х участников ФПГ.  Теперь  в  ФПГ  входила  моя  новая  нефтяная
компания  "Ячнефть",  и  значительную  часть  ее   должны   были   составить
предприятия оборонки - бывшие клиенты проглоченного КФБ.
   Эти оборонщики были действительно несчастные парни, которым правительство
не давало денег за госзаказ и не  разрешало  самим  продавать  продукцию  на
экспорт.
   Не далее как  вчера  один  дальневосточный  директор  плакался  мне,  что
смежники, производящие стратегические ракетные установки,  расплачиваются  с
ним по бартеру чешской сгущенкой, а "Росво-оружение" берет  у  него  29%  от
контракта и дает взамен  клиринговые  китайские  доллары,  которые  само  же
любезно помогает потом сбыть по 50 центов штучка.
   За электричество он платил исправно, но на балансе у него висела половина
городского жилого  фонда,  и  вот  обитатели-то  жилого  фонда  за  свет  не
перечисляли ни гроша. А так как официальным должником за свет был завод,  то
местное "энергр" выдернуло завод из  розетки.  Население  его  полузакрытого
города занималось в последнее время в основном собирательством и охотой.  По
всей по этой  причине  директор  еще  в  прошлом  году  просился  обратно  в
государственную собственность. Когда появился я, он очень охотно согласился,
что это еще лучше.
   Кстати, Тхаржевский пока в эту ФПГ не входил. А между тем его меткомбинат
нам был очень нужен для  .непрерывной  технологической  цепочки.  Дело  было
ответственное - я с Яниевым отправился в мрачное гранитное  здание  напротив
Политехнического музея.
   Яниев разливался соловьем. Он  обещал  инвестиции  в  высокотехнологичные
производства. Он  сетовал  на  то,  что,  если  не  переломить  существующую
тенденцию, Россия станет сырьевым придатком Запада. Шесть наших собеседников
- третьим слева сидел Адашкевич - слушали его не  очень-то  доброжелательно.
Седьмой, высокий и плотный генерал с яйцеобразной головой  и  седыми  усами,
что-то насвистывал сквозь зубы. Это был тот  самый  генерал,  который  месяц
назад обещал мне по телефону пообрывать хвосты моим русалкам.
   Яниев завершил свою речь во славу высоких технологий и выразил недоумение
тем, что документы по ФПГ уже две недели  как  готовы,  но  до  сих  пор  не
регистрируются.
   Все молчали.
   Первым подал голос человек, сидевший справа от Адашкевича. Ему не было  и
пятидесяти, однако он занимал один из самых  высших  постов  в  государстве.
Свободная пресса его  терпеть  не  могла  за  то,  что  он  редко  устраивал
пресс-конференции и во время всеобщей борьбы демократов  против  коммунистов
мирно подворовывал на каком-то сибирском заводе. Взойдя к  вершинам  власти,
он  по-прежнему  понимал  Россию  как  большой  завод,  где  рабочие  воруют
горстками, а дирекция - вагонами.
   В близком общении это был один из  самых  обаятельных  людей,  которых  я
знал, - надо было только не зевать и смотреть, чтобы обаятельный человек  не
оттяпал у тебя яйца. Звали его Алексей Грацинский.
   - ФПГ - это, конечно, привлекательная идея, - сказал обаятельный человек.
- Однако сушествует одна проблема. С момента создания "Яч-нефти" ни одна  из
вошедших в нее компаний не заплатила ни копейки налогов. Я пожал плечами.
   - А что, они раньше платили?  Я  слыхал,  что  у  "Ячинскнефтегаза"  было
семьсот миллиардов долга.
   - А сейчас восемьсот сорок. Хотите  вылететь  из-под  указа  об  отсрочке
уплаты задолженности? Я усмехнулся.
   - А с чего это я должен платить налоги? Я так понимаю, что налоги  платят
за покой и безопасность. Кто мне обеспечивает безопасность? Вы?  Вон  Сергей
Васильич мне уже пытался обеспечить  безопасность,  русалкам  моим  грозился
хвосты оторвать... Вот я и плачу налоги сам себе.
   - Налоги, - разъяснил  Адашкевич,  -  платятся  не  только  затем,  чтобы
обеспечить вашу безопасность. Они идут,  например,  на  пенсии.  На  оборону
страны. У нас, даже если все налоги собрать,  все  равно  бюджетный  дефицит
будет 89 триллионов.
   - А из чего он финансируется?
   - Что за идиотский вопрос!  Через  внешние  займы  и  ГКО,  вы  прекрасно
знаете!
   - Я согласен профинансировать бюджетный дефицит, предоставив  государству
кредит на 19 млрд. долларов. Золотом. Взамен прошу избавить мои  предприятия
от налогов.
   Все в кабинете оцепенели.
   - А собственные деньги вы не хотите выпускать? -  поинтересовался  ровным
голосом обаятельный человек, - вместо Центрального банка?
   - А это мысль, - согласился я, - во всяком случае, гарантирую, что к моим
деньгам никакая инфляция даже близко не подберется.
   - Откуда у вас столько золота? Я вздохнул.
   - Не скажу, что это будет легко. Но достану.
   Все присутствующие стали  смотреть  на  Адашкевича.  Обаятельный  человек
что-то строчил в блокноте.
   - Это невозможно, -  сказал  Адашкевич.  -  Если  вы  покроете  бюджетный
дефицит, что будет с рынком ГКО?
   - На рынке ГКО упадет доходность, - с  торжеством  вскричал  Яниев,  -  а
деньги пойдут в производство!
   - А вы знаете, сколько "Народный Альянс" зарабатывает на ГКО?  -  ледяным
тоном осведомился Адашкевич.
   - А... э... - сказал я. - Вы бы полюбовались  на  свой  баланс,  господин
банкир! Да на  настоящий,  а  не  тот,  который  вы  в  налоговую  инспекцию
отсылаете!
   И тут Яниев грохнул кулаком по столу.
   - Ну, господа, - сказал он, - хватит. Вам  предлагают  покрыть  бюджетный
дефицит, а вы бежите, как черт от ладана. Мне лично все ясно.
   - Что ясно?
   - Ясно, что не ГКО для покрытия дефицита, а дефицит для того,  чтобы  ГКО
существовали. Чтобы уполномоченные банки покупали их на бюджетные же деньги!
Чтобы на каждый рубль, который получает бюджет, банк получал сотню!  Как  им
пообещали, что ГКО сдохнут...
   - Сдохнут не ГКО, - печально сказал Адашкевич.  -  Сдохнут  банки.  Кроме
разве что "Народного Альянса", который возьмет кредит у  федерации  домовых.
Балансы у наших банков такие, без долгосрочных  кредитов.  Вы  нам  обещаете
финансовую стабилизацию за счет бездефицитного бюджета.  Такая  стабилизация
означает отсутствие инфляции и ГКО. Отсутствие инфляции и ГКО вызывает  крах
банков. Крах банков поставит жирный крест на любой финансовой стабилизации.
   Яниев растерянно заморгал.
   Я поднялся со стула и направился в глубь кабинета, где имелся  просторный
закуток, а в закутке - туалет и душ. Краем глаза я заметил, что  обаятельный
человек тоже поднялся с места.
   Когда я вышел из туалета, обаятельный человек сунул мне в руку бумажку. Я
развернул и прочел:
   "Зачем устроил гнилой базар? Дай мне десять лимонов и получишь  налоговый
инвестиционный кредит до 2005 года".
   Ну и лексика у наших высоких государственных деятелей.
   * * *
   Через неделю я, как и обещал моим нефтяникам, улетел в  Западную  Сибирь.
Яниев со мной не поехал, отговорившись делами, но я видел, что  главное  его
дело живет на Кутузовском проспекте и прозывается Даша Тхаржевская.
   В Сибири я провел неделю с лишком и уехал оттуда  сморщенный  и  зеленый,
как картошка на свету. Зато мой НПЗ повысил  глубину  переработки  нефти  до
95%.
   Когда я вернулся  в  Москву,  меня  ждали  две  новости.  Во-первых,  мои
предприятия получили налоговый инвестиционный кредит. Во-вторых, случившаяся
от этого кредита  брешь  в  государственном  бюджете  составила  около  семи
триллионов рублей, и пребывавшая в  Москве  миссия  МВФ  выразила  по  этому
поводу  чрезвычайную  озабоченность.  Чтобы  успокоить  МВФ  и  не   сердить
Аладдина,  обаятельный  человек  состряпал  президентский  указ,  повышавший
ставку НДС до 24 процентов.
   Когда я приехал в банк, там царило столпотворение.
   Промышленники толпились в предбаннике моего кабинета, как мальки в верше.
На столе скопилась груда факсов, радиотелефон пищал, как крыса с защемленной
лапкой. Все хотели одного и того же: войти в ФПГ Шарифа Ходжаева, где они не
будут платить налогов.
   Я позвонил обаятельному человеку, и через двадцать минут он  сам  приехал
ко мне. Директора  обступили  его,  как  цыплята  наседку.  Со  всех  сторон
послышалось:
   - А они мне впарили  на  пять  миллиардов  векселей  Московско-парижского
банка, а векселя эти можно только  на  налоговые  освобождения  обменять,  а
налоговые освобождения вы отменили!
   -  У  меня  сверхсекретный  завод,  а  "Белэнерго"  мне   даже   охранную
сигнализацию отключило!
   - Я бы лодку к причалу поставил и с реактора электричество брал, так ведь
запрещают! Лицензия какая-то нужна?
   Обаятельный г-н Грацинский поднял руки: мол, не все сразу. Обаяния у него
чуть поубавилось.
   - Так что же вы хотите? - осведомился он у промышленников.
   - Я тоже  хочу  не  платить  налогов!  -  заявил  какой-то  оборонщик  из
Ярославской области. - А то вы на  нас  эксперимент  ставите:  нельзя  доить
корову и не кормить ее.
   - Можно, - процедил кто-то из угла, - надо только почаще корову менять.
   Один из директоров вдруг вскочил.
   - Вот где у меня ваше государство! - заорал он, тыча пальцем в  горло.  -
Вы мне должны 10 миллиардов! Ясно? Вы! А мой вам долг - три миллиарда, и еще
приходит налоговая полиция и счета грозится  арестовать,  если  не  подмажу!
Почему вы меня за долги имеете право банкротить, а я вас - нет! А потому что
подкатывается ко мне ваш, Алексей Всеволодович, карманный банчок, и говорит:
переведи  ко  мне  счета  и  получишь  бюд-жетные  деньги,  только  двадцать
процентов мне отдашь!
   Обаятельный Алексей Всеволодович несколько побледнел.
   - Так что ж вы хотите?
   - А я к Шарифу хочу! Он налогов не платит и кредит даст!
   - Помилуйте, - проговорил Алексей Всеволодович,  -  так  все  к  Ходжаеву
уйдут. Из-под государства.
   - Не все! Те, кто воруют вагонами, не пойдут! И нетто-дебиторы не пойдут,
- заорал кто-то из угла. - А я пойду! Потому  что  я  не  ворую!  И  приношу
прибыль! Но только мою прибыль вместо меня  получает  "Росвооружение",  а  я
булками зарплату плачу!
   На Грацинского страшно было смотреть.  Обаятельность  его  как  в  клозет
спустило.
   - Знаю я, как ты не воруешь, - процедил  он  сквозь  зубы.  -  На  счетах
завода ни копейки, все через свое ЗАО пускаешь, а туда же - не ворует!
   - Я у завода не ворую, - отвечал директор. - А у  государства  воровал  и
воровать буду! Все, что оно не украло у меня!
   - Кредиты просишь...
   - А чего ж девку не взять, если она дает? - не остался в долгу директор.
   Гвалт начался невероятный. Не то  чтобы  души  присутствующих  директоров
были чисты и благоуханны, как белье проститутки. Но в одном они были  правы:
государство устроило им такой фискальный Сталинград, что все, что они могли,
- это заниматься мелким партизанским воровством в тылах, по которым прошлись
танковые колонны НДС и налога на прибыль.
   - Хорошо, - упавшим голосом сказал осунувшийся  Грацинский,  -  подавайте
заявки.
   Мы с Грацинским остались одни в кабинете,и спустя  десять  минут  Асмодей
притащил длинный список директоров, желавших войти в ФПГ.
   Грацинский просмотрел список, и глаза его забегали в разные стороны,  как
два таракана в чашке.
   - Нет, - выдохнул он, - я не могу такую бумажку подмахнуть!
   - Почему?
   - Да это была ФПГ, а стало государство! Кто в  бюджет-то  налоги  платить
будет? Я усмехнулся:
   - Ты давай запиши этих парней, а я за это с остальных налоги выбью. Слабо
меня во главе налоговой полиции поставить?
   - Я должен подумать, - проговорил Грапинский.
   * * *
   После банка Грацинский вернулся к себе на работу.  Вместо  документов  он
попросил секретаря принести водки, каковую принялся немедленно  жрать  прямо
из горлышка. Впрочем, в одиночку пил он недолго: вскоре в кабинет  чиновника
явился мешковатый седой человек в погонах, тот самый, который в  свое  время
грозился Ходжаеву пообрывать хвосты его русалкам.
   - Ну, что он тебе предложил? - осведомился генерал.
   - Выбить налоги из всех неплательщиков, кто не вошел в его ФПГ.
   - Ну и отлично.
   - Отлично? Да ты представляешь, что будет? Приходит Аладдин к директору и
говорит: либо я тебя в нетопыря превращу за то, что ты  денег  в  бюджет  не
платишь, либо ты пойдешь ко мне в ФПГ, где в бюджет не платит  никто!  Дверь
этого здания заколотят и табличку повесят: "Государство закрыто. Все ушли  к
Шарифу Ходжаеву". Был Аладдин, а стал директор Всея Руси.
   - Что, так уж никого не останется?
   - Пара химзаводов. И комплекс по производству бактериологического оружия.
   Грацинский нервно дернул ртом и добавил:
   -  И  что-то  я  сомневаюсь,  чтобы   он   меня   из   вице-премьеров   в
вице-президенты к себе взял.
   Оба друга погрузились в долгое молчание. Грацинский с тоской оглядел свой
кабинет. Кабинет был хороший,  четырехкомнатный,  и  на  обширном  диване  в
комнате отдыха, где сидел он с генералом, было удобно  беседовать  по  душам
или заниматься любовью с секретаршей. Грацинскому было жаль своего кабинета.
И всего здания с разбегающимися  ковровыми  дорожками,  батареями  телефонов
слоновой кости и  белеными  стенами,  в  которых  несли  свою  чуткую  вахту
недремлющие электронные жучки его собеседника. Он живо представил себе,  как
в разоренное здание переезжает банк "Народный Альянс" и в комнату отдыха  за
его кабинетом вносят аквариум с бесстыжей русалкой.
   - Неужто его никак нельзя убрать? - осведомился наконец генерал.
   - Нет. Мы этот вопрос уже обсуждали.
   - А этого... полковника?
   - Толку-то что? Он себе другого найдет...
   - А с чертом его ты говорил?
   - Да говорил я! - вскинулся Грацинский.  -  Шариф  мне  десять  миллионов
предложил, и даром, а черт его - только два, да и те за  душу!  Мы  на  нее,
говорит, и так уже приходно-расходный ордер выписали! Тьфу! -  И  Грацинский
снова хлебнул прямо из горлышка.
   Через два часа я позвонил Грацинскому насчет обещанной  им  бумажки.  Тот
был явно пьян. Заплетающимся языком он завел  длинную  речь,  и  смысл  речи
сводился к тому, что подмахнуть бумажку о ФПГ означает продать всю Россию  и
что он не может продать всю Россию за десять миллионов  зелеными.  Я  обещал
ему сорок и место в совете директоров "Народного Альянса", и он выразил  мне
признательность.
   Мы договорились встретиться вечером втроем: он, я и Яниев.
   Между тем Яниева не было ни на даче, ни  в  банке.  Сережка  сказал,  что
позавчера Яниев заказывал  билеты  в  Таиланд,  для  себя  и  для  Даши,  на
недельку. Я разозлился. Нашел время для медового месяца! А я теперь сиди тут
и решай за него, что делать с российскими налогами.
   А как я могу правильно это решить, когда вот передо мной лежит бумага  за
подписью нашего начальника управления предприятий оборонного комплекса  и  в
этой бумаге мне знакомы только местоимения и предлоги? Ну пожалуйста  -  что
такое коэффициент текущей ликвидности? И  можно  давать  предприятию  ссуду,
если он равен 0,4, или нельзя?
   Телефонов у Асмодея на столе стояло пять штук,  и  в  полуоткрытую  дверь
было слышно, как все они поют, словно соловьи в майскую ночь.
   - Его нету, - беззастенчиво врал Асмодей, от-калибровывая  просителей  по
рангу и чину.
   - Он в Белом доме.
   Потом Асмодей щелкнул переключателем.
   - Это Адашкевич. Я поднял трубку.
   - Шариф? Где Яниев? У него мобильник не отвечает.
   - Понятия не имею, - буркнул я, -  в  Таиланд  со  своей  Дашкой  укатил.
Ребята уже второй час по отелям звонят.
   - Ты уверен, что он пересек границу?
   - А что?
   На том конце провода наступило молчание.
   - Шариф, - наконец сказал  замминистра,  -  я,  кажется,  сделал  ошибку.
Помните, на нашей первой встрече вы заявили: "Мне ничего не  надо.  Это  все
идеи Яниева"? Я рассказал об этом  своему  другу.  Вы  понимаете,  о  ком  я
говорю?
   - Ну?
   - Я... вчера был в его доме. Там был другой человек, который тоже получал
кредиты в КФБ. Рыжий, со шрамом на левом виске.
   Карачун!
   - Они... мне показалось, что они ждали приезда Яниева.  И...  там  пришел
поп.
   - Какой поп?
   - Не знаю. Неважно. Он все кропил святой водой...
   - Адрес! - заорал я, а потом сообразил, что "шестерки"  мои  адрес  знают
сами, и бросил трубку.
   Два джипа с моими парнями пронеслись  по  проселочной  дороге  и  осадили
перед железными воротами, за которыми едва виднелся рыжий, как лисий  хвост,
кончик дачи.
   Я взглянул - и грязно выругался.
   Дачу действительно освятили, - магическим  зрением  я  видел,  как  мягко
блестят у ворот капли святой воды. Но это было  еще  полбеды.  Святая  вода,
это, конечно, не подарок, но тут  масса  возможностей.  Подождать  до  ночи,
когда святая вода такого  колдуна,  как  я,  практически  не  останавливает,
захомутать ближайшую тучку и смыть всю эту гадость куда подальше,: - словом,
варианты есть.
   Плохо было другое.
   Где-то в глубине дома ослепительно ясно, как посадочная дорожка  в  ночи,
сверкала какая-то красная точка. Реликвия. И это были не  какие-нибудь  мощи
захудалого российского святого или обрезок  апостольского  ногтя.  Нет,  это
была штучка помощней Братской ГЭС, и у меня  даже  дух  захватило,  когда  я
подумал, во что обошлась  г-ну  Тхаржевскому  операция  по  ее  краже  -  из
Иерусалима или из Рима.
   "Плохо дело, - подумал я, давно готовились они к этому дню
   Хрустнули тормоза: к воротам дачи подкатилась еще одна машина.  Ребята  в
момент подскочили к тачке и выволокли из нее Адашкевича.  Сережка  распахнул
дверцу, а Митяй втолкнул Адашкевича ко мне в джип.
   В этот момент телефон в машине  залился  пронзительным  лаем,  и  я  взял
трубку.
   - Если ты, Аладдин, хочешь, чтобы мы выпустили твоего дружка, -  раздался
в трубке знакомый голос Карачуна, - ты сейчас пройдешь через  ворота.  Один.
Там будет священник.  Ты  покаешься  перед  священником  в  своих  грехах  и
поклянешься больше никогда не колдовать.
   - Что за священник? - быстро спросил я.
   - О, ты его знаешь. В миру его звали Петр Исленов.
   Трубку на том конце бросили. Я посмотрел на Адашкевича.
   - Что они просят?
   Я коротко изложил суть дела.
   - Не делайте этого, Аладдин, - сказал Адаш-кевич. - После этого  вас  тут
же застрелят. Яниева не спасете, а сами сдохнете.
   Я помолчал.
   - Вы не можете колдовать? Из-за святой воды?
   - Плевал я на святую воду. Я  ее  дождем  за  полминуты  смою.  Они  туда
какую-то гадость пронесли. Кусок истинного креста или что-то  в  этом  роде.
Васька, сдай назад. Голова трещит. Телефон зазвонил опять.
   - Да.
   - Аладдин, выпусти немедленно Адашкевича.
   На этот раз говорил Тхаржевский.
   - Что?
   - Или ты через пять минут отпустишь Адашкевича, или  я  пришлю  тебе  уши
Яниева.
   Я молчал. Тхаржевский считал Адашкевича своим другом. Тхаржевский  решил,
что Адашкевич ехал к нему.  Тхаржевский  видел,  как  мои  ребята  выволокли
Адашкевича из машины. Тхаржевский не знал, что это Адашкевич забеспокоился о
Ваське... Или знал? Или Адашкевич позвонил по  просьбе  Тхаржевского,  чтобы
заманить меня в ловушку? Почему замминистра Адашкевич  сотрудничал  с  двумя
бандитами? Потому, что  надеялся  сделать  добро  России,  или  потому,  что
надеялся помочь другу?
   Я опустил трубку.
   - Слышал? Очень по тебе Тхаржевский скучает. Васька тем временем  отъехал
от ворот, и нестерпимый для меня жар талисмана немного приутих.
   - Что ты собираешься делать?- - с тревогой спросил Адашкевич.
   Я шепотом стал отдавать инструкции. Напоследок я выдернул у  себя  из-под
мышки
   "макар" и протянул Адашкевичу;
   - Держи. Меня обыщут,  а  тебя  нет.  Замминистра  принял  волыну  обеими
руками, словно дикообраза. Внезапное подозрение мелькнуло у меня: .
   - Эй, ты в армии-то служил?
   - Нет, - испуганно сказал Адашкевич, - у нас была военная кафедра.
   - Только не вздумай из пушки шмалять, ясно? Мне кинешь.
   * * *
   За железной калиткой, в которую  пропустили  меня  и  Адашкевича,  стояла
целая свора карачуновых "шестерок". Как я предполагал,  меня  они  обшарили,
как мышь, - пустой амбар, а Адашкевича не тронули.
   Засим меня п