м  командира  и
одного из его заместителей - их трупы представили  моджахедам-единоверцам  в
знак добрых намерений. Заодно были предъявлены взятые  в  плен  неверные  из
числа русского военного персонала - советник и военный  переводчик.  Русские
нужны были душманам живыми. Правда, главного из них, полковника из  аппарата
главного военного советника МО ДРА, пленить не  удалось.  Он  до  последнего
отстреливался из автомата, потом подорвал  гранатой  и  себя,  и  нескольких
предателей. Этим полковником был мой отец. За две недели до этого при взрыве
бомбы в Кабуле погибла моя мать - врач военного госпиталя. Меня, в то  время
курсанта второго курса, будто выбросило в безвоздушное пространство.  Холод,
ощущение бессмысленности  всего  сущего,  жгучая  тоска  сковали  мою  душу.
Выжженная солнцем, фанатично религиозная чужая страна забрала у  меня  самых
дорогих людей. Через несколько лет мне хоть немного удалось вернуть  "духам"
этот долг.
   Все мои предки были воинами. Прадед, блестящий  русский  офицер,  кавалер
двух Георгиев, погиб на германском фронте в первую мировую. Дед начал  войну
в июне сорок первого сержантом и закончил командиром танковой  роты.  Героем
Советского Союза. Отец прошел большинство горячих точек  планеты  -  Анголу,
Мозамбик, Вьетнам, Латинскую Америку. В мирное время у него была своя война.
Передо мной лежала дорога или в военное училище, или в военный  институт  на
переводческий факультет. Изучение иностранных языков в ту  пору  вызывало  у
меня зевоту.
   Правда, через несколько лет пришлось все-таки осваивать  заморскую  речь,
но это уже совсем другая история. Военное училище мне не приглянулось. В  ту
пору я запоем читал детективы, и любимым моим  фильмом  был  "Место  встречи
изменить нельзя", любимым героем - Глеб Жеглов в исполнении Высоцкого. А тут
еще дядя Леша, которого я просто боготворил.  Его  нельзя  было  не  любить.
Огромный медведь, душа общества, человек большого юмора и  большой  доброты.
Когда он пел своим густым голосом под гитару "Гори,  гори,  моя  звезда",  у
меня,  тогда   молодого,   сопливого,   признававшего   только   рок-музыку,
наворачивались  слезы  на  глаза.  Дядя  Леша  был  заместителем  начальника
уголовного розыска нашей области. О работе он говорил  скупо,  вскользь,  не
вдаваясь в подробности, хотя о делах, которыми он занимался, ходили слухи, о
них шептались в очередях. Для дяди Леши все это были не россказни. Это  была
повседневная, тяжелая  работа.  Машина  с  мигалкой  у  подъезда,  кобура  с
пистолетом Макарова под мышкой... Дядя Леша  тоже  был  воином,  только  его
война проходила на улицах нашего города.
   В  общем,  форму  я  все-таки  после  школы  надел,  но  не  военную,   а
милицейскую. В Союзе были две  высшие  школы  милиции,  куда  принимали  без
службы в армии: Омская и Карагандинская. Я поступил в Омскую.  Это  был  вуз
для детей шишек из МВД. Мне в поступлении,  чего  греха  таить,  помог  дядя
Леша, его приятель был заместителем начальника школы.
   После окончания ВМШ я  вернулся  в  свой  город.  Сразу  оперативником  в
"разбойный" отдел областного уголовного розыска. Для такого желторотика, как
я в ту пору, это была слишком большая честь. Но взяли меня в память о  дяде.
Дядя Леша погиб, так и не дождавшись окончания мной милицейского вуза. А как
он ждал. Он погиб, получив автоматную очередь при задержании банды Усманова,
терроризировавшей три области. Как и все представители нашей  фамилии,  дядя
Леша не привык прятаться за чужими спинами и первым шагнул  в  пекло.  Погиб
он, как и мой отец, с оружием в руках.
   Странные у меня отношения со смертью. Дьявольская  Цепь.  Родители.  Дядя
Леша. Смерть отнимала одного за другим любимых людей. Она  будто  играла  со
мной. Я остался один во всем мире. И мне было плохо.
   На работе ко мне относились со вниманием, готовы были прощать многое ради
дяди Леши. И мне это не нравилось.  Приходилось  доказывать,  что  я  и  сам
что-то могу. И у меня это  начало  получаться.  Через  год  я  стал  старшим
опером, притом заслуженно. Собственно, кроме работы, у меня ничего не  было.
Я уходил в нее, прячась от одиночества и холода окружающего мира, в  котором
больше не было привязанностей, дорогих людей. Я боялся сближаться с  кем  бы
то ни было. Я пахал с остервенением, жестко, не щадя ни себя, ни других. Мне
не хотелось возвращаться в пустой дом.
   Однажды в нашем кабинете появился заместитель начальника УВД, что само по
себе было странно, в  сопровождении  начальника  уголовного  розыска  и  еще
какого-то субъекта - невысокого, полноватого, в отутюженном черном костюме и
при галстуке. Тип был похож на партийного функционера - я сначала и подумал,
что это какая-нибудь фигура из обкома, но потом встретился с ним глазами.  И
сердце мое замерло на миг, а  затем  ухнуло  куда-то  вниз.  Странная  волна
накатила на меня. Комната стала тесной, и в воздухе  будто  запахло  грозой.
Так мы встретились с Фаустом.
   Начальник уголовного розыска представил гостю меня  и  моих  товарищей  и
начал что-то заискивающе петь о  нашем  высоком  профессионализме,  о  новом
поколении высокообразованных,  подкованных  идейно  и  политически  сыщиков.
Говорил он, поскольку нужно было что-то сказать. Потом я  узнал,  что  гость
обходил  все  кабинеты  и  с  какой-то  одному  ему  известной  целью  бегло
знакомился с каждым из сотрудников. Просочились сведения, будто  он  приехал
из  министерства  и  что  начальнику  УВД  звонил  насчет  него  заместитель
министра.
   В тот же день я встретился с ним в отдельном  кабинете.  Он  представился
Иваном Федоровичем. Почему он остановился на  мне?  А  на  ком  еще  он  мог
остановиться?!  Фауст  свое  дело  знал.  Ему  не  нужны   были   анкеты   и
рекомендации. Он чувствовал, кто ему необходим. Как?  Об  этом  одному  Богу
известно. Или черту?
   - Я не из МВД, - начал он. - Из другого ведомства.
   - Безопасность?
   - В общем, да. Не буду разводить дипломатию. Предлагаю работу  в  Москве.
Центральный аппарат. Специальное боевое подразделение.
   - Спецподразделение? - удивился я. - Почему меня? У меня второй разряд по
легкой атлетике и второй по боксу. Не гигант. И стреляю не так, чтобы очень.
   - Мне нужны не спортсмены, а бойцы.
   Голова шла кругом. Москва. Спецподразделение. Для милицейского  опера  из
провинции это звучало фантастически. Все было слишком  хорошо,  чтобы  стать
правдой.
   - Я согласен, - неуверенно произнес я.  Не  может  такого  быть.  Хорошо,
возьмет этот человек меня. Так  не  пропустит  кто-то  еще  -  мое  или  его
начальство, кадровики. В ГБ кадровики  чокнутые,  найдут  какой-то  пункт  в
анкете, что родственники в четырнадцатом году  находились  в  оккупированной
зоне - и до свиданья. Да и зачем я им нужен? Тоже  мне,  ценный  для  Москвы
кадр.
   Он будто читал мои мысли.
   - Сомневаетесь? - улыбнулся  он.  -  Напрасно.  Вы  даете  согласие  -  и
поступаете в мое распоряжение. Этот вопрос решаю я и больше никто. Первая  и
последняя  инстанция.  Никаких  согласований.   Проблем   с   переходом,   с
документами не будет. Ваше слово - и вы наш. Но тогда, учтите, пути назад не
будет. Вы выбираете не только работу.  Вы  выбираете  жизнь.  Вы  не  будете
принадлежать себе. Вы обязаны будете делать все, слышите, абсолютно все, что
прикажут, и никакие ваши сомнения не  будут  никого  интересовать.  Душевные
терзания, пустые размышления о добре и зле, о совести - все в мусорный  бак.
Это жестокая жизнь. Вы  никогда  не  сможете  изменить  ее,  сойти  с  этого
поезда...
   Накручивал и пугал он меня еще  минут  десять.  Своеобразная  проверка  -
больше формальная.  Он  знал,  что  я  соглашусь.  Ведь  я  был  именно  тем
человеком,  которого  он  искал.  Вмиг  между  нами  установилась   какая-то
взаимосвязь, и как  ни  молод,  зелен  и  глуп  я  был  тогда  и  непривычен
прислушиваться к своим ощущениям, но это я осознал со всей ясностью.
   - Я согласен. И вы меня не отговорите, - хмыкнул я.
   - Прекрасно. Неделя на решение проблем.  Для  всех  вы  едете  в  Москву,
прикомандировываетесь к оперативно-следственной бригаде МВД. Через неделю вы
исчезнете. Перестанете существовать под собственным именем. Все концы  будут
обрублены...
   На этом мои прямые пути закончились. Порой  я  переставал  понимать,  где
правда и где ложь, добро и зло переплетались и менялись  местами.  И  рядом,
совсем близко, постоянно присутствовала она, смерть... Как Фауст и обещал, я
очутился в жестком, железном мире. В нем мысли о себе и  своем  благополучии
находятся где-то на сто двадцатом месте, а на твоих плечах лежит  гигантская
тяжесть долга и ответственности. И  перед  ней  не  так  важна  кровь,  даже
преступление. Может  быть,  придет  время,  когда  группа  "Тень"  останется
последней линией обороны гибнущей России. Каждый из  нас  понимал  и  боялся
этого.

***

   Ходили слухи, что Гурский  голубой,  слишком  скромный  образ  жизни  для
внезапно взошедшей звезды  рекламного  бизнеса  он  вел.  Неженатый,  он  не
устраивал романтических загулов, не шатался по ночным клубам. Не  менял  как
перчатки актрисок, не увлекали  его  и  начинающие  девушки-модели,  готовые
расплачиваться телом, лишь бы подняться выше на пару ступенек.
   В рекламном деле он  действительно  был  мастером.  Идеи  его  отличались
простотой и без промаха били в десятку. Отдача от его  реклам  была  гораздо
выше, чем от продукции конкурентов. Считалось, что он интуитивно  нащупывает
какие-то струнки в душах обывателей: хотя его произведения и  не  отличались
броскостью, они обладали отменной пробивной силой,  дырявили  сознание,  как
дрель, призывая покупать, вкладывать, пользоваться... Но Гурский  не  просто
обладал интуицией и чувствовал, как  надо  работать  с  людскими  умами.  Он
владел какими-то знаниями, которыми не владеет никто.  И  его  рекламы  были
начинены ловушками, действующими  на  подсознание,  приковывающими  внимание
зрителя к рекламному предмету. А еще они  были  переполнены  информационными
вирусами. Рудольф Гурский был искомым  "подселенцем"  в  агентстве  "Сфера".
После допроса Юрика сомнений в этом у нас не было никаких.
   Гурский жил на юго-западе около гостиницы "Турист".
   Элитный район, хоть и у черта на рогах. Издавна здесь селились  дипломаты
и торгаши. А  теперь  его  облюбовали  бизнесмены.  Количество  иномарок  за
последние  годы  сильно  прибавилось,  равно  как  прибавилось   и   мусора,
беспорядка.
   Со слов Юрика, Гурский  пунктуален  до  безобразия.  В  восемь  часов  он
выходит из своей квартиры, садится в зеленый "ниссан"  и  едет  в  центр  на
работу. Ежедневно, пробираясь по переулкам,  на  одной  из  улочек  рядом  с
Мясницкой он останавливается, покупает пачку газет и сигареты "Ява" - других
не признает. Перекидывается несколькими словами с пожилой торговкой газетами
-   бывшей   заслуженной   артисткой   из   Малого   театра.    Актриса    -
достопримечательность  района,  и  киношный  люд  из  фирмы  "Сфера"  иногда
заглядывал к ней перемолвиться о старых временах, когда  кипела  театральная
жизнь и сыпались на сцену цветы, толпились поклонники. Гурский же  взял  это
за правило.
   На точки мы выставились под утро. Задача была  простая  -  проследить  за
Гурским от дома, проверить, не приклеились ли к нему  "прилипалы",  а  потом
при удобном случае умыкнуть его. Центральным  опять  был  квадрат  Горыныча.
Инок пытался засечь наружку противника, если она есть. Шаман  -  на  дальнем
прикрытии. Шансов нас проявить у Гурского не было никаких. Да и его  друзьям
- филерам или телохранителям, если они за ним ходят, - придется попотеть.  В
своих ребятах я уверен. Мы вычислим противника раньше.
   Две "линзы" передавали на экран четкое изображение. Ночью ветер  разогнал
тучи, и поутру солнце выползло на чистое, изумительно голубое  небо.  Царила
обычная утренняя суета. Родители тащили сонных детей в школы и детские сады.
"Новые русские" загружались в "мерседесы" и "вольво", реже  -  в  "волги"  и
"жигули". Вон шестисотый "мерс", сзади "ауди" с "быками" в камуфляжной форме
- повезли на службу тучное и пассивное тело президента банка "Меридиан". Вон
из другого крыла вышел бодрой походкой  Гога  -  грузинский  вор  в  законе,
вынужденный пребывать ныне в Москве. Он что-то не поделил с другим  вором  в
законе, маразматически вознесенным в руководители Грузии Джабой Иоселиани, и
оставил родные края... Где же ты, Гурский? Не опаздывай.
   А вот и он. Протер тряпкой лобовое стекло. Кинул на заднее сиденье  кейс.
Сел в свой "ниссан". Тронулся.
   - Объект выдвигается. Четвертый, принимай.
   Началось. Наши машины плели некое кружево, чтобы не  попасться  на  глаза
объекту наружного наблюдения и вместе с тем держать его в железных клещах.
   - По тому, как человек ведет машину, можно определить характер, -  сказал
я, глядя на маячивший впереди зеленый "ниссан".
   - Тогда Гурский спокоен, уверен в  себе,  -  прикинул  Горыныч.  -  Лишен
стремления  показать  себя,  но  гнет  неустанно  свою  линию.  Привык   все
просчитывать. Ведет машину очень четко. И экономно. Как профессионал.
   - Или как автомат.
   - Может быть, - задумчиво протянул Горыныч. - Думаешь, до этого дошло?
   - Увидим...
   Пробки. Не было вас в Москве. Можно было добраться спокойно на машине  из
конца в конец. А  теперь  -  рев  моторов,  гудение  клаксонов,  старушки  с
тележками, бросающиеся под колеса. Ад для наружки.
   - Говорит Пятый. Чужой контроль не выявлен, - доложил Инок.
   Центр. Лубянка. Здания ФСБ и Политехнического музея. За  ними  старинные,
тоже запруженные машинами улицы. Если верить Юрику, Гурский  сейчас  свернет
направо, остановится и пойдет к заслуженной артистке за  газетами...  Так  и
есть. Приткнул машину напротив замазанных известкой витрин  находящегося  на
ремонте магазина, хлопнул дверью и направился к газетному  киоску.  На  этой
улочке народу было немного. Гурский заговорил  с  газетчицей...  Если  иметь
буйную фантазию,  можно  предположить,  что  через  бывшую  актрису  Гурский
поддерживает связь со своими боссами и передает  шифрованные  сообщения.  Но
так наплести можно много. Не время строить дурацкие версии.
   - Третий и Четвертый. При подходе к машине принимайте объект. И  помягче.
Без шума.
   Гурский с пачкой газет под  мышкой  двинулся  к  "ниссану".  Тут  к  нему
подкатили мои парни. Удостоверение МВД  под  нос.  "Пройдемте,  милиция".  -
"Зачем, почему? Вы меня с кем-то перепутали". - "Там объяснят".
   Третий стоял перед Гурским.  Четвертый  немного  в  стороне.  Можно  было
ожидать какого-нибудь эксцесса. Например, Гурский, поняв, что  надеяться  не
на кого, кругом враги, выдергивает из карамана черный  пистолет  или  острый
кинжал. Ну и пожалуйста, если себя не жалко. Для моих ребят нож или пистолет
в руках противника - детская игрушка...
   Так, все нормально. Гурский попрепирался для порядка, помахал  руками,  а
потом послушно направился в сторону оперативной машины.  Правильно,  милицию
лучше слушаться. Мало ли какие вопросы  могут  быть  у  нее  к  коммерсанту.
Успокойтесь, гражданин Гурский, мы не займем много вашего времени...
   Вдруг  что-то  необъяснимо  изменилось  вокруг.  По  телу  прошла  волна.
Знакомое состояние. Оно позволяет  выиграть  секунды.  А  с  ними  и  жизнь.
Предчувствие опасности до того, как она возникает.
   Я ударил по кнопке рации, прокричал в микрофон: "Шторм!", схватил автомат
и распахнул дверцу.
   Моим ребятам ничего не надо повторять дважды. Третий сшиб Гурского с  ног
и отпрыгнул в сторону, выдергивая на лету пистолет.
   - Лежать! - заорал он рекламщику.
   Четвертый молниеносно исчез из поля зрения... И тут-то все и началось.
   Рев мотора. Брызги воды из-под колес. Визг колодок. Хлопки выстрелов.  Из
открытого окна несущейся по улице "скорой помощи" палили с двух сторон.  Эта
машина не может быть одна... Точно. С другой стороны выруливал белый "БМВ".
   Гурский оказался прыток сверх меры.  Не  отреагировав  на  предупреждение
Третьего, он  вскочил  и  бросился  к  арке  дома.  И  был  щедро,  от  души
нафарширован свинцом.
   - Вот черт, - я нажал на спусковой  крючок.  Моя  автоматическая  очередь
пришлась   по   стеклам   притормаживающей   "скорой".   Никакого   эффекта.
Бронестекло-четвертого уровня защиты - из "Калашникова" не взять, только  из
пулемета!
   Я вовремя нырнул за машину, а то бы чувствовал себя не лучше  Гурского...
"Скорая" начала набирать ход. Сейчас ее  неплохо  было  бы  использовать  по
прямому назначению. Она уносила с собой двоих, в каком состоянии  -  мертвом
или живом - трудно сказать. Но что получили по свинцовой  примочке  -  факт.
Толя Гвоздев, пятый из группы Инока, бил из "винтореза". Хороший снайпер  со
ста метров попадает в трехкопеечную монету. Толя - снайпер экстракласса.  Он
попадает в монету навскидку, едва целясь, из любого положения...
   Глухо ухнуло. Скрежет. Звон  стекол.  Это  подброшенный  взрывной  волной
белый "БМВ" пошел  боком  и  перевернулся.  Заряд  из  гранатомета  вряд  ли
пришелся его водителю по вкусу. Инок отлично владеет гранатометом. Все,  бой
закончен.
   - Объект заледенел, - послышался в рации голос Четвертого. Сие  означало,
что Гурский ушел в мир иной.
   - Уходим! - крикнул я в рацию.
   Устроили тарарам в самом центре города, рядом с  ФСБ.  Через  три  минуты
сюда слетятся патрульные машины. Интересно посмотреть, выжил ли кто в "БМВ",
но нет времени...
   Затеряться в улочках.  Зарулить  в  тихий  дворик.  Перекинуть  номера...
Сделано. Теперь мы обычные москвичи-автомобилисты. Правда, с карточкой,  что
машина досмотру не подлежит.
   - Откуда они взялись? - Горыныч спокойно  вел  машину.  Мы  меньше  всего
походили на людей, только  что  побывавших  в  смертельной  передряге.  Чему
удивляться? Саморегуляция - основа основ. Спортсмены на чемпионатах мира  не
могут сладить со своими нервами, некоторые глотают успокаивающее. Мы  можем.
Нас готовил Фауст.
   - Мы не прошляпили контрнаблюдение? - спросил я.
   - Черта с два. Не могли мы так проколоться.  Может,  у  них  стационарная
точка наблюдения в этом месте? Точка  контроля.  Гурский,  предположим,  был
обязан каждый раз останавливаться там, проверяться на "прилипал".
   - И всех "прилипал" они постановили на каком-то своем загадочном сходняке
убирать? Так, что ли?
   - "Прилипал" из "треста" - да. Вспомни, как с Симоновым. - Горыныч сбавил
скорость и остановился перед светофором у Рижского вокзала.
   Я взял рацию и вызвал Шамана.
   - Пошли своих ребят к месту боя.  Там  наверняка  уже  работают  дежурные
группы милиции. Пускай потолкаются с ксивами  МВД,  послушают.  И  осмотрите
место. Там могла быть оборудованная точка контроля объекта с ловушкой.
   - Понял.
   - Возьми двоих  из  квадрата  Инока.  Посматривайте,  чтобы  вам  там  не
приклеили "хвост". Мы на третью базу...

***

   Шаман появился на базе-три в Подлипках в семнадцать часов.
   - Вот, нашли.
   Он положил на стол штуковину, очень похожую на нашу "линзу".
   -  Установлена  на  широкий  обзор.  Фиксировала  часть  улицы,  где  все
происходило. Может, там еще была аппаратура, но мы ее не нашли.
   - Штука западная, - сказал "Лобачевский", рассматривая сувенир.
   - Что милиция накопала? - спросил я.
   - Как ни странно, они быстро установили личность одного из двоих погибших
в "БМВ".
   - И что это за массовик-затейник?
   - Уроженец и житель Риги. Без вести пропал в восемьдесят девятом.
   - Надо, чтобы они поинтересовались личностью Гурского. Не удивлюсь,  если
он тоже где-то когда-то пропал. А фамилия Гурский - простая липа...
   Леопард оскалил клыки. Он находился в каких-то трех метрах от меня - один
прыжок мощного стального тела. Леопард был напряжен,  взведен,  как  пружина
тяжелого боевого арбалета. Он готов был кинуться на меня, помериться  силами
- кто кого. Он смотрел мне прямо в  глаза  и  признавал  во  мне  дост