любви.
  - Чепуха, - ответил Андрей.
  Он выбрал столик в углу зала, рядом с пальмой. - Ее муж знает, на
каком поприще она трудится?
  - Саше пришлось его обмануть, - сказала Лейла.
  Официант принес меню, Лейла принялась водить пальцем по названиям
блюд. Андрей закурил. Он замерзал в огромном нетопленом зале, ему хотелось
водки.
  - Помнится, - поежился он, - нас учили: что есть основная ячейка
общества? Семья, верно? Лейла кивнула головой.
  - А на чем держится семья? - задал сам себе вопрос Растопчин и
стряхнул пепел в железную пепельницу. - На женщине держится. У нас, по
крайней мере. На матери. На хранительнице очага.
  - И что? - спросила Лейла. Она решала, какие грибы заказать на
закуску, маринованные или запеченые в сметане.
  - И что? - повторил Растопчин. - Все. Ставим точку. Массовый исход
молодых матерей с территории бывшей империи - логическое завершение
процесса, разрушившего государство. Дальше разрушать нечего.
  - Значит, будем пировать на развалинах, - согласилась Лейла. От
голода у нее посасывало под ложечкой. И ей было все равно, где пировать и
с кем.


                                  Глава 5


  - Мой самолет шестнадцатого, - признался Андрей Лейле ночью.
  - Я знала, что ты покладистый парень, - засмеялась Лейла, полотенцем
вытирая пот со лба Растопчина. Андрей обливался потом, хотя температура
воздуха в номере Лейлы, да и вообще в гостинице была ниже казарменной.
  - Лейла Тамарчук, а почему тебя зовут Лейла? - поинтересовался
Растопчин.
  - Мой грузинский папочка бросил нас, когда мне стукнуло пять, не
менять же имя в таком солидном возрасте, - ответила женщина. - Твой
самолет шестнадцатого, а номер рейса ты помнишь?
  - Нет.
  Но помню, что вылет в двенадцать тридцать.
  - Завтра же займусь билетами для этих шестерых.
  - Представляю, как я буду путешествовать с этим выводком через
полмира, - сказал Растопчин. - А если серьезно, выходит: чтобы выручить из
беды одних, надо ввергнуть в беду других? Тебе их не жаль, новеньких?
  - Они требуют справедливости, - сказала Лейла.
  - Нельзя запретить людям испытывать свою судьбу.
  - А не получится так, что вернуться в Москву захочет одна Саша? -
спросил Растопчин.
  - Но из рабства "Эль Ролло" вырвутся все, кто пожелает. Ты не
чувствуешь, как благодарна твоя миссия? - Лейла обмахивала Андрея
полотенцем. - Герой очередного нашего времени.

  ***

  Растопчина разбудил магнитофон. Самба, отметил Растопчин. Карнавал.
Фиеста. Где же гарцующие лошадки, платформы с горами цветов, шеренги
улыбчивых девушек? Андрей любил просыпаться под музыку, как бы
приглашающую немедленно продолжить праздник. Прекрасен мгновенный переход
от мертвого сна к вчерашнему празднику, к податливому телу женщины, к
вину, к сигарете в постели, к легкому завтраку, наскоро собранному из
роскошных остатков позднего ужина... Растопчин открыл глаза. В номере
горел свет. За окном синела зимняя тьма. Температура воздуха в комнате
упала так низко, что казалось - вот-вот с губ сорвется пар. Одетая в серый
костюм, накрашенная, готовая к отъезду Лейла вынимала из шкафа пальто.
Андрей кинул взгляд на застегнутую наглухо дорожную сумку Лейлы и завыл от
досады. Он понял, этим утром Лейлу в постель уже не вернуть. Лейла
поторапливала Андрея - у себя в номере доспишь, времени в обрез, а еще
надо поймать машину до аэропорта "Симферополь", а на дорогах наверняка лед
и, может быть, заносы - машины, конечно же, еле ползают. И - нет, никаких
отсрочек. Лейла ничего не станет откладывать на завтра. Уже настроилась,
уже одета. Ах, это... На днях Андрей прикатит в Москву, и там они все
наверстают, нет проблем, если Лейла к тому времени еще будет нужна Андрею,
что, впрочем, сомнительно. Растопчин пошарил рукой возле кровати -
странно, но перед сном у него хватило ума не допить шампанское,
позаботиться о себе похмельном. Лейла не согласится выпить на посошок?
Присесть перед дорожкой? Ладно. А дослушать мелодию? Ради бога, она
слышала ее сто раз, пусть Растопчин наслаждается музыкой сколько пожелает,
но только у себя в номере. И не забудет в гостинице магнитофончик. А в
Москве не забудет вернуть его и кассету Лейле. Растопчин вышел из номера
Лейлы злой, растрепанный, заспанный, с играющим магнитофоном в кармане
пиджака и початой бутылкой шампанского в руке.
  - Отчего ты меня не разбудила, когда встала? - ворчал он. - Я бы тоже
двинул в. Москву. С тобой.
  - Ты до номера своего доберись. Надрался вчера, как...
  - Как мексиканец, - подсказал Растопчин, вызывая лифт.
  - Россия и Мексика - близнецы-сестры. Кто более дядюшке Сэму ценен? -
спросила Лейла и шагнула в кабину, навстречу своему отражению в пыльном
зеркале.
  - До встречи в Москве!

  ***

  Андрею удалось привести себя в норму лишь к полудню. Вздремнув, он
принял душ, побрился, допил шампанское и спустился в ресторан, где
поковырял вилкой бифштекс и жареный картофель. Сто граммов водки довершили
дело. Он., вернулся к себе в номер в весьма бодром настроении и тотчас
засел за тезисы к одной из тех лекций, что намеривался читать в ЮСИЭСБИ.
Работа спорилась. Он писал и смотрел на заснеженный массандровский парк,
на холмы, вздымающиеся над трассой, на горный лес, ледяные скалы и
посветлевшее небо - в пору было благодарить это небо за то, что день
складывался так удачно. Около половины пятого в номере раздался
междугородный звонок.
  - Лейла!
  Солнышко мое, - обрадовался Растопчин.
  - Ты, похоже, приносишь мне удачу.
  - Меня ограбили, - сказала Лейла. - Десять тысяч долларов, - добавила
она по-английски.
  Андрей швырнул шариковую ручку на стол, она ударилась о стену и
откатилась к пепельнице. Андрей с тоской поглядел в угол, на бутылку
из-под шампанского.
  - Что ты говоришь? - спросил он. - Кого ограбили? Где?
  - Представляешь, - нервно засмеялась Лейла, - час назад приезжаю из
Внуково домой - дверь как дверь, заперта на ключ... Открываю - мать сидит
с кляпом во рту, привязана к стулу, а у меня в комнате жуткий бедлам, все
перерыто и денег нет. Десять тысяч долларов, - повторила она на английском
сленге. - Честно говоря, даже больше.
  - Кто? - спросил Андрей.
  - Откуда мне знать? Двое мужиков. Мать не успела рассмотреть. Ей
сразу тряпку на голову, удавку на горло. Потом кляп в рот. Нос, однако,
прочистили. Представляешь кино? Чтоб не задохнулась. Жива-здорова. Ее и не
били.
  - Им мать открыла?
  - Приоткрыла, они перекусили цепочку кусачками. Где, говорят, комната
Лейлы? И все.
  - Когда это случилось?
  - За час, а, может, минут за сорок до моего возвращения. Сюрприз
"Здравствуй, Лейла!" Спасибо, конечно, что мать не убили. Но я, должно
быть, повешусь.
  - Погоди, успеешь, - вздохнул Растопчин. - Кто знал, что ты привезла
с собой доллары?
  - Ты.
  - Понятно. Но кто еще?
  - Никто. И мать не знала.
  - А сучки, которых ты набирала для "Эль Ролло"?
  - Ничего они не знали. Я объяснила им - готовьтесь, прилетит человек
с деньгами и билетами, отвезет вас в Лос-Анжелес. Знал о деньгах только ты.
  - Сто процентов?
  - Пусть я сдохну завтра, - взвилась Лейла, - по эту сторону Атлантики
о деньгах знал один ты.
  - Назови точную сумму, - потребовал Растопчин.
  - Тринадцать, - вздохнула Лейла. - Девять на девок, две Рудольф дал
мне - рассчитывал, что девок сопровождать буду я. А я хотела на тебе
заработать. Ты-то сопроводил бы их к Рудольфу бесплатно. Обманула тебя,
прости мерзавку. Так вот девять, две да две штуки мои кровные. То, что
удалось там скопить. Мелочь я брала в Ялту с собой. Слушай! - взмолилась
Лейла. - Если ты хоть как-то причастен к этому грабежу, верни доллары, или
помоги вернуть! Две тысячи - твои, законно твои. Те, что Рудольф отмерил
на сопровождение.
  - Хватит ныть, - оборвал Лейлу Андрей. - Оставь свой телефон.
Перезвоню.
  - Когда?
  - Дух переведу и перезвоню. Ты милицию вызывала?
  - Нет еще, - оказала Лейла.
  - Пока не вызывай.
  Когда б уже открыта была линия "Москва - Лос-Анжелес", мелькнула у
Андрея мысль, незачем стало бы Лейле со мной огород городить. Он рванул на
себя дверь, шагнул на балкон. На перилах лежал тяжелый мокрый снег.
Растопчин зачерпнул снег ладонями и окунул в него лицо. Солнце уходило за
гряду. Закат окрашивал в розовые тона склоны гор, парк, площадь перед
гостиницей, плоскую крышу летнего ресторана и аллею, уходящую к
набережной. Когда-то Растопчин приезжал сюда чуть ли не каждое лето на
встречу с худенькой юной подружкой, сочинявшей бесконечные концерты для
рояля без оркестра и грустные миниатюры в прозе, и в пасмурные дни оба
они, Растопчин и сочинительница, подолгу бродили над морем, шли мимо
сосен, хат мои и старых, крытых черепицей домиков, упрятанных в зелень
парка, и даль, город, изгибы дороги скрывал моросящий дождь или окутывал
светлый утренний туман, сквозь сизую пелену проглядывало золото куполов
городской церквушки, сквозь трещины в бордюрах пробивалась трава, в
переулках поблескивал вековой булыжник, над портом гудели трубы океанских
лайнеров, в садах, в густых кронах наливались соком яблоки и персики, и
старожилы загодя готовились к холодам, завозили уголь к воротам
многоярусных двориков, и переспелые абрикосы и сочная шелковица падали в
блестящую угольную крошку - чем ближе осень, тем острее блаженство,
которое дарит влюбленным лето. Во второй половине августа толпы на пляжах
заметно редели, начинался затяжной шторм, на неделю, на полторы. Небо то
хмурилось, то прояснялось, и в ясные ночи было отлично видно, как
прочерчивают свой последний над Черным морем путь сгорающие кометы.
Рестораны в такие ночи закрывались поздно, разгоряченная публика высыпала
на берег и, унося с собой недопитое шампанское и надломанный шоколад,
исчезала во тьме скверов и парков. На забрызганной прибоем набережной
остывал асфальт, на аллеях - песок. Отцветал олеандр над скалами, слабел
дурман магнолии - влюбленным хватало иного дурмана.
  Андрей смял снег в кулаке, выдавил из белого кома серую воду.
Захлопнул балконную дверь, потом дверь в номер, поплелся к лифту. Отыскал
в джинсах пятидолларовую купюру и сунул ее в нагрудный карман рубашки.
Валютный бар был пуст, даже бармен за стойкой отсутствовал. Лишь пара
"качков-охранников" коротала время за угловым столиком, поигрывая в нарды.
  - Где шеф? - спросил парня Растопчин, кивая в сторону стойки.
  - А что ты хотел?
  - Два "Хейнекена" с собой. Без сдачи.
  - Я тебе отпущу.
  Давай-давай, подзуживал себя Растопчин. Спроси их об утечке
информации. Могла быть? В лучшем случае покрутят пальцем у виска - пьешь -
закусывай! В худшем... Ну, упал человек с балкона. Перебрал, перегнулся
через перила, голова закружилась. Ночью. Или приснилось что - решил
немного полетать. Андрей поднялся в номер, бросил банки на кровать,
покрутил диск на телефонном аппарате.
  - Послушай, Баскаков, я тебе помог с проектом виллы хоть немного? -
спросил Растопчин.
  - А поприветливее нельзя? - в голосе Андрея Баскаков уловил
непривычные нотки. - Какая муха тебя укусила? Зимой-то, - попробовал он
пошутить.
  - Так помог?
  - С меня шикарный стол, Андрей, - прокряхтел Баскаков. - Приезжай к
восьми на ужин.
  - Благодарю, - сказал Растопчин. - Боюсь, однако, мне сегодня в
глотку ничего не полезет. Короче, требуется твоя помощь. Не откажешь?
  - О чем речь! - после долгой паузы пробурчал Баскаков. - Все, что в
моих силах, как говорится...
  - В твоих, в твоих, - не без раздражения оборвал его Растопчин. -
Прежде гостиницу, где я сейчас живу, курировал КГБ. Теперь, надо полагать,
- местная служба безопасности. Вывеска, ясно, сменилась, но люди, конечно,
остались те же. Так? Как и повсюду. Сведи меня с кем-нибудь из них, из
тех, кто посерьезнее. Не поверю, чтоб у тебя в Ялте не было бы все
давным-давно схвачено.
  - Схвачено-то схвачено, а в чем дело?
  - Кража валюты, старик. Считай, что это у меня украли. Нужен
грамотный мужик, чтоб капельку попахал как... - Андрей закашлялся, - как
частный детектив. Потом мы с ним расплатимся. В этом ты мне тоже, надеюсь,
захочешь помочь, - добавил Растопчин. - Ведь я тебе еще не раз пригожусь,
да?
  Баскаков медлил с ответом.
  - Сиди в номере, Андрей, - сказал он наконец. - Вечер, но попытка не
пытка. Есть у меня один солидный товарищ. Зам, генерального твоего
"Интуриста". Попытаюсь через него.
  - Объясни, что это лично для тебя, - прокричал Растопчин.

  ***

  Стемнело. Андрей зажег лампу над письменным столом, оглянулся - тень
Растопчина ожила и зашевелилась на противоположной стене. Лейла собирается
вешаться? Пусть, усмехнулся Растопчин. Никто не станет вытаскивать ее из
петли. Теперь никто никого не станет вытаскивать из петли. Особенно если
это сопряжено с риском для собственной шкуры. На дымящихся руинах
государства - мародеры, в душах - ни Бога, ни Ленина - страх да цинизм.
Власть бросила обывателя под бандитский нож - поделом горлопану, он сам
ратовал за эту власть. Пора признать поражение: между жаждой разрушения,
диким инстинктом и кнутом, обуздывающим инстинкт, - пустота. Давно уже
пустота. Что возрождать? Народа, в прежнем понимании, не существует.
Существует биологическая масса, форма которой зависит от формы кастрюли
(площади, стадиона, зала), куда ее помещают. Наступает фантастическая
эпоха. Цветочки отцвели, на свет полезли волчьи ягоды. Крышка чана
приподнята, биомасса ищет выход, ищет новые площади - Европа, похоже,
обречена. Скоро-скоро орды сильных, умных, изворотливых, не знающих
жалости человеко-волков хлынут на Запад. Гасите свечи, бедный Старый Свет.
Даже Москва сдалась этим ордам, город отдан на разграбление, и главный
московский прокурор провозгласил: из-за недостатка специалистов и средств
прокуратура рассматривает только уголовные дела, связанные с убийствами.
Все остальные дела или не возбуждаются прокуратурой или прекращаются ею.
Вероятно, решил Андрей, и сие досадное для убийц ограничение свободы их
действий в самое ближайшее время будет снято. Пей пиво, обыватель,
посоветовал себе Андрей, пей, милый, пока тебя не угостили твоей же
кровью. Да и не во власти дело, вдруг понял он. Слишком запущена болезнь.
На любого барина сыщется кол. Дело, однако, в холопах, стремящихся к
барству.
  В начале шестого Растопчину позвонили.
  - Я от Баскакова, - пробасил в трубку мужик.
  - Прекрасно! - ответил Растопчин. - Где встретимся?
  - Я, пожалуй, сам к вам спущусь, - услышал Андрей.


                                  Глава 6


  - Итак, Вячеслав, - подвел итог своему рассказу Растопчин, - если
вчера в баре именно они подслушали, что Лейла хранит деньги дома, и
вознамерились этими деньгами заняться, им оставалось лишь узнать адрес
Лейлы и успеть попасть в квартиру до нее.
  - Что за условие "до нее"? - спросил Вячеслав. - Были опасения, что
она вооружена и окажет сопротивление? Разве нельзя было поступить с ней
так, как с ее матерью?
  - Лейла обронила фразу типа: завтра же иду решать вопрос с билетами.
Она могла истратить деньги, - пояснил Андрей. - Как тут не поспешишь?
  - Допустим. Далее?
  - Далее, Лейла ночует здесь, в Ялте. Первый и единственный самолет,
на котором она может улететь из Крыма в Москву - в полдень, - сказал
Андрей. - Предположим, ее московский адрес они узнали мгновенно.
Предположим, созвонились с кем-то из своих московских ребят и навели их на
квартиру Лейлы, растолковав, что искать.
  - Как будто все логично, - кивнул Вячеслав. - Но вот вопрос. Если бы
квартиру брали москвичи, когда б они наведались за деньгами? Или вчера
еще, или утром сегодня, но уж никак не за полчаса-час до прибытия хозяйки.
Согласны?
  Андрей плеснул в стакан Вячеслава немного пива и пододвинул к стакану
открытую пачку "Мальборо".
  - Получается, или ялтинцы рванули в Москву тем же самолетом, что и
Лейла и обыграли ее за счет скорости уже в Москве, на дороге из Внуково,
или еще вчера сели на поезд.
  - Нет, вчера не сели, - Вячеслав прикурил от зажигалки. -
Единственный скорый, тридцать первый, на который они могли рассчитывать
вчера, отправился из, Симферополя в семнадцать сорок. Он прибыл сегодня на
Щушкий около четырех, если не опоздал, как обычно бывает, и добавим
время.., а в каком районе живет Лейла?
  - Понятия не имею, - сказал Растопчин. - У меня есть только ее
телефон.
  - Да, не столь и важно сейчас, какой район. Хоть десять минут они
должны были бы, затратить на дорогу до ее дома? Уже не тот график.
  - Верно, в этом случае дверь им открыла бы сама Лейла. Или не открыла
бы вообще, я догадываюсь, - сказал Растопчин. - Остается выяснить, мотался
ли кто-нибудь из наших "качков" или их местных дружков сегодняшним
самолетом в Москву.
  - А если визит нанесли из Тулы, к примеру? - спросил Вячеслав.
  - Такую версию вдвоем нам не отработать, - Андрей шагнул к шкафу и
достал с полки свитер. - Совсем задуб, прямо холодильник. Так что, не
будем выяснять, летал ли кто из ялтинцев? Я специально спускался минут
двадцать назад в бар. Из четырех "качков" застал лишь двоих. Играют в
нарды. Вот это пиво мне продали. Бармена я не видел.
  - Бармен исключается, - заверил Растопчина Вячеслав. - Не будем о нем.
  - Почему исключается? Вячеслав промолчал.
  - Ладно, - пожал плечами Растопчин. - Держите меня в курсе, не
напускайте, пожалуйста, на дело тумана, - попросил он.
  - Как что-нибудь прояснится, тотчас вам позвоню, - пообещал Вячеслав.
  Он вышел в коридор. Андрей метнулся за ним. Догнал, коснулся плеча,
зашептал:
  - Хорошо бы идти по горячему следу, если, конечно, мы взяли именно
тот след. Деньги на то и деньги, чтобы их тратить да менять.
  - Боитесь, что их уже нет?
  - Да.
  - Не паникуйте раньше времени, - посоветовал Вячеслав и зевнул. -
Тринадцать тысяч долларов? Ну, прогуляют сотню на радостях, и все. Хотя,
кто знает... Не люблю гадать.
  - Отчего вы занялись моими проблемами? - заторопился Растопчин. -
Практически ведь частный сыск. С использованием служебного положения.
Приказ начальства? Просьба? Рассчитываете на хорошее вознаграждение? На
какое, если честно?
  - Поторгуемся? - прищурился Вячеслав.
  Растопчин сделал вид, что не замечает насмешки.
  - Пятьсот долларов гонорара, нормально? - предложил он. - Семьсот?
Восемьсот? Ну, до пяти процентов от суммы, которую вы мне вернете...
  - Куй железо, пока горячо, - ответил Вячеслав, продолжая смеяться
глазами, и Растопчин неожиданно понял, что парень просто не получил
инструкции, как следует отвечать на вопрос о вознаграждении.
  Растопчин махнул рукой, мол, ладно, позже обговорим детали, еще не
вечер, и побрел в номер. Вечер, однако, давно наступил, в комнате было
холодно и тоскливо, и от одиночества Андрею становилось еще холоднее. Его
тянуло на люди, на свет, в какой-нибудь "демократический" гостиничный
закуток, где продают портвейн и "Славянское" за рубли, где первый
встречный вываливает на тебя все, что думает о большой политике, кухне
интуристовского ресторана и ценах на шлюх, где выражение лица у свободной
шлюхи такое, словно дама приглашена на дипломатический прием, но шофер из
посольства запаздывает - всюду лед и заносы, и вот, представьте, даме
приходится греться чашкой кофе сомнительного качества и слушать "Депеш
Мод" вместо Майкла Стайпа с его знаменитым "Ремом". Растопчин попытался
связаться с Баскаковым, но ни на работе, ни дома архитектора не оказалось.
Правда, вскоре он сам "вышел" на Растопчина. Голос в трубке звенел, словно
был пропущен через мощный усилитель.
  - Человек появился? - поинтересовался Баскаков.
  - Да, и вроде бы не дурак, - поблагодарил Баскакова Растопчин.
  - Если надумаешь приехать ко мне, приезжай к девяти. Я тут в одном
кооперативе вынужден стопорнуться на часок-другой. Ну, до встречи, -
Баскаков нервничал.
  - Постой! - попросил Растопчин. - Скажи, почему человек взялся за мое
дело? - Он - твой товарищ? Знакомый? Рассчитывает на крупный гонорар? Я
должен знать сумму.
  - Я думаю, он не откажется от гонорара, хотя не знаю, о какой сумме и
о каком деле ты говоришь, - сказал Баскаков. - Но это -