Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа

Разделы:
Бизнес литература
Гадание
Детективы. Боевики. Триллеры
Детская литература
Наука. Техника. Медицина
Песни
Приключения
Религия. Оккультизм. Эзотерика
Фантастика. Фэнтези
Философия
Художественная литература
Энциклопедии
Юмор





Поиск по сайту
??????? ??????????
   ?????????, ??????????? ??????????, ?????, ??????
      ??????? ? ? ?.. ???????? ?? ??? ???? -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  -
ребята у меня в лаборатории. Авантюра. Тебя просто мистифицируют. - А зачем его мистифицировать? - отозвался Кленов. - С какой целью? И потом, Никодимов и Заргарьян не рвачи и не прожектеры. Добро бы рекламы хотели, а то ведь молчать требуют. Не те это имена, чтобы допустить даже тень мысли о квазинаучной авантюре. - Все новое в науке, все открытия подготовлены опытом прошлого, - горячилась Галя. - А в чем ты видишь здесь этот опыт? - Часто новое опровергает прошлое. - Разные бывают опровержения. - Точно. Эйнштейну тоже вначале не верили: еще бы - Ньютона опроверг! Ольга упорно молчала, не вмешиваясь в спор, пока на это не обратила внимания Галя: - А ты что молчишь? - Боюсь. - Кого? - Вы спорите о каких-то абстрактных понятиях, а Сергей непосредственно участвовал в опыте. И, как я понимаю, на этом не остановится. А если правда все, что он рассказывает, то едва ли это выдержит мозг обыкновенного человека. - А ты так уверена, что я обыкновенный человек? - пошутил я. Но она не приняла шутки, даже не ответила. Разговором опять завладели Кленов и Галя. Я должен был ответить на добрый десяток вопросов, снова повторив рассказ о виденном и пережитом в лаборатории Фауста. - Если Никодимов докажет свою гипотезу, - сдалась наконец Галя, - то это будет переворот в физике. Величайший переворот в нашем познании мира. Если докажет, конечно, - прибавила она упрямо. - Опыт Сергея еще не доказательство. - А меня другое интересует, - задумчиво сказал Кленов. - Если принять априори верность гипотезы, то сейчас же возникает другой, не менее важный вопрос: как развивалась жизнь каждой пространственной фазы? Почему они подобны? Я говорю не о физическом, а о социальном их облике. Почему в каждом перевоплощении Сергея Москва - это Москва нынешняя, послевоенная, столица СССР, а не царской России? Ведь если гипотеза Никодимова будет доказана, вы понимаете, о чем прежде всего спросят на Западе? Спросят политики, историки, попы, журналисты. Обязательно ли подобно во всех мирах их общественное лицо? Обязательно ли одинаково их историческое развитие? - Никодимов говорил и о мирах с другим течением времени, может быть, даже со встречным временем. Теоретически можно попасть и к неандертальцам, и на первый земной звездолет. - Я не об этом, - отмахнулся нетерпеливо Кленов. - Как ни гениально было бы открытие Заргарьяна и Никодимова, оно не снимает всей важности вопроса о социальном облике каждого мира. Для марксистской науки все ясно: физическое подобие предполагает и социальное подобие. Везде развитие производительных сил определяет и характер производственных отношений. Но ты представляешь себе, что запоют певцы личностей и случайностей? Варвары могли не дойти до Рима, а татары до Калки. Вашингтон мог проиграть войну за независимость США, а Наполеон выиграть битву при Ватерлоо. Лютер мог не стать главой Реформации, а Эйнштейн не открыть теории относительности. У Брэдбери эта зависимость исторического развития от нелепой случайности доведена до абсурда. Путешественник во времени случайно давит какую-то бабочку в Юрском периоде, и вот уже меняется картина президентских выборов в США: вместо прогрессиста и радикала выбирают президентом фашиста и мракобеса. Мы-то знаем, что Голдуотера все равно не избрали бы, даже если в Юрском периоде передавили сразу всех динозавров. А победи Наполеон при Ватерлоо, его разгромили бы где-нибудь под Льежем. И вместо Лютера кто-нибудь возглавил бы Реформацию, и, не будь Эйнштейна, кто-то все равно открыл бы теорию относительности. Даже не поднявшийся до высот исторического материализма Белинский более ста лет назад писал, что и в природе, и в истории владычествует не слепой случай, а строгая, непреложная внутренняя необходимость. Кленов говорил с той же профессиональной назидательностью лектора, которая меня так раздражала на редакционных "летучках", и чисто из духа противоречия я возразил: - Ну, а представь себе, что в каком-то соседнем мире не было Гитлера? Не родился. Была бы тогда война или нет? - Сам не можешь ответить? А Геринг, Гесс, Геббельс, Рем, Штрассер, наконец? Уж кому-нибудь Крупны бы передали дирижерскую палочку. И я вижу твою великую миссию. Сережка, - ты не смейся; именно великую, - не только в том, чтобы доказать гипотезу Никодимова, но и в том, чтобы закрепить позиции марксистского понимания истории. Что везде и всегда при одинаковых условиях жизни на нашей планете, во всех ее изменениях, фазах или как вы там их называете, классовая борьба всегда определяла и определяет развитие общества, пока оно не стало бесклассовым. В этот момент и появился Заргарьян с хризантемами в целлофане. И десяти минут не прошло, как он покорил и Ольгу и Галю, а профессорская назидательность Кленова сменилась почтительным вниманием первокурсника. Он сразу перехватил нить разговора, рассказал о предполагаемых нобелевских лауреатах, о своей недавней поездке в Лондон, перебросился с Галей замечаниями о будущем лазерной техники, а с Ольгой о роли гипноза в педиатрии и похвалил статью Кленова в журнале "Наука и жизнь". Но он определенно и, как показалось мне, умышленно отводил разговор от моего участия в их научном эксперименте. А когда часы пробили одиннадцать, он поймал мой недоуменный взгляд и сказал с присущей ему усмешечкой: - Я ведь знаю, о чем вы думаете. Почему Заргарьян молчит об эксперименте? Угадал? Да просто потому, милый, что не хотелось сразу уходить. После того что я сейчас вам скажу, уже никакой разговор невозможен. Заинтриговал? - засмеялся он. - А ведь все очень ясно: завтра мы предполагаем поставить новый опыт и просим вас об участии. - Я готов, - повторил я то, что уже сказал им вчера в ресторане. - Не торопитесь, - остановил меня Заргарьян, и в голосе его уже появилась знакомая мне серьезность, даже взволнованность. - Новый опыт более длителен, чем предыдущий. Может быть, это несколько часов; может быть, сутки... Во-вторых, опыт рассчитан на более удаленные фазы. Я говорю "удаленные" только для того, чтобы остаться в границах понятного. Речь едва ли идет о расстояниях, тем более что определить их мы не можем, да и то, что под этим подразумевается, для активности биотоков не имеет значения: распространение излучения практически мгновенно и не зависит ни от пространственного расположения фаз, ни от знака поля. И я должен честно предупредить вас, что мы не знаем степени риска. - Значит, это опасно? - спросила Галя. Ольга ни о чем не спросила, только зрачки ее словно стали чуточку больше. - Я не могу определенно ответить на это. - Заргарьян, казалось, не хотел ничего утаивать от меня. - При неточной наводке наш преобразователь может потерять контроль над совмещенным биополем. Каковы будут последствия для испытуемого, мы не знаем. Теперь представьте себе другое: в этом мире он без сознания, в другом оно придано человеку, допустим летящему в это время на самолете. Что будет с сознанием в случае авиакатастрофы, мы тоже не знаем; успеет ли преобразователь переключить биополе, переключится ли оно или просто погибнут два человека и в том мире, и в этом. Ответом Заргарьяну было молчание. Он поднялся и резюмировал: - Я уже говорил вам, что после моего заявления светский разговор исключается. Вы свободны, Сергей Николаевич, в своем решении. Я заеду за вами утром и с уважением выслушаю его, даже если это будет отказ. Мы проводили его в молчании, в молчании вернулись и долго не начинали разговора, пока наконец Галя не спросила меня в упор: - Ты, вероятно, ждешь от меня совета? Я молча пожал плечами: какое значение могли иметь ее "да" или "нет"? - Я уже поверила в этот бред. Представь себе - поверила. И если бы я годилась на это, если бы мне предложили, как тебе... я бы не задумывалась над ответом. А советовать... Что ж, пусть Ольга советует. - Я не буду отговаривать тебя, Сергей, - сказала Ольга. - Сам решай. Я все еще молчал, не отводя глаз от пустого бокала. Ждал, что скажет Кленов. - Интересно, - вдруг проговорил он, ни к кому не обращаясь, - раздумывал ли Гагарин, когда ему предложили первым вылететь в космос? ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ХОЖДЕНИЕ ЗА ТРИ МИРА Нам мало всего шара земного, нам мало определенного времени, У меня будут тысячи шаров земных и все время. Уолт Уитмен. "Песня радостей" Но, глядя в даль с ее миражем сизым, Как высшую хочу я благодать - Одним глазком взглянуть на коммунизм!.. Илья Сельвинский. "Сонет" ЭКСПЕРИМЕНТ Заргарьян заехал за мной утром, когда Ольга еще не ушла на работу. Мы оба встали раньше, как всегда бывало, когда кто-то из нас уезжал в отпуск или в командировку. Но ощущение необычности, непохожести этого утра на все предыдущие туманило и окна, и небо, и душу. Мы умышленно не говорили о предстоящем, привычно перебрасываясь стертыми пятачками междометий и восклицаний. Я все искал пропавшую куда-то зубную щетку, а Ольга никак не могла добиться надлежащей температуры воды от душевого смесителя. - То горячо, то холодно. Подкрути. Я подкручивал, но у меня тоже не получалось. - Волнуешься? - Ни капельки. - А я боюсь. - Ну и зря. Ничего же не случилось тогда. Просидел два часа в кресле, и все. Заснул и проснулся. Даже голова потом не болела. - Ты же знаешь, что сейчас - это не два часа. Может быть, десять; может быть, сутки. Опыт длительный. Даже не понимаю, как его разрешили. - Если разрешили - значит, все в порядке. Можешь не сомневаться. - А я сомневаюсь. - Голос ее зазвенел на высокой ноте. - Прежде всего, как врач сомневаюсь. Сутки без сознания. Без врача... - Почему без врача? - перебил я ее. - У Заргарьяна, помимо его специального, и медицинское образование. И датчиков до черта. Все под контролем: и давление, и сердце, и дыхание. Чего же еще? У нее подозрительно заблестели глаза. - Вдруг не вернешься... - Откуда? - А ты знаешь откуда? Сам ничего не знаешь. Какое-то перемещающееся биополе. Миры. Блуждающее сознание. Даже подумать страшно. - А ты не думай. Летают же люди на самолетах. Тоже страшно, а летают. И никто не волнуется. У нее задрожали губы, полотенце выскользнуло из рук и упало на пол. Я даже обрадовался, что зазвонил телефон и я мог избежать развития опасной темы. Звонила Галя. Она хотела заехать к нам, но боялась, что не успеет. - Заргарьяна еще нет? - Пока нет. Ждем. - Как настроение? - Не бардзо, Ольга плачет. - Ну и глупо. Я бы радовалась на ее месте: человек на подвиг идет! - Давай без пафоса, Галка. - А что? Так и оценят, когда можно будет. Не иначе! Прыжок в будущее. Даже голова кружится при мысли о такой возможности. - Почему в будущее? - засмеялся я. Мне захотелось ее подразнить. - А вдруг в какой-нибудь Юрский период? К птеродактилям! - Не говори глупостей, - отрезала Галя: Фома неверующий уже превратился в фанатика. - Это не предполагается. - Человек предполагает, бог располагает. Ну, скажем, не бог, а случай. - А ты чему учился на факультете журналистики? Тоже мне марксист! - Деточка, - взмолился я, - не принуждай меня каяться сейчас в политических ошибках. Покаюсь по возвращении. Она рассмеялась, словно речь шла о поездке на дачу. - Ни пуха ни пера. Привези сувенир. - Интересно, какой я ей привезу сувенир - коготь птеродактиля или зуб динозавра? - сказал я Кленову, который уже сидел за нашим утренним кофе. Я был тронут: он не поленился прийти проводить меня в мое не совсем обычное путешествие и даже успел успокоить Ольгу. Слезинки в глазах ее испарились. - На динозавров поглазеть тоже не вредно, - философически заметил Кленов. - Организуешь этакое сафари во времени. Большой шум будет. Я вздохнул. - Не будет шума, Кленыч. И сафари не будет. Встретимся с тобой где-нибудь в смежной жизнишке. В кино сходим на "Дитя Монпарнаса". Палинки опять выпьем. Или цуйки. - Воображения у тебя нет, - рассердился Кленов. - Не в смежную жизнишку тебя посылают. Помнишь, что сказал Заргарьян? Вполне возможны миры и с каким-то другим течением времени. Допустим, оно отстало от нашего. Но не на миллионы же лет! А вдруг всего на полстолетия? Очнешься, а на улице - октябрь семнадцатого. - А если на столетие? - Тоже не плохо. В "Современник" пойдешь работать. Выходит же у них какой-нибудь "Современник" с таким направлением? Наверняка. И Чернышевский за столом сидит. Скажешь, неинтересно? И слюнки не текут? - Текут. Мы оба захохотали, да так громко, что Ольга воскликнула: - Мне плакать хочется, а они смеются! - У нас недостаток хлористого натрия в организме, - сказал Кленов. - Потому и слезные железы пересохли. А женам героев слезы вообще противопоказаны. Давайте лучше коньячку выпьем. А то очутишься в будущем, а там - сухой закон. От коньячку пришлось отказаться, потому что Заргарьян уже звонил у входной двери. Он выглядел строгим и официальным и за всю дорогу до института не обронил ни слова. Молчал и я. Только тогда, когда он поставил свою "Волгу" в шеренгу ее институтских сестер и мы поднялись по гранитным ступеням к двери, Заргарьян сказал мне, впервые назвав меня по имени, сказал без улыбки и без акцента, каким он всегда кокетничал, когда язвил или посмеивался: - Не думай, что я боюсь или встревожен. Это Никодимов считает возможным какой-то процент риска: проблема, мол, еще не изучена, опыта маловато. А я считаю, что все сто процентов наши! Уверен в успехе, у-ве-рен! - закричал он на всю окрестную рощицу. - А молчу потому, что перед боем лишнего не говорят. Тебе все ясно, Сережа? - Все ясно, Рубен. Мы пожали друг другу руки и опять замолчали до нашего появления в лаборатории. Ничто не изменилось здесь со времени моего первого посещения. Те же мягкие тона пластмасс, золотое поблескивание меди, зеркальность никеля, дымчатая непрозрачность стекловидных экранов, чем-то напоминавших телевизорные, только увеличенные в несколько раз. Мое кресло стояло на обычном месте в паутине цветных проводов, толстых, и тонких, и совсем истонченных, как серебристые паутинки. Западня паука, поджидающего свою жертву. Но кресло, мягкое и уютное, к тому же ласково освещенное из окна вдруг подкравшимся солнцем, не настраивало на тревогу и настороженность. Скорей всего, оно напоминало сердце в путанице кровеносных сосудов. Сердце пока не билось: я еще не сел в кресло. Никодимов встретил меня в своем накрахмаленном до окаменелости белом халате, все с той же накрахмаленной, жестковатой улыбкой. - Я должен бы только радоваться тому, что вы согласились на этот рискованный опыт, - сказал он мне после обмена дежурными любезностями, - для меня, как ученого, это может быть последний, решающий шаг к цели. Но я должен просить вас еще раз продумать свое решение, взвесить все "за" и "против", прежде чем начнется самый эксперимент. - Все уже взвешено, - сказал я. - Погодите. Взвесим еще раз. Что стимулирует ваше согласие на опыт? Любопытство? Стимул, по правде говоря, не очень-то уважительный. - А научный интерес? - У вас его нет. - Что же влечет журналистов, скажем, в Антарктику или в джунгли? - отпарировал я. - Научного интереса у них тоже нет. - Значит, любознательность. Согласен. И душок сенсации, в какой-то мере общий для всех газетчиков, пусть даже в лучшем смысле этого слова. Что ж, газетчик Стэнли, ради сенсации поехавший на поиски затерявшегося в Африке Ливингстона, в итоге пожал равноценную славу. Может быть, она и вам кружит голову, не знаю. Представляю, как с вами говорил Рубен, - усмехнулся Никодимов и вдруг продолжил голосом Заргарьяна: - Да ведь это подвиг, еще не виданный в истории науки! Слава миропроходца, равноценная славе первых завоевателей космоса! Я убежден, что он, наверное, так и сказал: миропроходца? Я искоса взглянул на Заргарьяна. Тот слушал, ничуть не обиженный, даже улыбался. Никодимов перехватил мой взгляд. - Сказал, конечно. Я так и думал. Бочка меду! А я сейчас добавлю в эту бочку свою ложку дегтя. Я не обещаю вам, милый друг, ни славы миропроходца, ни встречи на Красной площади. Даже подвала в газете не обещаю. В лучшем случае, вы вернетесь домой с запасом острых ощущений и с сознанием, что ваше участие в эксперименте оказалось небесполезным для науки. - А разве этого мало? - спросил я. - Смотря для кого. О неоценимости вашего вклада знаем только мы трое. Ваше устное свидетельство о виденном, вернее, только одно это устное свидетельство - еще не доказательство для науки. Всегда найдутся скептики, которые могут объявить и наверняка объявят его выдумкой, а приборов, какие могли бы записать и воспроизвести зрительные образы, возникшие в вашем сознании, - таких приборов, к сожалению, у нас еще нет. - Возможно и другое доказательство, - сказал Заргарьян. Никодимов задумался. Я с нетерпением ждал ответа. О каком доказательстве говорил Заргарьян? Все материальные свидетельства моего пребывания в смежных мирах там и остались: и оброненный во время операции зонд, и моя записка в больничном блокноте, и разбитая Мишкина губа. Я же не унес ничего, кроме воспоминаний. - Я сейчас вам объясню, о чем говорит Рубен, - медленно произнес он, словно взвешивая каждое еще не сказанное слово. - Он имеет в виду возможность вашего проникновения в мир, обогнавший нас во времени и в развитии. Если допустить такую возможность и если вы сумеете ее использовать, то ваше сознание может запечатлеть не только зрительные образы, но и образы абстрактные, скажем, математические. Например, формулу еще неизвестного нам физического закона или уравнение, выражающее в общепринятых математических символах нечто новое для нас в познании окружающего мира. Но все это лишь допущение, гипотеза. Ничем не лучше гадания на кофейной гуще. Мы пробуем переместить ваше сознание куда-то дальше непосредственно граничащих с нашим трехмерным пространством миров, но даже не можем объяснить вам, что значит "дальше". Расстояния в этом измерении отсчитываются не в микронах, не в километрах и не в парсеках. Здесь действует какая-то другая система отсчета, нам пока неизвестная. Самое главное, мы не знаем, чем вы рискуете в этом эксперименте. В первом мы не теряли из виду ваше энергетическое поле, но можно ли поручиться, что мы не потеряем его сейчас? Словом, я не обижусь, если вы скажете: давайте отложим опыт. Я улыбнулся. Теперь уже Никодимов ждал ответа. Ни одна морщинка его не дрогнула, ни один волосок его длинной поэтической шевелюры не растрепался, ни одна складочка на халате не сморщилась. Как непохожи они с Заргарьяном! Вот уж поистине "стихи и проза, лед и пламень". А пламень за мной уже рвался наружу: громыхнув стулом, Заргарьян встал. - Ну что ж, давайте отложим... - намеренно помедлил я, лукаво поглядывая на Никодимова, - отложим... все разговоры о риске до конца опыта. Все, что произошло дальше, уложилось в несколько минут, может быть,

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору Rambler's Top100 Яндекс цитирования