й Отечественной войны
1941-1945  гг.  дислоцировались  10-я  Журавичская  партизанская  бригада  и
Журавичский подпольный райком КП(б)Б".
     У многих походные дневники. Время от времени дети делают пометки в них,
некоторые срисовывают обелиск.  Все внимательно слушают Карпа Михайловича. А
он не может спокойно рассказывать.  То гневно дрожит его голос,  то на глаза
навертывается слеза.  Ребята  делают записи в  своих  дневниках.  Записывают
итоги боевой деятельности партизан 10-й Журавичской:
     "Спущено под откос немецких эшелонов - 190.
     Подорвано паровозов - 198.
     Уничтожено вагонов, платформ, цистерн - 2104.
     На платформах взорванных эшелонов уничтожено танков и бронемашин - 133.
     Разгромлено фашистских гарнизонов и управ - 96.
     Уничтожено телеграфно-телефонной связи - 273 километра.
     Подорвано мостов - 276.
     Во время "рельсовой войны" перебито железнодорожных рельсов - 2896.
     Партизаны диверсионных групп  сожгли  2653  тонны  бензина,  2300  тонн
сена...
     Отнято у оккупантов и роздано населению 4017 тонн зерна.
     Бригада провела 93 открытых боя.
     В боях и засадах убито 9078 гитлеровских солдат и офицеров".
     За  каждой  цифрой -  тяжелый и  опасный труд  партизан,  подпольщиков,
связных.  За каждой цифрой -  бесстрашие и  мужество пяти тысяч двухсот пяти
народных мстителей. И тех, кто никогда не носил винтовку, никогда не стрелял
в гитлеровцев.
     Вот одна из них.  Она тихонько подходит к нам,  боясь помешать рассказу
бывшего  командира  отряда,  а  затем  комиссара бригады  Карпа  Михайловича
Драчева.  Старенькая кошелка,  почти полная ягод,  в ее руке. Какое знакомое
лицо!  Ничего,  что  оно постарело.  Морщинам не  скрыть сердечной доброты и
приветливого взгляда этой женщины.  Такую же кошелку держала тогда,  в сорок
третьем. И были ягоды в ней, а под ними - хлеб, огурцы, кусочек сала.
     - Да это же Мария Нестеренко!  -  Карп Михайлович на полуслове обрывает
рассказ, и мы торопимся навстречу старой женщине.
     Она  узнала  нас.   Не  скрывая  радости,  старушка  смеется  и  плачет
одновременно, ласково прижимая нас к груди, словно родных детей. А мы целуем
ее  руки,  которые подавали нам  хлеб,  испеченный специально для  партизан,
подавали криничную воду, перевязывали раны. Многое делали они, женские руки,
в те суровые дни.
     Дети обступили нас.  Раздается один несмелый вопрос, второй - и потекла
непринужденная  беседа  у   обелиска.   Вспомнила  Мария   Степановна  Ивана
Герасимова,   Игоря  Савицкого,  Семена  Скобелева,  Матвея  Шаройко,  Ивана
Кудрицкого,  Григория Бычинского,  Николая Петроченко.  Их нет в живых,  они
погибли в этих лесах.
     Минута молчания,  и снова вопросы,  теперь уже к Карпу Михайловичу,  ко
мне, к Филиппу Карповичу. Мы рассказываем, что Журавичский подпольный райком
партии к осени 1943 года объединял 201 коммуниста,  а райком комсомола - 602
комсомольцев.  Из нашей бригады выделилось три отряда - имени Чкалова, имени
Кутузова,  имени Котовского. Они объединились в 1-ю Буда-Кошелевскую бригаду
и расширили свое влияние на соседние районы.
     Тщательно записывают ребята эти  факты  в  свои  дневники.  И  вот  уже
горнист  трубит  сбор.   Еще  не  затихло  лесное  эхо,  а  длинная  цепочка
выстроилась у обелиска на Линейку памяти. Бережно ложатся цветы на гранитную
плиту. Детские руки застывают в пионерском салюте.
     Рядом с  нами  -  Мария Степановна Нестеренко.  Свежий ветер шевелит ее
седые волосы.  Светлые две слезы вдруг появляются в уголках ее глаз,  но тут
же прячутся в густой сетке морщин. О ком-то вспомнила она сейчас...
     И вот снова мы у автобусов. Прощаемся.


2

     Некоторое время  ребята  едут  молча.  Увиденное и  услышанное овладело
сердцем каждого.  Дорога тянется через кустарник,  затем выходит к  широкому
разливу пшеницы.  Когда-то  здесь был болотистый луг,  и  мы,  выпачканные в
грязи,  ползли и ползли вон к тому мосту.  Спички отсырели, никак не поджечь
бикфордов шнур.  Выручил Максим Автушков. У него всегда был с собой кремень,
кресало и трут.
     Но  вот  наши  машины выскакивают на  добротную асфальтированную дорогу
Довск - Рогачев. С двух сторон над шоссе нависают ветви белоствольных берез,
и автобусы катят под зеленым шатром. Жара сменяется приятной прохладой.
     Прошипели шины по длинному мосту.  Тому самому,  что уничтожали в сорок
третьем. Только теперь он из бетона, а не деревянный.
     Снова  автобусы ныряют  под  зеленый березовый навес.  Раздается чей-то
голос:
     - А куда мы сейчас едем?
     - В деревню Святое, - отвечаю, сам еще занятый далеким прошлым.
     - А кого вы там знаете?
     - Женю Езепова...
     В  1941  году  после  девяти  классов  он  окончил  в  Журавичах  курсы
киномехаников.  Началась война,  и  Женя вместе с  военнообязанными пошел на
призывной пункт. Военком, уставший от бессонницы и постоянных просьб принять
в ряды Красной Армии, сурово сказал:
     - Молод еще. Придешь через полгода...
     Но  он добился-таки,  чтобы зачислили бойцом истребительного батальона.
Рыл вместе со всеми окопы,  строил блиндажи,  а ночью дежурил на перекрестке
дорог, у важных объектов. Однажды Езепов заметил, что незнакомый лейтенант в
милицейской форме  почему-то  часто появляется у  хлебопекарни.  Задержанный
оказался фашистским диверсантом.
     Накануне дня оккупации района отец сказал Жене:
     - Собирайся, сын. Пойдем на восток - со всеми не пропадем.
     Евгений Езепов прошел курсы подрывников,  и  летом 1942  года  вместе с
двумя товарищами его отправили во вражеский тыл. Часто выходили на операции.
То машину подорвут на шоссе,  то повредят телефонную связь. Бывало, по целым
дням сидели в засадах,  подсчитывали автомашины, идущие к фронту, записывали
их номера и знаки.
     В  конце 1942 года Женя стал командиром диверсионной группы.  Веселого,
неустрашимого,  его любили партизаны.  17 эшелонов с  живой силой и техникой
врага спустил он  под  откос.  За  очередным долго охотилась группа Езепова.
Гитлеровцы усилили охрану  дороги Жлобин -  Гомель,  у  насыпи через  каждый
километр соорудили дзоты с  круговым обстрелом.  Да и  в  придорожной полосе
сновали дозоры, сидели в засаде фашисты.
     А все-таки партизаны подобрались к полотну,  заложили взрывчатку. Через
час и 18-й эшелон полетел под откос.
     Диверсионная группа благополучно миновала придорожную полосу,  но возле
деревни Святое, теперь Кирово, наскочила на фашистскую засаду.
     Командир приказал отходить в  лес,  а  сам  схватил  у  товарища ручной
пулемет и залег невдалеке от опушки. Гитлеровцев оказалось много, но патроны
через полчаса кончились. Женя разобрал пулемет, разбросал его части. А когда
фашистская цепь во весь рост пошла на смельчака, швырнул гранату.
     Езепов сорвал с головы фуражку,  сунул в нее последнюю "лимонку", зажал
рычаг,  выдернул чеку.  И  только тогда поднялся во  весь  рост.  Оглянулся,
вторая цепь фашистов заходила с тыла.  В лесу уже не стреляли,  значит, ушли
товарищи.
     - Не стрелять! - крикнул немецкий офицер. - Взять живым!
     Гитлеровцы уже не бегут,  а  шагают,  настороженно,  медленно.  Немец в
серебристых погонах - чуть впереди цепи.
     Женя рванулся к офицеру.
     - Партизан не сдается живым! - крикнул он.
     В следующий миг сильный взрыв потряс воздух.
     Двенадцать гитлеровцев свалилось на землю. Это было 26 июня 1943 года.
     Обелиск на  могиле  Евгения Игнатовича Езепова стоит  в  деревне Кирово
Жлобинского района.  Имя  партизана высечено на  мраморной плите памятника в
Гомеле на улице Карповича.


3

     На исходе вторая неделя с тех пор,  как я с детьми отправился по местам
боевой славы 10-й Журавичской партизанской бригады.  Через какой бы лесок ни
проезжали, в какую бы деревню ни заглянули - везде остались следы войны.
     В  Рисковской лесной даче стоит пятиметровый обелиск.  На нем написано:
"В  этом  лесу  в  период Великой Отечественной войны  27  апреля 1943  года
партизаны  265-го  партизанского отряда  имени  Ворошилова 10-й  Журавичской
бригады   провели  14-часовой  бой   с   превосходящими  силами   фашистских
оккупантов.  Врагу  нанесены большие потери.  Партизаны вышли  победителями.
Партизанам и партизанкам слава!"
     Песчаная  дорога  ведет  наши   автобусы  через  Дедлово,   Курганье  к
центральной усадьбе совхоза "1 Мая".  В  огромном доме -  контора,  сельская
библиотека,  отделение  связи,  клуб.  Напротив  административного центра  -
тенистый  сквер,  его  опоясывает крашеный забор.  Посреди  сквера  братская
могила с  обелиском.  Букеты свежих полевых цветов,  гвоздики и бессмертника
лежат на плите. Мои ребята приносят два венка. Девочки раскладывают лесные и
луговые цветы.  В этой братской могиле покоится прах нашего комбрига Степана
Митрофановича Белых.  Его помнят здесь и теперь,  о нем рассказывают,  как о
живом.
     Вместе с  комбригом похоронены партизаны Петр  Мишин,  Федор Сидоренко,
Никита  Коротаев,  Михаил Хромин,  Леонид Падунов,  Николай Полешков,  Антон
Толкачев,  Павел Шкапаев, Андрей Тульский. Память о них навсегда останется в
людских сердцах.
     Волынцы - деревня возле Кормы.
     Командование поручило  мне  и  Евгению  Аниськову,  помощнику комиссара
отряда по  комсомолу,  сделать "рейд" по северу Кормянского,  Журавичского и
Пропойского (ныне  Славгородского) районов.  Эти  места вот-вот  должны были
стать   прифронтовой  зоной,   и   требовалось   дать   инструкции   местным
комсомольско-молодежным подпольным группам  об  организации работы  в  особо
сложных  условиях.   Более  двух  недель  занял  опасный  путь.  Прошли  все
предполагаемые сроки нашего возвращения в бригаду,  а мы не появлялись.  Нас
уже считали погибшими.
     Но  вот в  Волынцах мы встретились с  Игнатом Максимовичем Диканом.  Он
сердечно обнял нас. Потом сказал мне:
     - Зайди в шесть вечера в штаб бригады.
     Оказалось,  что на это время было назначено заседание бюро Журавичского
подпольного райкома комсомола. Поднялся Игнат Максимович:
     - Подпольный райком  партии рекомендует Дмитриева на  должность второго
секретаря подпольного райкома комсомола.
     Я сидел не шевелясь, гордый таким высоким доверием коммунистов.
     Утром  связные донесли,  что  гитлеровцы собираются угнать  в  Германию
молодежь и  подростков Журавичского района.  Надо было предупредить их через
подпольные организации,  одновременно разъяснить людям,  чтобы прятали хлеб,
скрывались от оккупантов,  уводили в  леса оставшийся скот.  Кому же идти на
это задание,  если не  нам с  Аниськовым?  На  данном этапе это было главной
задачей райкома комсомола.
     А спустя неделю поздравляли мы Игната Максимовича Дикана с награждением
орденом Ленина и присвоением звания генерал-майора.
     Тогда  же  в  штабе  бригады  я  встретил  уполномоченного  ЦК  КП(б)Б,
представителя  Белорусского  штаба   партизанского  движения  Андрея  Фомича
Ждановича,  седого,  худощавого человека с  умными  серыми глазами.  Он  уже
несколько недель координировал действия партизанских сил в  северо-восточной
части   Гомельской  области.   Вместе  с   собравшимися  в   штабном  домике
командирами,  комиссарами послушал его  выступление.  Андрей Фомич говорил о
том, что ЦК нашей партии требует усилить диверсионно-подрывную деятельность,
чтобы  помочь  наступающей  Красной  Армии,  а  для  этого  надо  принять  в
партизанские  отряды  всех  с   оружием.   Одна  из  задач  -   сформировать
партийно-советские  и  хозяйственные  аппараты,   чтобы  с  первого  же  дня
освобождения  начать   восстановление  разрушенного  гитлеровцами  народного
хозяйства.  Умный  и  тактичный,  приветливый и  обаятельный,  Андрей  Фомич
покорил нас  своей  сердечностью,  сделал ясной  и  четкой перспективу нашей
борьбы на заключительном этапе.
     На совещании было объявлено,  что Дикан отзывается в Москву.  Эта весть
омрачила мое настроение.  Как же  мы  будем без Игната Максимовича?  Немного
отлегло на сердце,  когда услышал,  что комиссаром 10-й  Журавичской бригады
назначается опытный, боевой командир Карп Михайлович Драчев.
     Перед тем  как  закрыть совещание,  велели некоторым товарищам,  в  том
числе и мне, задержаться. Я терялся в догадках: для чего?
     А предстояло необычное. Как только части Красной Армии начнут подходить
к  Сожу,  перебраться глубже в  тыл к  немцам и отыскать часть партизанского
отряда имени Чапаева во главе с  его командиром М.П.Журавлевым и начальником
штаба  В.М.Аникиевичем.  В  этом  отряде  на  меня  возлагались  обязанности
заместителя комиссара  по  комсомолу  и  начальника  особого  отдела.  Затем
собрать боевые группы,  выполнявшие задания,  подчинить их  261-му  отряду и
влиться  в   1-ю  Буда-Кошелевскую  партизанскую  бригаду.   Этому  крупному
соединению  предстояло  в   междуречье  Сожа  и   Днепра  выполнять  задачи,
поставленные  ЦК   КП(б)В  и   Белорусским  штабом  партизанского  движения,
соединиться с Красной Армией только с освобождением Журавичского района.
     Стало быть,  остаемся в  тылу врага.  А  все  мои  товарищи будут ждать
прихода Красной Армии на месте.


4

     Потрескивает небольшой костер на  поляне.  Дым светлым столбом ползет в
вечернее небо.  Я  сижу чуть в  стороне от  ребят.  Моя истрепанная записная
книжка лежит на  коленях,  Я  не  пишу.  Мысли далеко от  этих мест:  они  в
Озерщине,  под  Речицей.  Туда мы  только приедем послезавтра.  Вспоминаются
последние  партизанские  дни.   Были  они   особенно  трудными.   Гитлеровцы
отступали,  и  мы  дни  и  ночи  лежали в  засадах,  навязывали бои,  делали
тридцатикилометровые марш-броски,  чтобы  уйти  от  преследования  фронтовых
частей.
     Вспоминается Илья Павлович Кожар. Невысокого роста, плотный, сдержанный
в движениях,  серьезный и медлительный в разговоре, он поразил меня железной
логикой суждений.  Но зато когда улыбался Илья Павлович,  он был неотразим в
своей красоте. Хотя и одет просто, как все мы: короткий цигейковый полушубок
коричневого цвета,  гимнастерка под ремнем,  растоптанные сапоги,  о которых
говорят, что "просят каши".
     Врезался в  памяти и  последний мой партизанский день -  23 ноября 1943
года  -   день  соединения  с   частями  Красной  Армии.   Крепкие  объятия,
троекратный,   по-русски,   поцелуй  с  казахами,   таджиками,   сибиряками,
москвичами.   Тут  же,  у  деревни  Озерщина,  мы  заняли  позиции  рядом  с
красноармейцами.
     Вскоре меня вызвали в штаб,  и командир соединения партизанских отрядов
уполномоченный ЦК  КП(б)Б  Герой  Советского Союза  генерал-майор  И.П.Кожар
выдал  мне  удостоверение с  круглой печатью и  за  своей  подписью.  В  нем
говорилось, что я следую в распоряжение Гомельского обкома партии.
     В те,  еще военные дни,  я всей душой сошелся с малышами - оборванными,
бледными, голодными, однако жадными к знаниям. И я снова стал педагогом.