ие слои, из которых
вырастают ткани, слагающиеся в различные органы, что эти слои одни только
остаются вполне живыми, между тем как развивающиеся из них аппараты теряют
свою жизненность, пропорционально степени своей специализации. В
подтверждение этого, Спенсер ссылается на хрящи, связки, соединительную
ткань, обнаруживающие весьма заметным образом низкую степень присущей им
жизненности. Заключение, вытекающее отсюда, то, что хотя тело животного
представляет собою непрерывное целое, тем не менее его существенные
единицы, рассматриваемые сами по себе, образуют такое непрерывное целое
только там, где мы находим протоплазматические слои. Так обстоит дело
относительно имманентной целостности животного организма. К этой
аргументации можно было бы еще прибавить, что современные исследования по
биологии могут дать Спенсеру в защиту этого его положения значительное
количество фактов. С другой стороны, социальный коллектив, при правильном
и более углубленном к нему отношении, представляется несравненно менее
"прерывистым" или раздельным, нежели это может казаться на первый взгляд.
   Аргументация в этой части параллели является наиболее интересной.
Спенсер подчеркивает то обстоятельство, что и в общественном коллективе
также наблюдается рядом с жизненными составными частями, определяющими
собою главным образом общественные явления, и менее жизненные элементы,
играющие в нем весьма видную роль и оказывающие человечеству большое
содействие в его борьбе за существование. К менее жизненным элементам
Спенсер относит животных, а также растения. Стоящие ниже в органической
цепи как животные, так и растения имеют, конечно, для человеческой жизни
значение, не поддающееся даже учету.
   В защиту этого положения Спенсер указывает на то влияние, которое
оказывают низшие классы организмов, сосуществующие с людьми в общественном
коллективе. Как животные, так и растения влияют на склад и деятельность
общественных групп в различных и важных случаях. Различные, например,
особенности пастушеского типа обусловливаются родом воспитываемых
животных. В оседлом обществе растения, служащие пищей, материалом для
пряжи, тканей и пр., определяют собою те или иные особенности
общественного склада, те или иные формы общественной деятельности.
   Эти мысли весьма замечательны. Чрезвычайно интересен и несомненно
справедлив взгляд на влияние животных и растений, служащих средством к
существованию, на так называемую человеческую природу. Идя этим путем,
Спенсер мог бы с большим успехом указать на значение орудий производства,
как на цементирующее начало всего общественного коллектива. Орудия же
производства являются не живыми органами, а искусственными. Но такой
оборот небезопасен для органической теории, ибо пришлось бы тогда
признать, что общественный коллектив покоится на совершенно другом
фундаменте, или, точнее, что он имеет фундамент, которого, как мы увидим в
дальнейшем изложении, вообще лишена органическая теория. Но не будем
забегать вперед. Перейдем к другому возражению.
   Что касается второго, выше отмеченного возражения, то критики, делая
его, ошибаются вдвойне. Спенсер, как и в первом разобранном случае, сам
отмечает различие между животным организмом и социальным коллективом.
Более того, это различие имеет в его учении особенное, большое и
принципиальное значение. Об этом различии Спенсер пишет: "Хотя
раздельность социального организма не препятствует разделению отправлений
и взаимной зависимости частей, однако она не позволяет подобной
дифференциации дойти до такого предела, чтобы одна часть сделалась органом
чувств и мыслей, а остальные части, взамен того, утратили совершенно
всякую чувствительность". Но в социальном организме мы видим иное.
   "Его составные единицы, не находясь в непосредственном соприкосновении
и будучи удерживаемы в своих относительных положениях с меньшей
строгостью, не могут дифференцироваться в такой мере, чтобы одни из них
стали совсем бесчувственными, а другие монополизировали себе всякое
сознание". Как видите, Спенсер сам подчеркивает это основное различие и не
только подчеркивает его, но, как уже упомянуто, делает на основании этого
различия важное заключение. Из того факта, что чувственное восприятие и
сознание в социальном коллективе, в отличие от индивидуального организма,
"разлито по всему организму", что все единицы, составляющие его, способны
чувствовать наслаждение и страдание, если не в равной мере, то
приблизительно одинаково, Спенсер выводит свою теорию государства.
   Резюмируя результат исследования указанного различия, Спенсер заключает:
   "Следовательно, тут не существует ничего похожего на какое-либо
"средоточие общественного чувства" (Social Sensorium), а потому
благосостояние аггрегата, рассматриваемое независимо от благосостояния
составляющих его единиц, никогда не может считаться целью общественных
стремлений. Общество существует для блага своих членов, а не члены его
существуют для блага общества (подчеркнуто мною).
   Следует всегда помнить, что как бы ни были велики усилия, направленные
к благосостоянию политического аггрегата, все притязания этого
политического аггрегата, сами по себе, суть ничто, и что они становятся
чем-нибудь лишь в той мере, в какой они воплощают в себе притязания
составляющих этот аггрегат единиц". С этим важным выводом мы будем иметь
дело при критике метода органической теории. Теперь же укажем, что в этом
как-раз пункте Спенсер больше всего расходится со своим учителем Контом. С
точки зрения Конта, единица общественного коллектива есть абстракция,
истинно конкретным является человечество в своем социальном историческом
целом; Спенсер же, оставаясь на почве строгого номинализма и позитивизма,
считает, например, истинно конкретным и действительным лишь единицы,
входящие в состав общества. На этом закончим сегодняшнюю лекцию. Следующее
чтение будет посвящено общей формулировке задач и законов органической
социологии, критике ее метода и общей критической оценке этого учения.
   Аналогический метод в социологии.
 
 
   Лекция V.
 
 
   Итак, общество сходствует с организмом. Восстановим теперь для
целостности общего представления главные моменты этого сходства и
различия. Пунктов сходства, которые утверждаются Спенсером, четыре.
Во-первых, как живые организмы, так и общества, возникая посредством
соединения незначительного числа частей, постепенно так увеличиваются в
об'еме, что некоторые из них достигают размера в десять тысяч раз более
первоначального. Во-вторых, и те и другие развиваются по одному типу,
переходя от простого к сложному. В-третьих, и в тех, и в других постепенно
развивается, растет и крепнет взаимная зависимость частей, достигая такой
степени, что жизнь и деятельность каждой части обусловливается жизнью и
деятельностью остальных частей. В-четвертых, элементы организма, а также
элементы общества рождаются, совершают свое развитие, действуют и умирают
каждый сам по себе, между тем, как целое продолжает жить и переживать одно
поколение элементов за другим. Эти пункты сходства представляются Спенсеру
чрезвычайно важными, тогда как, наоборот, пункты различия не имеют, на его
взгляд, серьезного решающего значения. Пунктов различия также четыре.
Во-первых, организмы имеют определенные внешние конкретные формы, тогда
как общества их лишены. Но это различие сглаживается, с точки зрения
Спенсера, как неопределенностью некоторых низших животных, так и тем
фактом, более общего характера, что внешние формы как организмов, так и
обществ "зависят от окружающих условий". (Не лишнее будет заметить, что
этот факт уж слишком общий, выходящий за пределы данного сравнения, так
как внешняя форма и неорганических тел точно так же зависит от окружающих
условий.) Во-вторых, живые элементы общества не образуют такой сплошной
массы, какой является живая ткань организма.
   Но это различие стирается и собственно не существует, потому что как
организмы развиваются из неорганизованного вещества, в котором рассеяны
организованные точки, так члены общественно-политического тела физически
отделены друг от друга промежутками не пустого мертвого пространства, а
занимаемого фауной и флорой, т.-е. живыми элементами низшего разряда, а
это низшая форма жизни должна быть включена в понятие социального
организма, так как от нее зависит существование человечества. Далее, живые
элементы организма большей частью неподвижны, в то время как элементы
социального организма способны к передвижению. И это различие лишь
поверхностное, - утверждает Спенсер. Ибо, как социологические единицы,
выполняющие определенную функцию, люди, собственно говоря, также
неподвижны.
   Сельский хозяин, мануфактурист и т. д. прикреплены, по существу, к тому
определенному месту, где они функционируют, а если отлучаются временно или
навсегда, то находится заместитель. Так что, с точки зрения социальной,
указанное различие совершенно исчезает. Ведь ясно, что все равно Петр или
Иван выполняет данную определенную функцию, прикрепленную к данному
определенному месту. Наиболее значительным является, как мы это видели в
предыдущем очерке, четвертый пункт различия, гласящий, что "в теле
животного только известный род тканей одарен чувствительностью, в обществе
же все члены одарены ею". Но и этот пункт различия Спенсер старается
сгладить, с одной стороны, тем, что в некоторых низших животных, не
имеющих нервной системы, обладаемая ими чувствительность распределяется
одинаково на все части, а с другой стороны, указанием на парламент, как на
высшее чувствилище общественно-политического тела. Несмотря, однако, на
стремление смягчить и это различие, Спенсер считает его важным и
значительным и, в конце концов, сам строит на нем свой буржуазный
индивидуализм.
 
   Означенные четыре пункта сходства общества с живым телом делают
возможным для Спенсера установление законов общественно-исторического
развития.
   Подобно тому, как в области органической жизни, в жизни
социально-политической, или, как Спенсер ее называет, надорганической,
действуют законы дифференциации и интеграции. Общественно-историческое
развитие совершало свой путь, переходя от простого и однородного к все
более и более сложному и разнородному. Как первый, так и второй закон
Спенсер устанавливает на основании огромного количества фактов, тщательно
собранных из жизни всех эпох, народов и различных областей.
   Большой этнологический материал свидетельствует о простоте, несложности
и однородности жизни первобытных человеческих групп. Дифференциация и
разветвление первоначального однородного состояния обусловливается
преимущественно процессом разделения труда.
   Рядом и в теснейшей зависимости от процесса дифференциации совершается
противоположный процесс интеграции. В дифференцированном обществе мы видим
постоянное суммирование определенных функций общественных групп,
социальных и государственных функций, создание и развитие научных
областей, имеющих своей основой об'единение и группировку однородных
предметов, развитие языка, которое сопровождается сокращением слов и т.
д., и т. д. "История науки, - заявляет Спенсер, в "Основных началах", -
представляет на каждом шагу факты, имеющие подобное же значение.
Действительно, можно сказать, что интеграция групп одинаковых существ и
одинаковых отношений составляет самую выдающуюся часть научного прогресса.
Самый беглый взгляд на классифицирующие науки показывает нам, что смутные,
бессвязные аггрегации, которые возникают у необразованных людей
относительно предметов природы, постепенно становятся все более и более
полными и связанными, а в пределах групп соединяются в подгруппы". То же
самое явление мы замечаем и в определении сходства и различий
взаимоотношений предметов между собой. Одним словом, процесс и совпадающий
с ним, по мнению Спенсера, прогресс науки во всех областях совершался
путем дифференциации и интеграции, при чем обе эти формы представляют
собою, повидимому, две стороны одного и того же процесса движения вперед.
Приведем еще одну весьма интересную выдержку, характеризующую процесс
интеграции в области промышленности и искусства: "Промышленные и
эстетические искусства, - гласит  114 "Основных начал", - дают нам столь
же доказательные примеры интеграции. Прогресс, проявившийся в замене
грубых, незначительных по размеру и простых по конструкции орудий
совершенными, весьма сложными и большими машинами, является прогрессом
интеграции. В отделе так называемых механических двигателей переход от
рычага к вороту является прогрессом в смысле перехода от простой
действующей силы к сложной действующей силе, представляющей из себя
совокупность нескольких простых сил. Сравнивая ворот или какую-нибудь иную
из машин, употреблявшихся в древние времена, с современными машинами, мы
видим, что в состав каждой из наших машин входят несколько первобытных
машин. Современный прядильный или ткацкий станок, чулочная или
кружевовязальная машина состоит не только из рычага, наклонной плоскости,
винта и ворота, соединенных вместе, но из нескольких подобных машин,
составляющих в совокупности одно целое. Вместе с тем, в древние времена,
когда пользовались исключительно лишь лошадиной и человеческой силами,
двигатель не был нераздельно соединен с инструментом, который он приводил
в движение; в настоящее же время во многих случаях двигатель и машина
слиты вместе. Топка и котел в локомотиве соединены с тем механизмом,
который приводится в действие паром. Еще более экстенсивную интеграцию мы
видим на любой фабрике. Здесь мы встречаем большое число сложных машин,
все они соединены движущимися валами одной и той же паровой машины, так
что все это вместе образует один огромный механизм".
   Эти выдержки очень характерны в двояком отношении. В первой из них
весьма интересным является строгий эмпиризм, согласно которому весь
прогресс науки происходит на почве обобщения данных эмпирических фактов,
их классификации и суммирования их взаимоотношений, образующих
впоследствии то, что является законом. Во второй выдержке заслуживает
особого внимания справедливый взгляд на прогресс техники, как на
совершенствование и усложнение орудий производства:
   важно отметить так же и то значение, которое Спенсером придается
развитию этого прогресса.
   Итак, на основании обследования почти всех главных областей науки,
искусства и социально-экономической жизни, Спенсер устанавливает
вышеназванные законы дифференциации и интеграции.
   Эти законы сводятся в последнем счете к принципам механики -
устойчивого и неустойчивого равновесия. Однородное, - рассуждает Спенсер,
- на основании всех собранных и указанных данных отличается своей
неустойчивостью. Наоборот, разнородное в аггрегате обладает максимальной
устойчивостью. В общественной жизни наивысшая степень дифференциации и
интеграции достигается в общественном классном делении. Чем обширнее
данные классы внутри общества, тем крепче их внутренняя связь и тем
сильнее социальная устойчивость всего аггрегата.
   "Общий закон, - говорит Спенсер, - обнаруживается не только в этих
внешних соединениях одних групп с другими (под внешними соединениями
Спенсер понимает об'единение групп и областей, как следствие завоевания.
А.). Он обнаруживается также и в тех об'единениях, которые происходят
внутри групп, по мере того, как эти группы приобретают более высокую
организацию. Таких об'единений существует два разряда, которые можно ясно
различить один от другого, а именно разряд правящих классов и разряд
рабочих классов".
   Развитие капиталистического общества, которое, по мнению Спенсера,
делится в общем и целом на правящие и рабочие классы, должно отличаться
наибольшей степенью устойчивости, по той причине, что каждый из этих
разрядов представляет собою сплоченный, крепко спаянный аггрегат,
об'единенный широкими, насущными общими интересами.
   Вот в общем все главные принципы и вся основная аргументация
органической теории Спенсера.
   Перейдем теперь к их критическому рассмотрению.
   В предыдущем очерке были отмечены обычные ходячие возражения,
встречающиеся в буржуазной социологической литературе. Сейчас остановимся
на критике наиболее для нас интересной, так как она ведется с точки зрения
критики буржуазной идеологии. Я имею в виду работу Михайловского,
специально посвященную критическому анализу социологических воззрений
нашего мыслителя.
   В блестящем этюде "Что такое прогресс?" Михайловский ведет бурную войну
против органической теории Спенсера. Михайловский ясно видит, что Спенсер
является ярким выразителем и горячим защитником капиталистического
буржуазного порядка, но, в качестве утопического социалиста-народника, он
не в состоянии вскрыть, в чем сущность заблуждения и буржуазной
односторонности автора органической социологии.
   Несостоятельность социологических воззрений Спенсера заключается, с
точки зрения Михайловского, в стремлении к научному об'ективизму. Спенсер
рассматривает социально-историческое развитие под углом причины и
следствия, не принимая в расчет нравственных оценок. По Спенсеру,
историческая эволюция, совершая свой путь от однородного к разнородному,
является в то же время и прогрессом.
   Об'ективный ход вещей совпадает с суб'ективными стремлениями
человечества, или, выражаясь философским языком, историческое бытие не
составляет противоречия нравственному долженствованию. С точки зрения же
Михайловского такого совпадения нет и утверждать такое совпадение может
только защитник существующего порядка. В однородном, недифференцированном
обществе личность, по мнению Михайловского, полнее, гармоничнее и,
благодаря выполнению ею разнородных функций, она, в известном смысле,
богаче и содержательнее. В дифференцированном обществе, т.-е.
   в обществе, основанном на принципе разделения труда, личность
урезывается, беднеет, становится односторонней. Для подтверждения и
образного пояснения своей основной мысли Михайловский цитирует знаменитые
строки Шиллера: "Вечно работая над каким-нибудь ничтожным отрывком из
целого, человек и сам делается чем-то вроде отрывка; вечно слыша
однозвучный шум только того колеса, которое вертит он сам, человек никогда
не в состоянии развить гармонию в своем существе, и вместо того, чтобы
запечатлевать человечество в своей натуре, он делается только отпечатком
занятий своей наукой". Процесс дифференциации, отождествляемый Спенсером с
прогрессом, способствовал выработке нецелостных личностей, явился
неисчерпаемым источником патологических явлений в области индивидуальной и
в сфере социальной.
   Рядом и в зависимости от сужения личности разделение труда было
причиной искажения истинно-научной мысли. Наука, по своему существенному
содержанию, возникла под влиянием материальных причин и преследовала чисто
утилитарные цели.
   Но по мере того, как совершалась общественная дифференциация, научная
мысль отрывалась от своего базиса, от практической жизни, становилась
самоцелью и, развиваясь в качестве самоцели все дальше и дальше, породила
противоположную ей метафизику. Пресловутая спенсеровская дифференциация, -
рассуждает дальше Михайловский, - породила философский психологический
дуализм. "Мы видим, - читаем мы в названном трактате, - что так или иначе
практическое распадение труда на физический и умственный всегда и везде
сопровождается и теоретическим распадением души и тела, т.-е. дуализмом".
Продолжая эту мысль далее, Михайловский высказывает целый ряд дельных,
тонко подмеченных моментов в историческом развитии, интересных и с точки
зрения исторического материализма.
   Тем не менее дело критики аналогического метода Спенсера ни на иоту не
подвигается вперед. Ибо указания на отрицательные стороны исторического
процесса на основании нравственной оценки, исходящей из социалистического
идеала XIX ст., бьют мимо цели. Сам Михайловский часто чувствует и, как
мыслящий философски писатель, не может не сознавать шаткости своей
позиции. Сознавая ее, он спрашивает: "Но не значит ли это обругат