ой почве в
формальном смысле, мыслитель рассматривает человеческий индивид, взятый
вне общества, как отвлеченное существо, что совершенно справедливо; но, не
имея в виду никаких об'ективных начал, которые поставили бы абстрактные
человеческие индивиды в конкретную взаимную связь, Конт превращает
человечество, т.-е. собрание индивидов, в органическое целое, которое
об'единяется и сливается единой душой. Поэтому в "Системе позитивной
политики"
   человечество выступает в качестве божества, высшего начала, которое
обладает и внешним, и внутренним единством. Внешнее, или об'ективное,
единство проявляется в органической и бессознательной солидарности
живущего на земле человечества, как в его статическом, так и в
динамическом существовании, которое определяется общим порядком всех
условий внешней мировой действительности. Признание этого порядка и этого
внешнего единства, полное ему подчинение, составляет позитивную веру.
Внутреннее суб'ективное единство или душа Великого Существа, т.-е. всего
человечества, как такового, образуется посредством единения и любви с ним
и между собою всех человеческих индивидов, вернее душ, прошедших,
настоящих и будущих. Души и их единения в этом смысле являются элементами
истинного общего человечества, так как они не случайное, эмпирическое
проявление жизни человека, а представляют собою ту сторону нашего
существования, которая была, есть и будет, а потому достойна и составляет
часть Великого Существа, т.-е. общего человечества в мироздании.
   Беспочвенная социология, естественно, завершается религиозным
построением, которое формулируется в стиле блаженного Августина: "Отныне,
- гласит общая формула, - все наше существование - индивидуальное и
собирательное - будет относиться к этому истинному Великому Существу,
которого необходимые члены мы сами, на него должны быть обращены наши
размышления, - чтобы познавать его, наши чувства, - чтобы любить его, наши
действия, - чтобы служить ему". Таково молитвенное настроение.
   Но одним молитвенным настроением не может завершаться ни одна религия.
Религия требует культа, который раньше или позже всегда вытекает, как
необходимое следствие, из религиозных предпосылок. Есть, как известно,
культ и в позитивной религии Конта. Но вопрос о культе не входит в нашу
задачу. Отметим лишь в этой связи принцип социальной политики, вытекающий
из изложенного воззрения. Главный принцип заключается в следующем: так как
связь и единство человечества обусловливается единением любви, вытекающей
из неизменной стороны нашего духовного существа, то руководителями и
наставителями должны быть особо призванные служить Высшему Существу,
другими словами, духовенство. Должны, следовательно, существовать светская
и духовная власть. "Социологический материализм", заявляет Конт, в
настоящее время вредит социальному искусству, так как он склонен не
признавать самого основного принципа последнего, именно, систематического
разделения власти на духовную и светскую, разделения, которое теперь
особенно важно сделать ненарушимым, создавая на лучших основаниях
удивительное построение средних веков". "Позитивизм, - заключает
мыслитель, - это важное рассуждение, - глубоко противоположен материализму
не только по своему философскому характеру, но и по своему политическому
значению" (курсив мой. Л. А.).
   Связь между позитивизмом, религией, с одной стороны, и политикой,
находящей свое конечное завершение в духовной власти и возвращении к
"удивительному построению на лучших основаниях" средневековья, с другой, -
признается, как видите, самим Контом.
   Но тут же надобно сказать, что когда Конт выступил со своим курсом
позитивной философии, этот вывод не был намечен. Напротив, в периоде
совместной работы со своим великим учителем Сен-Симоном, Конт резко
отклонял религиозные увлечения учителя. Поворот к религии не есть
результат специфически-психического состояния, которым об'ясняли некоторые
ученики Конта, не признававшие религиозных построений учителя. Нет, Конт
был вполне последователен. Социология, эта новая наука была поставлена на
вершину воздвигнутого здания. Ведь она, эта новая наука, является областью
знания, охватывающей всю жизнь человечества и, стало быть, она имеет своей
задачей об'яснять мотивы возникновения и судьбы всех остальных наук. А в
то же время эта наука лишена об'ективного реального базиса.
   Как всегда в таких случаях, на выручку явилась готовая к услугам, уже и
в то время обнищавшая и опустошенная религия только в ином облачении,
несколько подрумяненная и назвавшая себя душой всего человечества или
Великим Существом.
   Известно, что голь на выдумки хитра.
   Мы видим таким образом, что "строго-научная философия", которая
определяется в начале "Курса позитивной философии", как философия,
выведенная на основании законов точных наук, приходит к одной из
разновидностей религиозной веры.
   Во-вторых, прогресс, являющийся по общему замыслу контовой социологии
главной пружиной всего построения, находит свое конечное завершение в
несколько преобразованном, точнее, прикрашенном, средневековьи. В-третьих,
провозглашенный об'ективный метод, имеющий своей задачей определить
отношения человека к внешнему миру на почве науки и позитивной философии и
открыть законы человеческого общежития, уступает место суб'ективному
методу, основа которого заложена в глубине человеческой души и который, по
тому самому, ведет к установлению высших норм практического поведения,
составляющих сущность позитивной религии и политики.
   Аналогический метод в социологии.
 
 
   Лекция IV.
 
 
   Этот очерк разрешите начать с ответа на обращенный ко мне одним моим
читателем вопрос, - почему я не подвергла критическому рассмотрению
знаменитый Контовский закон трех стадий исторического развития. Отвечаю.
Во-первых, мне кажется, что сделанные мною критические замечания
обще-методологического характера включают в себя по существу критическую
оценку известного закона. Во-вторых, Контовский закон трех стадий
критически рассмотрен в социологической литературе с многих сторон
различными представителями социологической мысли. В-третьих,
характеристика и об'яснение хода и развития мировой истории сменой
мировоззрений, - теологического, метафизического и позитивного, являясь по
своему внутреннему содержанию идеалистическим истолкованием истории, будет
в общем виде подвергаться критике на всем протяжении моего курса. Вот те
мотивы, под влиянием которых я не считала нужным специально
останавливаться на так называемом законе трех стадий, который сводится к
идеалистической формуле - бытие определяется сознанием.
   Тем не менее, раз вопрос поставлен, то приходится, естественно,
считаться с ним по существу, т.-е. коснуться специально контовского
идеалистического истолкования процесса исторического развития.
   Как уже отмечено, существует довольно обширная критика, посвященная
закону трех стадий. Критика эта, на мой взгляд, - почти что исчерпывающая
вопрос. Но наиболее сильными и наиболее попадающими в цель доводами против
этого закона являются доводы Вл. Соловьева, на которых и остановимся
прежде всего. Сочувствуя Конту в его конечных религиозных выводах, русский
философ ехидно указывает на тот интересный факт, что собственное развитие
автора "Курса позитивной философии" нашло свое окончательное завершение не
в позитивизме, а в религии.
   Уже один этот факт заслуживает серьезного внимания и может, по мнению
Вл.
   Соловьева, служить одним из внушительных доказательств против
контовского философско-исторического обобщения.
   Дело в том, что Конт строит эту свою историческую теорию прогресса - по
аналогии и в зависимой связи от процесса индивидуального развития. С точки
зрения знаменитого позитивиста, путь духовного роста индивидуума
совершается начиная теологическим моментом и, пройдя через метафизически
отвлеченное мышление, заканчивается научным, т.-е., по терминологии Конта,
позитивистским мировоззрением.
   По тому же пути совершается общее развитие мировой истории. Но, как
справедливо указывает Вл. Соловьев, процесс духовного развития и духовного
совершенствования у самого Конта совершался в обратном порядке. В эпоху
его молодости, тогда, когда он работал под непосредственным руководством
своего великого учителя С.
   Симона, знаменитый ученик был решительным, фанатическим позитивистом,
резко отвергавшим религиозные тенденции С. Симона. К этому доводу Вл.
Соловьева можно прибавить еще и тот несомненный факт, что не один Конт, а
значительное количество мыслителей прошедшего и даже настоящего времени
совершали и совершают свой путь духовной жизни в противоположном
контовской схеме направлении, идя от позитивизма чрез метафизику к религии.
   Но этим возражением, как бы сильно и внушительно оно ни было, не
исчерпывается критика контовского построения. И этим возражением не
ограничивается и Вл.
   Соловьев. Если допустить, справедливо рассуждает Вл. Соловьев, вместе с
Контом полную аналогию между индивидуальным и историческим духовным
развитием, то следует заметить, что первоначальное состояние ребенка вовсе
не характеризуется преобладанием теологических или фетишистских
представлений. Чтобы об'яснить явления окружающего мира, как произведение
невидимых духовных деятелей, нужно предварительно пройти через очень
сложные умственные процессы, которые на высших стадиях развития
представляются весьма простыми и элементарными. Состояние ума грудного
ребенка подходит более к позитивизму, если определить последний вместе с
Контом, как ограничение всего познания областью чувственных фактов. Затем,
с пробуждением и развитием сознания под влиянием дара слова, следует
метафизический период детства, когда мышление ребенка определяется главным
образом категориями субстанции, причинности и цели. Всем известны вопросы
детей - откуда, почему, зачем, те вопросы, прибавляю я, благодаря которым
французы называют ребенка этого возраста "m-r pourqoi". А за детской
пытливостью нередко наступает отроческая религиозность. Этим, однако,
думает Вл. Соловьев, дело не заканчивается. Указанные Контом периоды могут
повториться и нередко повторяются и в обратном порядке. Так называемый
позитивизм зрелого возраста отличается более практическим характером,
нежели теоретическим обоснованием мировоззрения.
   Переходя далее к истории человечества, Вл. Соловьев справедливо
указывает на то, что целый и законченный круг развития метафизики
(греческая философия), вместо того, чтобы следовать за окончанием
теологической стадии (как того требует закон Конта), напротив, предваряет
на много веков эпоху господства теологии средневековья. Только с XV
столетия закон трех стадий как будто входит в силу.
   Ибо за господством теологии следует развитие и господство новой
метафизики и сменившей ее положительной науки. Но и на этом цикле
историческое развитие мировоззрения отнюдь не заканчивается, так как после
периода позитивизма, мы снова видим расцвет метафизики и т. д. Все эти
соображения русского мыслителя бьют в цель, но к ним, раз уже речь идет о
Контовском законе, надо прибавить, что и Конт, открывший этот так
называемый закон, и контисты, а также противники этого закона, в том числе
и Вл. Соловьев, рассуждая об этом законе, имеют дело с высшей, самой
квалифицированной интеллигенцией. Мне думается, что мировоззрение народных
масс слагается иными путями. И если верно и тонко замечание Вл.
   Соловьева, что первая стадия развития ребенка может быть определена в
духе позитивизма, то дальнейшая ступень развития детей народных масс вряд
ли характеризуется метафизическими моментами и сознательной
религиозностью. Дети крестьян и рабочих не лишены, конечно,
любознательности, но вопросы, с которыми они обращаются к окружающим их
взрослым, носят преимущественно практический, конкретный характер. Эти
вопросы касаются реальных окружающих вещей и их взаимоотношений. Они, эти
вопросы, определяются не категорией субстанции и причинности, а имеют в
виду категорию цели в непосредственно утилитарном значении. - Зачем
такое-то действие? К чему служит тот или другой предмет? и т.
   д. Вопросы - откуда? почему? и зачем? в их отвлеченном метафизическом
значении вопросы, которые приводят в восторг членов интеллигентской семьи,
не встретили бы ни малейшего сочувствия и ни малейшего поощрения в
крестьянской и рабочей семье, члены которой постоянно озабочены и
подавлены тяжестью реальной действительности, и у которых нет времени
вникать в смысл вопроса, лишенного конкретного, практического содержания.
Да, в трудовой обстановке они не могут возникнуть в детской голове. Досуг
и определенный минимум материального обеспечения культурными ценностями
делают возможным развитие и культивирование философской детской
любознательности.
   Размышления этого порядка и в голову не приходят мыслителям, являющимся
идеологами высших, привилегированных классов. Когда у них речь идет о
человеческой индивидуальности, то этой индивидуальностью оказывается
всегда и неизменно человек, вышедший из привилегированного класса. В таком
методологическом подходе чрезвычайно ярко сказывается психология и способ
мышления идеолога высших господствующих сословий. Если бы Конт судил о
позитивистском характере своей эпохи не по умственному состоянию кружка
крупных ученых, которым он читал свой "Курс позитивной философии", а
спросил бы себя, какое мировоззрение исповедывало французское крестьянство
и большинство рабочих 20-х годов XIX столетия, знаменитая триада потерпела
бы полное крушение. Ибо крестьяне и рабочие Франции эпохи Конта в
большинстве своем находились, без всякого сомнения, на теологической
стадии развития, проникнутой первобытным фетишизмом. В том-то и беда и
прямо непостижимое заблуждение идеалистических толкователей исторического
хода развития, что они бессознательно, в силу вкоренившейся привычки,
отождествляют количественно ничтожную часть человечества, незначительную
группу мировой интеллигенции, со всем человечеством в его великом,
безбрежном целом. Это вкоренившееся, неистребимое заблуждение является
также основой философско-исторической формулы О. Конта.
   Впрочем, необходимо тут же отметить, что сам Конт чувствовал
несостоятельность и, если можно так выразиться, тесноту своего об'яснения
исторического хода вещей. Испытав на себе сильное влияние С. Симона,
который, как известно, придавал огромное значение экономическим отношениям
и в первую голову промышленности, Конт вынужден был признаться, что его
теория не совсем применима к периоду, продолжавшемуся от XIV столетия до
его времени. В течение этого исторического периода, думает Конт, не только
идея, а также промышленность обусловливала собою социальное развитие.
Какой же, спрашивается, вес может иметь философско-историческая теория,
которая бессильна об'яснить не более, не менее, как шесть столетий
исторической жизни? Ясно, что, по существу дела, - решительно никакого.
   На этом покончим наши критические замечания по поводу формулы Конта,
повторяя, что подробное рассмотрение влияния идей в историческом процессе
развития - впереди.
   А теперь перейдем к изложению главных основ социологии продолжателя
Конта Герберта Спенсера.
   Органическая теория Герберта Спенсера пользуется такой известностью у
значительной части читающей публики, что изложение ее принципов может
показаться излишним. Но в интересах критики и конечной критической оценки
этой господствующей в буржуазной социологии теории такое изложение
безусловно необходимо. Думаю также, что старое правило repetio est mater
studiorum всегда сохраняет свое значение. Прибавляю к тому же, что очень
часто популярные теории именно благодаря своей популярности по существу
плохо усвоены.
   Во второй части I тома "Оснований социологии" Спенсер старается
определить свое отношение к своим предшественникам. Это определение четко
выявляет существенные черты органической теории. Остановимся на нем.
   Своими предшественниками Спенсер считает Платона, Гоббса и Конта. Но,
считая этих мыслителей своими предшественниками, он не разделяет их
социологических воззрений в главной их основе. "В "Республике" Платона, -
говорит Спенсер, - Сократ утверждает, что государства таковы, каковы люди,
ибо в основании их лежат людские характеры". Это утверждение
представляется Спенсеру непонятым до сих пор в его настоящем значении.
Разделяя вполне эту истину, Спенсер продолжает:
   "разделение труда описывается в этом сочинении ("Республика" Платона.
А.), как общественная необходимость, но оно изображается скорее, как
порядок, который следует установить, чем устанавливающийся сам собою".
Очевидно, следовательно, что, с точки зрения Спенсера, государство не
устанавливается сознательным способом, а вырастает, как нечто
органическое, естественным путем слагаясь из человеческих характеров.
Признавая далее сходство между своей общественной теорией и социальным
учением Гоббса, Спенсер подчеркивает решительно свои разногласия и с этим
мыслителем. "Подобно Платону, - рассуждает Спенсер, - Гоббс смотрит на
общественную организацию, как на искусственную, так как он вводит понятие
об общественном договоре, у которого будто бы берут начала
правительственные учреждения, который придает верховной власти ее
неот'емлемый авторитет". Устанавливаемая Гоббсом аналогия между обществом
и организмом принимается Спенсером во внимание, и на основании этой именно
аналогии он причисляет себя к последователям Гоббса. Тем не менее Спенсер
не солидарен с знаменитым английским материалистом. В чем же сущность их
разногласия?
   Характеристика, которая дается Гоббсом своему учению, заключает в себе
ответ на этот вопрос. "Искусством, - рассуждает Гоббс, - сотворен тот
великий Левиафан, которого называют обществом, народом (Commonwealth),
государством, а по-латыни civitas, и который есть не что иное, как
искусственный человек, хотя и превышающий по своим размерам и силе
естественного человека, для охранения и защиты которого он придуман.
Верховная власть есть его искусственная душа, придающая жизнь и движение
всему телу. Судьи и другие чины судебного ведомства суть его искусственные
сочленения; награды и наказания, понуждающие к действию и к выполнению
своей обязанности каждое сочленение и каждый член, связанный с седалищем
верховной власти, - суть нервы, исполняющие ту же самую роль в
естественном человеческом теле". Сравнение общества с организмом
утверждается, таким образом, с полной сознательной точностью. Органическая
теория общества, казалось бы, налицо, но Спенсер принимает учение Гоббса
лишь наполовину и, с своей точки зрения, он совершенно прав. "Понятие
Гоббса, - рассуждает Спенсер дальше, - только с одной стороны подходит
ближе к действительно рациональному представлению". Чего же не хватает
Спенсеру в формулировке Гоббса? Его не удовлетворяет учение об
искусственном создании государственного устройства.
   Согласно учению Гоббса, государственное устройство сходствует с
человеческим организмом. Тот факт, что именно с человеческим организмом, а
не с организмом вообще, придает государству оттенок сознательности,
сознательного созидания. По Спенсеру же, дело обстоит несколько иначе.
Общество, по существу его учения, определяется сходством не с тем или
другим организмом, а с биологическим организмом вообще, как таковым.
"Общественная организация, - рассуждает Спенсер о только что приведенной
характеристике государства у Гоббса, - приравнивается здесь к организации
человека, а такая аналогия должна считаться слишком специальной".
Половинчатость и неполноту Гоббсовского учения Спенсер об'ясняет
недостаточной степенью развития биологии в эпоху великого автора
"Левиафана".
   Но, благодаря крупным успехам биологии периода Конта, последний ближе
подошел к пониманию сущности государственного строения. "Принадлежа, -
читаем мы в "Основаниях социологии", - к более новому времени, когда
биологи уже открыли и установили до очень значительной степени общие
основа