еловек одновременно тянется и к согласию, и к разногласию, общению и сопротивлению. Хотя с этической точки зрения согласие между людьми воспринимается как более важное, более предпочтительное, чем разногласие, тем более конфликт и раздор, с фундаментальных же позиций они оба закономерны не только в естественной, но и в искусственной, социальной природе человека. Социальное качество человека тогда только становится адекватным его действительной сущности, когда естественная склонность человека к общению с себе подобными, в которой он больше чувствует себя человеком, дополняется склонностью к разобщению, хотя последнее угрожает обществу расколом. Общение, приводящее людей к согласию и согласованным действиям, и разобщение людей, предполагающее несогласие и несогласованные действия, - таковы две стороны единого естественно-исторического процесса, в котором возникает, развивается и видоизменяется человеческое общество.
Диалектическое понимание общества исключает и согласие без несогласия и несогласие без согласия и других альтернатив, а, напротив, единственно отражает объективную диалектику общества - постоянное взаимодействие в нем согласия и несогласия, их единство и борьбу, переходы друг в друга, смену одних состояний другими, вечную, непрекращающуюся борьбу. Общество становится живым, деятельным организмом со множеством взаимосвязанных органов, когда люди, общаясь между собой, не только приходят к согласию, но и к несогласию, взаимному сопротивлению, а разобщаясь между собой, развивают свои индивидуальные задатки и способности. В этом смысле привлекательна и исторически оправдана не только культура, аксиология и мораль согласия, но разногласия. Согласие без разногласия, как и разногласие без согласия, чуждо и человеку, и в целом обществу. Несогласие в деятельности, общении и поведении инициирует свободу волеизъявления и предприимчивость, рождает индивидуальную самостоятельность и ответственность за свои поступки, развивает таланты и дарования. Оно, однако, никогда не выступает в чистом виде, ибо нагружено согласием. Несогласие в одних идеях, мыслях и поступках имеет место там, где в других идеях, мыслях и поступках обнаруживается согласие. Благодаря такой диалектике социального согласия и несогласия "постепенно развиваются все таланты, формируется вкус и благодаря успехам просвещения кладется начало для утверждения образа мыслей, способного со временем превратить грубые природные задатки нравственного различения в определенные практические принципы и тем самым патологически вынужденное согласие к жизни в обществе претворить в конце концов в моральное целое"[12]. Хотя общество желает больше согласия между образующими его людьми во имя своего благополучия, его прогресс больше обусловливается способностью людей к продуктивному борению, столкновению разных подходов, противоречивому взаимодействию индивидов, сословий, классов. Здесь известный эгоизм, индивидуализм, неуживчивость, конкуренция, забота о частном, личном интересе и благополучии, стремление к опережению других людей в уровне жизни, доходах, служебном и имущественном преуспевании, инициирующие разобщение, разногласие и сопротивление, становятся движущими силами социального прогресса. В этой обстановке полное согласие и полная согласованность намерений, волевых актов и практических действий социальных субъектов, как и разрушающие общественный организм конфликты, в одинаковой степени противопоказаны историческому прогрессу человечества. Важно, чтобы естественные побудительные причины, источники несогласий, противоречий, побуждающие человека к напряжению природных задатков, уравновешивались в пределах разумной меры со стремлением социального разума к сплоченности и динамизму общества.
Между тем в реальной действительности социальный разум в значительной степени проявляется в неразумной форме, он провоцирует общественные раздоры и конфликты, которые противоречат естественному закону. С историческим прогрессом  увязывается такое свойство человека, как преднамеренное уничтожение себе подобных, причем организованным способом, посредством специально производимых вооружений, профессиональной выучки людей к человекоубийству. Более того, уничтожение себе подобных из-за различий не в материальном обеспечении, но во все большей степени из-за различий в подданстве, этничности, религиозной и расовой принадлежности во имя "этнической чистоты", "жизненного пространства", "мирового господства" становится непрекращающимся историческим законом. Убийцы героизируются как "патриоты отечества", поощряются государственными властями и почитаются обществом. Разбирая эту повторяющуюся из века в век историческую тенден цию, польский мыслитель С.Сташиц пришел к выводу, "что человеческий род отступил от законов природы", "люди убивают друг друга тысячами по прихоти, а часто и по глупости одного человека", "ни одно из животных не уничтожает своего собственного племени, один только человек ненавидит свой род и губит его"[13].
Таким образом, согласие, включающее и несогласие, более того - разногласие между природным и социальным, заложено в родовой сущности человека. Его биологическое существование невозможно без социального существования, а социальное бытие - без биологического, еще шире - естественно-природного. Одно свойство предполагает другое и непрерывно взаимодействует с ним. Это две взаимосвязанные, две взаимообусловленные, но одновременно и взаимоотрицающие стороны одного и того же жизненного процесса. Отношения между ними имеют симметрично-асимметричную природу.
Если природное находится в отношениях соразмерности с социальным, т.е. если оно обусловливает то или иное социальное поведение, то социальное, будучи более свободным в своем существовании, нарушает принцип соразмерности, оно несоразмерно с природным. Чем больше прибывает естественно-природное, тем больше убывает искусственно-социальное, социокультурное. Эта асимметричность наиболее заметна в процессах изменения и смены возрастных циклов человека. В детстве и юности, равно как и в старости, он более природное существо, а в их промежутке - более социальное существо.
В плане симметрии и асимметрии могут быть рассмотрены и такие свойства природного и социального, как их устойчивость и неустойчивость, сохранение и изменение, повторение и обновление. В природном бытии индивида, как и малой группы, особенно кровных родственников, симметричными могут быть телосложение, физические и умственные способности, половые влечения, душевные качества, темперамент и некоторые другие. К.Маркс с известной долей иронии отмечал симметричность человека самому себе в природном срезе. Когда от человека отторгается специфически человеческий смысл его деятельности, тогда "человек чувствует себя свободно действующим только при выполнении своих животных функций - при еде, питье, в половом акте, в лучшем случае еще расположась у себя в жилище, украшая себя и т.д. - а в своих человеческих функциях он чувствует себя только лишь животным"[14]. Социальное бытие индивидов и малых групп обретает симметричный характер с точки зрения постоянства приобретенных трудовых навыков, профессионального опыта, общительности, солидарности и др.
Однако, когда речь идет о взаимодействии симметрии и асимметрии в контексте согласия-несогласия, наиболее важным представляется исследование биосоциального опыта, общения и поведения людей. В данном контексте обнаруживается поразительное многообразие форм согласованных и несогласованных свойств и отношений. Биологические сдвиги в человеке, часто неожиданные, временами пугающие, нельзя рассматривать как деструкцию; наоборот, в целом, это нормально, и суть его заключается в том, что под воздействием все новых форм социального опыта в активное действие нередко приходят такие природные, физиологические свойства, которые, казалось бы, отсутствуют в организме человека, но пробуждаются, когда возникает раздражитель. Примерно так же неожиданное появление неизвестного человеку истинкта, чувства и эмоции дает толчок к непривычному социальному поведению.
Сравнительно более сложным и противоречивым является обнаружение свойств согласованности во врожденных предрасположениях человека и их социальной реализации. Последние присущи всем людям, причем с нашей точки зрения несостоятельно сведение биологических предрасположений, задатков лишь к отрицательным действиям людей в обществе, особенно насилия и агрессии. Если у каких-то людей они проявляются в патологической форме (так называемый "преступник по рождению"), то большинство людей от природы предрасположены к добру и в этом смысле не только зло, но и добродетель находит опору в природной естественности. Вмешательство же социальности во взаимодействие между природным задатком и его реализацией приводит к нарушению естественного хода процесса. Когда биологические предрасположенности в реализации выходят за пределы человеческой нормы, они с этими нормами включаются во взаимодействие. Его следствием становятся разные результаты. Или природная предрасположенность взрывает норму, не согласовывается с ней, возникает конфликт, в котором одерживает победу. Или она не выдерживает сопротивление социальной нормы (запрета, интердикта) и потому отступает назад, хотя и делает разовые или частные попытки сломить сопротивление, но в конечном счете биологически угасает. И, наконец, в третьем случае предрасположенность и социальная норма находят свободные пространства, в границах которых они в чем-то соглашаются друг с другом на основе взаимной терпимости.
Тенденции согласованности-несогласованности между биологическим и социальным обнаруживаются и в адаптационных процессах. Изучение адаптации в консенсусном аспекте должно служить делу раскрытия глубинных механизмов взаимодействия людей в обществе и природе. Иначе говоря, исследование взаимообусловленности природных и социальных фактов в деятельности, общении и поведении людей предполагает "еще более глубокое изучение биологического (с помощью свойств физики, химии, кибернетики, математики) хотя бы для того, чтобы поддерживать нормальное функционирование естественнонаучных основ человеческого бытия"[15].
Как биосоциальное существо человек в этом плане качественно отличается от прочих живых существ; те приспосабливаются к окружающей природной среде, живут за счет ее готовых даров, а когда дары иссякают или изменяется природная среда по независящим от животных причинам, выживают лишь те биологические виды, которые наделены способностью органически приспособиться к изменившимся условиям, а все остальное погибает. Иначе происходит адаптация человека. Он, во-первых, преодолевает животную пассивность в приспособительной реакции и деятельности: если пассивность не преодолевается, то он быстро утрачивает свою родовую сущность. Во-вторых, человек не выдерживает беспредельный рост перегрузки адаптивно-соматических, адаптивно-психологических и адаптивно-генетических возможностей, ибо они объективно ограничены. Здесь приспособление человека к природной среде включает и его охрану здоровья, прежде всего от чрезмерных перегрузок и вредных факторов техногенной среды. В-третьих, человек, приспосабливаясь к природной среде, одновременно приспосабливает ее к своим адаптивно-соматическим и генетическим свойствам. В-четвертых, создавая искусственную среду обитания, вторую природу, социокультурную, но еще больше техногенную среду, человек вступает в новое качество адаптивных способностей. На этом пути человек ведет "поиск меняющегося оптимума как некоторого подвижного компромисса между техногенной средой и своими возможностями"[16].
И.Калайков, многосторонне исследовавший природу социальной адаптации, определяет ее как специфически человеческий способ приспособления к природной среде через посредство адаптации к обществу. Консенсуальный механизм постоянно присутствует в адаптационных процессах, порождая многочисленные ситуации то частичной, то сравнительно полной, то глубинной, то поверхностной согласованности адаптации человека к среде и среды к человеку. Согласованность биологической и социальной адаптации, включающая разные мотивы, уровни и состояния, создает определенное, хотя и постоянно нарушающееся равновесие между природным и социальным в человеке и обществе. "В конечном счете взаимоотношения организма с окружающей его средой, личности с социальной средой, адаптивные, самонастраивающиеся устройства в присущей им производственной среде подчиняются тем принципам отражения и поведения, которые действительны для этих систем и которые определяют общее и существенное в понятии адаптации"[17].
Термины "согласие", "согласованность", как и термины, обозначающие их альтернативы, отражают в адаптивных процессах специфические свойства: преемственность поколений, культур и традиций, общие для разных социальных групп и этносов формы социальности, групповое поведение, солидарные эмоции и способы деятельности и общения, соблюдение определенных моральных норм. Благодаря поддержанию определенного равновесия между биологической и социальной адаптацией человек, порой неосознанно, вырабатывает и использует консенсусную культуру и мораль. Человеческое согласие, выработанное эволюционным путем в биологической жизни, таким образом, с одной стороны, служит естественно-природной предпосылкой социального согласия, а с другой стороны, все более социализируется, оно поднимается над биологическим согласием, опирается на социальный опыт, социально-культурные и морально-этические программы, на условия и потребности все более усложняющегося социального существования.

ГЛАВА 2
Взаимоотношения мужского и женского начал с точки зрения согласия-несогласия
Деление людей на мужчин и женщин относится к очевидным, эмпирически неоспоримым фактам действительности. Между тем в социальной философии при трактовке природы человека, взаимодействия в нём биологического и социального, индивидуального и корпоративного, как и других сторон человеческой сущности, этот самоочевиднейший факт не учитывается или, говоря по справедливости, мало учитывается, а действующие здесь фундаментальные закономерности развития человека недостаточно исследуются. В этом состоит одна из причин того, что философские, социологические, психологические знания о человеке страдают неполнотой и односторонностью. Ведь чтобы судить о человеке, даже его родовой сущности, недостаточно введение общего понятия "человек" в значении рода и на этой основе исследовать его по предельно общим для всех формообразований человека свойствам.
Общее существует не иначе, как через особенное и единичное, как одна из их сторон, их сущности, но чтобы даже на уровне этой всеобщности понять всю глубину и многообразие способов существования человека, необходимо исследовать человека-мужчину и человека-женщину в их тождестве, различии и в том особом взаимодействии, которое не повторяется во всех иных сферах человеческого бытия, но существеннейшим образом влияют на них. В этом заключается в определенной степени и тайна человека, как и трудность его восприятия и понимания.
Поскольку преобладающее большинство философов мира по полу являются мужчинами, они, сами того не замечая, инстинктивно создают теоретический образ человека на основе своей маскулинной модели, они не знают женского образа, ибо им не приходится пребывать в плоти и крови женщины, и в этом состоит односторонность философских теорий и концепций человека, столь разных и распространенных в истории познания в разных странах и эпохах.
Что же касается философов-женщин, то их в истории познания было крайне мало и те, которые занимались теоретическими исследованиями, ограничивались по преимуществу темами этики, эстетики и аксиологии. Лишь в XX веке, причем на его исходе на волне развёртывающегося в обществе феминистического движения стали раздаваться "женские голоса" в философии, требующие специального изучения особой роли женского начала в жизни человека, но ещё более человеческого общества. К.Гиллиган издала в 1982 году в Лондоне книгу "Иным голосом. Психологическая теория и развитие женщин, которую Э.Гудмен охарактеризовала как "самую проницательную книгу о женщинах, мужчинах и различиях между ними"[18]. Уже в "Предисловии" к своей книге Гиллиган отмечает "частое исключение женщин из фундаментальных работ по теории психологического исследования[19]. Стало традицией объяснять это явление неспособностью женщин соответствовать существующим моделям человеческого развития, между тем, подчёркивает автор, дело заключается в "ограниченности концепций человеческого поведения, упущении определенных жизненных истин"[20]. Маскулинная модель человеческого развития, утвердившаяся веками в философии и психологии, настолько отождествилась с моделью человеческого развития, что исключается феминная модель того же процесса. Разрабатывая в книге "Иным голосом" эту модель, К.Гиллиган считает, что новый подход к изучению "женского жизненного опыта даёт основу для рождения новой теории, потенциально содержащей широкий взгляд на жизнь обоих полов"[21].
Феминная концепция К.Гиллиган значима для уяснения многосложной сути и полифоничности согласия и несогласия в жизни человека. Она открывает неожиданные и уникальные возможности, познание которых позволяет обществу выработать и более действенную практическую философию согласия не только между полами, но и в целом в общественных взаимоотношениях. В частности, в главах "Представление о взаимоотношениях", "Понятие самости и морали", "Кризис и разрешение" анализируются различия морального поведения мужчин и женщин, в том числе способов разрешения ими моральных конфликтов и достижения согласия между мужчинами и женщинами. С её точки зрения, процесс морального развития как мужчины, так и женщины "представляет собой переплетение двух различных путей, обусловленных мужским и женским типами развития, которые имеют свои уникальные критерии, ценностные ориентиры, способы разрешения моральных проблем"[22].
Следует отметить, что мировая философская мысль, хотя часто и не в прямой форме, подходила к истолкованию особых ролей мужского и женского начал в социально-исторической и социально-психологической динамике. В своё время Платон, Гегель, Шопенгауэр, Соловьев, Фрейд, Бердяев, Шелер, Фромм, Франк оставили человечеству немало ценных идей о мужском и женском началах бытия, о природе половых отношений мужчин и женщин, роли половой любви в жизнедеятельности и тех, и других, и наконец, о содержании, направленности и формах соотнесения их жизненных интресов. Философы находят в половой любви особый смысл, связанный с тем, что благодаря ей между мужчиной и женщиной достигается уникальная и одновременно высшая степень согласия, возможного в человеческих отношениях. Любовная потребность, которая естественна, объективна, независима от сознания мужчины и женщины, побуждает их вступить друг с другом в половые отношения и повторять их так долго, как сохраняется физиологическая возможность. Гегель в "Философии права" отмечает, что благодаря господству естественной природы мужчины и женщины над их волей "первым моментом в любви является то, что я не хочу быть самостоятельным лицом для себя и что, если бы я был таковым, я чувствовал бы свою недостаточность и неполноту. Вторым моментом является то, что я обретаю себя в лице другого, что я обладаю в нём значимостью, которую он в свою очередь обретает во мне"[23].
В любви достигается не просто удовлетворение витальных запросов, но и нечто большее - гармония между полами, их взаимное согласие и дополнение. Поэтому, как подчёркивает Гегель, "исходным пунктом" любви и основанного на ней брака "является свободное согласие лиц, причём согласие на то, чтобы составить одно лицо, отказаться в этом единстве от своей природной и единичной личности, такое единство есть в этом отношении самоограничение, но именно потому, что упомянутые лица обретают в нём своё субстанциональное самосознание, оно есть их освобождение"[24].
В свою очередь "свободное согласие", выступающее "исходным пунктом" любви, делает любовь идеальным согласием. Свободное согласие через половую любовь превращается в любовное согласие или согласие-любовь. И, наконец, согласие-любовь выходит за рамки есте