ударил  его  ногой  под  столом,   затем  дал  ему
предостерегающий взгляд. Эрик, наконец, отказался и завершил свою еду.
     После  обеда  мальчики  помогли  миссис  Линдстрем  с  посудой,   затем
вернулись  к  кухонному  столу,  чтобы  выполнить их  домашнюю  работу.  Оба
мальчика ухитрились сделать большую ее часть в классе во время их последнего
урока  и  вскоре завершили  то, что осталось. Эрик  затем спросил  Томми, не
против ли тот поиграть немного в шашки. Томми был согласен, но он никогда не
обучался  игре.  Эрик улыбнулся, затем  пошел  в  их  комнату,  достал  свою
портативную шахматную доску и установил ее на кухонном столе. Скоро мальчики
были поглощены игрой,  Томми был смышленым  учеником.  Они  почти  закончили
игру, когда мистер Линдстрем зашел в кухню, чтобы посмотреть, чем занимаются
мальчики, и сообщил им, что настало время готовиться к постели.
     Увидев, что они делают, мистер Линдстрем неодобрительно нахмурил бровь.
Он спросил Томми, когда тот взялся за такую высокоинтеллектуальную  игру как
шашки. Томми склонил голову, затем сообщил своему папе, что только что начал
обучаться у Эрика. Нахмурившись на Эрика, мистер Линдстрем повторил, что для
них настало время готовиться к постели. Эрик взглянул на часы, пустяки, было
только 8:30. Он посмотрел  на мистера Линдстрема и очень вежливо спросил, не
могли бы они завершить игру, пожалуйста, еще настолько рано.
     Казалось, мистер Линдстрем  начал разъяряться снова, но прежде, чем это
произошло, Томми  схватил игру и потащил Эрика за собой. Он сказал,  что все
хорошо, они могут закончить это завтра. Настало время  идти  в  кровать, это
так. Эрик позволил себе быть  утащенным Томми, но был немного расстроен, что
надо готовиться ко сну так рано. Дома ему разрешали идти спать в 9:00, затем
позволяли  продолжать находиться в "Сети" в течение еще часа  или двух, если
это было ночью в пятницу. Лампы должны были быть погашены не позднее 10:30.
     Зайдя в комнату, Эрик затем решил принять это философски и пошел, чтобы
вынуть свою  пижаму.  Он  уже раздевался,  когда заметил,  что Томми  нет  в
комнате. Думая, что тот  просто был в ванной, Эрик продолжил  раздевание. Он
был   только   в   джинсах  и  носках,  когда  Томми   вернулся  в  спальню,
сопровождаемый его  папой. Эрик поднял глаза и  удивился,  увидев, что Томми
стоит только в своих белых хлопковых трусах.
     Он перестал раздеваться и собирался спросить, что делать  дальше, когда
мистер Линдстрем заговорил.  Увидев  на  кровати  пижаму,  мистер  Линдстрем
сказал Эрику, что  мальчики в этом доме спят в трусах.  Нет никакой  нужды в
подобных  безделушках, заявил  он. Теперь,  если  Эрик  будет  готовиться  к
постели должным образом, они  с Томми смогут  получить  немного  мороженого,
прежде чем улягутся спать.
     Эрик сказал "спасибо", затем встал, чтобы вновь застегнуть свои джинсы.
Он  был  остановлен  мистером  Линдстремом,  который  сказал, что он  должен
подготовиться к постели, прежде чем сможет получить мороженое. Эрик взглянул
на  мистера  Линдстрема,  затем спросил, означает  ли  это,  что  он  должен
раздеться вплоть до  трусов и затем идти  вниз перед лицо  миссис  Линдстрем
только в его  трусах? Качнув головой, Эрик произнес: "Секунду внимания, сэр,
я пропущу мороженое." Он опять  сел  и  начал снимать носки,  когда  услышал
тяжелый вздох.  Подняв  глаза на  Томми, он  увидeл, что его  друг испуганно
смотрит  ему в лицо.  Мистер Линдстрем, однако, при взгляде на его  лицо  не
выглядел довольным!
     Он сказал Эрику,  что  был обычно терпеливым человеком,  но  Эрик с его
напыщенными манерами  начинает действовать ему на нервы. Мороженое  является
угощением в этом доме и дается,  только  когда  работа  хорошо сделана. Эрик
должен получить мороженое и подготовиться  к постели прежде,  чем съест его,
или возникнут проблемы.  Эрик заметил, что  Томми бросает  не него умоляющий
взгляд, прося Эрика перестать спорить и прибыть на мороженое.
     Вздохнув,  Эрик кивнул, затем снял другой носок. Он расстегнул  ремень,
открепил кнопки на ширинке и снял джинсы. Аккуратно сложив, он  укладывал их
на   стул,  когда  услышал  другой  тяжкий  вздох  Томми.   Удивившись,  что
неправильно теперь, Эрик  поднял глаза и увидeл, что лицо мистера Линдстрема
стало  темным как  грозовая туча.  Пытаясь разгадать, что он  сейчас  сделал
неправильно, Эрик  собирался спросить  в чем  дело,  когда мистер  Линдстрем
заговорил снова.
     "Я не  знаю,  как  там,  откуда  ты  пришел", - строго произнес  мистер
Линдстрем, - "но  в этом  доме мальчики носят  белые  трусы.  Эти  синие  не
подходят." Повернувшись  к Томми, мистер Линдстрем сказал ему  достать  пару
его трусов и одолжить их Эрику. Он позаботится, чтобы завтра мальчик получил
подходящее  белье. Томми  быстро  достал  для Эрика пару своих трусиков типа
"продукция ткацких станков", затем молча передал их ему.
     Эрик  просто  стоял там,  не  веря,  что все  это  происходит.  Сначала
полушлепание, затем никакого разговора за обедом,  потом подготавливаться  к
постели в 8:30, теперь носить  только  белые  хлопковые трусы! Казалось, что
мистер Линдстрем просто ищет  предлог, любой предлог,  чтобы  отдубасить зад
Эрика.  Эрик  имел  твердое намерение  идти  дальше независимо от  того, что
мистер Линдстрем говорил ему делать или ожидал,  что он сделает, но это было
слишком  для  него!  Он  только  что  решил,  что  с  него довольно  мистера
Линдстрема и всех его глумлений!
     Тот в действительности заботился не о том, чтобы Эрик  был в правильных
трусах;  (хорошо, заботился,  но не слишком!), это было неявным оскорблением
его  родителей,  которые  приходили  к  мистеру Линдстрему!  Эрику  говорили
отстаивать себя  с тех пор, когда он  был еще очень  маленьким. Его родители
хорошо  его обучили, что делать и чего не  делать; они радовались с ним! Тем
не менее,  этот мистер Линдстрем как раз  говорил, что  его родители не были
хорошими родителями, что они были не правы, позволяя ему носить синие трусы!
     Эрик собирался  высказаться,  когда  увидeл умоляющий  взгляд  на  лице
Томми.   Затем  он  вспомнил  свое  обещание  отцу   не  причинять  никакого
беспокойства, пока  он пребывает  в доме Томми. После момента колебания Эрик
взял предложенные трусы и собирался идти в  ванную, чтобы переодеться в них,
когда был, однако, снова  остановлен мистером  Линдстремом. Он  сказал Эрику
снять их прямо сейчас  и надеть трусы  именно здесь. Когда Эрик  понял,  что
мистер Линдстрем не  собирается дать ему  уединение, которое  он дал бы даже
нижайшему человеку на Земле, он повернулся спиной к ним и начал снимать свои
трусы.
     Он был как раз нагишом, когда мистер  Линдстрем  сказал ему повернуться
вокруг и стать лицом к нему. Теперь яростно покраснев, так как с ним никогда
еще не обращались подобным  образом, он снял свои трусы и повернулся лицом к
мистеру  Линдстрему,  обнаженный.  Его глаза были подобны горящим изумрудам,
когда он пристально смотрел в мрачные серые глаза мистера Линдстрема.
     Гнев от этого ненужного  унижения, по-видимому, светился бы далее,  ибо
мистер  Линдстрем сказал  ему только  надеть трусы.  Нарочито медленно, Эрик
наклонился, просунул правую ногу  сквозь  отверстие, затем  левую и медленно
потянул трусы вверх. Его глаза ни разу не оставили  мистера Линдстрема, пока
он  одевал  трусы,  но  унижение,  которое он  переносил  теперь,  заставило
покраснеть почти все его тело.
     Он дрожал в едва  сдерживаемом  гневе от положения, в котором пребывал.
Взяв контроль  над  собой,  он, наконец, сказал  мистеру  Линдстрему  тихим,
ледяным голосом,  что  сожалеет, что  ему не  было известно заранее, что  он
должен принести и носить, пока  пребывает здесь. Он также сказал, что одежду
выбирал он сам и покупал  на свои собственные  деньги,  после  того, как это
было одобрено его родителями - которые также  имели представления, как и что
должны носить мальчики. Он закончил, сказав, что все это совсем его утомило,
и  что он хотел бы пойти прямо в кровать, пожалуйста. Про себя он  произнес,
что мороженое могло бы сгнить в аду за все, что он заслуживал!
     Мистер Линдстрем не  сказал  ни  слова, но  Томми  тяжело вздохнул  при
первом заявлении Эрика, зажмурил глаза на второе, затем прикрыл глаза  рукой
на последнее Эриково заявление. Он сказал своему папе: "Пожалуйста,  не будь
строгим с Эриком; это его первая ночь, и он не  знает ничего  лучшего." "Это
не его вина", - сказал Томми, - "но другие люди делают эти вещи иначе."
     Мистер Линдстрем  стоял  там  и  вел себя, словно его сын  не сказал ни
единого слова. Он начал трясти головой, затем  произнес, почти самому  себе:
"Да,  вероятно, есть необходимость для небольшого  урегулирования отношений.
Определенно, настало время для некоторой отрицательной обратной связи. Затем
он  сказал Эрику: "Ваша участь - учиться,  сынок, и теперь настал  срок  для
учебы."
     Стоя прямо, как  стрела, с откинутыми назад  плечами, Эрик  сказал  ему
тихо, что он не "его" сын!
     Мистер Линдстрем стоял, как  если бы его облили ведром ледяной воды. Он
перешел к  кровати, захватив Эрика рукой,  потом  сел и потянул Эрика  через
свое колено.  Затем  он сказал Эрику, что был бы добр с ним,  наказывая  его
через трусы,  но он должен поплатиться за то, что огрызался! Он не принял бы
этого от своих собственных сыновей; он был бы проклят, если бы принял это от
Эрика! Тут  его рука поднялась, и он  с силой опустил ее,  решительно всадив
прямо  по "сидячему" месту на заду Эрика. Затем он  продолжал хлестать Эрика
своей голой рукой, причем удары возрастали в силе с каждым шлепком.
     Эрик закрыл глаза, когда его шлепали. Его шлепал раньше отец, но шлепки
наносились обычно по заднему месту его брюк. Его  отцовское  шлепание все же
причиняло  дьявольскую  боль,  но  не такую  сильную,  как  это.  Его  глаза
затуманились  при  пятом  шлепке,  слезы  начали  выступать  на десятом.  На
пятнадцатом шлепке он обильно плакал -  но он  не издал ни единого звука! Он
поклялся, что не даст мистеру Линдстрему удовлетворения!
     Когда мистер Линдстрем  дал  ему двадцать  шлепков, он стащил Эрика  со
своего колена, затем задержал его  перед собой. "Теперь ты  можешь доставить
свой  зад в кровать и спать, мальчик," - произнес  мистер Линдстрем сердито.
Эрик  почти зааплодировал; он понял: мистер Линдстрем  ожидал, что теперь он
будет выть! Вместо этого,  все, что мистер  Линдстрем увидeл в глазах Эрика,
было гневом,  смешанным с ненавистью.  Мальчик  не сделал и движения,  чтобы
потереть свой болезненный  зад, светящийся красным через заднее место  белых
хлопковых трусов,  которые  он  теперь носил, действительно  совсем больной.
Мистер Линдстрем с  рычанием встал, поднял Эрика и положил его в кровать. Он
повернулся,  чтобы  оставить их, сказав,  что  Томми может  все же  получить
немного мороженого.
     Томми затем сделал нечто, чего, как он думал, он  никогда не  сделает в
своей жизни. Он повернулся к своему  папе и сказал  ему: нет, благодарю вас.
Он  устал  тоже  и хочет только добраться  до  кровати,  уже поздно.  Мистер
Линдстрем свирепо переводил взгляд  от мальчика к мальчику, затем вернулся в
комнату. Быстрым движением он поднял Томми, как раньше Эрика, перевернул его
в  своей руке, дал ему три энергичных  шлепка по  заднему месту  его трусов,
затем толкнул его  в кровать. Он небрежно прикрыл двух мальчиков и сказал им
спать. Остановившись в дверях, чтобы потушить свет,  он свирепо посмотрел на
Эрика, затем тихо сказал: "Мы поговорим об этом утром несколько больше."
     Мальчики лежали молча,  пока  слышали шаги папы Томми.  Томми лежал  на
животе, тихо плача. Эрик лежал на  спине,  принимая боль,  причиняемую этим,
так как хотел  запомнить  ее.  Слушание плача  Томми, однако,  заставило его
ощутить печаль.  Он  повернулся на  бок  лицом  к  Томми  и  сказал ему, что
сожалеет, что испортил дело и довел до того, что тот был отшлепан.
     Томми ответил Эрику, что плачет не об этом, а из-за того, что  Эрик был
отхлестан. Он  никогда не думал о этом много, но,  видя,  что  делает  Эрик,
вспомнил, как вел себя его старший брат Марти при точно таком же обращении с
ним. Он видeл  тот же огонь в глазах своего  брата, какой увидeл у Эрика; он
также увидел у Эрика ту же позу! Эрик мягко и  тихо спросил, что случилось с
братом Томми.
     Повернувшись  на бок  лицом к  Эрику,  Томми  сказал ему, что  его брат
оставил  дом,  когда ему было восемнадцать лет, и  поступил в Военно-морской
флот. Теперь прошло уже  восемь лет, как он ушел. От него  приходили письма,
те,  которые  его папа позволял  ему иметь; этот источник беспокойства Томми
сообщил ему, что он завершил образование, получил университетскую  степень и
был отобран для Школы подготовки офицеров. Он был теперь полным лейтенантом,
служа на авианосце "Энтерпрайз" как офицер третьих воздушных операций.
     Томми сказал Эрику,  что он был горд своим братом и любил его. Он знал,
что  его мать чувствовала то же самое,  но для его папы брат  был мертв. Это
было, как  если  бы  Марти никогда  не рождался. Он отказывался слышать  имя
Марти, не  позволял им писать ему,  совершенно не разрешал отправлять почтой
посылки,  хотя  иногда и позволяет чему-то  проскользнуть  мимо  себя, и  он
никогда  не примет  приглашения  от  Марти  и  не  позволит  другим  принять
приглашение, даже во время Дня Благодарения или Рождества.
     Все это и заставило Томми рассказать  и почувствовать злость. Он не мог
понять, почему его папа был  так обижен на Марти. Томми затем тихо произнес,
что  он как раз получил письмо  три недели тому  назад. В письме, полученном
Томми, брат сообщал  ему,  что когда в  следующий раз "Энтерпрайз"  придет в
порт на  Великих озерах,  он собирается прилететь сам,  чтобы повидать его и
мать.  Когда  Томми написал в ответ, что это не такая  уж хорошая  идея, его
брат в свою очередь ответил, что ему в самом деле все равно, что подумает их
папа; он  собирается прибыть - независимо ни от чего. Он также написал,  что
"Энтерпрайз" достигнет порта  20-го числа,  которое  было как раз через одну
неделю.
     Томми  был  взволнован  возможностью  увидеть  своего  брата, но  также
пугался  того,  что  может случиться. Эрик  попытался вновь  уверить  своего
друга, потом сказал,  что им лучше  заснуть. Томми  спросил нерешительно, не
обнимет ли Эрик его немного.  Он объяснил Эрику, что  его брат всегда  делал
это, когда их папа порол его. Эрик посочувствовал Томми, и хотя он  также не
допускал, что объятия нужны прямо сейчас,  уверенно сказал: хорошо. Мальчики
обхватили друг друга руками, так и заснув.
     Они были разбужены в  5:30  папой Томми.  Мальчики  разделились  ночью,
поэтому мистер  Линдстрем ничего не узнал об их объятиях.  Если бы он узнал,
подумал  Эрик  про  себя, он, вероятно, чертовски  избил  бы нас  за то, что
являемся геями.
     Не то, чтобы я был таким сам, подумал Эрик,  но у меня  не было проблем
ни с каким геем. Эрик имел нескольких  друзей в Чикаго и в Академии, которые
были  геями,  но они  всегда  заводили отношения между  собой  и никогда  не
навязывали  себя  кому-нибудь  еще.  Несколько  неандертальцев там,  которые
пытались дразнить их, скоро обнаруживали, что те не были слабыми созданиями,
на что они  рассчитывали. Вскоре даже  неандертальцы  поддерживали  их, если
было нужно.
     Он  был  грубо  вытряхнут из  своей задумчивости мистером  Линдстремом,
приказавшим  мальчикам  покинуть  кровать,  идти  в ванную  и  спускаться на
завтрак.   Имеются   некоторые  повседневные  работы,  которые  должны  быть
выполнены прежде, чем они уйдут в школу. Эрик встал, подошел к стулу и начал
натягивать свои джинсы. Томми бросился, схватил Эрика и сказал ему, что надо
идти, нет времени, чтобы надевать брюки! Эрик взглянул на Томми с удивлением
на  лице,  но  был  вынужден  согласиться  с  ним  и  пойти  в  трусах.  Они
одновременно  вошли  в  ванную,  большей частью  из-за  того,  что  Томми не
отпускал его.  Там Томми  отпустил Эрика, поднял  крышку  стульчака, вытащил
свой пенис и начал мочиться.
     Эрик стоял  шокированный, затем попытался покинуть ванную,  чтобы  дать
Томми уединение. Томми прошипел  ему, чтобы он быстро  начинал  писать,  или
придется  чертовски  поплатиться!  Он знал,  что мистер Линдстрем стоял там,
проверяя  мальчиков.  Неохотно,  с  пылающим  лицом, Эрик повернулся и встал
рядом  с  Томми. Он стянул вниз спереди  свои трусы, выпустил свой  пенис  и
начал мочиться. Закончив, он натянул трусы обратно и последовал  за Томми  к
раковине, чтобы вымыть руки и лицо. Вытершись, они  аккуратно  положили свои
полотенца на место, затем прошли мимо мистера Линдстрема.
     Миссис  Линдстрем подняла глаза, когда они  вошли на кухню,  и сказала:
"Доброе  утро, мальчики". Она  ожидала увидеть Томми только в его трусах, но
была  смущена  видеть  Эрика  в  одних  трусах  тоже.  Она  не  считала  это
правильным,  но  ничего не произнесла.  Она просто бросила строгий взгляд на
своего  мужа,  дав ему знать, что  они должны поговорить об этом позже.  Они
сели, Эрик начал морщиться от боли,  затем  выдавил на  своем  лице вежливое
выражение и начал есть, после того как мистер Линдстрем прочел молитву.
     Мистер Линдстрем сказал Эрику, как он рад, что  Эрик узнал  свой  урок.
Его  формируют,  чтобы  он  стал  хорошим  мальчиком.  Когда родители  Эрика
вернутся,  они, несомненно, поблагодарят его  за метод,  которым  он  обучал
Эрика. Может  быть они увидят, что это подходящий способ,  как обращаться  с
мальчиком и воспитывать его в дальнейшем должным образом.
     Что  же  это  такое!  Эрик  услышал  БОЛЕЕ ЧЕМ достаточно! Он  спокойно
положил  свою  вилку  и  высказал  мистеру Линдстрему все, что  он думал. Он
сказал  мистеру  Линдстрему: пожалуйста  и  спасибо,  но  его родители очень
хорошо обращались  с ним.  Они  хорошо  его  учили,  хорошо его воспитывали,
поощряя  его  экспериментировать  и испытывать все на собственном  опыте. Он
никогда не причинял  беспокойства, пока был в школе, относился к  каждому  с
уважением и  терпимостью, и ни  разу -  когда-либо  - не  заставлял  другого
человека жить, как он!
     Что  касается  остального,  сказал  он тихо,  но твердо,  то  он высоко
оценил, что  они  разрешили ему пребывать в их  доме. Остаток недели, тем не
менее,  он будет носить свои пижамы и трусы, которые упаковала  для него его
мать.  Он даже будет выполнять  любую работу, что была назначена ему прежде;
будет работать очень тяжело, но  будет  настаивать,  чтобы ему предоставляли
уединение, которое позволяют иметь даже собаке.
     Затем он  посмотрел мистеру Линдстрему прямо в  глаза.  Он спросил его,
почему тот так настойчиво стремится распоряжаться всем? Почему он обращается
даже  с его собственным сыном  Томми без уважения  или  любви? Эрик высказал
ему, что человек  не способен жить так; это  подавляет характер и опустошает
человека. Его отец  говорил ему это много времени тому назад. Он верит тому,
что  сказал его отец, и мистер Линдстрем  должен поверить  этому тоже!  Если
мистер Линдстрем сможет обосновать, почему он не прав, тогда  он снимет свои
брюки и вручит тому ремень, чтобы исполосовать его зад.
     Для того чтобы доказать, что верит в  то, что  сказал, Эрик встал из-за
стола, увидев ремень для заточки бритвы, висящий около задней двери. Он снял
его и  положил на стол рядом с мистером Линдстремом. Стоя  перед  столом, он
сдернул свои трусы до колен и наклонился над столом. Он оглянулся на мистера
Линдстрема; выражение его глаз вызывало того нанести удар!
     Мистер Линдстрем выглядел так, словно был готов взорваться от того, что
сказал ему Эрик!  Нарочито медленно он встал  из-за стола. Он  натянул трусы
Эрику, затем  захватил  его руку и точильный ремень и повел  его  обратно  в
комнату Томми. Миссис Линдстрем  собралась  заговорить, но  мистер Линдстрем
показал ей па