я на газон и долго  лежал  в  жесткой  траве,  хватая  ртом
теплый парной воздух. Сразу собрались любопытные. Они стояли полукругом  и
глазели с жадностью, даже не переговаривались. "Пошли вон..." - сказал  я,
наконец, поднимаясь. Они поспешно разошлись.  Я  постоял,  соображая,  где
нахожусь, а затем побрел домой. На сегодня с меня было достаточно.  Я  так
ничего и не понял, но с меня было вполне достаточно. Кто бы они  ни  были,
эти  члены  благородного  сообщества  меценатов,   -   тайные   поклонники
искусства, или недобитые аристократы - заговорщики, или еще кто-нибудь,  -
дрались они больно и беспощадно, и самым большим дураком у них в зале  был
все-таки, по-видимому, я.
     Я миновал площадь, где опять размеренно вспыхивали цветные плафоны  и
сотни истерических глоток орали: "Дрожка! Дрож-ка!" И этого с меня хватит.
Приятные  сны,  конечно,  всегда  лучше  неприятной  действительности,  но
живем-то мы не во сне... В заведении, куда меня проводила  Вузи,  я  выпил
бутылку ледяной минеральной воды, поглазел,  отдыхая,  на  наряд  полиции,
мирно расположившейся у стойки, потом вышел и свернул на свою пригородную.
За левым ухом у меня наливалась  гуля  величиной  с  теннисный  мяч.  Меня
качало, и я шел медленно, держась поближе к изгороди. Потом я  услыхал  за
спиной стук каблуков и голоса.
     - ...твое место было в музее, а не в кабаке!
     - Ничего подобного... я не пьян. Как в-вы не  понимаете,  всего  одна
бутылка м-мозеля...
     - Гадость какая! Напился, подцепил девку...
     - При чем здесь девка? Это одна н-натурщица...
     - Подрался из-за девки, заставил нас драться из-за девки...
     - К-какого черта вы верите им и не верите мне?
     - Да потому, что ты пьян! Ты подонок, такой же, как они, даже хуже...
     - Ничего! Того мер-рзавца с браслетом я оч-чень хорошо запомнил... Не
держите меня! Я сам пойду!...
     - Ничего ты, братец, не запомнил. Очки с тебя  сбили  моментально,  а
без очков ты не человек, а слепая кишка... Не брыкайся, а то в фонтан!
     - Я тебя предупреждаю, еще одна такая выходка,  и  мы  тебя  выгоним.
Пьяный культуртрегер - какая гадость!
     - Да не читай ты ему морали, дай человеку проспаться...
     - Р-ребята! Вот он м-мерзавец!..
     Улица была пуста, и мерзавцем, очевидно, был я. Я уже мог  сгибать  и
разгибать левую руку, но мне было еще очень больно, и я остановился, чтобы
пропустить  их.  Их  было  трое.  Это  были  молодые  парни  в  одинаковых
каскетках, сдвинутых на глаза. Один, плотный и приземистый, явно веселясь,
очень  крепко  держал  под  руку  другого,  мордастого,  с   разболтанными
движениями и неожиданными порывами.  Третий,  худой  и  длинный,  с  узким
темным лицом, шел поодаль, держа руки за  спиной.  Поравнявшись  со  мной,
разболтанный верзила решительно затормозил. Приземистый  парень  попытался
сдвинуть его с места, но тщетно. Длинный прошел  несколько  шагов  и  тоже
остановился, нетерпеливо глядя через плечо.
     - Попался с-скотина! - заорал  пьяный,  порываясь  схватить  меня  за
грудь свободной рукой.
     Я отступил к забору и сказал, обращаясь к приземистому:
     - Я вас не трогал.
     - Перестань безобразничать! - резко сказал длинный издали.
     - Я тебя от-тлично запомнил! - орал пьяный. - От меня не уйдешь! Я  с
тобой посчитаюсь!
     Он рывками надвигался на меня, волоча за собой приземистого,  который
вцепился в него, как полицейский бульдог.
     - Да это не  тот!  -  уговаривал  приземистый,  которому  было  очень
весело. - Тот же на дрожку пошел, а этот трезвый...
     - М-меня не обманешь...
     - Предупреждаю в последний раз, мы тебя выгоним!
     - Испугался, мер-рзавец! Браслет снял!
     - Ты же его не видишь! Ты же без очков, балда!..
     - Я все а-атлично вижу!.. А если даже и не тот...
     - Прекрати, наконец!..
     Длинный все-таки подошел и вцепился в пьяного с другой стороны.
     - Да проходите вы! - сказал он мне раздраженно. -  Что  вы,  в  самом
деле, тут остановились? Пьяного не видели?
     - Не-ет, от меня не уйдешь!
     Я пошел своей дорогой. До дома  было  уже  недалеко.  Компания  шумно
тащилась следом.
     - Если угодно, я его насквозь в-вижу! Царь  пр-рироды...  Напился  до
рвоты, н-набил кому-нибудь мор-рду, сам получил как  следует,  и  н-ничего
ему больше не надо... Пупустите, я ему навешаю по чавке...
     - До чего ты докатился, ведем тебя, как гангстера...
     - А ты меня не в-веди!.. Я их ненавижу!.. Дрожки...  Водки..  Бабы...
Студень безмозглый...
     - Да, конечно, успокойся... Только не падай.
     - Довольно ур-п... упреков!.. Вы мне  надоели  вашим  фарисейством...
пу-ри-тант... танством... Нужно  рвать!  Стрелять!  Всех  стереть  с  лица
земли!
     - Ох, и нализался! А я было решил, что он совсем протрезвел...
     - Я тр-резв! Я все помню. Двадцать восьмого... Что, не так?
     - Заткнись, балда!
     - Ч-ш-ш-ш-ш! Вер-рна! Враг начеку... Ребята, тут был где-то шпик... Я
же с ним разговаривал... Браслет, сволочь, с-снял... Но я этого шпика  еще
до двадцать восьмого...
     - Да замолчи ты!
     - Ч-ш-ш-ш-ш! Все! И ни слова больше... И не беспокойтесь, минометы за
мной...
     - Я его сейчас убью, этого подонка...
     - Па вр-врагам ци... цивилизации... Полторы тысячи метров  слезогонки
- лично... Шесть секторов... Э-эк!
     Я был уже у ворот своего дома. Когда я оглянулся, рослый лежал  лицом
вниз, приземистый сидел над ним на корточках, а длинный  стоял  поодаль  и
потирал левой рукой ребро ладони правой.
     - Ну зачем  ты  это  сделал?  -  сказал  приземистый.  -  Ты  же  его
искалечил.
     - Хватит болтовни, - сказал длинный  яростно.  -  Никак  не  отучимся
болтать. Никак не отучимся пить водку. Хватит.
     Будем как дети, доктор  Опир,  подумал  я,  по  возможности  бесшумно
проскальзывая во двор. Я придержал створки ворот, чтобы они  не  щелкнули,
закрываясь.
     - А где этот? - спросил длинный, понижая голос.
     - Кто?
     - Этот тип, который шел впереди...
     - Свернул куда-то...
     - Куда, ты не заметил?
     - Слушай, мне было не до него.
     - Жаль... Ну ладно, бери его, пошли.
     Отступив в тень яблонь, я смотрел, как они  проволокли  пьяного  мимо
ворот. Пьяный страшно хрипел.
     В доме было тихо. Я прошел к себе, разделся  и  принял  горячий  душ.
Гавайка и шорты попахивали слезогонкой  и  были  покрыты  жирными  пятнами
светящейся жидкости. Я бросил их в утилизатор. Затем  я  осмотрелся  перед
зеркалом и еще  раз  подивился,  как  легко  отделался:  желвак  за  ухом,
порядочный  синяк  на  левом  плече  и  несколько  ссадин  на  ребрах.  Да
ободранные кулаки.
     На ночном столике я обнаружил извещение, в  котором  мне  почтительно
предлагалось внести деньги за квартиру за  первые  тридцать  суток.  Сумма
оказалась изрядной, но вполне терпимой. Я отсчитал  несколько  кредиток  и
сунул их в предусмотрительно оставленный конверт, а затем лег на  кровать,
закинув здоровую руку за голову. Простыни были  прохладные,  хрустящие,  в
открытое окно вливался солоноватый морской воздух. Над  ухом  уютно  сипел
фонор. Я собирался немного подумать перед сном, но был слишком  измотан  и
быстро задремал.
     Что-то  разбудило  меня,   и   я   открыл   глаза   и   насторожился,
прислушиваясь. Где-то недалеко не то плакали, не то  пели  тонким  детским
голосом. Я осторожно поднялся и высунулся из  окна.  Тонкий  прерывающийся
голос бормотал: "...в гробах мало побыв, выходят и живут, как живые  среди
живых..."  Послышалось  всхлипывание.  Издалека,  словно  комариный  звон,
доносилось: "Дрож-ка!  Дрож-ка!"  Жалобный  голос  произнес:  "...кровь  с
землей замешав, не поест..." Я подумал,  что  это  пьяная  Вузи  плачет  и
причитает в своей комнате наверху, и позвал вполголоса: "Вузи!"  Никто  не
отозвался. Тонкий голос выкрикнул: "Уйди  от  волос  моих,  уйди  от  мяса
моего, уйди от костей моих!" -  и  я  понял,  кто  это.  Я  перелез  через
подоконник, спрыгнул в траву и вошел в сад, прислушиваясь к всхлипываниям.
Между деревьями показался свет, и скоро я наткнулся на гараж. Ворота  были
полуоткрыты, я заглянул внутрь. Там стоял огромный блестящий "оппель".  На
монтажном столике горели две свечи. Пахло ароматическим бензином и горячим
воском.
     Под свечами на шведской скамейке сидел Лэн в белой до пяток рубашке и
босиком, с  толстой  потрепанной  книгой  на  коленях.  Широко  раскрытыми
глазами он смотрел на меня, и лицо его было совсем белое и окаменевшее  от
ужаса.
     - Ты что здесь делаешь? - громко спросил я и вошел.
     Он молча смотрел на меня, затем начал дрожать. Я услышал, как  стучат
его зубы.
     - Лэн, дружище, - сказал я. - Да ты, видно, не узнал меня. Это же  я,
Иван.
     Он выронил книгу и спрятал руки под мышками.  Как  и  сегодня  утром,
лицо его покрылось испариной. Я сел рядом с ним и обнял его за  плечи.  Он
обессиленно привалился ко мне. Его всего трясло.  Я  посмотрел  на  книгу.
Некий  доктор  Нэф  осчастливил  человечество  "Введением   в   учение   о
некротических явлениях". Я пинком отбросил книгу под столик.
     - Чья это машина? - спросил я громко.
     - Ма... мамина...
     - Отличный "форд".
     - Это не "форд". Это "оппель".
     - А ведь верно, "оппель"... Миль двести, наверное?
     - Да...
     - А где ты свечки достал?
     - Купил.
     - Да ну? Вот не знал, что в наше время продаются свечи. А у  вас  тут
что, лампочка перегорела? Я,  понимаешь,  вышел  в  сад  яблочко  сорвать,
гляжу, свет в гараже...
     Он тесно придвинулся ко мне и сказал шепотом:
     - Вы.. Вы еще немножко не уходите.
     - Ладно. А может, погасим свет и пойдем ко мне?
     - Не, туда нельзя.
     - Куда нельзя?
     - К вам. И в дом нельзя. - Он говорил с огромной убежденностью. - Еще
долго нельзя. Пока не заснут.
     - Кто?
     - Они.
     - Кто - они?
     - Они. Слышите?
     Я прислушался. Слышно было только, как шуршат ветки  под  ветром,  да
где-то далеко-далеко орут: "Дрож-ка! Дрожка!".
     - Ничего особенного не слышу, - сказал я.
     - Это потому, что вы не знаете. Вы здесь новичок, а новичков  они  не
трогают.
     - А кто же все-таки - они?
     - Все они. Видели вы этого хмыря с пуговицами?
     - Пети?  Видел.  А  почему  он  хмырь?   По-моему,  вполне  приличный
человек...
     Лэн вскочил.
     - Пойдемте, - сказал он шепотом. Я вам покажу. Только тихо.
     Мы вышли из гаража, подкрались к дому и обогнули угол. Лэн все  время
держал меня за руку. Ладонь у него была холодная и мокрая.
     - Вот, смотрите, - сказал Лэн.
     Действительно,  зрелище  было  страшненькое.  На  хозяйской  веранде,
просунув  неестественно  свернутую  голову  сквозь   перила,   лежал   мой
таможенник. Ртутный свет с улицы  падал  на  его  лицо,  оно  было  синее,
вспухшее, покрытое темными потеками. Сквозь  полуоткрытые  веки  виднелись
мутные, скошенные к переносице глаза. "Ходят между живыми, как живые,  при
свете дня, - бормотал Лэн, держась, за меня  обеими  руками.  -  Кивают  и
улыбаются, но в ночи лица их белые,  и  кровь  выступает  на  лицах..."  Я
подошел к веранде. Таможенник был в ночной пижаме. Он сипло дышал, от него
пахло коньяком. На лице его была кровь, похоже было, что он упал мордой на
битое стекло.
     - Да он просто пьян, - сказал я громко.  -  Пьяный  человек.  Храпит.
Очень противно.
     Лэн помотал головой.
     - Вы новичок, - прошептал он. - Вы ничего не видите. А я  видел...  -
Его снова затрясло. - Их много пришло... Это она их привела... И  принесли
ее... Была луна. Они отпилили ей макушку... Она кричала, так кричала...  А
потом стали есть ложками. И она ела, и все  смеялись,  что  она  кричит  и
бьется...
     - Кто? Кого?
     - А потом завалили деревом и сожгли... и плясали у костра... А  потом
все зарыли в саду... Она за лопатой ездила на  машине...  Я  все  видел...
Хотите, покажу, где зарыли?
     - Вот что, приятель, - сказал я. - Пошли ко мне.
     - Зачем?
     - Спать, вот зачем. Все давно спят, только мы с тобой тут болтаем.
     - Никто не спит. Вы совсем новичок.  Сейчас  никто  не  спит.  Сейчас
спать нельзя.
     - Пошли, пошли, - сказал я. - Ко мне пошли.
     - Не пойду, - сказал он. -  Не  трогайте  меня.  Я  вашего  имени  не
называл.
     - А вот сейчас ремень возьму, сказал я грозно, -  и  напорю  тебя  по
заднице!
     Кажется, это его немного успокоило. Он снова вцепился мне  в  руку  и
замолчал.
     - Пошли, дружище, пошли, - сказал я. - Ты  будешь  спать,  а  я  буду
рядом сидеть. И если что-нибудь случится, сразу тебя разбужу.
     Мы влезли через окно в мою спальню (входить  в  дом  через  дверь  он
отказался наотрез), и я уложил его в постель. Я намеревался рассказать ему
сказку, но он сразу заснул. Лицо у него было измученное, и  он  все  время
вздрагивал во сне. Я придвинул кресло к окну, закутался в плед  и  выкурил
сигарету, чтобы успокоится. Я попытался думать о Римайере, о  рыбарях,  до
которых я так и не добрался, о том, что должно случится двадцать  восьмого
числа, о меценатах, но у меня ничего не получилось, и это меня раздражало.
Меня раздражало, что я никак не мог заставить себя думать  о  своем  деле,
как о чем-то важном. Мысли разбегались, лезли эмоции, я не столько  думал,
сколько чувствовал. Я чувствовал, что не зря приехал  сюда,  но  в  то  же
время чувствовал, что приехал совсем не за тем, за чем нужно.
     А Лэн спал. Он не проснулся  даже,  когда  у  ворот  зафыркал  мотор,
застучали автомобильные дверцы, кто-то заорал, зареготал и завыл на разные
голоса, и я  решил  было,  что  перед  домом  совершают  преступление,  но
оказалось, что это  всего-навсего  вернулась  Вузи.  Весело  напевая,  она
принялась раздеваться еще в саду, небрежно  развешивая  на  яблонях  юбку,
блузку и прочее. Меня она не заметила, вошла в дом, повозилась  немного  у
себя наверху, уронила что-то тяжелое и, наконец, затихла. Было около пяти.
Над морем разгоралась заря.



                                    8

     Когда я проснулся, Лэна уже не было. Плечо у  меня  ломило  так,  что
боль отдавала в темя, и я дал себе слово сегодняшний день "ходить опасно".
Кряхтя и чувствуя себя больным и жалким, я проделал некое подобие зарядки,
кое-как умылся, взял  конверт  с  деньгами  и  отправился  к  тете  Вайне,
продвигаясь через двери боком. В холле я нерешительно остановился: в  доме
было совсем тихо, и я не был уверен, что хозяйка встала. Но тут  хозяйская
дверь отворилась, и в холл вошел таможенник Пети. Ну, знаете,  подумал  я.
Ночью Пети был похож на перепившего утопленника. Сейчас, при свете дня, он
напоминал жертву хулиганского нападения. Нижняя часть его лица была залита
кровью. Свежая кровь лаково  блестела  на  подбородке,  и  он  держал  под
челюстью носовой платок, чтобы не запачкать  свой  белоснежный  мундир  со
шнурами. Лицо у него  было  напряженное,  глаза  косили,  но  в  общем  он
держался удивительно спокойно, словно падать мордой в  битое  стекло  было
для него самым  обыкновенным  делом.  Маленькая  неприятность,  с  кем  не
бывает, не обращайте, пожалуйста, внимание, сейчас все будет в порядке...
     - Доброе утро, - пробормотал я.
     - Доброе утро, - вежливо, несколько в  нос  отозвался  он,  осторожно
промакивая подбородок.
     - Что с вами? Вам помочь?
     - Пустяки, - сказал он. - Упал стул...
     Он вежливо поклонился и, пройдя мимо меня, неторопливо вышел из дома.
Я с очень  неприятным  чувством  проводил  его  взглядом,  а  когда  снова
повернулся к двери, передо мной стояла тетя Вайна. Она  стояла  в  дверях,
грациозно опираясь на косяк, чистенькая, розовая, душистая, и смотрела  на
меня так, словно я был генерал-полковником  Тууром  или  по  крайней  мере
штаб-майором Полом.
     - Доброе утро, ранняя птичка, - проворковала она. - А  я  слышу,  кто
это разговаривает в доме в такой час?
     - Я никак не мог решиться побеспокоить вас, - проговорил  я,  светски
содрогаясь и мысленно взвыв от боли в плече. - Доброе  утро,  и  позвольте
вручить вам...
     - Как мило! Сразу видно истинного джентльмена. Генерал-полковник Туур
говаривал, что истинный джентльмен никогда  никого  не  заставляет  ждать.
Никогда. Никого...
     Тут я заметил, что она медленно, но весьма упорно оттесняет  меня  от
своих дверей. В гостиной у нее было темно, шторы, видимо, были опущены,  и
в холл тянуло чем-то сладким.
     - Но вам, право же, не нужно было так уж спешить... -  она,  наконец,
выдвинулась на удобную  позицию  и  плавным  небрежным  движением  закрыла
дверь.  -  Однако  вы  должны  быть  уверены,   я   сумею   оценить   вашу
предупредительность... Вузи еще спит, а мне  уже  пора  собирать  в  школу
Лэна, так что простите... Кстати, свежие газеты у вас на веранде.
     - Благодарю вас, - сказал я, отступая.
     - Если у вас достанет  терпения,  через  часок  прошу  вас  на  чашку
сливок.
     - К сожалению, я должен буду уйти, - сказал я и откланялся.
     Газет  было  шесть.  Две  местные,  иллюстрированные,  толстые,   как
альманахи,  одна  столичная,  два  роскошных  еженедельника  и   почему-то
арабская "Эль Гуния". "Эль  Гунию"  я  отложил,  а  остальные  просмотрел,
заедая новости сэндвичами и запивая горячим какао.
     В  Боливии  правительственные  войска  после  упорных  боев  овладели
городом Рейес, мятежники оттеснены за реку Бени. В Москве на Международном
конгрессе ядерников Хаггертон и Соловьев сообщили о  проекте  промышленной
установки для  получения  антивеществ.  Третьяковская  галерея  прибыла  в
Леопольдвиль, официальное  открытие  произойдет  завтра.  С  базы  "Старый
Восток" (Плутон) в зону абсолютно  свободного  полета  запущена  очередная
серия  беспилотных  устройств,  с  двумя  устройствами  из  четырех  связь
временно потеряна.  Генеральный  секретарь  ООН  направил  генералиссимусу
Орельяносу официальное послание,  к  котором  предупредил,  что  в  случае
повторного применения  экстремистами  атомных  гранат  в  Эльдорадо  будут
введены полицейские силы ООН. У истоков реки Квандо  (Центральная  Ангола)
археологическая  экспедиция   Академии   наук   ОАР   обнаружила   остатки
циклопических  сооружений,   построенных,   как   полагают,   задолго   до
ледникового периода. Группа специалистов Объединенного центра исследований
субэлектронных  (ритринитивных)   структур   оценивают   запасы   энергии,
имеющиеся в распоряжении человечества, как достаточные  на  три  миллиарда
лет.  Космический  отдел  ЮНЕСКО  сообщает,  что   относительный   прирост
населения внеземных баз и плацдармов приближается к приросту населения  на
земле. Глава английской делегации в ООН от имени великих держав выступил с
проектом полной демилитаризации,  хотя  бы  и  насильственным  путем,  еще
милитаризованных районов земного шара...
     Сообщения о том, кто сколько килограммов выжал и кто сколько мячей  в
чьи ворота закатил, я  читать  не  стал.  Из  местных  же  сообщений  меня
заинтересовали три.
     Городская  газета  "Радость  жизни"  писала:   "Этой   ночью   группа
злоумышленников на частном  самолете  вновь  совершила  налет  на  площадь
Звезды, полную отдыхающих граждан. Хулиганы выпустили несколько пулеметных
очередей и сбросили  одиннадцать  газовых  бомб.  В  результате  возникшей
паники несколько мужчин и женщин получили тяжкие увечья. Нормальный  отдых
сотен порядочных людей был  сорван  ничтожной  группой  бандитствующих,  с
позволения  сказать,  интеллигентов  при  явном  попустительстве  полиции.
Председатель общества "За Старую Добрую Родину,  Против  Вредных  Влияний"
заявил нашему корреспонденту, что  общество  намерено  взять  дело  охраны
заслуженного отдыха сограждан в свои руки. Председатель недвусмысленно дал
понять, кого именно народ считает источником вредной заразы, бандитизма  и
милитаризованного хулиганства..."
     На  девятнадцатой  странице   газета   отвела   полосу   для   статьи
"выдающегося  представителя