аине и в центре деревни. Там
забухали гранаты,  затрещали  частые автоматные  очереди.  Послышались крики
немцев, беспорядочная  ответная стрельба. И вот  уже  по дороге мчат галопом
две повозки, а по обеим их сторонам - немцы.
     Ромашкин напрягся. Кровь толчками понеслась  по телу. Он  приподнялся и
метнул гранату, целясь в повозку. Тут уже открыли огонь разведчики, лежавшие
рядом с ним, но невидимые в темноте.
     Василий тоже приложил автомат к плечу  и дал  несколько очередей.  Дико
заржала лошадь,  упала  и забилась  на земле, ломая оглобли. Другая скачками
умчалась в поле, волоча за собой опрокинутую повозку.
     Ромашкин, пригибаясь, пошел  к повозке,  оставшейся  на  дороге. За ним
выскочили Цикунов и еще двое.
     - Быстро  осмотреть повозку, собрать документы, - скомандовал Ромашкин.
- Поглядите, может, раненого подберете. Только чтобы на  своих  ногах ходил,
таскать сейчас некогда.
     Возле забора возникла темная фигура. Василий схватился за автомат.
     - Товарищ старший лейтенант, не стреляйте! Это я - Саша!
     - Почему здесь болтаешься?
     - Так все трофеи к вам убежали.
     - А где грузовик? Упустили?
     -  На  месте  стоит. Мы гранатами  его  покалечили. В нем мины.  Полный
кузов. Наверное, здесь саперы были. Хотели дороги минировать.
     - Вовремя мы застукали их, - сказал вдруг из мрака Иван.
     - И ты здесь?
     -  Я в дома  наведался.  Поглядел, может, бумаги какие оставили. Ничего
нет.
     Цикунов позвал Ромашкина.
     - Офицер убитый. Посмотрите.
     Василий  подошел, оглядел пожилого толстого обер-лейтенанта. Убитый как
убитый, ничего интересного.
     - Ну  все! Пошли на место сбора. Цикунов, не забудь  взять документы  у
офицера.
     -  Я  тут чемодан  нашел  -  его,  наверное.  В чемодане много  бумаг и
фотографий.
     - Неси, разберемся.
     В назначенном месте собрались все. От возбуждения  много курили,  пряча
цигарки в пригоршнях. Ромашкин спросил:
     - Никого не зацепило?
     Все молчали.
     - Двигаем дальше.
     Вереницей вытянулись вдоль дороги.  Рогатин  и Пролеткин шагали впереди
на значительном удалении с автоматами наготове.
     На рассвете разведчики  обнаружили до  роты  гитлеровцев.  Те ходили  в
полный рост по склону высотки, копали окопы.
     - Вот и  промежуточный рубеж, - определил  Ромашкин.  - Я буду готовить
донесение, а ты,  Епифанов,  выясни,  есть  ли мины перед  траншеями.  Давай
быстро! И поосторожнее, чтобы не засекли.
     Сержант с несколькими саперами скрылся в кустах.
     Пока Ромашкин чертил схему, наносил на бумагу почти уже готовую траншею
и обнаруженные в ней пулеметы, Епифанов успел вернуться.
     - Мин нет, - доложил он.
     - Как определили?
     - Немцы сами ходят перед траншеей, в овраг спускаются за дерном.  Не по
тропинкам идут, а кому где вздумается.
     - Хорошо. Так и доложим, - удовлетворенно сказал Ромашкин. - Студилин и
ты,  Голощапов, возвращайтесь в полк. Эту схему передадите начальнику  штаба
или капитану Люленкову. Потом найдете старшину Жмаченко - он со  штабом идет
- и топайте вместе с ним.
     Многие из  разведчиков,  не  теряя  времени,  уже  спали  под  кустами,
совершенно сливаясь в пятнистых своих костюмах с окружающей местностью.
     -  Подъем,  ребята!  Здесь  нам больше  делать  нечего,  -  скомандовал
Ромашкин...
     К исходу дня они достигли  главной  полосы в  новой обороне противника.
Немцы чувствовали  себя в безопасности и  особой  бдительности не проявляли.
Василий, как умел, воспользовался этим. Епифанов присмотрел здесь же длинную
лощину  с крутым  берегом,  очень удобным для  устройства штабных блиндажей.
Лощина была зеленая, травянистая, на дне ее протекал ручей.
     - Не штаб,  а санаторий  будет,  - одобрил выбор Ромашкин.  Он выставил
наблюдателей,  послал  навстречу   полку  дозор  с  очередным  донесением  и
облегченно вздохнул: - Ну, братцы, мы все  свои дела сделали, теперь не грех
и передохнуть, дайте сюда чемодан обера, пора разобраться, что там в нем.
     Цикунов открыл чемодан,  вынул парадный мундир с Железным крестом и еще
какими-то значками, отметил вслух:
     - Заслуженный фриц был. - Проверил карманы и бросил мундир в кусты. - А
вот это нам  годится.  Тут  у  него ветчина и  консервы. Есть еще =CBакие-то
баночки вонючие, мазь, наверное.
     - Ну-ка покажи... Чудило, это же сыр! Лучший в мире.
     - Фотографий полно, письма, - продолжал разбиться в содержимом чемодана
Цикунов.
     Фотографии пошли  по  рукам.  На одной из них обер-лейтенант в парадном
мундире,  наверное,  том самом,  который  выбросил  Цикунов, стоял  рядом  с
высокой сухопарой женщиной, в лице ее было что-то совиное.
     Письмами Ромашкин занялся сам, одолевая неразборчивый почерк, прочитал:
     "Веймар. 26.7.42 года.
     Мой дорогой Ганс!
     Я  много раз в день подхожу  к твоему портрету и  любуюсь  тобой. Какое
счастье дал нам фюрер! Жили мы с тобой скучной  жизнью, никто нас не знал. А
теперь ты - офицер,  кавалер  Железного креста. Как я счастлива!  Смотрю  на
тебя и не верю, неужели это мой Ганс? Вот и лето пришло. Бог хранит тебя для
новых подвигов во имя Великой Германии. Вперед, мой рыцарь! Фюрер смотрит на
вас.
     Целую нежно. Твоя Гретхен".
     - Вот стерва! - мрачно выругался Рогатин.
     - Их заставляют так  писать, -  сказал Коноплев. -  Не всегда  по своей
воле такое пишут.
     - Нет, эта бабенка от души писала...
     Неподалеку  вдруг  затрещали редкие  выстрелы. Из-за  немецких  траншей
ударили минометы. Ромашкин в бинокль увидел цепи наших бойцов.
     -  Идут!  - обрадовался  Василий, продолжая  глядеть в  бинокль.  - Как
всегда, впереди рота Куржакова.
     Интересно было наблюдать за своими со стороны противника. Бойцы бежали,
пригибаясь, и почему-то не  стреляли.  Куржаков с  автоматом на груди широко
вышагивал в боевых порядках и что-то кричал отстающим, наверное, ругался, но
лицо у него было веселым.
     - Цикунов! Выйди им навстречу, а то примут нас за немцев...
     Вскоре Куржаков, сопровождаемый Цикуновым, подошел к разведчикам.
     - Явился не запылился, - весело сказал Ромашкин.
     - А вы прохлаждаетесь?
     - Чего же еще!.. Оборону разведали, вас поджидаем.
     - Не очень-то далеко мы отстали. Вслед за вами шли.
     -  А  все же  вслед, -  подмигнул Ромашкин. - Ну, ладно, старшой,  есть
хочешь? Садись, у нас тут трофеи.
     - Пожрать не  мешало бы, - признался Куржаков, - да некогда. Попробую с
ходу влететь  в оборону  фрицев, пока они не очухались. Может, зацеплюсь вот
на той высотке. Я ведь не разведка, не по кустам воюю. Привет!
     Он побежал дальше за своими бойцами.
     Немецкая оборона затарахтела  пулеметами,  забухала  орудиями. Особенно
плотным был  огонь там, куда нацелился Куржаков. Коноплев в бинокль наблюдал
за боем и докладывал, не отрывая глаз от окуляров:
     - Зацепились наши за высоту!.. Куржакова вижу...
     - Ну  и дьявол!  - восхитился Василий. - Все же влез.  Ох  и дадут  ему
фрицы жару!.. Вот  чертов Куржак, ни себе, ни людям покоя не дает.  Помогать
надо. Подъем, ребятки! А ты, Епифанов, здесь с саперами оставайся, встретишь
штаб.
     - Мне бы с вами! - попросился Епифанов.
     - Нет, сержант, кончилось наше с тобой взаимодействие. Теперь твое дело
- землю копать. Готовь НП, Караваев в тылу не засидится.
        "x x x"
     О подготовке немцами нового грозного наступления на Курской дуге весной
1943 года  первыми  вызнали  те  разведчики, что  носили  немецкую  форму  и
работали в глубоком тылу  врага, в его штабах и государственных учреждениях.
Но и  для Ромашкина  вместе со  всем его взводом перед  этой битвой дел было
невпроворот. Недаром зачастил  в блиндаж разведвзвода Гарбуз - теперь уже не
комиссар, а замполит.
     Разведчики  с   интересом  разглядывали   его  темнозеленые  погоны   с
малиновыми просветами и звездочкой  в центре. По  приказу погоны  полагались
всем  еще с  января,  но, пока их шили в тылу, пока везли на  фронт, времени
прошло немало.
     -  Скоро,  скоро и  вас  обрядим,  - обещал  Гарбуз. - В дивизии погоны
получены. На днях привезут и нам. А сейчас прошу внимания.
     И в  который уже раз  заводил речь о задуманной в немецком  генеральном
штабе операции,  о том, какие надежды  связывает  с нею  Гитлер  и насколько
важно для нашего  командования постоянно быть  в курсе событий, происходящих
по ту сторону фронта.
     А тем временем весь полк все глубже и глубже закапывался  в землю. Сеть
свежих  траншей  покрыла  поля,  холмы,  опускалась   в  лощины,  уходила  в
перелески.  Каких только позиций  не  настроили  многострадальные солдатские
руки  -  основные, запасные, отсечные, ложные,  передовые, тыльные! Руки эти
перелопатили столько  родной земли,  что ладони  покрылись сначала твердыми,
как  роговица, обычными  трудовыми  мозолями, потом стали  появляться  белые
прозрачно-водянистые волдыри, потом  волдыри заполнились розовой сукровицей,
а затем кожа порвалась в клочья, обнажив живое мясо, прилипавшее к рукояткам
лопат.
     Строительство  оборонительных сооружений ежедневно проверяли офицеры из
управления дивизии. Не сидело в штабе и армейское начальство. Однажды в полк
прибыл  член Военного совета  армии  генерал-майор Бойков.  Командиру полка,
начальнику   штаба,  начальнику  артиллерии   и   другим,   кто  намеревался
сопровождать его, сказал:
     -  Свиты  не надо. Пойду по батальонам  только с  Гарбузом. Свиту немец
заметит, работать не даст, больше придется лежать под обстрелом..
     Начальника  политотдела дивизии, который  приехал  вместе с  ним,  тоже
вернул:
     - Ты, Борис Григорьевич, действуй по своему плану...
     К  середине  дня  Бойков  обошел почти  всю  оборону полка  и  позвонил
Караваеву из правофлангового батальона:
     -  Кирилл Алексеевич, мы  закончили,  сейчас возвращаемся.  Соберите-ка
минут   через   двадцать   работников   штаба   и   командиров   специальных
подразделений, которые поблизости окажутся.
     - Пообедать бы надо, товарищ одиннадцатый, - напомнил Караваев.
     -  А мы уже  пообедали,  -  ответил Бойков. -  Вот здесь, где  я теперь
нахожусь. Должен  сказать, харч мне  понравился. Солдат любит,  чтобы в супе
ложка стояла.  Мы с  Андреем Даниловичем проверили - ложка стоит!.. И мы,  и
солдаты довольны...
     Среди приглашенных  на совещание оказался и Ромашкин. Собрались в самом
большом из  штабных блиндажей. От  скопления  людей  здесь было душно,  хотя
двери раскрыли настежь.
     Генерал сбросил пыльную плащ-палатку у входа. Румяный и бодрый, шагнул,
пригибаясь, под низкую притолоку. На груди у  него маленьким ярким солнышком
светилась Золотая Звезда Героя  Советского Союза. Василий первый раз в жизни
увидел так близко человека, удостоенного самой высокой боевой награды.
     -  За что? -  показав  глазами на Звезду, шепотом  спросил он  капитана
Люленкова, сидевшего рядом.
     - За штурм  линии Маннергейма, - тоже  шепотом  ответил  капитан. -  Он
тогда комиссаром полка был...
     Бойков сначала высказал свое мнение о состоянии обороны полка. Похвалил
- хорошо поработали. Посоветовал обратить внимание на стык с соседом справа.
     Подробно рассказал о положении  на фронтах. Много и с уважением говорил
также о  тружениках тыла.  Приводил цифры и заверения рабочих, колхозников о
том, что они дадут фронту все необходимое для победы.
     Перед отъездом Бойков спохватился:
     - Кирилл  Алексеевич, чуть не забыл спросить: среди ваших знакомых есть
инженер Початкин?
     - Инженер? У  меня  сосед  под  Москвой  -  Початкин.  Старик, участник
гражданской войны.
     -  Нет,  этот молодой.  Сегодня  утром  его  задержали тут  поблизости.
Думали, местный житель. Проверили документы - москвич.
     - Подождите, не Женька ли Початкин?
     - Точно, Евгений!
     - Так это сын моего соседа!
     - Вот и он так отрекомендовался. И еще сказал, что хочет у вас служить.
Некоторые горячие головы  в трибунал его направить  собирались. Если не  как
шпиона, то уж как дезертира. А  я  говорю:  какой же он дезертир?  Дезертиры
убегают  с  фронта,  а  это  на фронт прибежал...  В  общем, забирайте  его.
Опознаете - ваш.  Оформим -  и пусть служит. Парень, видно, хороший. Пошлите
за ним кого-нибудь в особый отдел. Попутно могу довезти туда.
     - Старший лейтенант Ромашкин! - позвал Караваев. Василий подошел.
     -  Поедете в  штаб армии  с  генералом. Обратно  на  попутных привезете
задержанного   Початкина.  Только  не  как  "языка"   везите,   -  улыбнулся
подполковник, - хоть он и задержанный.
     -  Это не тот  ли Ромашкин,  который  на Новый год отличился? - спросил
генерал.
     -  Тот самый!  - подтвердил Караваев.  - Он теперь у нас  разведвзводом
командует.
     - Рад познакомиться. Поехали, старший лейтенант...
     В  "эмку" Бойков  сел рядом с  шофером и сразу задремал -  намаялся  за
день. Но дремал он недолго. И, открыв глаза, повернулся к Ромашкину:
     - Здорово вы, старший лейтенант,  в новогоднюю ночь действовали.  А как
сейчас дела?
     - По-всякому. Разведка - дело мудреное.
     - Учиться надо. Карту читаешь хорошо?
     - Вроде бы ничего.
     -  А  вот посмотрим.  Ну-ка,  Степаныч,  притормози. -  Генерал  вышел,
раскрыл планшетку с  картой, подал Ромашкину. - Определи точку стояния и что
вокруг нас.
     Василий в первый момент смутился, потом нашел на карте, где стоит полк.
Прикинул, сколько отъехал от передовой, огляделся и начал докладывать:
     - Вот здесь мы. Вот  лес,  на  юг  от нас восемьсот метров. Вон деревня
Лукино  - трубы торчат. Вот  дорога, по  которой едем. Впереди  мостик через
речку.
     - Верно! Садись, поедем дальше.
     "Эмка"  виляла по избитой,  тряской дороге, делала  повороты. Ромашкина
тоже стало убаюкивать. Сам не заметил, как заснул, привалясь в угол.
     Пробудился от толчка на каком-то ухабе.
     - С  добрым утром!  - пошутил  генерал  и опять  остановил машину. -  А
ну-ка, старший лейтенант, определись, где мы теперь?
     Василий  выбрался из  машины и,  даже не  поглядев как  следует вокруг,
показал на карте точку.
     - Ну, молодчина! Ориентируешься, как летчик, мгновенно.
     - Не взяли меня в летчики, - признался Ромашкин.
     -  Напрасно.   Очей   не   успел   продрать,   а   на   местности   уже
сориентировался...
     Когда  подъехали  к  особому  отделу и  Бойков стал  прощаться, Василий
сказал:
     - А ориентировался я, товарищ генерал, по спидометру вашего автомобиля.
Вижу,  проехали  шесть  километров,  откладываю их по  дороге и  -  порядок.
Проехали четыре - снова отмеряю, и опять точно все получилось.
     - Ах ты, бестия! -  рассмеялся генерал. - Для разведчика и это недурно.
Будь  здоров!  -  И  коротко  бросил  работнику  особого  отдела,  вышедшему
навстречу: - Отдайте старшему лейтенанту задержанного Початкина.
     Початкин  вышел  в  сопровождении  сержанта.   В   прифронтовой  полосе
внешность   его   действительно   могла  вызвать   подозрение:   гражданское
демисезонное пальто,  меховая черная шапка, сам слегка  припадает на  правую
ногу. Лицо заросло щетиной, взгляд угрюмый.
     - Узнаете? - строго спросил дежурный.
     Ромашкин молча переглянулся с Початкиным, но врать не стал.
     - Его хорошо знает  наш командир полка. А мне поручено только доставить
этого товарища на НП.
     -  Распишись  вот  здесь в получении  задержанного, - подсунул дежурный
какую-то бумажку.  - Да смотри, чтобы не ушел по дороге. Может, он и не тот,
за кого выдает себя.
     - Да ведь к фронту шел, - вспомнив рассказ Бойкова, заметил Ромашкин.
     - К фронту! Всех нас это гипнотизирует.  А если фашистскому агенту надо
к своим вернуться, куда он пойдет? К Уралу, что ли?
     Ромашкин насторожился:  "Чем черт не  шутит? Караваев-то  пока  что  не
видел этого Початкина. Может быть, достал чужие документы и вынюхивает здесь
что-то. У немцев в тылу я тоже мог бы так поступить".
     Початкин заметил настороженность старшего лейтенанта и молча шел рядом,
не набиваясь на разговор.
     Встали  на дороге. Ромашкин поднимал  руку  перед  каждой  мчавшейся  к
фронту машиной, однако ни один шофер не затормозил, все проносились мимо.
     - Тут не выгорит, идем к регулировщику, - подсказал Початкин.
     - А ты, оказывается, опыт имеешь.
     - Я ж от самой Москвы на попутных ехал.
     - Как же тебя раньше не задержали?
     Початкин промолчал.
     Подошли к девушке-регулировщице. Ромашкин попросил ее:
     - Посади нас, милая, в сторону  хозяйства генерала Доброхотова. Слыхали
о таком?
     -  Слыхала,  слыхала.  Я все ваши хозяйства  знаю, - ответила деловитая
регулировщица. - Идите в сторонку, не мешайте. Позову, как попутная будет.
     Ромашкин с Початкиным присели на  бугорок у дороги.  Здесь  уже  дымили
цигарками несколько человек. Девушка время от времени вызывала:
     - Хозяйство Никитина! Садитесь.
     - Хозяйство Трегубова кто спрашивал?
     С   бугорка   к   машинам   сбегали  пассажиры.  На   бегу  благодарили
регулировщицу:
     - Спасибо, красавица!
     - Спасибо, милая, дай бог тебе хорошего жениха!
     Вскоре  дошла  очередь и  до Ромашкина с  его подопечным. Не более  как
через  час  они  уже входили  в  землянку командира  полка.  Караваев  обнял
Початкина, обрадованно воскликнул:
     - Женька! Ну и вырос ты! Совсем взрослым стал. Правда, что инженер?
     - Только  что испечен. Вот диплом. - Початкин достал синюю  книжечку из
бокового кармана.
     Ромашкин  стоял у двери,  ожидая указаний.  Их, однако, не последовало,
Караваев сказал запросто:
     - Раздевайся, Ромашкин, садись... Я хочу, чтобы вы подружились. - И тут
же опять обратился к Початкину:
     - Это наш разведчик, очень хороший парень.
     Початкин  взглянул  на  Ромашкина  с  укором,  будто   хотел  возразить
командиру полка: "Какой  же  хороший? Я к нему всей душой, а он замкнулся на
все запоры. Вез меня, как шпиона".
     Ромашкину не хотелось оставаться здесь, испытывать и дальше неловкость.
Да и незачем мешать, когда встретились  близкие люди, - пусть  поговорят без
постороннего. Деликатно, но настойчиво попросил:
     - Разрешите идти, товарищ подполковник. Дела у меня...
     - Да что  вы не поладили? - изумился Караваев. -  Что у вас  произошло,
Женя?
     - Ничего. Взял он меня под расписку и приконвоировал. Вот и все.
     - Не обижайся, его обязанность такая, - примиряюще сказал подполковник.
- Идите к столу, ребята. Ты, Женя, голоден, наверное? Ну и арестант! Кстати,
мать-то с отцом уведомил, когда в бега подался?
     - Письмо на столе оставил.
     - Сегодня же напиши, что добрался благополучно.
     - Мне бы умыться, побриться, Кирилл Алексеевич!
     -  Извини, сразу  не предложил. Гулиев!  Дай бритву. Да  помоги умыться
гостю.  У  нас, Женя, ванной здесь нет, привыкай.  Иди вон  туда,  в уголок,
Гулиев тебе сольет.
     Пока Женя приводит себя в порядок, подполковник рассказывал:
     - Он не  первый раз  в бегах. Лет двенадцати в Африку бежал.  Где  тебя
тогда поймали? В Клину, кажется?
     - В Волоколамске, - рассеянно ответил Початкин.
     Голый  до  пояса,  он  нагнулся над ведром.  Ромашкин сразу  определил:
"Спортсмен. Мышцы на плечах и руках плотные, бугристые".
     Караваев, проследив за взглядом Ромашкина, пояснил:
     - Гимнаст первого разряда.  И с детства сорви-голова. Однажды выхожу из
дома, вижу, Женькина мать стоит во дворе, руки сцепила перед грудью,  глядит
вверх, будто молится. "Что с  вами?" - спрашиваю.  А  она  мне: "Тихо". И на
крышу  дома нашего  показывает.  Гляжу, а там  на печной трубе  Женька вверх
ногами   стойку  делает.  Мать  пикнуть  боялась,  чтобы  не  испугать  свое
дитятко...  Ты сейчас-то в форме? - спросил подполковник Початкина. - Стойку
делаешь?
     - Пожалуйста, - с готовностью откликнулся Початкин и, уперевшись в края
табуретки, легко вскинул тело вверх ботинками, дотянулся ими до бревенчатого
накат