и разграбили и развалили  государство.
Таких вообще давить надо, как тараканов, чтобы другим неповадно было.
 Не люблю я  политиков.  Сначала  они  нас  в  Афган  бросили,  кричали,
доказывали,  что  мы  выполняем  свой   интернациональный   долг.   Ладно,
выполняем, значит, так нужно. Потом они же нас и предали, заставив уходить
из Афгана, доказывая, что ввод войск был серьезной политической ошибкой  и
теперь мы будем друзьями с афганцами. Выкуси. Опять обманули. Афганцы, как
пчелы, полетели за нами и жалят теперь уже на наших границах.  Так  нам  и
нужно. Не надо было слушать политиков.
 А когда Горбачев объявил о введении трезвости? У нас  в  Афгане,  зимой
восемьдесят шестого рейд проводили по линии... общества трезвости.  Зимой!
В армии! Так у нас даже положенные сто граммов отбирали, а замполит  полка
ходил по рядам и лично проверял, заставляя дыхнуть в его  сторону.  Может,
он так кайф получал, вдыхая спиртные пары? И еще  по  рублю  собирали  для
этого самого общества.
 А потом политики сказали, что вообще нужно разделить Советский Союз.  И
мы опять послушно пошли за ними. Ельцина я не виню. Он мужик рисковый, ему
Горбачева гнать нужно было, а другого  выхода  у  него  не  было.  Но  вот
Кравчук - дело другое. Этот  стервец  сознательно  все  рушил.  Самостийна
Украина. Если бы тогда имел хорошую винтовку, лично  пристрелил  бы  гада.
Моя теща, мать моей поганки, живет в Киеве.  Так  теперь  мой  сын  должен
ехать к бабушке за границу. Хорошо еще без визы.
 Наконец политики стали натравливать нас друг на друга,  доказывая,  что
их народ самый лучший, самый красивый и самый умный. И пошла война  гулять
по нашим городам. Я, положим, тоже не  люблю  всех  черномазых  кавказцев,
евреев, армяшек, но я ведь их не стреляю. Я к ним по-человечески отношусь,
понимаю, что они тоже люди.
 Чего говорить - сами знаете, что у нас в стране творится.
 Поэтому, слушая своего Быка, я сразу примечал, - где  он  врет,  а  где
говорит искренне. Это заметно, для  этого  особых  институтов  кончать  не
нужно. Просто, народ наш, замордованный и забитый  уже  ничего  не  видит.
Ему, что Бык, что Осел - все едино. Хуже уже не  будет.  Вот  они  на  все
рукой и махнули.
 Домой мой "клиент" возвращался  всегда  поздно  ночью.  Я  его  подъезд
хорошо осмотрел. Там, правда, был милиционер во дворе, но на меня никакого
внимания не обратил. Я ведь инвалид. А что может  сделать  инвалид  такому
Быку? Конечно, ничего. Но подъезд мне не понравился. Ярко освещенный,  все
двери близко расположены к  лестнице  -  все  слышно.  Здесь  даже  громко
разговаривать нельзя, сразу услышат. Неприятный домик у этого Быка, пойдем
дальше.
 Побывал я у него на работе. Там была более  творческая  атмосфера.  Все
куда-то спешат, бегут, суетятся. Кроме,  его  приемной.  Там  сидит  такая
проницательная стервочка и двое громил.  Даже  заходить  не  нужно,  сразу
вылетишь. Я видел, как они выставляли одного назойливого мужика и решил не
рисковать. Правда, по коридорам добросовестно прошелся. Есть там несколько
интересных мест, но мне было нужно  одно-единственное,  а  такого  там  не
было.
 Остается парламент, куда он довольно часто ездит.  Вот  это  место  мне
нравилось  гораздо  больше.  Здание  парламента  было  переоборудовано  из
бывшего министерства. Раньше там был, кажется, Госплан, а теперь написано,
что Государственная дума. Надо же как торжественно. Стоило почти  сто  лет
идти куда-то, чтобы потом вернуться к тому, что было. И  куда  мы  шли?  И
зачем? Неужели правда верили, что построим светлое будущее? Сейчас  быстро
все забывать стали, но действительно верили. Разве я без этой  веры  пошел
бы в офицеры? Разве подал бы рапорт о  переводе  в  Афган.  А  потом  все,
разрушили нашу веру, вываляли в дерьме и нам же на шею  и  повесили.  Нате
вам, ешьте свои идеалы. Хорошо мне несчастному, я все понял там, на войне.
Но как быть молодым ребятам, только  вступающим  в  жизнь.  Они-то  в  чем
виноваты за свою страну?
 Но я, кажется, отвлекаюсь. Хотят называть думой,  пусть  называют  так.
Пусть хоть бояр обратно заведут при царе Борисе, все равно нам уже  ничего
не будет. Нет у нас веры. И идеалов никаких нет. Деньги нахапать и бежать.
Это разве идеал? А я вот иногда скучаю по  тем  временам,  по  вере  своей
старой тоскую. Человек должен верить во что-то. Хоть в Бога,  иначе  зачем
на этой земле жить, ходить по ней, пачкать ее, людей обижать. Но в Бога я,
видимо, уже не поверю, в коммунизм верить не могу, а в капитализм не хочу.
Значит, мне и остается только с винтовкой ходить, как охотнику по лесу.  А
там, как повезет. Либо меня, либо я.
 Напротив думы гостиница "Москва", там как  раз  на  одиннадцатом  этаже
длинные такие балконы. Я не  поленился,  достал  свой  паспорт  на  другую
фамилию и пошел прописываться в гостинице. Два дня мучился, но прописался.
Оказывается, нужно было дать всего сто  долларов,  и  сразу  все  проблемы
решились. По моей просьбе меня и поселили на одиннадцатом этаже.  Вышел  я
на балкон, глянул вниз - даже ахнул. Обзор, прямо  как  в  кино.  Доставай
винтовку, стреляй по движущимся мишеням - никто  не  остановит.  Идеальное
место.
 Я на всякий случай спустился вниз и еще раз прошелся мимо здания  думы.
Красота. Лучшее место трудно себе представить. Правда,  иногда  машины  во
двор заезжают с другой стороны. Но это уже не так  важно.  А  Ковач  слово
свое сдержал. Цену за Быка втрое поднял и оружие мне достал. Даже  деньги
дал - пятьдесят тысяч на разные расходы. За эти деньги я не волновался. Мы
поэтому и платим так много Ковачу -  тридцать  процентов,  чтобы  получать
свои деньги спокойно и без нервов. Вы даже не представляете сколько  людей
хотят оформить "заказ", а  потом  "продинамить",  не  заплатить.  Или  еще
почище - на всякий случай убрать и исполнителя "заказа". А так все  чисто.
Мы не видим их, они не  видят  нас.  Принес  деньги,  оформил  "заказ",  и
"заказчик" доволен - знает, что его деньги не пропадут,  за  это  отвечает
целая организация.
 Оружие мне достали классное. На всякий случай и винтовку французскую, и
карабин советский. С таким оружием в цель может попасть даже  школьник.  Я
начал готовиться к решающему дню.
 У меня в запасе было еще четыре дня. Ковач строго предупредил, чтобы  я
уложился в эти сроки. Наверное, "заказчикам" нужно, чтобы я уложил Быка  к
определенному числу. Может, у них какие-нибудь свои расчеты.  Этого  я  не
знаю, но, похоже, начинаю догадываться. Выборы-то совсем скоро. А там Бык,
кажется, будет победителем. И очень  много  людей  есть  в  нашей  стране,
которые хотят его остановить. Любой ценой.
 Из гостиницы я, конечно, выписался. Теперь следующий заезд будет  через
два дня, как раз в тот день, когда Бык будет выступать в думе.



15

 Думаете это было очень трудно? Наоборот, очень легко.
 Я разобрал карабин и пронес его в чемодане  наверх,  в  гостиницу.  Два
толстых швейцара, конечно, не проверяют  посетителей  на  предмет  оружия,
достаточно показать визитную карточку гостиницы и вас  пропускают  внутрь.
Наверху я собрал винтовку, запер дверь, сел на  кровать.  Еще  есть  минут
пятнадцать. Запасной выход я уже знаю, где находится. Паспорт, по которому
прописан в гостинице, давно порван. В номере ничего нет.  После  выстрелов
сразу ухожу. Чтобы сюда добежать, нужно минут  десять  как  минимум.  Даже
дежурная и то будет бежать до моего номера секунд сорок.  Здесь  идеальное
место для стрельбы. А потом по  запасной  лестнице  я  спускаюсь,  прохожу
через вестибюль и, что вы думаете,  я  делаю?  Конечно,  захожу  в  другой
корпус "А", где уже снял номер  на  другую  фамилию.  В  гостиницах  нашей
страны это сделать просто. Дежурные меняются через сутки, и вся  вчерашняя
смена даже не подозревает, что вы прописываетесь  на  следующий  день,  во
время работы новой смены уже под другой фамилией. Можно  даже  прописаться
под своей фамилией четырежды. А в заграничном паспорте адресов не  бывает.
Были бы деньги и никто не задаст никаких лишних вопросов.
 Теперь, когда есть еще пять минут я даже жалею Быка. Он, когда говорит,
сам увлекается и его возбуждение передается слушателям. Но теперь все  уже
позади. Почему охрана разрешает такие очевидные  вещи?  Его  проход  через
центральный вход,  где  его  запросто  могут  убить.  Или  они  специально
допускают подобные промахи? Не знаю, но  мне  странно  видеть,  как  прямо
передо мной высаживаются из автомобилей видные деятели нашего государства.
При желании их можно стрелять пачками.
 Появился мой "клиент". Достаю винтовку, отступаю в глубь балкона, чтобы
не было видно с улицы. В эти часы на соседних балконах никого  нет.  Ловлю
Быка в прицел. Что за дурацкая шапка у него на голове.  Нельзя  рисковать.
Буду стрелять в сердце. Конечно, лучше в горло, но здесь  слишком  далеко.
Охранники смотрят, как обычно, по сторонам. Прицеливаюсь.
 Выстрел, еще один. Он покачнулся - падает.  Охранники  достают  оружие.
Валера сразу показывает в  мою  сторону.  Молодец,  хорошо  соображает.  Я
бросаю винтовку в комнате, снимаю перчатки с правой руки и левого протеза.
Теперь быстро из комнаты. По запасной лестнице я спускаюсь довольно скоро,
в вестибюле уже раздаются крики,  бегут  милиционеры.  Вижу  рассерженного
Ису. Спокойно иду в свой  корпус,  сажусь  в  лифт,  поднимаюсь,  открываю
ключом свой номер и, раздевшись, ложусь в постель.
 Через три часа, включая телевизор, слушаю срочное сообщение о покушении
на жизнь лидера оппозиции. Диктор трагическим голосом  сообщает,  что  Бык
тяжело ранен и  доставлен  в  больницу.  Выступает  какой-то  комментатор,
который рассказывает, что Бык, спасаясь в последнее  время  от  покушений,
"всегда носил бронежилет". Так, это интересно. Но убийца попал в горло и в
голову. Врачи считают,  что  у  Быка  нет  никаких  шансов.  По  некоторым
сообщениям, он уже скончался.
 Я даже подскочил на кровати. Ничего подобного,  -  хотел  закричать  я.
Никто не стрелял ему в горло и в голову. Это не я. Мои выстрелы  были  как
раз в тело из-за его дурацкой шапки. Она мне сильно мешала. Еще через  два
часа сообщили, что он умер. Показали его бронежилет  с  двумя  выстрелами,
попавшими в него. Объяснили, как он сумел задержать первых два выстрела. А
остальные, мол, попали в цель. Но это неправда. Я же не идиот.  Я  стрелял
два раза. Точно два раза. И оба раза в сердце. Откуда  я  мог  знать,  что
именно у него бронежилет. Но в голову ему я не стрелял. Мои  выстрелы  как
раз цели не достигли. Его бронежилет отразил оба моих выстрела. Кто сделал
другие два, я не знаю. Но понимаю, что здесь какая-то афера.
 Утром я поехал к себе на квартиру  в  Люблино.  У  меня  там  небольшая
квартирка, купленная для таких случаев, чтобы я мог там пересидеть. Ковачу
я позвонил из автомата.
 - Это я, Левша, - говорю ему.
 - Узнал тебя. Молодец, все в порядке. Приезжай, -  и  он  мне  называет
адрес. Конечно, не открытым текстом. У нас уже есть целая система  знаков.
Если в три, значит, нужно прибавить  два  часа.  Если  говорим  дом  номер
пятьдесят  один,  значит,  нужно  отнять  двадцать.  И  так  далее.  Очень
помогает, если вас кто-нибудь слушает. Идеальное средство для конспирации.
 В нужное время еду на встречу. Поймал два такси  по  очереди.  Проверял
нет ли за мной хвоста. Нет, слава Богу, все чисто. В кармане у меня только
паспорт. Никакого оружия, никаких документов. Встречу  Ковач  назначил  на
каком-то складе. Там я получу свои оставшиеся деньги. Может,  в  последний
раз. Надо слушать добрые и умные советы. А Ковач просто  так  говорить  не
станет.
 Пока я разыскивал этот склад, было  уже  довольно  поздно,  шестой  час
вечера. А появиться я должен был ровно в пять. Может,  я  очень  спешил  и
поэтому  не  обращал  ни  на  что  внимания.  А  может,  просто  сказалась
усталость, не знаю. Не могу точно определить.
 На складе уже никого не было. Кто сейчас  работает  на  государственных
предприятиях после окончания рабочего дня? Верно, никто,  даже  идиоты  не
остаются. Социалистических субботников и парткомов больше нет.
 В огромном пустом помещении на какой-то  замызганной  трубе  сидел  сам
Ковач. И чемоданчик лежал рядом.  Я  подошел  поближе.  На  нем  была  его
любимая шляпа и серый двубортный костюм.
 - Привет, - негромко сказал я.
 Он кивнул, ничего не сказав.
 - Все кончено, - это снова я.
 - Да, хорошая работа, - он двигает ко  мне  ногой  чемоданчик,  -  твои
деньги.
 - Спасибо, - я за ними даже не наклонился.
 Он поднял бровь:
 - Что-нибудь не так?
 - Это не я его убил - в нашем деле честность очень важна.
 "Диспетчера" нельзя обманывать, это просто невыгодно. Он замер,  сидит,
как каменная статуя.
 - Не понимаю - наконец говорит Ковач - это не ты стрелял?
 - Два раза я. Но оба моих выстрела попали в его бронежилет. Я не  знал,
что он надевает жилет на заседание в думу. А потом  передали,  что,  кроме
моих выстрелов, были еще два - в голову и горло. Но это не я стрелял. И не
имею понятия, кто.
 Как у него испортилось настроение, нужно было видеть. Он весь  посерел.
Представляю, как он себя ругал, что взял этот "заказ". Но  отступать  было
нельзя. Представляю, как на него давили.
 - Все равно бери деньги, - наконец говорит он.  Здесь  оставшаяся  твоя
доля - ровно сто  шестьдесят  тысяч.  Можешь  их  забирать  и  уезжать.  И
желательно навсегда.
 Я кивнул головой. Все ясно без слов. Это наше последнее дело с Ковачем.
Больше мне в Москве появляться не стоит.  Я  наклонился  за  чемоданчиком,
поднял его.
 - Тогда прощай, - говорю ему, - понимая, что все кончено.
 - Будь здоров, - кивает он, - уезжай в свой домик.
 Он не успел еще договорить, как раздался чей-то крик. И сразу  выстрел,
другой. И еще один дикий крик.
 - Ковач...
 Это я потом понял,  что  кричали  его  охранники.  Он,  видимо,  что-то
заранее подозревал и привез с собой для охраны  денег  несколько  человек.
Охрану, конечно, перебили. Он только  успел  вскочить,  как  из-за  мешков
показалось дуло автомата и раздалась длинная очередь. Он прямо мне на руки
и рухнул. Еще успел улыбнуться. А потом начался  ад.  На  склад  ворвались
сразу  человек  десять   с   автоматами.   Они   стреляли   безо   всякого
предупреждения. Я только  успел  достать  пистолет  Ковача  и,  закрываясь
чемоданчиком, прыгнуть в сторону.
 Конечно, это была спланированная засада. Не знаю, как они на нас вышли,
но все-таки вышли. И теперь мне нужно было думать о  своем  спасении.  Раз
они знали Ковача, то смогут вычислить и меня. Нужно было уходить, но я  не
мог даже поднять голову. Такой плотный автоматный огонь я не видел даже  в
Афганистане. А у меня, кроме дохлого "Вальтера", ничего нет. Даже  больше,
чем ничего. Не хватает еще одной руки. Вижу  недалеко  какой-то  люк.  Под
таким огнем раздумывать некогда. Делаю резкий рывок и проваливаюсь в  люк,
даже не зная, какая там высота. Все-таки пули меня достали, обожгли  левое
плечо. Потом я протез осмотрел, оказывается,  и  в  него  попали.  Вот  уж
повезло. Будь у меня рука я бы катался по земле от боли. А в протез ничего
- до  свадьбы  заживет.  И  на  плече  уже  такое  большое  красное  пятно
появилось. Попади пуля чуть ниже и все - пробила бы мне сердце. Здесь были
какие-то очистные сооружения. Пока они там стреляли  я  быстро  уходил.  И
чемоданчик в руках очень крепко держал.
 Потом они догадались прекратить стрельбу и стали меня искать.  А  через
минуту я услышал, как сразу несколько человек в люк спрыгнули. Хорошо еще,
что здесь не ровный колодец, иначе один автомат мог решить  свое  дело.  А
потом я вышел на канализацию - дерьмом пахло и какой-то кожей.
 Если  рассказать,  как  уходил,  никто  не  поверит,   иногда   ползком
приходилось выбираться. Вылез я часа через два, когда  все  преследователи
далеко позади остались. Вылез, сел на  какой-то  камень,  смотрю  на  свой
спасенный чемоданчик и смеюсь. Сам не знаю чему, но смеюсь.
 А потом икота на меня напала, и я даже вырвал. Никогда такого  со  мной
не было. Видимо, на этот раз смерть была совсем рядом, по головке гладила.
Ох и любит она меня подлая. Всегда чувствую ее  дыхание.  Но  пока  -  Бог
миловал. Вечером узнаю, что хоронить моего Быка будут на  Новодевичьем.  А
интересно, кто его прибил. По телевизору все время показывают мою винтовку
и мой бывший номер в гостинице, составляют мои словесный портрет.  Правда,
не указывают, что я однорукий. Не может быть, чтобы там все были дураками.
Можно провести нормальную экспертизу  и  все  выяснить.  Мои  нули  должны
отличаться от  двух  других.  Мне  даже  обидно,  получается,  что  я  вор
какой-то, взял деньги не за свою работу. Хотя, если вспомнить,  как  я  за
них страдал, сколько натерпелся.
 Как они могли выйти на Ковача. Он всегда был такой осторожный.  Я  весь
день лежал на своей  квартире  в  Люблино,  обдумывая  ситуацию.  Как  мне
выбираться из Москвы. Если они патроны отличить не могут мои от чужих,  то
можно представить, на каком  уровне  все  происходит.  И  на  этом  уровне
решено, что мне не жить. А я еще  совсем  молодой,  богатый.  У  меня  сын
растет. Я все время думаю в последнее  время  -  убил  ли  я  хоть  одного
порядочного человека. Нет, не  убил.  Все  были  либо  сукины  дети,  либо
мерзавцы. Насчет Быка точно сказать не могу, но  его  я,  слава  Богу,  не
убивал. К ночи плечо распухло и разболелось. Я внимательно его осмотрел. К
счастью пуля прошла по касательной.  Много  крови  потерял,  но  сквозного
ранения не было. И кость не задета. А я лежу на постели  и  думаю,  -  как
жить дальше. В семью возвращаться не хочу, да и не могу.  Жить  одному  на
даче в Ленинграде, загнуться можно от тоски. Эх, если бы  была  жива  Ира,
тогда бы все было по-другому. А так... первый  раз  в  жизни  физически  в
дерьме искупался. А психически всю жизнь купаюсь. И никакого просвета нет.



16

 Теперь все встало  на  свои  места.  После  убийства  лидера  оппозиции
начался грандиозный скандал. Власти не могли найти убийцу, хотя бросили на
его поиски все возможные силы. Выборы, конечно, были отменены, затем ввели
чрезвычайное положение. Все было нормально, но...
 Генерал сидел за своим столом, недовольно  перебирая  бумаги.  Напротив
него сидели двое  -  еще  один  генерал  и  полковник.  Оба  молчали.  Оба
понимали, что шеф расстроен. Более  того,  он  взбешен.  Несмотря  на  все
поиски, убийцы найти не могли. Его едва не убили на  складе,  где  у  него
была встреча со своим "главным диспетчером", через которого они и выходили
на этого убийцу. Расчет был правильным, заставить того  действовать,  а  в
решающий момент вмешаться самим. Так и  получилось.  Две  пули,  посланные
киллером, своей цели не достигши Лидер оппозиции был только ранен,  а  вот
еще две пули, посланные в него уже потом одним из его охранников,  грешили
дело. И весь мир знал, что убийца стрелял из гостиницы. И сотни  людей  на
улице слышали выстрелы, являясь свидетелями невиновности властей. Но  они,
собравшиеся за столом, знали все. И знали,  что  убийца,  покушавшийся  на
убийство человека, сумел уйти. Он был не просто опасен. Он был, как  заряд
динамита, заложенный под все здание государственной власти. В  отличие  от
всех остальных он  знал  реальное,  а  не  информационное  положение  дел,
отлично понимая, что он не стрелял в убитого четыре  раза.  И  поэтому  он
должен был замолчать. Замолчать любой ценой, даже если для этого  придется
проверить  каждого  жителя  всей  республики.  Речь  шла  о   стабильности
государства, о его основах. И медлить  в  таких  случаях  было  не  просто
опасно, а непростительно глупо.
 Единственная информация, которую удалось получить, это неясные сведения
насчет раненой левой руки киллера. Поэтому его называли  Левша.  Больше  о
нем никто ничего не знал, а единственно знавший,  известный  в  преступных
кругах, как Ковач, давно был похоронен под надзором специальной похоронной
команды МВД.
 Но найти этого стрелявшего было просто не