ный пакетами и кульками. На шапке и
воротнике у него ещђ не растаяли снежинки, а лицо было раскрасневшееся и
гордое.

Нытик очень любил рассказывать о своих хозяйственных успехах.

- Я купил вам мандарины, Степан Петрович! Их прямо о юга привезли. На
самолђте!.. Только вчера они, может быть, на солнышке грелись, а сегодня
мороза попробовали. Здорово, а?

Я воспользовался этим разговором и тихонько, прямо без шапки и без пальто,
вышел на балкон. Он был весь покрыт снежным пушистым ковриком. И на перилах
тоже лежал снег.

"А может быть, отсюда виден дом Володьки Каталкина? - думал я. - И Степан
Петрович всђ сверху разглядел?" Но тут же спохватился: да ведь Степан
Петрович почти ничего не видит! А может, кто-нибудь другой разглядел отсюда
и ему всђ рассказал? Но нет, балкон выходил совсем в другой переулок. И
здесь тоже было несколько невысоких старинных домиков с
кренделями-вензелями над окнами, но того самого, возле которого бегала на
верђвке собака, не было.

Я вернулся в комнату. И после того белого снежного коврика долго вытирал
ноги о самый обыкновенный, пђстрый матерчатый коврик, который лежал на полу.

На столе валялись оранжевые корки, и Витька весело уплетал мандарин.

- Ты, Сева, выходил на балкон? - спросил Степан Петрович.

- Да... Знаете, захотелось подышать свежим воздухом... День сегодня,
знаете, чудесный! Солнечный!

- Мороз и солнце? - Степан Петрович глубоко вдохнул морозный воздух,
который прямо хлынул с балкона в открытую дверь.

- Ну, я побежал! - дожђвывая мандарин, сообщил Витька. - Мне ещђ надо
курицу купить.

Он очень увлекался покупками, хотя ему потом и приходилось отчитываться
перед строгой соседкой Степана Петровича, которая упорно называла Витьку не
"главпродуктом", а "главфруктом". Соседка упрекала Нытика в том, что он
плохо экономит, "выбрасывает деньги на ветер" и "скоро пустит бедного
Степана Петровича по миру".

- Я на рынке всегда торгуюсь и никогда не уступаю! - гордо отвечал Витька.
- А скупиться мы не можем. Мы должны покупать всђ самое лучшее: шефствовать
так шефствовать!

Вот и сейчас он собирался мчаться за какими-то курами, которые, как он
точно узнал, должны привезти в диетический магазин.

- А сколько яиц снесђт курица в первый день? - тихонько, со смехом спросил
я у Витьки. Он в ответ обиженно надул губы:

- Не забу-уду этого... Никогда-а...

Он уже направился к двери, но Степан Петрович остановил его;

- Хватит на сегодня покупок. Разденься, Витя. И если у тебя ещђ есть время,
почитай мне, пожалуйста, сегодняшние газеты.

Когда я выходил на балкон без пальто и без шапки, мне совсем не было
холодно, а тут вдруг по телу пошли мурашки.

"Как же так? Витька будет читать газеты? А я? Это же мой шефский участок!"

- Сева сегодня, к сожалению, занят, - пояснил Степан Петрович. - Ему надо
пойти к Володе Маталкину и помочь там. По арифметике, кажется.

- Не к Маталкину, а к Каталкину, - тихо поправил я. А сам подумал: "Это я
сам вчера был Маталкиным, когда от собаки сматывался".

- Кстати... - Степан Петрович снова поднял очки на лоб и хитро прищурился.
- Кстати, собака у этих Каталкиных-Маталкиных, по моим точным сведениям,
только глотку дерђт понапрасну, а сама даже мясо боится укусить, когда ей в
миске обед приносят.

- Степан Петрович, а откуда вы знаете про всђ про это: и о собаке и о
Каталкине тоже? - спросил я тихо.

Степан Петрович подмигнул мне и своим глуховатым баском пропел на мотив
известной арии из оперы "Пиковая дама":

- Три буквы, три буквы, три буквы!.. "Какие три буквы? - сперва не понял я.
Но уже в коридоре понял. - "ТСБ"! Вот какие это буквы!.."

21 декабря

Кто же такой "ТСБ"? Я думаю об этом целые дни, с утра до ночи. И даже ночью
иногда думаю.

А однажды мне приснился страшный великан в чђрной маске и длинных чђрных
перчатках до локтей. Он подкладывал мне в парту самого настоящего живого
крокодила. Я хотел убежать, но, как это всегда бывает во сне, не мог
двинуться с места. А в ушах у меня почему-то звучал преспокойный голос
нашей Анны Рудольфовны: "А как будет по-немецки "крокодил"? Не знаете,
Котлов? Я так и знала, что вы не знаете. Запомните, если вам не трудно, что
"крокодил" по-немецки будет: "ТСБ", "ТСБ"..."

От всей этой чертовщины я проснулся - и увидел над собой испуганное и, как
всегда, очень странное, без очков, лицо Димы.

- Ты не заболел? Что с тобой, Котелок?..

Странный всђ же человек наш Дима: то грозится выкинуть мою раскладушку в
коридор, где от дверей холодным ветром дует, а то о здоровье мођм
беспокоится! И всегда он так: то хороший, добрый, а то злится и ко всему
придирается!

Ах, если бы он знал, что происходит с его младшим братом, если бы он только
знал!..

И как странно ведђт себя этот "ТСБ": иногда он помогает мне, подсказывает
разные хорошие мысли, а иногда вмешивается в дела, которые его вовсе не
касаются, и срывает мои самые лучшие планы. Ведь это он, я теперь уверен,
что это он, переложил нашего колючего Борьку-Нигилиста из мухинской парты
обратно в мою собственную. И это он послал мне и Витьке те самые записки и
добился-таки, что мы целых три дня не разговаривали друг с другом. И, может
быть, это он доложил Степану Петровичу об истории с собакой, которая
"только глотку дерђт понапрасну, а сама даже мясо боится укусить, когда ей
в миске обед приносят". Всђ это он!..

А кто "он"? Не знаю. И думаю об этом всђ время - до того, что даже не слышу
на уроках, о чђм рассказывают учителя. Позавчера, например, учитель истории
сказал вдруг:

- Котлов, закончи мою мысль!

Но я не мог закончить его мысль, потому что не слышал, с чего она началась.

И в тот же день после уроков мы с Витькой собрали в ванной комнате
экстренный совет. Мы твердо решили выяснить, кто такой "ТСБ" и почему он
вмешивается в нашу жизнь.

- Пусть лучше и не помогает нам и не портит наших планов - пусть вообще не
лезет в чужие дела! - решительно заявил я.

Витька высказал мысль, что здесь, быть может, орудует не одно лицо, а
какое-нибудь тайное общество или союз. В общем, какая-нибудь организация, а
"ТСБ" - еђ сокращђнное название.

- Давай попробуем расшифровать это название, - предложил я.

Мы сели в разных углах комнаты, наморщили лбы - и только время от времени
вскакивали как сумасшедшие и выкрикивали:

- "Тайный Совет Бандитов"!

- "Тђмное Сообщество Бездельников"!

Но потом мы вспомнили, что многие советы "ТСБ" были как раз очень деловыми
и даже полезными - при чђм же здесь бездельники и бандиты?

И мы стали искать совсем в другом направлении. Расшифровывая загадочные три
буквы, мы поочерђдно выкрикивали:

- "Твердость! Смекалка! Бесстрашие"!

- "Тайный Сигнал Барабанщика"!

- Это вот похо-оже!.. - обрадовался Витька.

- На что похоже?

- На то, что нужно!

- Ни на что ото не похоже. Просто бессмыслица: какой-то сигнал, какой-то
барабанщик...

- И зачем ему вдруг барабанить? Давай дальше!

- "Трое Смелых Борцов"!

- "Трест Самых Благородных"!

Так могло бы продолжаться до бесконечности: до самых "Последних известий"
или даже до сводки погоды. Но когда вспотевший от напряжения Витька, глядя
куда-то вдаль бессмысленными глазами, выпалил; "Товарищество Свободных
Библиотекарей", я сказал:

- Довольно! Хватит! Мы с тобой уж, как это говорится, до точки дошли. Такую
ерунду стали пороть, что слушать противно. "ТСБ" - это, вернее всего,
никакая не организация, а первые буквы имени, отчества и фамилии. Понял?

- Чьи буквы?

- Если бы я знал чьи, так и отгадывать было бы не нужно.

Давай соображать. Давай анализировать все, даже самые мелкие факты, как это
делал Шерлок Холмс?

- Дава-ай...

- Человек, который подсовывал эти записки, знает обо всех наших отрядных
делах и обо всех наших планах. Так?

- Та-ак...

- Он даже знает, какие именно нам задачки на дом задали. Он так и написал
даже: "не вам", а "нам задали". Значит, он учится в нашем классе! Это ясно?

- Я-ясно...

- Кто у нас в классе есть на букву "Б"? Бородкин, то есть ты...

- Я-я...

- Ты сразу отпадаешь: тебе никогда в жизни не придумать таких дел, какие
нам этот "ТСБ" подсказывает.

- Ну да-а, не приду-умать!.. - заныл Витька.

Но я, но обращая на него никакого внимания, продолжал:

- Дальше идђт Балбекова... Она тоже отпадает: во-первых, девчонка, а
во-вторых, еђ Нинкой зовут. А у нас первая буква - "Т". Остађтся Буланчиков.

- Но ведь его Анатолием зовут.

Витьке почему-то очень хотелось, чтобы и Буланчиков тоже отпал. Но я этого
не допустил:

- Анатолий!.. А уменьшительно-то как будет? Толька! Мы его так и зовђм. Это
когда вырастет, его будут Анатолием величать. Значит, остановимся на
Буланчикове... Чует мођ сердце, что это он нас и разыгрывает! Сам
подкладывает мне записочки - и сам же потом насмехается: "Гений! Золотая
голова! Гордость отряда!.."

- Издевается, значит? - посочувствовал мне Витька.

- Вот именно! И он один про Володьку Каталкина знал. Это же он поручил мне
навестить его. Поручил, а сам, наверно, коварно и тайно сзади шђл, всђ
подсмотрел и потом Степану Петровичу рассказал.

- А что рассказал? - всполошился Витька: я ведь его не посвящал в историю с
собакой.

- Да так... ничего особенного... Про собаку...

- Про какую собаку?

- Да там про одну. Я, в общем, вспугнул еђ... Она сорвалась с цепи и
убежала.

- А потом вернулась?

- Потом вернулась.

- Ясно! Собака ведь всегда находит хозяина. А Толька, значит, всђ это видел
и растрепал?

- Ну да...

- Завтра мы его разоблачим! - решительно заявил Нытик.

- Погоди. Надо ещђ узнать его отчество. Может, не подходит?

На следующий день утром, ещђ до уроков, я подскочил к

Тольке Буланчикову и прямо в упор взглянул на него. Толька как-то вздрогнул
и слегка попятился в сторону. "Ага! Смущается! Совесть заговорила!.." -
подумал я и, не отводя глаз, спросил:

- Как зовут твоего отца?

- Моего папу? А что?

- Как зовут твоего отца, я спрашиваю?!

- Сигизмундом Ивановичем...

- Всђ! Есть! Попался! Значит, ты - Толя Сигизмундович Буланчиков?! Попался!

- Кто? Мой папа?

- Не выкручивайся! Оставь своего папу Сигизмунда! Всђ ясно: он составляет
вторую букву! Значит, ты и есть: "ТСБ"?

Ха-ха-ха! Всђ ясно!..

Толя слегка побледнел, глаза у него сделались круглыми, и он зашептал:

- Успокойся, Севочка... Ну хорошо, хорошо... Допустим, что я попался! Что я
этот самый "БСТ"...

- Не "БСТ", а "ТСБ"!

- Ну пусть "ТСБ"... Допустим... Только не волнуйся, пожалуйста...

- Что ты меня успокаиваешь? Попался?!

- Ну, допустим... Только не волнуйся!

- Ага, сознался! Сам сознался! Значит, это ты подкладывал ко мне в парту
ежа. А потом ещђ насмехался? И записки всякие!..

- Ну, допустим. Допустим, что я действительно... так сказать,
подкладывал... И ежа, и носорога, и кого хочешь! Только успокойся,
успокойся, Севочка. Успокойся, Котелок!

- Не успокоюсь!

- Тогда пойдђм с тобой вниз. На минутку... Там, знаешь, на первом этаже
есть такой маленький и очень уютный кабинетик. И там такая милая-милая
женщина, в таком белом-белом халате. Наш доктор... И она...

- Сам иди к доктору! И ещђ куда-нибудь подальше! - крикнул я и побежал в
класс, потому что уже зазвенел первый звонок.

Толя вошђл в класс вместе с учителем истории. Историк, очень строгий и
никогда не улыбающийся, вдруг как-то жалостливо посмотрел на меня и сказал:

- Котлов, может быть, ты хочешь пойти домой? Может быть, ты переутомился?

Переутомился! Это слово и на перемене все шђпотом повторяли за моей спиной.
А наша умная и сознательная Наташа Мазурина упрекала Тольку Буланчикова:

- Мы сами виноваты. И, в первую очередь, ты как председатель совета отряда.
Ты не проявил чуткости... Навалились на него всем классом: "Давай нам
гениальные идеи! Котелок придумает! Сева подскажет!.." Вот он и не
выдержал...

Все в этот день смотрели на меня очень сочувственно, перешђптывались за
моей спиной. Все предлагали проводить меня на первый этаж, к милой женщине
в белом халате. Я один (Витька, как нарочно, заболел вирусным гриппом)
пытался объяснить всему классу, что я вовсе не переутомился, что мне не от
чего было переутомляться, пытался рассказать ребятам про историю с "ТСБ", и
с ђжиком Нигилистом, и с полевым биноклем, который неизвестно кто прислал
мне и неизвестно кто унђс из моей парты... Но ребята не дослушивали до
конца, с жалостью смотрели на меня и тут же, как-то очень быстро со всем
соглашаясь, кивали головами.

- Да, да... Мы понимаем, мы верим... Ты прав, Севочка. Только не волнуйся,
пожалуйста. Только успокойся. Хочешь, мы проводим тебя домой, к маме?

- Сами идите домой! Я совершенно здоров!..

Когда я в десятый или в двадцатый раз выкрикнул это, то услышал, как Наташа
Мазурина тихо и грустно сказала за моей спиной:

- Первый признак! Все безумные считают, что они абсолютно здоровы. Надо
принимать меры, ребята! И действовать быстро, по-пионерски!..

Я не дал им действовать "по-пионерски" - я вырвался и удрал домой. "Завтра
вот покажу им все записки, в правом угол-ке которых стоят прямые печатные
буквы "ТСБ", тогда узнают, кто из нас сумасшедший, а кто нормальный!"

22 декабря

Наша соседка, Виктория Владимировна, очень любит читать книжки про сыщиков
и про всякие страшные приключения. Книги эти - почти всегда старые,
какие-то пожелтевшие и состоят из отдельных листочков. Виктория
Владимировна читает их всюду: и у себя в комнате, и на кухне, над газовой
плитой, когда обед варит, и даже в ванной комнате, когда моется. Муж ее,
агроном Клячин, часто кричит ей из коридора:

- Вика, не смей читать в ванне: ты получишь разрыв сердца!

- Да, я когда-нибудь получу разрыв сердца, - говорит паша соседка, - но не
от горячей воды, а от этих острых, захватывающих сюжетов! Мне ведь,
поверьте, кажется, что я сама общаюсь с разными Шерлоками Холмсами, беседую
с ними и даже пью их горячий грог! Умели же раньше писать!..

Я не очень-то верил, что Виктория Владимировна хочет общаться с сыщиками,
потому что она ужасная трусиха. Все эти старые романы до того запугали еђ,
что она вздрагивает от каждого шороха на кухне и сразу хватается за сердце.
А по ночам запирает свою дверь сразу на три крючка.

Недавно Виктория Владимировна распустила по всей квартире слух, что на
чердаке, который находится прямо над еђ комнатой, "происходит что-то
непонятное".

- Там кто-то орудует! - заявила Виктория Владимировна. - Каждую ночь я
слышу вздохи и крики о помощи.

- Почему же вы не бежите на помощь-то? - удивилась старушка тђтя Паша.

- Меня не пускает муж. Он удерживает меня. А то бы я...

- Сам тогда пусть оденется да и сходит наверх. Или хоть в милицию позвонит,
- не унималась тђтя Паша.

В общем, Виктория Владимировна в конце концов добилась того, что все наши
соседки перестали развешивать бельђ на чердаке. А одна соседка, у которой
там стоит бочонок с кислой капустой, даже сказала:

- Пусть сгниђт моя капуста! Не пойду я туда, раз там кто-то орудует!

Я посмеивался над нашими соседками... Но посмеивался только до сегодняшнего
дня. А сегодня, ровно в 3 часа 20 минут, мне стало не до смеха.

Я получил по почте заказное письмо. Адрес и само письмо были опять
напечатаны на пишущей машинке. И на той же самой! Уж теперь я отличу этот
шрифт из тысячи. Буква "Л" бледно получается. В записке было вот что: "Как
только стемнеет, поднимись на чердак. Приходи туда один. Доберись до самого
дальнего левого угла, и там, под бочонком с капустой, лежит для тебя очень
важное письмо. В нђм - раскрытие всех тайн! ТСБ".

Не знаю уж, как это получилось, но только я сразу отправился на кухню и
стал расспрашивать Викторию Владимировну о нашем чердаке и о том, какие
оттуда по ночам доносятся звуки. Соседка страшно обрадовалась и начала
рассказывать мне про таинственный чердак: и про всякие шорохи и о криках
тоже. Оказывается, сегодня ночью она видела, как с чердака спустили сразу
несколько верђвок. Эти верђвки даже задели еђ подоконник и чуть было но
свалили вниз банку с маслом, которая стояла за окном.

"Ободрђнный" этим рассказом, я вернулся в комнату. Мне показалось, что из
окон сильно дует и что вообще в комнате как-то прохладно. Я плотно закрыл
форточку и проверил отопление - трубы были не горячие, а прямо-таки
раскалђнные. Тогда я с возмущением подумал: "Неужели мне страшно? Нет, я не
трус! Я не похож на Викторию Владимировну! Но кто же всђ-таки мог спустить
с чердака верђвки? И зачем?"

Я вспомнил, что жестокие восточные цари иногда сбрасывали по ночам свои
жертвы из окон башен прямо вниз, в бушующие потоки. А может быть, эти
самые... Ну, которые орудуют на чердаке, спускают свои жертвы вниз на
верђвках? При помощи какой-нибудь лебђдки? Техника ведь с тех пор, когда
жили жестокие восточные цари, очень сильно шагнула вперђд.

Я уже десять раз перечитал записку, подписанную всђ теми же тремя
непонятными буквами. Я выучил еђ всю наизусть! "А может, захватить с собой
Витика-Нытика? - думал я. - У них ведь там, на нижних этажах, не слышно,
как на чердаке "кто-то орудует", он ничего про это не знает - и но будет
бояться". Но захватывать с собой Нытика было никак нельзя - ведь в записке
было ясно напечатано: "Приходи туда один". Да я к тому же вспомнил, что
Нытика угораздило заболеть вирусным гриппом.

"А вообще, может, не ходить на чердак? - подумал я. Но тут же спохватился:
- Нет, нельзя! Ведь если этот "ТСБ" добрался уже и до Степана Петровича, он
обязательно сообщит ему, что я струсил, и тогда Степан Петрович снова будет
презирать меня. И ещђ сильней, чем из-за этой горластой немецкой овчарки!"

Зимой рано темнеет. Уже в пять часов в окнах домов зажглись огни. А я
нарочно не зажигал свет, чтобы убедить себя, что вечер ещђ не начался. Я
всђ тянул, тянул... Но без конца тянуть было невозможно: скоро должна была
прийти с работы мама. А я ещђ не сделал никаких уроков: всђ о чердаке
думал. Ну, а если мама узнает, что я не прикасался к урокам, она меня не то
что на чердак - ив коридор-то не выпустит. В общем, надо было решиться...

И я решился!

Я вышел через кухню на чђрный ход. Дверь я на всякий случай оставил
приоткрытой: если что-нибудь случится, буду кричать - и пусть бегут на
помощь!

На чердак вела узкая винтовая лестница. Я стал медленно подниматься по ней.
Всђ время я натыкался на какие-то старые вђдра, которые со страшным
грохотом скатывались вниз, и на какие-то разбитые горшки, и на доски. Один
раз я чуть было не вскрикнул: прямо под ногой у меня было что-то мягкое и,
как мне показалось, тђплое, живое... Я потрогал это "мягкое" рукой, и
оказалось, что это я наступил на рукав от старой телогрейки. Как здесь
оказался этот рукав? Может быть, это всђ, что осталось от смельчака,
который дерзнул подняться на чердак до меня? Ещђ через минуту я с ужасом
наткнулся на чей-то сапог. Всђ ясно: и это остатки того же смелого
безумца!..

В этот самый момент снизу раздался визгливый голос Виктории Владимировны:

- Безобразие! Дверь за собой не закрывают! Заморозить хотят!

Дверь с шумом захлопнулась, и на чђрном ходу сразу стало темным-темно.

Ужасный страх охватил меня. Сердце колотилось очень сильно. Но никакого
выхода не было: надо было идти вперђд или, вернее сказать, наверх. И я
быстро пошђл: будь что будет!

Под низкими сводами чердака пахло сыростью, В разбитое окно залетали
снежинки, дул ветер. И вдруг я вскрикнул: какой-то саван болел справа от
меня. Я закрыл глаза руками и сделал несколько шагов в сторону этого
савана, а когда открыл глаза, то чуть было не расхохотался: на верђвке,
рукавами вниз, болталась чья-то белая ночная рубашка. Видно, не во всех
квартирах знали о страшных событиях, которые происходили у нас на чердаке,
и некоторые хозяйки ещђ продолжали развешивать там свођ бельђ.

"Ну, раз женщины не боятся сюда ходить, так можно ли бояться мне,
мужчине?!" - подумал я и сразу направился в дальний левый угол, где было
особенно темно и сыро. Я протянул руки вперђд, чтобы не наткнуться в
темн