адников побитых...
Огнем лицо его пылало.
Он приподнять решил забрало,
Чтоб мог коснуться ветерок
Его разгоряченных щек...
И с новой силой рвется в сечу.
Вдруг - капеллан ему навстречу,
Который прибыл из Анжу...
"Забыл свою ты госпожу!
Она, измучена тоскою,
Своею белою рукою
Передала мне письмецо,
Вложив в него свое кольцо,
При этом выразив желанье,
Чтоб ты прочел ее посланье".
И Гамурет, охвачен дрожью,
Вникает в смысл прекрасных слов:
"О ты, кто мне всего дороже,
Услышь моей печали зов!
С тех пор как я тебя узнала,
Любовь мне сердце истерзала.
Ах, я недаром слезы лью:
Я - нелюбимая - люблю.
Да, год за годом, мой любимый,
Живу, любимым нелюбимой.
Так отзовись! Вернись ко мне!
Стань королем в моей стране!
Недавно мой супруг скончался,
И мне престол его достался.
В слезах вступила я на трон
По совершенье похорон.
Теперь я сказочно богата:
Алмазы, серебро и злато
Лежали в мужних кладовых.
Отныне ты - владелец их.
Тебе, к кому душой пылаю,
Свою корону посылаю.
Носи ее! Пусть целый мир
Поймет, что ты вступил в турнир
Французской королевы ради,
Не помышляя о награде,
Обещанной другой женой...
Нет, не сравниться ей со мной!
Ведь я ее богаче вдвое,
И сердце мне дано живое,
Чтобы любимого любить
И чтоб самой любимой быть.
Вот отчего столь благосклонно
Дарю тебе свою корону..."
Вновь опустил герой забрало.
В нем чувство прежнее взыграло:
Да, верность женская не раз
Преумножает силы в нас.
Пусть Герцелойда обнаружит,
Что он своей Анфлисе[36] служит
И в честь ее земли родной
Здесь совершает подвиг свой...
Меж тем, презрев закон турнирный,
Где супротивники - друзья,
Кровавый спор, отнюдь не мирный,
Ведут приезжие князья.
О, помрачение рассудка!
Война - не праздник, смерть - не шутка:
Святые попраны права,
И красной сделалась трава.
И вдруг ужасный вопль раздался:
"Глядите! Якорь показался!
Теперь голов не уберечь!.."
Наш Гамурет вздымает меч,
Сшибает недругов с налету
И скачет на подмогу к Лоту:
"Сюда! За мной! Вперед! Вперед!" -
И арагонца в плен берет
(Беднягу звали Шафилор)...
"Доколь терпеть нам сей позор?! -
Воскликнул Леелин[37] надменный,
Преодолев испуг мгновенный. -
В куски сей якорь изрублю!
Сам в поединок с ним вступлю!"
И два героя без заминки
Сошлись в жестоком поединке,
Удары копий. Лезвий звон.
Кто победил? Кто побежден?
Князь Леелин свиреп и гневен,
И все ж удел его плачевен:
Он сброшен на землю конем
(Наш друг толкнул его копьем) -
И, побежденный, в плен сдается.
Какой позор для полководца!
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
Но бой не кончен! Слева, справа
Несется рыцарей орава.
Слетают всадники с коней, -
Так груши падают с ветвей.
(Нет, я предпочитаю груши,
А не загубленные души.)
И вдруг ему навстречу - князь,
Весь словно дымкою подернут:
Копье дрожит, к земле клонясь,
Щит кверху острием повернут.
Недоброй вести скорбный знак...
Казалось: черной ночи мрак
На поле битвы опустился.
"Ты с чем, скажи, ко мне явился?"
И князь ответил: "Говорят,
Погиб твой венценосный брат.
Служа одной прекрасной даме,
Отважно бился он с врагами,
Но все ж не смог их побороть.
Его к себе призвал господь,
И он навек оплакан тою,
Кто для него была мечтою..."
И Гамурет, от горя нем,
С главы своей снимает шлем,
К шатру оставленному скачет,
И, плача горько, слез не прячет...
А бой все злее, все жесточе...
Но - хватит! Поздно!.. Дело к ночи...
Игра в потемках - не игра...
Авось дождемся до утра.
Мы нынче славно воевали,
Немало копий наломали,
Да и устали чересчур.
Ночного неба полог хмур,
Зато в шатре пылали свечи,
Прекрасные звучали речи:
То Зазаманки повелитель
Как самый главный победитель
В честь побежденных свой бокал
Великодушно поднимал.
"Пью, - говорил он, - эту чашу
За доблесть рыцарскую вашу!
Князья, мы больше - не враги!.."
Но вдруг послышались шаги,
И вот в шатре, залитом светом,
Предстала перед Гамуретом,
В сопровожденье дивных дев,
Чистейшая из королев...
"Мой друг, смущение отбросьте!
Здесь вы - хозяин, я здесь - гостья.
Однако помнить мы должны,
Что вы - лишь гость моей страны,
А я - владычица державы
И посему имею право
Облобызать вас и обнять.
Вы против? Как мне вас понять?"
"О нет, владычица! Не против!
Я счастлив... Выразить нельзя...
Но и сидящие напротив
Мои высокие друзья,
Что не сробели в состязанье,
Достойны вашего лобзанья!"
И, повинуясь Гамурету,
Что был судьбою послан ей,
Она, в знак дружбы и привета,
Целует пленных королей.
Затем промолвил славный витязь:
"Моя владычица, садитесь!.."
И тотчас с нею рядом сел...
О, трепет этих юных тел
В случайном соприкосновенье!..
Погасни свечи в то мгновенье,
В шатре не стало бы темно:
Так, изнутри озарено,
Лицо владычицы пылало,
Что свет ярчайший излучало...
Но вот и кравчие пришли,
Неся рубиновые кубки[38] -
Наследство бедной той голубки,
Без друга страждущей вдали...
Затем, из плена возвратясь
(Их благородно отпустили),
Король Кайлет и гордый князь
Киллирьякаг[39] в шатер вступили...
Кайлет отведал угощенья
И произнес не без смущенья:
"Послушай, милый Гамурет!
Ты мрачен, как анахорет,
В твоих глазах прочел я муку.
Меж тем везде молва идет,
Что Герцелойда отдает
Тебе страну свою и руку.
Ты, брат, печалишься напрасно!
Ведь ты сражался лучше всех,
И твой заслуженный успех
Все признают единогласно...
Твои дела подобны чуду.
Поверь: о том трубят повсюду.
Бретонцы, алеманы, франки
Склониться рады пред тобой
И славят все наперебой
Тебя - монарха Зазаманки!"
И тут анжуец произнес:
"Меня ты слишком превознес,
Чего я недостоин вовсе.
Стыдись высокой госпожи!
Уж лучше попросту скажи:
"К турниру главному готовься!"
Кайлет ответствовал, смеясь:
"Ты слишком скромен, милый князь!
Так знай же, доблестный воитель,
Что рыцарский решил совет:
В турнире надобности нет,
Когда известен победитель!"
Тут Герцелойда молвит: "Право,
Хоть я на вас имею право,
Мой друг, заверить вас спешу,
Что как о милости прошу
За мной оставить право это!
Но если ваша честь задета
Иль, верность той, другой, храня,
Вы днесь отвергнете меня,
То, покоряясь воле рока,
Я вас покину без попрека!"
Тут капеллан вскочил: "О нет!
Другой жене он дал обет!
Ее он любит больше жизни!
И я затем пустился в путь,
Чтоб повелителя вернуть
Моей возлюбленной отчизне.
О, если б знали вы, как та,
Чья безгранична доброта,
Тоскует, мучается, стонет,
Как заживо себя хоронит
Под бременем сердечных ран!..
(При всем своем чистосердечье
Был мудр достойный капеллан
Да и искусен в красноречье...)
Так сами рассудите здраво:
Кто на него имеет право?..
Со мной - три князя молодых.
Дозвольте вам представить их..."
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
Три князя дружно воскричали:
"Забудь, король, свои печали!
И доблесть ратную яви
Во имя истинной любви!.."
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
Она взглянула на послов,
Вникая в смысл столь дерзких слов,
Затем сказала величаво:
"Коли на вас имеет право
Та благородная жена,
Я предоставить вам должна
Возможность в битве отличиться!..
Теперь должна я отлучиться.
Но знайте: в завтрашнем бою,
В турнир вступив за честь мою,
Вы честь окажете тем самым
Не мне, а всем прекрасным дамам.
И я прошу вас, мой сеньор,
Не покидать нас до тех пор,
Покуда, в битвы завершенье,
Не оглашу свое решенье".
Он тут же согласился с ней.
Она велит седлать коней.
Кайлет в седло ее сажает
И госпожу сопровождает...
Когда вернулся он в шатер,
Наш друг сидел, потупив взор.
"Ты мнишь, награды я взыскую?
По Белакане я тоскую.
Как я ее покинуть мог?!
Я от разлуки изнемог.
Раскаянье мне сердце гложет.
Я полагал: война поможет
Мне исцелиться от тоски.
Грехи мои столь велики,
Что искупить своею кровью
Я их решил, сей крест влача.
Но, не погибнув от меча,
Стал жертвой подлого злословья.
Опутан ложью окаянной,
Я о себе самом узнал,
Что, обвенчавшись с Белаканой,
От черноты ее бежал!
Словами гнусного навета
Я насмерть ранен неспроста:
Светлее солнечного света
Была мне эта чернота!
Однако есть еще причина
Того, что жжет меня кручина:
В бою мой старший брат убит.
Его, мечом промятый, щит
Повернут вверх... О, бог всесильный!
На том щите - наш герб фамильный.
Вчера я этот щит видал..."
Анжуец горько зарыдал,
И заливали слез потоки
Его обветренные щеки.
Так, сидя в глубине шатра,
Не мог уснуть он до утра...
Но вот и утро занялось.
Немало в поле собралось
Бойцов, и молодых и старых,
Понаторевших в битвах ярых.
Притом, заметить мы должны,
Все были так измождены,
Что даже думать не хотели
О предстоящем ратном деле.
И кони, под напором стали,
Не меньше всадников устали...
Вдруг Герцелойда появилась
И к полководцу обратилась:
"Прошу вас следовать за мной!"
И за высокою женой
Все устремились в град престольный,
Где наш анжуец богомольный,
Как нам преданья говорят,
Свершал молитвенный обряд.
Вот месса светлая пропета...
Едва успел умолкнуть хор,
Наш друг услышал приговор:
"Я выбираю Гамурета!"
И зазвучал со всех сторон
Всеобщий возглас одобренья...
Сказав слова благодаренья,
"О, горе мне! - воскликнул он. -
Обвенчан я с другой женою,
Дышу я только ей одною
И только ей принадлежу,
Ей повинуюсь, ей служу.
Но будь я даже неженатым,
Как птица вольным, и тогда
Могу быть только вашим братом,
А мужем... Мужем - никогда!
На то иная есть причина..."
"Вы говорите как мужчина.
И все же выкинете вы
Язычницу из головы,
Моей любовью укрощенный!
Как?! Обвенчаться с некрещеной?!
Ужель застлал вам очи мрак?
Ужель вы, христианский витязь,
От скверны не освободитесь,
Вступивши в христианский брак?..
Спасайтесь от господня гнева,
Пока не пробил страшный час!..
Но, может быть, прельщает вас
Земли французской королева,
Что посылает вам послов
С запасом сладкозвучных слов?.."
"О да, - ответил Гамурет. -
Скитальца с отроческих лет
К себе Анфиса приручила,
К отваге в битвах приучила
И в годы бедности моей
Меня одаривала златом.
Но и сегодня, став богатым,
Я, верьте, нищего бедней.
Я, горемычней горемыки,
Познал утрату из утрат:
Восхищен мой любимый брат
Рукою высшего владыки!
Моим слезам утрачен счет,
Скорбя, нуждаюсь сам в защите.
Ах, госпожа! Любовь ищите,
Где Радость пышная цветет!.."
"Ну, что ж, я выслушала вас,
Мой славный друг, не без вниманья,
Однако требует отказ
Законного обоснованья..."
"Я излагаю довод свой:
Вам победитель не достался,
Поскольку здесь как таковой
Большой турнир не состоялся".
"О, все уже давным-давно
Турниром пробным решено!
При этом у князей светлейших
Нет больше сил для битв дальнейших
А тех, кто духом отощал,
Спор продолжать не приневолишь..."
"О королева, я всего лишь
Закон и совесть защищал,
И не один - со всеми вместе.
К тому же, признаюсь по чести,
Сии высокие князья
Сражались не слабей, чем я,
Своим достойнейшим оружьем.
На то, чтоб зваться вашим мужем,
Прав у меня особых нет.
Но все, кто верно вам служили,
Сегодня право заслужили
На благодарный ваш привет!"
"Пусть нас высокий суд рассудит -
Как он прикажет, так и будет!"
И тут пришлось ему и ей
Избрать двух доблестных князей
Для отправленья правосудья...
И вот что порешили судьи:
"Кто здесь явился перед всеми
С короной княжеской на шлеме,
Чье имя на устах у всех
И чей заслуженный успех
Единогласно признается,
Сим приговором отдается
В мужья прекраснейшей из жен!.."
Наш друг убит, наш друг сражен,
Слеза в глазах его мерцает,
Он бессловесен, как немой.
Тут Герцелойда восклицает:
"О Гамурет! Теперь вы - мой!
Пусть нас любви связуют нити!
Смелей к груди моей прильните,
И я клянусь, что ваше горе
Со мной забудете вы вскоре!.."
Грустил он несколько недель,
А между тем прошел апрель,
Луга вокруг зазеленели,
Ручьи в долинах зазвенели.
Май по дорогам кочевал -
Больные души врачевал.
И, пробужден дыханьем майским,
Весенним, теплым ветром райским,
Наш славный друг в крови своей
Услышал властный голос фей,
Прабабок голос всемогущий,[40]
К любовным радостям зовущий:
"Заветов наших не забудь!
Люби! И сам любимым будь!"
И, вдохновленный этим словом,
В блаженном озаренье новом,
Он Герцелойде молвил так:
"Да будет прочен этот брак!
Но пусть отныне и вовеки
Не будет надо мной опеки!
Прошу вас внять моей мольбе
И не приковывать к себе.
Моя любовь к вам тем вернее,
Чем я в делах своих вольнее,
И в месяц - ну, хотя бы раз -
Позвольте покидать мне вас
Во имя рыцарских забав.
Что делать, уж таков мой нрав.
А нет, - поверьте, я не лгу, -
Опять не выдержу: сбегу,
Как от любимой Белаканы.
(Ах, мне не по сердцу капканы!)
О, как она меня ласкала,
Но ни на шаг не отпускала,
И бросить мне пришлось жену,
Ее народ, ее страну!"
Испанка молвит: "Вы свободны
Так поступать, как вам угодно.
Я только вам принадлежу,
Но вас насильно не держу".
"Чем я вольней, тем постоянней.
Жить не могу я без ристаний.
Раз в месяц - бой, то тут, то там,
Раз в месяц - копья пополам,
И славой мы любовь украсим!.."
Она ответила согласьем.
Так подружился он с женой
И завладел ее страной...
Молва ту новость принесла
В шатер французского посла.
И капеллан бежит тайком
К герою в замок, прямиком,
И тут же, как бы по секрету,
Тихонько шепчет Гамурету:
"Той, кем вы с детства дорожили,
О вас подробно доложили,
Ей было радостно узнать,
Что вы смогли завоевать,
В своем геройстве неустанны,
Двух королев сердца, и страны,
Великий заслужив почет.
Теперь она вам отдает
В придачу к двум другим коронам
Себя, отечество свое..."
"Я научился у нее
Быть верным рыцарским законам.
И коль велел высокий суд,
Я принужден остаться тут!
Пускай мне боль терзает душу,
Законов чести не нарушу,
Своих отцов не оскорблю.
Слова ей передайте эти,
Добавив, что на белом свете
Я лишь одну ее люблю,
И к ней стремиться буду вечно!" -
Так он сказал чистосердечно
И одарить хотел посла
Дарами, коим несть числа,
Но тот священник узколобый
Его дары отверг со злобой.
Зато три князя молодых
Слезами горько обливались,
Когда с анжуйцем расставались.
И он, рыдая, обнял их.
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
Тут до анжуйских войск дошло,
Что с князем их произошло:
Пал властелин на бранном поле,
Но восседает на престоле
Его геройский младший брат,
Муж Герпелойды величавой,
Увенчанный военной славой,
О коей всюду говорят...
И к венценосцу самому
Явились рыцари с поклоном:
"Стань и для нас отцом законным"
"Быть,- он ответил,- посему!
Хотя судьба неумолима,
А наша скорбь неутолима,
Ее должны мы превозмочь!
Живущий да к живым вернется,
И скорбь отвагой обернется!
Слезами горю не помочь.
Рожденный доблестным Гандином,
Я стану вашим властелином
С моей возлюбленной женой.
Отныне к верному причалу
Моя судьба меня примчала.
Здесь я бросаю якорь свой!
И, положась на доблесть вашу,
Пантерой этот щит украшу:[41]
Пусть славный герб моих отцов
Вселяет в грудь моих бойцов
Неукротимую отвагу!.."
Все принесли ему присягу.
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
Он, Герцелойдою влекомый,
В покой вступает незнакомый.
Дверь королева заперла
И в эту полночь отдала
Анжуйцу девственность свою.
Нет, я от вас не утаю,
Как наш герой, в боях суровый,
Рот целовал ее пунцовый,
Как оба не щадили губ,
И - пусть рассказ мой слишком скуп,
Сменились радостью печали,
Те, что их душу омрачали...
А вскорости на целый мир
Был справлен ими брачный пир
И - господу благодаренье! -
Тем состоялось примиренье
Досель враждующих сторон...
Князь Гамурет, взойдя на трон,
Оставленный погибшим братом,
Всех одарил арабским златом:
От достославнейших бойцов
Вплоть до бродячих игрецов.
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
Так завершилось торжество...
Не раз пантера, - герб его, -
Что щит анжуйский украшала,
Князей строптивых укрощала.
Носил герой поверх кольчуги
Рубашку царственной супруги,
В которую была она
В часы любви облачена,
И в той священнейшей рубашке
Он в битвах не давал промашки...
В конце свидания ночного
Рубашку получал он снова:
Их восемнадцать набралось,
Пронзенных копьями насквозь.
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
Да, обделен он не был славой,
И княжество его цвело.
Зачем же снова в бой кровавый
Он поспешил, судьбе назло?
Назло судьбе, себе на горе,
Вновь переплыть решил он море:
Гонцов прислал за ним Барук.
(Здесь, выражая сожаленье,
Я сделать должен добавленье:
Князь поступил как верный друг...)
Барук - мы сведенья имеем -
Вновь атакован был Помпеем,
Не тем, которым славен Рим,[42]
А тем, кто дядею своим
Взращен, Навуходоносором,[43]
Тем властелином, о котором
Шумела глупая молва,
Что он - соперник божества
Из-за его завоеваний,
А нынче, не без оснований,
Посеявший раздоров семя,
Осмеян он и проклят всеми...
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
Барук безмерно рад подмоге...
Идет нещадная война.
И знают разве только боги,
Чья одолеет сторона:
Помпея или Гамурета?
Дерется храбро та и эта...
Ах, кто под чьим падет мечом?
И Герцелойда молодая,
Домой супруга ожидая,
Еще не знает ни о чем.
Что ждет ее: добро иль худо?
Вестей тревожных нет покуда,
Беспечно жизнь ее течет.
Довольство, радость и почет
Испанку нашу окружают.
Все королеву обожают,
Ее вниманьем дорожат.
Нет королевы благородней
И благостней!.. Притом сегодня
Ей три страны принадлежат!..
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
Ей ревность сердце не терзала,
Любя супруга своего,
Она с улыбкой узнавала
О похождениях его.
Пусть он иным любезен дамам, -
Ее не ранит он тем самым:
Какой ей может быть урон,
Коль всеми привечаем он?..
Меж тем прошло уже полгода,
А из далекого похода
Не возвратился Гамурет.
Вестей о нем все нет и нет...
Так радость горестью сменилась.
Душа тревогой стеснена.
Картина страшная приснилась
Ей в час полуденного сна:
Внезапно вспыхнул полог звездный,
Гром громыхнул грозою грозной,
Кругом пожар заполыхал,
Неслись хвостатые кометы -
Всемирной гибели приметы,
И серный ливень не стихал.
В том гуле, грохоте и визге
Метались огненные брызги...
Но вот ужасный этот сон
Другим ужасным сном сменен.
И снится бедной королеве:
Она дракона носит в чреве,
И девять месяцев спустя
На свет рождается дитя:
На голове его - корона...
Она злосчастного дракона
Своим вскормила молоком.
Но вскоре, к странствиям влеком,
Он мать родимую покинул
И вдруг исчез. Как будто сгинул...
Неотвратимую беду
По высшей воле провиденья
Ей предвещали сновиденья.
Она металась, как в бреду,
Пока ее служанкой верной
Не прерван был сей сон прескверный.
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
Сокрылось солнце. Ночь настала.
Вдруг Герцелойда услыхала
Шум голосов и стук копыт.
Без короля вернулась свита:
"Отныне нам лишь бог - защита!
Восплачь, жена! Твой муж убит!"
Как смерть испанка побелела,
Скорбя, душа рвалась из тела.
Глава ее клонится вниз,
Глаза ее не видят света.
Но тут промолвил Тампанис,[44]
Оруженосец Гамурета:
"Узнай, как пал твой муж достойный!..
Палил пустыню полдень знойный.
Король был сильно утомлен,
А шлем его - столь раскален,
Что снял свой шлем он на мгновенье,
Дав голове отдохновенье.
Вдруг подошел к нему один
Наемник, некий сарацин,
И кровь убитого барана
Из драгоценного стакана
Плеснул на королевский шлем,
И, не замеченный никем,
Отполз в сторонку... Но металл
Тотчас же мягче губки стал...
Долготерпение Христово,
Кто оскорбить тебя посмел?..
Меж тем взметнулись тучи стрел,
И бой кровавый вспыхнул снова.
Смешенье копий и знамен!..
Мы наседаем, враг сметен.
Бойцов восторженные клики
Звучат в честь нашего владыки.
Глядим: уже с коня слезает
Помпея брат - Ипомидон.
Неужто в плен сдается он?..
О нет! Герою шлем пронзает
Его коварное копье.
Вонзилось в темя острие.
Наш повелитель покачнулся
И все ж не выпал из седла.
Он, умирающий, очнулся,
И - вседержителю хвала! -
Хотя была смертельной рана,
Домчался он до капеллана,
Чтоб исповедаться пред ним:
"Святой отец, я был любим
И за любовь платил любовью...
И пусть моя истлеет плоть,
Да будет милостив господь
К той, что познает участь вд