ее внутрь, а затем сквозняк захлопнул за ее  спиной
входную дверь.
 
*** 
 
   Несколько мгновений Маша смотрела на захлопнувшуюся сама собой дверь.
Потом повернулась  и  двинулась  вперед,  вглубь  студии.  И  хотя  было
достаточно светло, она шла, вытянув перед собой руки, как слепая.
   В какой-то момент она вздрогнула, увидев силуэты двух человек.  Один,
в темном костюме  и  белой  рубашке,  смотрел  невидящим  взором  вверх,
указывая в пространство рукой с синеватыми,  как  у  мертвеца,  ногтями.
Другой, мешком, сидел в кресле, и его шаржированное  гуттаперчевое  лицо
хмурилось на Машу.
   -  Нет,  чтобы  выбросить  одного  манекена,  -   вздохнула   она   с
облегчением. - Он откуда-то притащил еще и другого.
   Лицо   второй   куклы   было   пародийной   маской.    Голова    была
непропорционально большая. Такими же непропорциональными должны были  бы
быть резиновые руки, и это выглядело смешным. Но  у  куклы,  сидевшей  в
кресле, из рукавов торчали маленькие, скорченные,  желтые,  словно  лапы
неразделанной курицы, пальцы.
   Маша повернулась к куклам спиной и  решительно  двинулась  туда,  где
горели юпитеры. Но она не увидела, как рука  сидевшего  в  кресле  вдруг
соскользнула с подлокотника...
 
*** 
 
   Маша сделала еще шаг, и остановилась.  Лампа  была  установлена  так,
чтобы освещать центр воображаемого круга, где стоял пустой стул. Туда же
был направлен объектив закрепленного на штативе фотоаппарата.
   Все выглядело заурядно, как будто ждут клиента,  чтобы  сделать  фото
"три на четыре" для документов. Но вот только кровь...
   Она была повсюду. И на обивке стула, и на  полу,  и  даже  брызги  ее
попали на рефлектор осветительного прибора.
   Маша закричала. Она не звала на помощь,  она  просто  вопила,  закрыв
глаза, потому что вырывавшийся из легких  воздух  помогал  ей  сохранить
расплывающуюся грань между  реальностью  и  бредом.  Из-за  собственного
крика она не слышала ни шороха за спиной, ни торопливых  шагов,  до  тех
пор, пока чья-то холодная рука не зажала ей рот.
 
*** 
 
   Все было как в тревожном сне. Подходя к  двери  Ники  уже  знал,  что
женщина не будет тут его дожидаться, а дверь окажется открытой.  И,  как
бывает всегда в снах, он твердо верил в то, что  предстоит  сделать.  Он
опять собирался выжить.
   Двинулся вперед, ступая так осторожно, что казалось, это только  тень
скользит по полу.
   Слишком много вещей. Ники  двигался  среди  этого  хлама  так,  чтобы
ненароком не свалить на пол какую-нибудь безделушку, коробку или  просто
кипу старых газет.
   Вдруг настороженно замер, слегка пригнувшись.
   Прямо перед ним возникли две фигуры. Ники обошел наряженный в  черный
костюм манекен и остановился перед другим, в уродливой маске.  Осторожно
втянул ноздрями воздух. Он стал  похож  на  хищного  зверя,  не  хватало
только хвоста со слегка подрагивающим кончиком.
   Резиновая маска, придуманная,  чтобы  смешить,  казалось,  застыла  в
мучительной гримасе. Ники медленно протянул к ней руку. Он  был  весь  в
напряжении, как струна перед тем, как  лопнуть.  Он  почувствовал  запах
крови.
   Еще мгновение - и он сорвал бы маску с человека, закутанного по самый
подбородок в пыльную тряпку, служившую когда-то  занавесом  в  кукольном
театре. Но для этого у него уже не оставалось времени...
   Так пронзительно кричать могут только женщины. Голос  словно  сверлил
барабанные  перепонки.  Ники  потребовалось  несколько   секунд,   чтобы
добежать до того места, откуда исходил звук. И за все это время он думал
только об одном - лишь бы она заткнулась.
 
ЗОНА РАЯ 
 
   Николай смотрел на ночное небо. Звезды казались такими близкими,  как
бывает только в августе на юге. Протяни руку,  и  она  прорвется  сквозь
тысячи световых лет, как лев в  цирке,  когда  прыгает  через  обтянутый
пергаментом обруч, который держит в руке дрессировщик.
   А кто дрессировщик?
   - А дальше есть затерянная страна, - сообщил вкрадчивый голос.
   Николай  чуть  переместил  взгляд.   Голос   принадлежал   маленькому
человечку с девчачьими чертами  лица  и  крылышками  за  спиной,  как  у
бабочки "Павлиний глаз".
   - Расскажи мне про эту страну. Интересно.
   - Начинается она у отрогов гор, вершины которых настолько высоки, что
просто теряются в небесной синеве. К твоему  сведению,  небо  в  "другой
стране" всегда безоблачное, но, правда, есть  места,  где  круглосуточно
льет дождь.
   - Для разнообразия, да?
   - Нет, это для тех, кто в прошлой жизни сетовал на судьбу,  сам  себя
жалел.
   Еще в этом районе еще дует вечно пронизывающий ветер, да и местность,
вынужден признать, довольно топкая. Но это дальше, на север.
   - Таким образом наказывают плакс?
   - Разве это наказание? - пожал плечами с крылышками крепыш. -  Просто
климат. Между прочим, отличная рыбалка. И всегда  на  удочку  попадается
рыба не меньше килограмма. Очень трудно такую выудить, учитывая,  что  в
ходу только крючки самого маленького размера.
   - Стоит, пожалуй, посетовать  на  судьбу.  Я  люблю  порыбачить.  Вот
только никак не соберусь...
   - Ты не представляешь, сколько там мест не хуже. Начнем с гор. Сверху
текут ручьи, они превращаются в бурные пенящиеся потоки. Из этих потоков
и появляются те, кто впервые прибыл  в  этот  край.  Голыми,  чистыми  и
прекрасными. И они сразу видят у подножья отрогов огромный замок. Просто
колоссальный,  тебе  трудно  даже  представить,  на  Земле   нет   таких
величественных сооружений. Он сложен из  глыб  белого  мрамора,  из  тех
самых,  которые  использовали  древние  греки,   чтобы   вытесать   свои
скульптуры. А внизу, у стен, раскинулся город. Город номер Раз.
   - Мне предстоит жить в этом городе? Какой он, расскажи?
   - Только представь, и сам его увидишь.  Там  есть  все.  И  роскошные
рестораны, и грязные харчевни, где вместо ужина запросто пырнут ножом  в
бок. Хотя знаю одну подобную  забегаловку,  где  можно  отведать  просто
божественные жареные колбаски с чесноком, так что риск того стоит.  Есть
там и "Миланская опера", и бои гладиаторов,  и  драки  женщин  в  грязи.
Можно остановиться в отеле, где прямо в постель подают кофе  и  пирожные
эклеры, а можно на постоялом дворе, уж там если и не намнут бока соседи,
то  насекомые  наверняка  искусают.  Но  в  этом  городе  ты  долго   не
задержишься.
   - Это еще почему? Мне бы там понравилось. Я люблю,  когда  существует
выбор.
   - Город - как бы перевалочный  пункт.  Там  определяют  каждому,  где
поселиться.
   - Вроде, лагерь переселенцев?
   - Вроде. Существуют еще мириады городов, деревень,  хуторов,  замков,
таборов, крепостей, а то и просто хижин. Где-то  по  широким  проспектам
мчатся автомобили, где-то ночью обыватели бывают разбужены звоном подков
по брусчатой мостовой, которые высек конь под  проскакавшим  рыцарем,  а
где-то рабы носят хозяев на носилках.
   - Мне бы понравилось быть тем самым ночным рыцарем.
   - Смотри, не окажись рабом, который несет носилки.
   - С какой стати?
   - С такой, - аргументировано ответил  коротышка  и  тут  же  поспешно
добавил, - Шучу. Никто, кроме тебя самого, не знает, где ты окажешься.
   - Я бы предпочел  горную  местность,  что-то  вроде  австрийских  или
швейцарских Альп.
   - А там есть еще дремучие  леса,  где  человек,  как  зверь,  зависит
только от острия своего ножа и тугой тетивы. Есть пустыня,  где  мужчины
закрывают лицо повязкой от горячего сухого ветра под названием самум,  а
женщины тоже закрывают, потому что настолько прекрасны, что если  бы  не
паранджа, никто не устоит, чтобы не поцеловать их...
   Кто-то лизнул горячим языком Николая в губы.
   - Подожди, не  исчезай,  -  крикнул  Николай,  заметив,  что  альв  с
крылышками становится как бы прозрачным. - Мне столько еще надо  у  тебя
порасспросить!
   Псина  деловито  вылизывала  Николаю  лицо.  Из  пасти  у  нее  пахло
свежесъеденной рыбой.
   - Надо же? -  услышал  он  удивленный  возглас.  -  Откуда  он  здесь
взялся?
   И над Николаем склонились два лица. Включая собачье.
 
ЛОЖНЫЙ ЗАЯЦ (блюдо, вроде как большая зраза) 
 
   - Тебе бы надо где-нибудь спрятаться на время, -  задумчиво  произнес
Ники, барабаня пальцами по рулю. - Для этого есть две причины...
   - Первую я знаю, - Маша невесело усмехнулась. - А вторая?
   - Тебя  станут  искать.  Наверняка,  когда  обнаружат  труп  Колобка,
сопоставят, что ты была последней, кто его видел живым. Вернее, одной из
последних.
   - Ну и что? У него за день бывает по несколько моделей.
   - Но не у всех у них предварительно убивают подругу.
   - Что ты хочешь этим сказать?
   - Представь себя на  месте  того,  кто  расследует...  Вы  что-то  не
поделили с подругой. Ты ее убила. Колобок об этом знал лишнее, ты  убила
и его. Нет, пойми, это только версия, но когда за  два-три  дня  убивают
людей из одного круга, и во всех случаях общим связующим звеном является
один и тот же человек... Пойми, я просто прогнозирую, какой  ход  мыслей
может быть у...
   - И что же мы не поделили? - очень тихо спросила Маша.
   - Мало ли? Карьеру  -  она  ведь  была  удачливее  тебя,  хоть  вы  и
похожи...
   Любовника... Нет, я-то тут  не  при  чем,  -  спохватился  он.  -  Но
следователю может и такое прийти в голову.  Или,  скажем,  одна  из  вас
узнала про другую что-то такое...
   - Хватит! - рявкнула Маша.
   - Это не я говорю, - напомнил Ники. - Это моими устами...
   - Я скроюсь. Я согласна, я скроюсь.
   - Где?
   - А вот этого тебе знать  не  стоит.  Отвези  просто  на  Савеловский
вокзал.
   - Ты мне не доверяешь?
   - Нет, доверяю - сказала она с какой-то нежностью.  -  Я  боюсь,  что
скоро начну тебя подозревать.
 
*** 
 
   - Никогда не представляла, что мужики бывают такими тяжелыми, -  Маша
была готова плакать. - И откуда ты взялся на мою голову?!
   - Тут где-то был  маленький,  с  крылышками,  -  Николай  пытался  ее
оттолкнуть.
   - Ты его спугнула. Мы разговор еще не закончили.
   - Угомонись, - она снова, пятясь,  потащила  его  волоком  по  мокрой
траве, - Если ты всю  ночь  проваляешься  здесь,  наверняка  заработаешь
воспаление легких.
   Уже роса выпала.
   Черная, с подпалинами цвета красного дерева собаченция бегала  вокруг
них, смущенная, что ничем не может помочь.
   - С такими цветными крылышками, - жалобно причитал  Николай.  -  И  с
остроконечной шляпой на голове.
   - Ясное дело, на голове, - Маша одной рукой смахнула со лба прилипшую
челку. - Где же ей еще быть, шляпе-то?
   Теперь оставалось преодолеть самое трудное -  ступеньки.  Целых  пять
ступенек.
   - Может, попробуешь встать? - безнадежным голосом предложила она.
   - Две тысячи  восемь  бойцов  Ты  поведешь  за  собой  Когда  корабль
мертвецов Выбросит на берег прибой...
   Затянул вдруг Николай песню с непонятно откуда взявшимися словами, но
звучавшую в его исполнении довольно свирепо. Собака залаяла, подпрыгивая
передними ногами.
   - Я так и знала, - вздохнула Маша, и, схватив его за  шиворот,  стала
втаскивать дальше на ступеньки.
   Николай не сопротивлялся, но и ни коим образом ей не помогал,  причем
сохранял при этим выражение лица достаточно гордое и независимое.
   -  Наконец-то,  -  Маша  отпустила  воротник,  и   Николай   блаженно
растянулся на полу ярко освещенной террасы. Собака снова  принялась  его
вылизывать, целясь прямо в губы.
   - Муся, отвали, - прикрикнула на нее Маша. - Еще глистов подцепишь.
   Николай открыл глаза и с укоризной посмотрел на девушку.
   - Где ты так надрался, а? - поинтересовалась она. -  И  как  ты  меня
разыскал?
   - Маленький, в шляпе, - пробормотал он.  -  С  крылышками.  Он  очень
стеснительный, не выносит  посторонних.  Знаешь,  звуки  имеют  цвет,  -
сообщил, прислушиваясь к телевизору в комнате. Может быть даже  -  вкус.
Вот эта музыка - солененькая.
   - Да ты... - проверяя возникшее подозрение, Маша склонилась  над  ним
и, стянув пиджак с одного плеча, расстегнула  рукав  рубашки.  -  Ты  же
наширялся до кончиков ногтей!
   - Есть еще сладкая, горькая, кислая музыка, - продолжал Николай. - Но
я предпочитаю солененькую.
   - Это у тебя просто собачьи слюни на губах, - цинично заметила Маша.
   - Десять негритят пошли купаться в море, - вдруг сообщил Николай. - И
ни один из них не умел плавать.
   - Не продолжай, я знаю эту историю.
   - Они вообще-то очень живучие, - продолжал  он  странно  изменившимся
голосом, Маше даже показалось, что это говорит совсем другой человек.  -
Мы приехали в деревушку Каско дель Бурро,  когда  солнце  зацепилось  за
верхушки деревьев. Еще немного - и наступит полная  темнота.  В  темноте
надо оставаться на открытом пространстве, а где его там было взять, если
на десятки километров вокруг одни орхидеи и скорпионы.  Женщины  умирали
молча, а мужчины молили о пощаде.  Ведь  должно  быть  наоборот?  Самыми
стойкими оказались дети. Я просто инструктор, мое дело наблюдать...  Это
была чужая война. Я мог положить всех в спину из "маннлихера", когда они
рубили им смуглые шеи и вспарывали впалые  животы.  Почему  я  этого  не
сделал? Гореть мне теперь в аду, пусть мне  гореть  теперь  в  аду...  Я
никогда не увижу прекрасный город, где золотые  шпили  сторожевых  башен
оставляют след в облаках...
   Речь его становилась все бессмысленней, лицо побледнело,  и  на  коже
выступили огромные капли пота, как  смола  на  свежесрубленном  сосновом
пеньке.
   Потом тело начали корчить судороги.
   - Я не могу тебе помочь! - в истерике крикнула Маша.
   Собака смотрела на них огромными карими полными ужаса глазами.
 
СОВА ВОВСЕ НЕ ТО, ЧЕМ КАЖЕТСЯ НОЧЬЮ 
 
   Маша сидела на нем верхом и лупила по щекам.
   - Не засыпай, слышишь! - кричала она Николаю, - Не отключайся.
   - Х-холодно, - проговорил  он  сквозь  стучавшие  зубы.  -  Прекрати.
Больно.
   - Это мне больно, - она  снова  врезала  по  щеке,  заметив,  что  он
закрывает глаза. - Прямо как ладонь ошпарила.
   - Прекрати, - наконец, он поймал ее руку,  занесенную  для  очередной
пощечины. - И вообще, слезь с меня. Ты тяжелая.
   - Наконец-то, - Маша вздохнула. - Сможешь сам встать и перебраться на
диван?
   - Попробую.
   - На твоем месте я бы  больше  не  экспериментировала  с  дозой.  Еще
немного, и ты мог бы - тю-тю, - она помахала рукой, словно прощаясь.
   - Мужики, которые этим угостили, не спрашивали моего мнения.
   - Хочешь сказать, кто-то накачал тебя наркотиками? Зачем?
   - Да слезь ты с меня!
   - Первый мужчина, который меня об этом сам попросил, -  она  нашла  в
себе силы засмеяться. - Рассказывай,  что  с  тобой  случилось?  У  тебя
сердце как, ничего? Чашку крепкого кофе выдержит?
   - Какие-то люди - не видел их лиц... Сначала прижигали кожу, а  потом
решили попробовать наркотики, чтобы развязать язык.
   - Тебя пытали? - глаза у Маши округлились.
   - Расстегни рубашку, - попросил он.
   - Боже мой, - Маша отшатнулась, увидев следы ожогов.  -  Надо  чем-то
смазать...
   - Мне холодно, - жалобно простонал Николай.
   Его и в самом деле била крупная дрожь.
   - Но... - Маша стащила с дивана покрывало и набросила сверху.
   - Холодно, - простонал Николай.
   Лицо его приобретало синеватый оттенок.
   - Сейчас, - она бросилась вглубь коттеджа и  вернулась  с  одеялом  и
подушкой.
   Все это она навалила сверху  на  Николая,  но  его  трясло  так,  что
позвякивали друг о друга бокалы в серванте.
   - Не знаю, не знаю, что делать, - Маша металась  по  даче.  -  где-то
должен быть обогреватель...
   - Есть одно верное средство, - вдруг сообщил  Николай  из  под  груды
наваленных на него теплых вещей.  -  Если  человек  не  может  согреться
сам... Любая медсестра знает этот способ...
   - Но я  же  не  медсестра,  -  Маша  растеряно  остановилась  посреди
комнаты.
   - Чисто в медицинских целях, - глухо сообщил  Николай.  -  Вроде  тех
пощечин, которые ты мне влепила.
   - Тогда... я выключу свет, - она почувствовала, что теперь  уже  сама
стучит зубами. - Но ты все равно закрой глаза.
   Второпях она стянула узкие джинсы, потому что ей показалось, что  они
будут только мешать. Хоть и в темноте,  высунув  из-под  одеяла  голову,
Николай разглядел, что нижнего белья под брюками не оказалось. Он мог бы
предложить ей носить значок с надписью:
   "МЕЖДУ МНОЙ И МОИМИ ДЖИНСАМИ НИЧЕГО ЛИЧНОГО"
   Маша отбросила одежду  в  сторону  и  направилась,  осторожно  ступая
босыми ступнями по крашеным доскам пола, к мужчине, и опустилась рядом с
ним на колени.
   - Что я делаю, а? - пробормотала она  и  тут  же  почувствовала,  как
горячая твердая ладонь сжала ее бедро.
   - Так мы не договаривались, - слабо запротестовала.
   Руки принялись гладить ее, казалось, это был  целый  десяток  рук.  С
внешней   поверхности   бедра   ладони   переместились    внутрь,    она
почувствовала, и вот уже пришлось собрать всю волю, чтобы  не  застонать
от возбуждения. Она продолжала сидеть на коленях, чуть откинувшись назад
и опираясь на руки. Она  чувствовала  себя  сфинксом  с  телом  зверя  и
женщины одновременно.
   Мужчина на мгновение оставил ее в покое и быстро разделся сам.  Потом
снова приблизился и нежно провел  пальцем  по  рубчику,  оставленном  на
животе ремнем джинсов.
   Теперь он сидел напротив нее, практически в  такой  же  позе,  только
если Маша опиралась позади ладонями об пол,  его  руки  были  заняты  ее
телом.
   - Это безумие, - прошептала она. - Наконец-то догадалась,  -  ответил
он изменившимся голосом.
   Обхватив ее за плечи, он притянул к себе, и Маша  обвила  руками  его
шею. В лунном свете, пробивавшимся сквозь стеклышки  террасы,  их  тела,
одно  гибкое,  женственное,  словно  древний  сосуд-амфора,   другое   -
мускулистое, покрытое шрамами - вдруг  стали  похожи  на  сцепившихся  в
смертельной схватке хищных зверей.
   Маша удивилась, какими нежными и одновременно торопливым он оказался.
   - Нет! - вдруг крикнула она, оттолкнув партнера. - Я не могу.
   Лицо у Николая стало как у обиженного ребенка.
   - Пойми, - она обеими руками притянула голову мужчины к себе, и, хотя
кроме них двоих никого не было,  начала  шептать  ему  на  ухо,  касаясь
горячими губами.
   - Ни фига себе, - сказал Николай громко. - Этого, пожалуй,  никто  не
предвидел. А уж Ники - тем более.
   - Мне двадцать лет, - сказала  Маша  громко.  -  И  я  хочу  ребенка.
Инстинкт? А мне - наплевать.
   - А если бы раньше ты познакомилась со мной, а не с Ники?
   - спросил Николай.
   - Чего об этом говорить? - Маша пожала голыми плечами. -  Тем  более,
вы одного поля ягодки.
   - Ну, ягодка у нас ты, - Николай делано засмеялся.
   - Еще какая, - она улыбнулась в ответ. - Не злись на меня, ладно? Так
получилось.
   - Я не могу на тебя злиться. Ты мне нравишься. А я тебе?
   - Да, - твердо ответила она и отвернулась,  чтобы  не  видеть  в  это
мгновение его лицо, потому что хоть электрический свет и был погашен, но
даже отражения Луны казалось  чересчур.  -  И  учти,  ты  заставил  меня
ответить на этот вопрос.
   - У меня такое ощущение, - вздохнул  Николай,  -  что  в  этой  жизни
кто-то живет вместо меня.
   Маша продолжала  обнимать  его,  когда  он,  согревшись,  уже  уснул,
свернувшись калачиком. Потом она выбралась из под  одеял  и,  перешагнув
через смущенную собаку, отправилась в летний душ.
   Там она долго плескалась, что-то напевая.
 
*** 
 
   - Что это?
   Спавшая до этого на полу собака в темноте подняла голову.
   Маша  заметила  это  и  затаила  дыхание,  чтобы  ничего  не   мешало
прислушиваться.
   Наконец, и до нее дошло.
   Кто-то стоял под самым окном.
   Человек старался вести себя как  можно  тише,  только  один  раз  под
подошвами ботинок скрипнул песок.
   Николай остался там, на террасе. Между ними -  две  двери.  Собака  -
рядом. Но она только называется ротвейлером, а по  сути  -  взбаломошное
существо, в жизни ни на кого не покусившееся.
   А человек в темноте стоит прямо под открытым настежь окном.  Если  бы
не занаве