бушками и дедушками, врачами, рабочими, наркоманами, алкашами, беженцами
из Чечни, переселенцами из Прибалтики, коммунистами и антисемитами,
любителями собак и собаконе-навистниками, огородниками, демократами,
инвалидами, полиглотами, битломанами, домохозяйками, спившимся
прапраправнуком великого русского хирурга... Мы получили информацию о двух
квартирах, где торгуют героином. И об одной, где живут террористы,
готовящие покушение на губернатора Яковлева. Нас называли сынками, молодыми
людьми, масонами, чекистами, ворами-домушниками и ворами просто, коллегами,
ментами, суками, господами и товарищами. Кем нас только не называли!

Мы обнаружили четыре квартиры, в которых сдавались комнаты. Все четыре
случая не имели к нашему Трубникову никакого отношения.

В десять вечера мне на трубу позвонил Леньчик и сказал, что пора завязывать
- ни голова, ни ноги уже не работают. Я согласился. За одиннадцатичасовой
рабочий день мы едва осилили треть списка.

* * *

Купцов:

Не знаю, как Димка, а я за вчерашний день умудохался вконец. Димка, кстати,
и сделал больше меня. Он вообще, кажется, двужильный и вгрызается в дело с
энергией отбойного молотка в руках Стаханова. Наш работодатель, господин
Брюнет, считает, видимо, что мы пашем за деньги... За деньги так не пашут.
Петрухин дает "последнюю гастроль", прощается с ремеслом. И я отлично его
понимаю. Я помню, как мне было тяжело, когда осознал, что все - я больше не
мент... А ведь я, в отличие от Димки, уходил довольно медленно. Я передавал
дела и даже, когда был уже формально уволен, еще "консультировал" ребят. Но
потом я осознал - все. И затосковал. Я совершенно не представлял, чем буду
заниматься.

Варианты были: адвокатура, частные детективные конторы. Один шустрый еврей
(он у меня как-то по делу проходил) предложил даже романы строчить.
"Послушайте, Леонид Николаич, - сказал он, - хорошие бабки будем делать. У
вас опыт, у меня литературный дар. Вы рассказываете, я таки пишу...
Придумаем персонаж типа Марининой. Баба-сыщик с огоньком, пистолетом и
сиськами: 95-58-100! Раскрывает все дела через постель. Успех! Тиражи!
Бабки! Ваши - 30%". Я ответил, что, как раскрывать дела "через постель", я
не знаю. Он сказал, что - ерунда, главное побольше стрельбы и секса. Я
отказался. Он звонил еще дважды: 40%?.. 50?.. Я разозлился и ответил, что
пусть он сначала сделает операцию по перемене пола. Он звонить перестал.
Недавно я узнал, что он все-таки строчит романы под женской фамилией и
имеет успех. Ба-а-лъшие сиськи!

Я тяжело переживал свой уход. Но ни в какую адвокатуру или в частные
детективы, разумеется, не пошел... Я решил взять тайм-аут и начал бомбить
на "антилопе". Потихоньку успокоился, остыл. Но когда вдруг нарисовался
Петруха, я понял, что остыл, как прогоревший костер: снаружи пепел, а
попробуй-ка сунуть руку внутрь - обожжет... Я Петруху отлично понимал.

...За вчерашний день мы отработали процентов тридцать наших коммуналок.
Безрезультатно. Теоретически это приближало нас к Трубникову... Но только в
том случае, если Димка прав и Трубников действительно обитал в этих домах.

Сутра мы продолжили обход. Время для поквартирного обхода было, казалось
бы, не самое удачное - первомайские праздники закончились, но начинались
уже торжества, приуроченные к пятидесятипятилетию Победы. Сплошь нерабочие
дни. Народ массово выезжает на фазенды... Но мы работали с обитателями
коммуналок. У них дач, как правило, нет.

С десяти утра (надо же дать людям выспаться) мы начали обход. Звонок...
Шаги за дверью... Кто?.. - Здрасьте. Мне (определяешь по голосу возраст и
по распечатке прикидываешь, кто из жильцов этой квартирки под возраст
подходит) Марь Ванну... Если дверь открывают - начинаешь работать. Если нет
- все равно начинаешь работать через дверь или через цепочку. Врать,
уговаривать, объяснять, что ты не бандит, не вор, не мафия... Когда дверь
открывают - работать легче. Разговор получается доверительней... или не
получается. Но в целом с обитателями коммуналок легче. В новорусскую-то
квартиру без формы и ксивы вообще не сунешься.

Дверь... кнопки... звонок... Кто?.. Здрасьте, мне Антоновых... звук замка,
звяканье цепочки... Прошу прощения, но я ищу брата (свата, друга, коллегу
по работе). Говорили, что он здесь комнату снимает... А кто это тебе
говорил? Ты зачем пришел? Наводчик? В "Кресты" захотел?

Или: "Ой, зайдите, пожалуйста... ой, брата ищете?"

Или: "Ничего не знаю. Вали отсюда".

Или: "Вы из собеса? Из поликлиники? Водопроводчик?"

Или: "Какую Марь Ванну, идиот? Она умерла год назад!"

Или: "Заходи, братуха! Похмелиться надо, а один не могу, в глотку не
лезет..."

Двери. Двери крашеные, некрашеные, дерматиновые... Двери с глазками и без
глазков... Дверь с надписью "Люська-сука" и дверь с шестиконечной
звездой... Сломанная дверь... Мертвая дверь. Дверь с собачьим лаем и дверь
со скрипом. Дверь с ощутимым запахом ацетона... Дверь со щелями, в которые
можно просунуть руку... Незапертая дверь.

Здрасъте, мне Илью Петровича... - Пошел на х...!

Здрасъте, мне Баграмянова... Здрасъте, нельзя ли поговорить с Изабеллой
Эдуардовной?.. Нет... Не знаем... Не слышал... Не сдаю.

Галочка в распечатке. Еще галочка. Еще одна. Прочерк. Галочка. Знак
вопроса... "В семнадцатой квартире живет извращенец. Вы запишите, запишите.
Я уже трижды жаловалась. Он подглядывает, когда я раздеваюсь..." Галочка.
Прочерк. Галочка. Дурдом!

В половине двенадцатого я присел перекурить на подоконнике между третьим и
четвертым этажами. Я вообще-то почти не курю. Так, иногда, за компанию...
Но сегодня специально купил пачку сигарет: может понадобиться с кем-то
перекурить для установления контакта. Вчера как раз был такой случай, но у
меня не оказалось сигарет.

Я сидел, курил, поглядывал в окно с немытым стеклом. За окном была видна
детская площадка со сломанными качелями, песочницей, где песок вперемешку с
кошачьим дерьмом. На площадке играли два пацаненка - один белый, второй
черный. Я выкурил сигарету и слез с подоконника. Под ногой что-то
хрустнуло. Оказалось - закопченная ложка с изогнутой ручкой - орудие
наркоманов... Гарлем. Гигантская песочница в устье Невы, где Пушкин,
Кваренги, Клодт, Блок, Шостакович и Товстоногов перемешаны с Чубайсом,
ларьками, таджиками, Марычевым и Трахтенбергом - АПРАШКА!

Я отшвырнул ложку ногой. Подумал: а не позвонить ли в УБНОН про квартиру,
из которой пахнет ацетоном? Там варят эфедрон... Потом подумал: а кому это
надо? УБНОНу? Смешно.

У двери квартиры номер тридцать один было четыре кнопки. У солдата, сказал
Димка, выходной. Пуговицы в ряд. Я нажал верхнюю. По распечаткам в квартире
шесть человек: Смирнов Анатолий Степанович, семейство Шестаковых из трех
человек и семья пенсионеров Штейнер. Против верхнего звонка было написано
химическим карандашом: Смирнов А.С. Против среднего не было ничего, а
против нижнего - аккуратная табличка из картона: Штейнер. Фамилия "Штейнер"
была перечеркнута, а чуть ниже коряво нацарапано: жиды.

За дверью послышались шаги, и дверь без всякого "кто там" отворилась. На
пороге стоял мужчина лет пятидесяти в тренировочных штанах и тельняшке -
Смирнов Анатолий Степанович. Из квартиры сильно пахло жареной картошкой с
луком.

- Здравствуйте, - сказал я, - вы - Анатолий Степанович?

- Здравствуйте. Я и есть. А вы?

- Вы позволите войти? - спросил я.

- Да, войдите, - ответил он.

Я вошел в квартиру с длинным коридором, дверьми... Квартиры в доме все были
одинаковые. Я уже четко изучил их планировку и точно знал, какая дверь
ведет в кухню, какая в туалет, какая в ванну.

- Анатолий Степаныч, скажите, пожалуйста, в вашей квартире комнаты не
сдаются? - спросил я, и он сразу насторожился. Он насторожился, и я понял:
сдаются. Скорее всего, именно он и сдает.

- Да вы не подумайте ничего худого, - сказал я. - Я не из милиции, не из
налоговой. Я приятеля своего ищу. Знаю, что он в этом доме комнату снимает,
а вот в какой квартире... Он говорил, что его хозяина Анатолием зовут. Это
ведь вы?

Смирнов смотрел на меня из-под белесых жидких бровей не очень доверчиво.

- Я Анатолий, - сказал он неуверенно, - ...Степаныч. А вы...

- Да вы не подумайте ничего худого, - быстро перебил я. - Я вам паспорт
покажу... Вот, пожалуйста, смотрите, - я протянул паспорт, Смирнов
неуверенно взял его в руки. И я сразу быстро задал вопрос: - А он дома
сейчас, кореш-то мой?

- Да он уже две недели как съехал, - механически произнес Анатолий
Степанович, раскрывая паспорт... Стоп!

* * *

- Да он уж две недели, как съехал, - сказал Смирнов.

Купцов широко улыбнулся. Две недели... Двадцать третьего апреля. Купцов еще
не знал ни описания внешности жильца, ни его возраста или имени, но точно
понял - он. Леонид стер с лица улыбку и разочарованно сказал:

- Э-э, видать, ошибочка вышла... Моему-то съезжать вроде некуда. Он, мой
кореш - лет пятидесяти, плотный такой, лысоватый, с вас, Анатолий Степаныч,
ростом... Похож?

- Нет, - ответил с заметным облегчением хозяин и протянул Купцову паспорт.
- Мой постоялец с волосами, да и по годкам моложе - тридцать, а то и
меньше. А ростом на голову меня выше.

* * *

Когда зазвонил телефон, Петрухин уже минут двадцать пять выслушивал рассказ
медсестры-пенсионерки о своей жизни. Замужем она была четыре раза, на
момент звонка все еще рассказывала о втором браке. Петрухин кивал с
сосредоточенным видом... Замурлыкал телефон, и он обрадовался: кто бы ни
звонил, но появился повод сослаться на неотложные дела и уйти, не дослушав
историю четырех замужеств Зои Ильиничны.

- Але.

- Бросай все и приходи, - услышал он голос Купцова. - Корпус два, квартира
тридцать один.

- Есть?

- Есть.

- Бегу... А ты говорил: геморрой!

* * *

Обычный гражданин с милицией общается редко. И, добавим, вынужденно. По
собственной воле никто к такому общению не стремится. Но бывает, что
милиция сама хочет пообщаться с гражданином. И тогда она, родная наша
милиция, приглашает гражданина к себе в гости, присылает ему трогательную
записку, которая именуется повесткой. "Ветка сирени, - пишет милиция, -
упала на грудь. Милый Ванюша, меня не забудь..." Или что-нибудь похожее,
ласковое: "В случае неявки вы будете доставлены принудительно".

Но бывает и по-другому: милиция сама приходит в гости. Как положено
настоящим друзьям - без приглашения. Она приходит с пирожными, с цветами, с
веселыми шутками, шарадами и сканвордами. И вместе вы пьете чай "Принцесса
Нури" и разгадываете сканворды. И, может быть, дружно исполняете народную
конвойную песню "Вместе весело катить по просторам". Слова в ней душевные:

Вместе весело катить по просторам, по просторам, по просторам.
Напевая вслух слова приговора, приговора, приговора.
Раз - колечко, два - колечко... ой! Наручники!
Мне конвойные веселые попутчики...

Ну и так далее... Слова известны.

...Однако - шутки в сторону. Бывает, что милиция действительно приходит к
гражданину и задает ему вопросы про другого гражданина. Это нормально,
естественно. Такая у них работа. Мы же понимаем. "Знатоков" смотрели...
Или, например, "Инспектора Лосева". А уж "Ментов" - обязательно.

Но вот когда к гражданину приходят совершенно неизвестные ему типы и
начинают задавать вопросы про другого гражданина... это, согласитесь,
выглядит подозрительно. Время-то нынче какое? Кругом - бандиты,
группировки, разборки, наезды и террористы, заказухи. Сегодня ты что-нибудь
не то языком ляпнешь, а завтра, глядишь, язык-то и отрежут. А может -
вместе с головой. Хоть и без мозгов головенка, а все же своя. Без нее и не
похмелиться по-людски. И в собесе не примут - там одни бюрократы сидят,
ряшки отъели... Да и вообще - на улице остановят: - Документы? - Вот!.. -
Э-э, нет, гражданин. В паспорте вы с головой. А в натуре? Пройдемте! Штраф
вам в размере МРОТ.

Вот оно как, без головы-то, жить... а может - легче.

...Когда Купцов сказал Анатолию Степановичу Смирнову: нам, Анатолий
Степанович, нужно поговорить о вашем постояльце, Смирнов мгновенно
насторожился. Смирнов насторожился, и опытный следак сразу уловил эту
перемену. Даже если бы пятидесятилетний кузнец с Адмиралтейских верфей умел
скрывать свои чувства и сумел спрятать внешнее проявление эмоций... Даже в
этом случае обмануть Купцова он бы не смог. Леонид отлично понимал, о чем
подумал Смирнов. Более того, именно такую реакцию - настороженность,
недоверие - и следовало ожидать. Главной задачей Купцова сейчас было
рассеять недоверие, установить контакт.

- Анатолий Степаныч, - сказал он, - вы не подумайте худого. Я не бандит. Не
вор. Но мне действительно нужно кое-что узнать о вашем постояльце... Вот
мой паспорт. Взгляните, пожалуйста, еще раз. Хотите - перепишите мои
данные. Или - вот, - Купцов достал из кармана загодя приготовленную
фотографию, - мое фото. Похож? - Смирнов кивнул. - Я его вам оставлю, на
обороте своей рукой напишу фамилию, имя, отчество, адрес и телефон. На
фото, кстати, виден номер моего автомобиля... Согласитесь, что человек,
который замышляет худое, своих фотографий не оставляет. Верно, Анатолий
Степаныч?

Купцов говорил спокойно, уверенно, искренне. Он знал, что на
подсознательном уровне довольно часто люди улавливают ложь.

- Верно, - сказал неуверенно Смирнов. - Вы из милиции?

- Нет. Я много лет работал в милиции, но теперь уже нет. Я ищу человека,
который снимал у вас комнату. Зачем - вам знать не обязательно. Но я могу
гарантировать, что вам лично ничего не угрожает. Я нигде, никогда, никому
не передам содержание нашей с вами беседы. Я нигде, никогда, никому не
скажу, что мы вообще с вами знакомы.

Говорил Купцов, вколачивая ключевые слова "нигде, никогда, никому" в
сознание, повторяя их дважды. Все предпосылки к контакту уже были. На свой
первый вопрос ("Верно, Анатолий Степаныч?") он уже получил утвердительный
ответ. Это очень важно: первый утвердительный ответ создает позитивную базу
для последующей беседы.

- Я понимаю, - продолжал Купцов, - что вам не очень хочется отвечать на
вопросы незнакомого человека. Так?

- Э-э... так.

- Поэтому я предлагаю вам познакомиться. Предлагаю вам свой паспорт. Или -
вот. Мое водительское удостоверение, техпаспорт на автомобиль... Я, если вы
не будете против, познакомлю вас со своим напарником. Он сейчас обходит
квартиры в соседнем доме. Он тоже офицер милиции в прошлом. Мы, в конце
концов, можем вместе проехать в отделение милиции и говорить там, в
присутствии милиционеров... Преступники так себя не ведут. Верно, Анатолий
Степаныч?

- Верно, - снова согласился хозяин. - Что же вы хотите?

Дверь одной из комнат отворилась, и по коридору прошла пожилая женщина в
халате, с чайником в руке. Купцов поздоровался, но она не ответила.

- Давайте пройдем ко мне, - буркнул Смирнов, покосившись на соседку.

Они прошли по коридору к дальней двери слева. В комнате, довольно
маленькой, стояла разномастная старая мебель, работал включенный телевизор.
На экране шел по ковровой дорожке Владимир Путин.

- Ина... ину... - сказал Смирнов. - Тьфу! И не выговоришь.

- Инаугурация, - подсказал Купцов.

- Во-во, - поддержал Смирнов. - Присаживайтесь.

- Спасибо, - ответил Купцов и опустился на хлипкий стул, осматривая бегло
комнату. Было очевидно, что контакт состоялся, и его следовало закрепить. -
Анатолий Степаныч, - сказал он, - я понимаю, что вы комнату сдавали не от
хорошей жизни.

- Да уж... не от хорошей.

- Анатолий Степаныч, вам нужны деньги. Мне нужна информация о вашем жильце.
Я могу вам немного заплатить. Вот - пятьдесят долларов, - Купцов положил на
стол бумажку с портретом президента.

- Это... мне?

- Я надеюсь, что вы мне поможете...

- Я, конечно, постараюсь. А что нужно-то?

- Всего лишь рассказать о вашем жильце. Кстати, вы не возражаете, если к
нам присоединится мой напарник?

- Да что ж? Пусть, - ответил Смирнов, и Купцов тут же сделал звонок.

Петрухин пришел через три минуты.

- Итак, Анатолий Степаныч, когда у вас снял комнату ваш постоялец? -
спросил Купцов. - Можете вспомнить?

- Могу. Двадцать девятого февраля он пришел. Я еще подумал: вот, мол, день
какой. Раз в четыре года бывает.

- Вы давали объявление или через знакомых нашли жильца?

- Объявление дал. У меня ведь две комнаты-то. Жену вот похоронил в прошлом
году. Куда мне две? Да и денег, по правде, не хватает. Дай-ка, думаю, сдам.
Если, конечно, нормальному человеку, а не чурбану какому. Вот... Дал
объявление, и он первый позвонил. Ну, поговорили. Какая, дескать, цена?
Какая, дескать, комната? То да се... Приезжайте, говорю, молодой человек,
сами и посмотрите. Он на другой день и подъехал. Двадцать девятого февраля.
К вечеру ближе, часов в девять.

- За сколько, коль не секрет, сдавали комнату? - спросил Петрухин.

- Какой секрет? За тридцать долларов.

- А за какой срок вы взяли с него деньги?

- Я-то хотел за три месяца получить сразу, но он сказал, что извини, мол,
отец, сейчас с деньгами небольшая напряженка. За два месяца сойдемся?
Ладно, говорю, давай...

- Он сразу заплатил?

- Сразу.

- Рублями?

- Рублями, - кивнул Смирнов.

- А вы не обратили внимания, сколько у него при этом оставалось денег? -
уточнил Купцов.

- Вот этого сказать не могу. Он вещи в комнату закинул и деньги мне принес
уже отсчитанные. Пятьсот рублей одной бумажкой, остальное - полтинниками.

- Понятно. А как же зовут-то вашего постояльца?

- Саша его зовут. Партнеры переглянулись.

- А фамилия у Саши есть?

- Есть, конечно... Не бывает человек без фамилии, - совершенно резонно
ответил Смирнов.

- А вы ее знаете?

- Э-э... забыл я.

- Ну как же так, Анатолий Степаныч? Вы в паспорт-то к нему хоть
заглядывали? - спросил Купцов.

- Заглядывать-то заглядывал. Показывал он мне паспорт. Да вот забыл я...
Память уже худая.

- А другие данные? Отчество? Дата рождения? Прописка?

- Да ведь не знал я, что понадобится это, мужики... А то бы записал. Вот
ведь как вышло.

- Ладно. А много вещей было у вашего постояльца?

- Какое! Одна сумка. Большая, правда. Яркая, в два цвета: синий с зеленым.
С ремнем, чтобы на плече носить.

- Тяжелая?

- Не знаю, не скажу... По виду не очень.

- А как Саша был одет?

- А как все: куртка черная, кожаная, шапочка вязаная колпаком.

- Скажите, пожалуйста, Анатолий Степаныч, в гардеробе жильца было длинное
черное пальто?

- Не было.

- Не было? - удивленно переспросил Купцов.

- Не было... Он его потом уже купил. Вот как раз в тот день, как съехал, то
- да, был в пальто. Выходил утром из дома - ко мне заглянул: как, говорит,
Анатолий Степаныч, моя обновка? Не морщит? Не топорщится? Нормально,
дескать, сидит? А чего ж? - говорю. Нормально... Он и ушел.

- Понятно, - сказал Петрухин, - пальтецо у Саши не топорщилось... А
вообще... когда он у вас появился - не объяснил причину, почему жилье
снимает? Приезжий? С женой разошелся?

- Приезжий. С Вологды... Сказал, что хочет в Питере работу найти.

- Какого рода работу, не говорил?

- Нет, не говорил... Вру! Сказал, что, мол, шоферить может.

- А у вас не было впечатления, что он, скажем, прямо с вокзала к вам?
Небритый? Усталый? Или сам обмолвился: прямо, дескать, с поезда?

- Нет, не скажу ничего такого...

- Понятно. Ну, а вообще что за человек Саша? Как жил? Что делал? О чем
говорили? Может, выпивали вы с ним вместе?

Смирнов задумался ненадолго, почесал лоб:

- О чем говорили? Да он из молчунов, особо с ним не поговоришь: здрасьте -
до свиданья. Выпивать тоже не выпивали. Я его и с запахом-то не припомню.
Некурящий. Только резинку жевал все время. А чего в ней хорошего, в резине
этой?

- А чем он занимался? Можете что-то сказать?

- Хрен его знает, чем он занимался. Надо думать, работу искал. Уйдет из
дому часов в десять или в двенадцать - и нет его весь день... Кто ж его
знает?

- Ох, до чего же вы, Анатолий Степаныч, нелюбопытный человек, - вздохнул
Купцов.

- Я в чужую жизнь нос не сую, - согласился Смирнов.