже  получила  несколько  предложений, как-то: торговать в палатке у
метро, обеспечивать горячими  обедами  служащих одной  конторы или сидеть  с
шестимесячным ребенком. Ни один из перечисленных вариантов мне не подходил.
 Визит неведомого Льва Бенедиктовича вселил в меня некоторую надежду  на
мое  благополучное  трудоустройство. Я с нетерпением мерила шагами гостиную,
вспоминая  фразы  типа:  "Премного  благодарна,  не  извольте  беспокоиться,
примите  мои  уверения"  и  т.д.,  и  по истечении  двадцать  первой  минуты
бросилась к двери, заслышав треньканье звонка. Гоша, мой шотландский терьер,
опередил меня и радостно тявкал и размахивал хвостом в коридоре.
 На  пороге  стоял  мужичонка  с   меня  ростом,  непонятного  возраста,
неприметной внешности, узкоплечий, со светлыми глазами,  одетый в тесноватый
костюм  скучного  бюрократического цвета.  А  в  руке  он  держал неизменный
мужской атрибут - дипломат отечественного производства.
 - Вы - Галицкий? - уныло спросила я.
 - Да, я - Лев Бенедиктович. Не обращайте внимания на мой внешний вид, я
прямо со службы... Вы позволите войти и ввести Вас в суть дела?
 - Конечно, конечно, - засуетилась я.
 Мы расшаркались,  проявляя небывалую учтивость, и  прошли в  комнату  с
реверансами. Гоша путался под ногами.
 -  Да-а...  -  задумчиво  протянул  мужичонка.  -  Погоды  нынче  стоят
прескверные...
 Он разглядывал мои апартаменты.  Квартира,  которая мне досталась после
родителей,   была   моей  гордостью  и   печалью.   Гордостью,  потому   что
располагалась в центре Москвы, в глубине жилого массива, среди вековых лип и
тишины. Печалью, потому  что дом  был дореволюционной  постройки  и требовал
капитального ремонта. Мне не раз предлагали продать квартиру или поменять на
современную  жилплощадь, но  я  не соглашалась. Три  комнаты  с  высоченными
потолками, одна из них с фонарем, кухня необъятных  размеров  и коридор,  по
которому  легко  можно  кататься  на  велосипеде  -  где еще  найдешь  такую
экзотику,  а, кроме того, в этой квартире наша семья  обитала с незапамятных
времен.  Несколько  раз  наш  дом  хотели приобрести  совместные  компании с
импортными капиталами под офис, но все соседи  вставали сплоченными рядами и
не отдали ни  пяди жилплощади капиталистам. От  посягательств  отечественных
градостроителей нас охраняла мемориальная доска в честь одного  из поэтов  с
мировым именем.
 А насчет погоды  господин Галицкий  был абсолютно прав. Июнь выдался на
редкость неровный. Несколько дней жары, затем ураганные грозы, похолодание и
опять жара. Все  мои соседки-старушки мучились головными болями и сердечными
приступами.  К  подъезду  частенько подъезжали  машины  скорой  помощи.  Мой
шотландский  терьер,  стыдно  сказать,  боялся  грозы  и  прятался  в  самых
неожиданных местах. Последний раз он умудрился забраться в ванную, где  было
замочено постельное белье. Пришлось отмывать его от стирального порошка.
 Лев Бенедиктович уселся в дедушкино кресло потертой черной кожи и почти
полностью утонул в нем. Я устроилась напротив и приготовилась слушать.
 - Итак, - произнес мой посетитель. -  Надеюсь, Вам достоверно известно,
что на Земле стопроцентная смертность и ничто не вечно под луной!
 В этом месте Галицкий изобразил скорбь, блеснул слезой и шмыгнул носом.
Из  кармана  он извлек  носовой  платок впечатляющей клетчатой  расцветки  и
промокнул  глаза. У меня же настроение испортилось.  Тетя Капа подсунула мне
страхового агента! Вот радость-то...
 - И заметьте, умирают не только старики, но и молодые люди, - продолжал
он самозабвенно. - И что самое ужасное, умирают даже юные девушки!.. Да, как
это  ни прискорбно, она  умерла... О! моя дорогая, горячо  любимая, страстно
обожаемая  сестра!  - тут  он  воздел  руки  к  небу  и  задрожал  щеками  и
подбородком. - Мы похоронили ее на днях и остались сиротами...
 О,  Господи!  Вымогатель-попрошайка?!   Неужели,   теперь   эта  братия
переместилась  из  вагонов  метро  в  квартиры  обывателей?  Вот  ужас-то...
Обрабатывают доверчивых людей стационарно? Как же его выпроводить?
 Гоша разделял мое недоумение и досаду. Он сидел  рядом с моим креслом и
принюхивался к посетителю, склонив голову набок.
 -  Да,  горе  поселилось  в наших сердцах.  И что  самое  ужасное, Эмма
Францевна осталась без компаньонки.  Ей не  с кем поговорить,  отвести душу!
Вся надежда только на Вас. Войдите в наше положение,  не откажите в милости!
Христом Богом молю!
 Тут господин Галицкий сполз  с  кресла и  бухнулся на колени. Я поджала
ноги  и  шарила глазами  по сторонам в поисках чего-нибудь увесистого, чтобы
стукнуть его  по голове и вызвать скорую  помощь. Он - помешанный,  причем -
буйно. Гоша спрятался за мое кресло и оттуда демонстрировал грозный оскал.
 -  Не  поймите  меня  превратно,  я не  сумасшедший.  Взываю  к  Вашему
великодушному сердцу!
 Если он не сумасшедший, то, скорее всего, актеришка, который репетирует
роль в экзотических условиях, на  дому  у  зрителей, и  тем самым оттачивает
свое мастерство до небывалой остроты восприятия. Поаплодировать, что ли?
 -   Эмма  Францевна  нижайше   просит  Вас   принять   ее  предложение.
Естественно, не бесплатно, - и Лев Бенедиктович, вставая с колен,  предложил
мне более чем щедрое вознаграждение.
 Тут  я совершенно сбилась с толку, тем более,  что имя "Эмма Францевна"
рождало в голове какие-то смутные воспоминания.
 - Неужто не припоминаете? Двоюродная бабушка Ваша по отцовской линии.
 Теперь припоминаю. Когда я была маленькой  девочкой,  то видела строгую
даму с лорнетом у нас в доме.  Потом произошла какая-то невнятная история, и
дама  больше не появлялась. Мама,  когда разговор заходил про нее, поджимала
губы  и  цедила:  "Эта  Эмма"...  Уже  тогда  Эмма  Францевна  казалась  мне
старушкой. Сколько же ей лет сейчас? Под восемьдесят?
 - Простите, Лев Бенедиктович, Вы хотите предложить мне работу  сиделки?
Нет, увольте. Это не мое призвание.
 -  Что Вы, что Вы! - замахал он руками. - Эмма Францевна не нуждается в
сиделках. Она  очень энергичная женщина.  Но поскольку она  ведет уединенный
образ  жизни,  ей  необходим кто-нибудь  для компании. Не  волнуйтесь,  Ваша
работа не будет тяжелой, а не понравится, Вы всегда можете уволиться... Эмма
Франацевна очень просила,  все-таки Вы  не чужая. Голос крови и все такое...
Тем более что жить Вы  будете за городом. Представьте: большой красивый дом,
чудесный  сад, тишина,  птички поют, воздух, как  амброзия... И, конечно же,
Вашему милому песику там будет привольно.
 Тут  Гоша  привстал, пошевелил  своим  хвостом-морковкой и  просительно
заглянул мне в глаза из-под мохнатых бровей.
 Сердце мое  дрогнуло. Действительно, Гоше нужен свежий  воздух, зеленая
травка, ему необходимо проявлять охотничьи инстинкты. Не дело держать собаку
все лето в душной Москве... И я согласилась.
 Однако этот Лев Бенедиктович озадачил меня не на шутку. Несмотря на его
изысканную  речь  и  великосветские  ужимки,  проскальзывало  в  нем  что-то
такое... сермяжное. И  едва заметные  следы  татуировок:  кольцо  на среднем
пальце и заходящее  солнце на тыльной стороне ладони. Кажется, это что-то из
уголовного быта. Ну,  что ж,  может  быть, человек решил  покончить со своим
прошлым,  а  татуировку трудно вытравить.  Как говорится,  черного кобеля не
отмоешь до бела.

 Да, я - черный!  Да, я  - кобель! И зовут меня - Гоша! Имя, как имя. Не
хуже и не  лучше других. Набор гласных и согласных букв. Колебание  воздуха,
звуковая волна, полет в эфире. Слова, как мотыльки,  порхают в пространстве,
не отражая сути предмета.  То  ли дело  -  хвост, уши, поворот головы,  угол
наклона  холки! Все  зримо, весомо, ощутимо...  Как часто  слова и  жесты не
совпадают  по  смыслу!  Говоришь  одно,  а  глаза  выражают  совсем  другое.
Двойственность натуры свойственна многим разумным существам. Глубокий  смысл
заложен природой  в такое поведение.  Ибо это  - ловкий ход, трюк,  ловушка,
маневр в нападении или отступлении - составляющие  сложного процесса  борьбы
за выживание. Борьба всегда  достойна уважения. Особенно, если  борешься  за
жизнь, за  свободу, за счастье и волю... Тот  смешной человечек, от которого
упоительно пахло  копчеными  сосисками  и  пронырливостью лисы,  был  прав -
здесь, за городом, приволье!

Глава 2

 Лев  Бенедиктович  заехал за нами на  следующий день после  обеда. Я не
узнала его.  Он был одет в малиновый пиджак, черные брюки, черную  рубашку и
галстук с павлинами. На пальце сиял здоровенный перстень-печатка.
 - Не  обращайте внимания, -  перехватил  он мой изумленный взгляд. -  Я
прямо со службы, не успел переодеться.
 Мы с Гошей уже были готовы к переселению за город. Я  собрала свои вещи
и собачьи  принадлежности,  проверила  свет, газ и  воду,  а также позвонила
тетушкам и  сообщила,  что  нашла работу под Москвой,  но  уточнять про Эмму
Францевну  не стала.  Дело в том,  что  все мои  тетушки  - родственницы  по
материнской линии, и, наверняка, они разделяли ее негодование по адресу моей
двоюродной бабушки. Тетушки просили иногда звонить.
 Лев Бенедиктович помог  мне  снести  вниз  спортивную сумку, Гошу,  его
миски и спальную корзинку  с матрасиком. Все  это  мы  загрузили в громадный
"Джип-чироки" вишневого цвета.
 Гоша  сидел  у меня на  коленях и  с любопытством глазел  по  сторонам,
иногда облаивал проносящиеся мимо грузовики.
 Путь  наш  лежал  к  востоку  от  Москвы  по  каким-то  сельским  путям
российского   бездорожья.  Меня   немного  укачало,   и  я  вполуха  слушала
разглагольствования господина Галицкого по поводу народного разгильдяйства и
всеобщего  оскудения   нравов.  Лев  Бенедиктович  высказал  идею  улучшения
народного   благосостояния  и  выравнивания  дорог  в  глубинке   с  помощью
закручивания гаек  и смазывания шестеренок.  Затем он  прошелся по  проблеме
народного  образования  и  с легкостью разрешил ее путем  введения телесного
наказания  для  особо  нерадивых учеников.  Покритиковал  он  и мягкотелость
нынешнего  правительства  в  решении  чеченского   кризиса  и  посетовал  на
предательство  мирового  пролетариата в  деле  освоения  космоса.  Потом Лев
Бенедиктович переметнулся на тему собачей верности и стал расхваливать Гошин
экстерьер.
 Гоша  делал вид, что  увлечен  пейзажем за  окном, но я видела, как  он
навострил уши в сторону Галицкого, и одобрительно сопел. Что поделаешь, даже
собаки падки на лесть.
 Несмотря на  болтливость,  Лев Бенедиктович  не забывал  поглядывать  в
зеркало заднего обзора и петлять по проулкам провинциальных городишек.
 Уже  сгустились  сумерки,  когда мы нырнули под шлагбаум и  угрожающего
вида знак: "Въезд запрещен. Могильник радиоактивных отходов".
 - Куда это мы едем? - заволновалась я.
 - Не бойтесь. Это  я прибил такой знак, чтобы любопытный народ не совал
сюда носа. А  едем  мы в Трофимовку. Два  года назад Эмма Францевна выкупила
здесь участочек земли и домик-развалюху... Иногда  Дума  принимает  неплохие
законы. Вот,  например,  такой, согласно которому  Вы можете вернуть  земли,
принадлежавшие Вашим предкам до 1861 года.  Да... места здесь красивейшие, а
рыбалка какая!.. Я здесь душой отдыхаю от житейских мерзостей.
 Лес  расступился перед нами, и дорога вывела нас на луг, который полого
поднимался  вверх.  На  вершине  холма  стоял барский  дом  в  два  этажа  с
колоннами. Солидный каменный особняк совершенно  не напоминал "развалюху", а
скорее "дворянское гнездо" в имении Шереметьевых  или  Волконских. Инородным
предметом  выглядела спутниковая антенна на крыше среди  печных труб. Липы в
три  обхвата  окружали дом. Возле парадного  входа топталась  привязанная  к
столбику лошадка,  запряженная  в двуколку.  Пейзаж  напоминал  тургеневские
рассказы.
 -  О,  доктор  пожаловал,  -  констатировал  Лев  Бенедиктович,  плавно
подруливая к дому.
 Свет горел в окнах верхнего этажа.
 Лев Бенедиктович заглушил  мотор,  и  на  нас  обрушилась тишина.  Гоша
ошалел  от  приволья  и  новых  запахов и  метался вокруг  нас,  то  и дело,
наскакивая  на лошадку.  Та косила  глазом  и всхрапывала,  мотала головой и
бренчала сбруей. Ощущение нереальности происходящего не покидало меня. Чтобы
отогнать наваждение, я дотронулась до пыльного бока "Джипа" и немного пришла
в  себя. Слава  Богу,  я здесь,  в  своем времени!  Просто  совсем  забыла в
городской суете, что еще остались места без запаха бензина,  рева двигателей
и душной скученности населения.
 Я подхватила на  руки упиравшегося Гошу и поспешила вслед за Галицким в
дом.  По  деревянной  лестнице с  резными балясинами мы  поднялись на второй
этаж.  Лев Бенедиктович  уверенно провел меня к одной из дверей и  постучал.
Дождавшись ответа, он распахнул дверь и пропустил меня вперед.
 Просторная    комната     была    заставлена    столиками,    креслами,
диванчиками-рекамье и стеклянными горками  в  стиле  неоклассицизма. В  нише
одной  из  стен  стоял  большой  пяти-створчатый  шкаф  орехового  дерева  с
виртуозной резьбой на дверцах.
 За круглым столом  под лампой с шелковым желтым абажуром сидела пожилая
женщина и раскладывала пасьянс. Мне прекрасно был виден ее чеканный профиль,
прямая спина, зачесанные наверх волосы. Темное платье  под горло и кружевной
белый воротничок, сколотый большой камеей, придавали ей  сходство со строгой
классной дамой.
 - Нет... не сходится, - проговорила дама. -  "Демона" надо раскладывать
на свежую голову.
 Она смешала карты и поднесла к глазам лорнет.
 -  Здравствуй,  Поленька!  Ты  уже  превратилась  в настоящую  барышню.
Сколько ж тебе годков? Двадцать уже исполнилось?
 - Двадцать пять, - обиделась я.
 - А  выглядишь совсем  молоденькой.  Это  из-за стрижки, наверное, -  и
обратилась к моему провожатому. - Ступай, Левушка, в людскую, посумерничай.
 Гоша соскочил с моих рук и изучал  комнату. Он деликатно обнюхал углы и
мебельные ножки. Особенно его заинтересовал ореховый шкаф. Он принюхивался к
правой  дверце  и  топорщил  загривок. Скорее всего, мышку  обнаружил.  Гоша
вопросительно   посмотрел  на  меня,  но  я  нахмурилась,  и  он   не   стал
разрабатывать эту тему дальше, а застучал лапами в противоположный угол, где
на изящном столике стоял граммофон с гигантским раструбом.
 - Я  рада, что ты приехала.  Поживешь со мной, отдохнешь  от московских
забот, душой отмякнешь.  На приволье жизнь  по-другому  течет. Будем с тобой
разговоры  вести,  а  чтобы не  чувствовала себя  неприкаянно, попрошу  тебя
разобрать библиотеку... И  вот еще что. Женщина  я уже  старая,  с памятью у
меня плоховато. Мою предыдущую компаньонку звали Лизой. Позволь уж, матушка,
и тебя буду Лизонькой называть, мне так удобнее.
 Я хотела возразить, но Эмма Францевна перебила меня.
 - Вижу Завьяловскую породу,  вся - в отца. Не возражай, уважь мои годы.
Да и сама мне потом "спасибо" скажешь, -  и улыбнулась мне, как добрая фея -
Золушке.
 Дама позвонила  в серебряный колокольчик,  и на  зов  сейчас  же явился
скособоченный подросток женского п