отландии в Лондон  новый король,  хотя  и
торопился   в  столицу,  не  приминул  остановиться  в   Бельвуаре;  он  был
чрезвычайно милостив к Рэтленду, пожаловав ему почетные посты смотрителя еще
одного королевского лесного парка и  лорда-лейтенанта  Линкольншира. Рэтленд
был полностью восстановлен во всех правах, избавлен от уплаты разорительного
штрафа.  Король  возвел  в рыцарское  достоинство младших братьев Рэтленда и
других близких  ему  людей, в том числе  уже знакомых нам  Генри  Уиллоуби и
Роберта  Честера  из  Ройстона.  Был  выпущен  из  Тауэра  и  реабилитирован
Саутгемптон   (но   прежние   дружеские   отношения  его   с   Рэтлендом  не
возобновились). Зато стал жертвой сложной интриги Сесила и оказался в Тауэре
Уолтер  Рэли,  наблюдавший  роковым февральским  утром 1601  года за  казнью
Эссекса.
     Смерть Елизаветы I была оплакана многими поэтами Англии, но поэт Уильям
Потрясающий  Копьем никак не откликнулся на это событие. Генри Четл  в своей
поэме "Траурные  одежды Англии"  прямо упрекнул его за  молчание  и  призвал
"вспомнить нашу Елизавету", которая при жизни  "открывала свой монарший слух
для его  песен". Но "среброязычный" Шекспир промолчал и после этого призыва.
Для  графа  Рэтленда  смерть королевы  означала  конец ссылки  и  разорения,
появление  какой-то надежды на  лучшее  будущее; вряд ли он  мог простить ей
казнь своего кумира.

     "Свое затменье смертная луна
     Пережила назло пророкам лживым.
     Надежда вновь на трон возведена,
     И долгий мир сулит расцвет оливам.

     Разлукой смерть не угрожает нам..." (Сонет 107).

     С  воцарением   Иакова,  всегда  хорошо  к  нему  относившегося,  перед
Рэтлендом  открывалась  блестящая  карьера,  но  он  предпочитал  в основном
находиться вдали от двора. Его финансовое положение  продолжает оставаться -
несмотря на отмену штрафа - напряженным, временами просто отчаянным: похоже,
этот щедрый, отзывчивый человек никогда не был осмотрительным накопителем. И
знакомство с  записями  в расходной  книге его  дворецкого  очень хорошо это
подтверждает.
     Вскоре  после  вступления  на  английский  престол  король  дает  графу
Рэтленду  почетное  поручение  - отправиться в  Данию во  главе  официальной
миссии, чтобы поздравить его шурина - датского короля Христиана* с рождением
сына. От  имени короля Иакова  Рэтленд  должен был  вручить Христиану  знаки
ордена  Подвязки. 28  июня  1603  года  миссия  отбыла  из  Англии  и  после
девятидневного плавания вступила на землю королевства Датского.
     ____________
     *Королева Анна, супруга Иакова I, была родной сестрой Христиана IV.

     Посол английского  короля был  принят  в  датской  столице  Эльсиноре с
выдающимися почестями.  К  нему приставили  свиту  из датских  вельмож,  его
принимали в личных покоях короля в замке Кронборг; король беседовал с ним на
итальянском языке. Празднествам, пирам, возлияниям, тостам не было конца. 10
июля  во дворце  дали  банкет  по случаю крещения новорожденного  принца. По
тогдашнему северному обычаю, пили много.
     В  составе  посольства  был королевский  геральд Уильям Сегар;  он  вел
подробный дневник, который потом  использовал историк Джон Стоу,  включивший
этот  материал во второе издание своих "Анналов", появившееся  в  1605 году.
Сегар записывал в  дневнике  по  поводу  дворцового  банкета: "Человек может
заболеть,  отвечая  на  все их  тосты.  Обычай сделал  их  обязательными,  а
обязательность превратила в  привычку,  подражать которой  мало подходит для
нашего  организма. Было  бы долго  рассказывать  о  всех  имевших  тут место
излишествах, и тошно было слушать эти пьяные застольные речи"11.
     Через четыре дня в замке Эльсинор Рэтленд поднес королю Христиану знаки
ордена  Подвязки, а вечером  на английском корабле был дан ответный банкет -
столы накрыли на верхней палубе. Каждый тост сопровождался шестью, восемью и
десятью  пушечными  выстрелами,  а  всего  выстрелов  сделали  160  -  можно
подсчитать,  какое огромное  количество  вина  было выпито. Утомленный,  как
записал Сегар,  "этим  вакхическим времяпрепровождением",  Рэтленд  19  июня
отправился  в  обратный   путь  -  возможно,  сократив   ранее  намечавшуюся
продолжительность  своего  пребывания  в   чересчур  гостеприимном   датском
королевстве.
     На  обратном  пути  в открытом  море  корабль  застигла  ужасная  буря.
Четырнадцать  дней волны носили судно  по  бушующему  морю, пока наконец уже
отчаявшихся в спасении пассажиров и моряков не выбросило к скалистому берегу
Йоркского графства,  около утеса Скарборо. Морской опыт Рэтленда  пополнился
еще одной бурей.
     В следующем,  1604 году появилось  новое издание  "Гамлета".  Как  было
указано  на  титульном листе, пьеса  "заново  отпечатана  и  вдвое увеличена
против того, какой она была, согласно  подлинной и точной рукописи". Издание
это  называют  вторым  кварто  (в отличие  от  издания  1603 года -  первого
кварто). Эти  издания  существенно отличаются одно от другого. Если в кварто
1603 года было 2143 строки, то в 1604 году стало уже 3719, но дело не только
в  резком увеличении  объема. Изменилась  вся пьеса,  многие  герои получили
новые имена. Так, доверенный  королевский  министр  Корамбис  превратился  в
знакомого всем нам Полония, королева Герута получила датское  имя  Гертруда,
неразлучные  Розенкрафт  и  Гильдерстон   "уточнились"   в   Розенкранца   и
Гильденстерна. Изменилась авторская трактовка многих персонажей, в том числе
короля  Клавдия, королевы, Корамбиса-Полония. Если последний выглядел раньше
не лишенным слабостей и недостатков, но, в сущности, безвредным стариком, то
во  втором кварто мы видим хитрого, но  недалекого и  беспринципного старого
царедворца, вполне заслужившего  тот сарказм, с  которым  относится  к  нему
Гамлет.
     Королева  в первом  кварто совершенно  недвусмысленно  заявляла о своей
непричастности  к  убийству  первого мужа и, узнав об этом  преступлении  от
Гамлета,  с готовностью бралась  помогать ему в его мщении. Во втором кварто
ее поведение  более  двусмысленно,  она стала  гораздо  ближе  к  Клавдию  и
отдалилась  от Гамлета,  который с  презрением  клеймит ее кровосмесительный
брак: "Ничтожество, твое имя - женщина!"
     Но  самое  интересное:  во  втором  кварто  появился  реальный  датский
колорит, по  которому  вместо  условной  Дании первого кварто  можно  узнать
реальную   Данию   начала  XVII  века.  Это   и  датское  имя  Гертруда,   и
простонародное имя Йоген ("Сходи к Йогену", - говорит могильщик), и словечко
"dansker",  и  многое   другое.  По   поводу   Йогена  некоторые  британские
шекспироведы  считают,  что Шекспир,  по-видимому, хотел  в  шутку  передать
датское  расхожее произношение имени,  соответствующего английскому  "Джон":
вблизи  театра "Глобус" находился тогда кабачок некоего  "глухого Джона". Во
втором  кварто  появились указания на  знакомство  автора  с датским обычаем
хоронить  королей в полном  воинском  облачении и  особенно на  знакомство с
прискорбным  пристрастием  датских   королей  и   вельмож   к  "вакхическому
времяпрепровождению"  - к  попойкам. Гамлет  так  объясняет Горацио значение
трубных звуков  и  пушечных  залпов,  которые  сопровождают каждый осушенный
королем кубок:  "Король не спит  сегодня и пьет из  кубка,  он бражничает  и
кружится в буйной пляске. И когда король осушает кубки с рейнским, литавры и
труба торжественно извещают об этом. Да, таков обычай. Но,  по моему мнению,
хотя я  родился здесь и с  рождения к этому привык,  более  почетно нарушать
этот обычай, чем соблюдать его*.  За  этот пьяный  разгул, тяжелящий головы,
нас порицают  другие  народы  на  востоке  и на  западе:  они  называют  нас
пьяницами  и другими свинскими прозвищами..." Как видим, описание  попойки в
королевском  дворце,  появившееся  во  втором  кварто,  точно  соответствует
свидетельству очевидца  таких  банкетов Сегара**,  сопровождавшего Рэтленда,
хотя записи Сегара были опубликованы в 1605 году, то есть на год позже этого
издания "Гамлета".
     _______________
     *Интересно, что  в  Первом  фолио 1623  года следующая  сразу за  этими
словами  часть монолога  Гамлета с  резким осуждением  пьяного  разгула  при
датском  королевском  дворе  была  изъята. Тот,  кто это  сделал, несомненно
исходил из  того, что английскому  королю  Иакову  I и особенно его  жене  -
сестре датского короля - такие инвективы вряд ли могли нравиться.
     **Однако  замечено это  "совпадение"  было только через два с половиной
столетия (1874) шекспироведом Фарнивалем.

     Во время объяснения Гамлета с матерью Полоний с ее согласия прячется за
висячим ковром.  Гамлет показывает матери на портреты (pictures) своего отца
и дяди:  "Это твой  муж!  Теперь смотри, что  идет  после него.  Вот  это  -
теперешний твой муж". Где же находятся эти портреты, куда показывает Гамлет?
     В Кронборгском  замке,  где  Рэтленд  был принят  королем Христианом, в
одном из залов висел огромный шелковый ковер, разделявший  зал на две части.
Укрепленный  на   потолке,   занавес  расходился   посредине,  образуя   при
необходимости проход.  На занавесе были  красками написаны  портреты датских
королей в хронологическом порядке. В XIX веке на этом огромном занавесе было
уже около ста изображений, в середине века он сильно пострадал от пожара, но
остатки его сохранились. Автор "Гамлета", оказывается, знал об этом занавесе
и о том, что на нем изображено! И знание это он получил только после поездки
Рэтленда в Данию  и посещения им королевского замка. В записях  Сегара этому
занавесу (ковру) отведено несколько строк, но, как мы уже знаем, они увидели
свет после "Гамлета".
     В XIX  веке ученые-шекспироведы считали  первое  кварто  "Гамлета" (оно
было  найдено только в 1821 году) первой  редакцией великой трагедии,  затем
переработанной и расширенной самим автором.
     Уже  в  нашем   веке  среди  западных  историков   литературы  получила
распространение   гипотеза,   согласно   которой  первое   кварто   содержит
"пиратский", сокращенный и испорченный стенографом текст пьесы. Однако новые
имена  героев,  эволюция,  которую  претерпели  образы  главных  персонажей,
появление конкретных датских реалий говорят против этой гипотезы, по крайней
мере в случае с "Гамлетом".
     Вообще  же  гипотеза о "пиратском" происхождении изданий  шекспировских
пьес  является  лишь попыткой как-то  объяснить целый ряд  странностей в  их
текстах  и обстоятельствах появления,  и ее нельзя рассматривать  как  некий
универсальный  ключ   для   решения  всех   трудных  вопросов  шекспировской
текстологии.  Пиратский  характер  тех или  иных  изданий  -  о  краденых  и
искалеченных текстах говорится и в обращении к читателям в Первом фолио - не
означает, что так  же обстоит  дело  во  всех сложных  случаях,  и никак  не
исключает  вторичную  авторскую переработку  ранних вариантов,  как это явно
произошло с  "Гамлетом".  Можно  еще  добавить, что все шекспировские кварто
подтверждают странный  характер  отношений Потрясающего Копьем с издателями,
вернее - отсутствие каких-либо отношений,  в  отличие  от  других  поэтов  и
драматургов.  Шекспир   не  интересовался  изданием  своих  произведений;  о
надуманности   предположений,   что  все   они   якобы   сразу   становились
собственностью актерской труппы, мы уже писали.
     Итак,  все говорит  о  том, что  после  миссии Рэтленда в  Данию  текст
"Гамлета" был переработан,  увеличен по объему почти вдвое и в нем появились
конкретные датские реалии.  Догадки по поводу происхождения этих реалий  - с
тех  пор,  как  на них  обратили внимание, - высказывались  самые различные,
предполагали даже, что Шекспир  сопровождал Рэтленда в его поездке в Данию в
1603  году.  Я думаю, что это предположение ближе к истине, чем другие, хотя
искать имя Уильяма Шекспира в списках пассажиров рэтлендовского корабля вряд
ли стоит...
     Только знание подлинных фактов биографии Рэтленда открывает возможность
понять, каким образом автор "Гамлета" между первой и второй редакциями пьесы
узнал   так  много  об  обычаях  и  малоизвестных  деталях  жизни   датского
королевского  двора.  Розенкранца  и Гильденстерна*,  своих однокашников  по
Падуе,  Рэтленд  наверняка  снова  встретил  в  Эльсиноре,  попутно  уточнив
правильную транскрипцию  этих датских имен.  С. Демблон, проанализировав все
эти и  другие факты,  связанные  с  появлением  двух  кварто "Гамлета"  и их
текстами,  пришел к  выводу,  что  эта  пьеса  могла  быть  написана  только
Рэтлендом. Если говорить более осторожно - "Гамлета" мог написать только сам
Рэтленд  или   чрезвычайно  близкий  к   нему   человек,  его   духовный   и
интеллектуальный поверенный.
     ____________
     *Малоизвестный факт:  имя  "Гильденстерн" имеет  отношение не  только к
"Гамлету", но и к русской истории! Осенью  1602 г. в Москву прибыл с большой
свитой герцог Иоганн Шлезвиг-Голштинский, брат датского короля Христиана IV.
Царь Борис Годунов собирался  женить герцога на своей дочери Ксении. И вот в
свите герцога  мы находим датских дворян  Акселя  и Лаксмана Гильденстернов.
Вскоре после своего приезда  в Москву  герцог Иоганн заболел и умер, а свита
возвратилась  в Данию.  Сохранились записки  Акселя  Гильденстерна  об  этой
миссии (изданы на русском языке в 1911 г. Ю.Н. Щербачевым).

     Существенная  деталь: на  титульном листе  первого кварто указано,  что
пьеса исполнялась в  Кембриджском и Оксфордском университетах. Известно, что
в   университетах   исполнялись    только    латинские   пьесы,   сочиненные
преподавателями и питомцами университетов. Актеры в  стены  университетов не
допускались. Выходит, для  Шекспира было сделано исключение? Но когда и кем?
Иногда предполагают, что пьесу играли любители-студенты, хотя непонятно, где
они могли взять текст  пьесы, которая еще не печаталась.  Как бы то ни было,
никаких точных данных о том, что пьеса действительно исполнялась в Кембридже
и Оксфорде,  нет,  и само  упоминание знаменитых университетов на  титульном
листе первого кварто свидетельствует лишь о  том,  что автор  пьесы,  Уильям
Потрясающий Копьем, связан с ними обоими.

     Поэты Бельвуарской долины

     После своего возвращения из Дании Роджер Мэннерс, граф  Рэтленд, бывший
кембриджский, оксфордский  и падуанский  студент,  в основном живет в родном
Бельвуаре, уклоняясь по возможности от пребывания при дворе. Он часто болеет
и лишь изредка "совершает набеги на берега Темзы" или посещает университеты,
с которыми продолжает поддерживать постоянные контакты.
     В декабре 1603 года Рэтленд находится в  Уилтон Хаузе -  имении графини
Пембрук,  куда приезжает король, которому показали "Как вам это понравится".
Вспомним,  что незадолго до этого  графиня  писала  своему  сыну, прося  его
привезти короля в Уилтон Хауз: "С нами здесь - Шекспир".  Опять совпадение -
и какое!
     В 1604  году в Оксфорде Рэтленд  участвует в проходившей  в присутствии
короля церемонии присвоения принцу Уэльскому  - юному  наследнику престола -
степени магистра искусств; со  многими воспитателями  и учителями наследника
его связывает тесная дружба.
     Кроме болезни и  финансовых  трудностей немало неприятностей доставляют
ему братья-католики,  особенно  младший - Оливер, который оказался  косвенно
вовлеченным в  пресловутый Пороховой заговор. Заговорщики сделали подкоп под
здание парламента и заложили там в подвале  несколько десятков бочек пороха,
который  они планировали  взорвать  5 ноября 1605  года, когда король  будет
открывать сессию парламента. Одновременно они хотели спасти жизнь нескольким
лордам, сделав так, чтобы те держались подальше от парламента в день взрыва;
на этом они и попались. Интересно, что среди  тех, кому они хотели сохранить
жизнь, был и Рэтленд, ни мало к их злоумышлению не причастный.
     В том  же  году  он  собирался  на  несколько  лет  покинуть  Англию  и
отправиться  путешествовать, но состояние здоровья не  позволило ему сделать
это. Годы 1605-1606 - время, когда созданы "Король Лир" и "Макбет"...
     Характер отношений Рэтленда с женой постепенно перестал быть тайной для
их друзей,  а потом  и  для  остальных. Естественно, это  порождало слухи  и
кривотолки, малоприятные  для хозяина Бельвуара  и  не способствовавшие  его
хорошему настроению и общительности. Несмотря на это  и на то, что Елизавета
часто  живет  вне  Бельвуара,  вокруг  них  образуется интимный  поэтический
кружок, членами которого были  такие  поэты  и драматурги,  как Бен Джонсон,
Джордж Чапмен, Джон Харрингтон, Сэмюэл  Дэниел, Джон Марстон, Майкл Дрейтон,
Томас Овербери, Томас Кэмпион, Фрэнсис Бомонт, Джон Флетчер, и такие близкие
к Елизавете  Сидни -  Рэтленд женщины - поэтессы и покровительницы искусств,
как  ее  тетка  Мэри  Сидни  -  Пембрук,  кузина Мэри Рот,  ее  подруги Люси
Харрингтон, графиня  Бедфорд, и  Анна  Клиффорд, графиня Дорсет. Разумеется,
нельзя  пропустить и  постоянного и верного друга  Рэтлендов - старшего сына
Мэри, Уильяма Герберта, графа Пембрука.
     Бен  Джонсон  бывал  у  Рэтлендов,  особенно  когда они  жили  в  своем
лондонском доме. Его отношения с Рэтлендом, судя  по всему, были непростыми.
С  одной стороны, он боготворил  дочь Филипа  Сидни,  развлекал ее, старался
быть полезным в ее литературных занятиях. С другой стороны, Рэтленд не очень
доверял  ему,  зная  его  пристрастие к дарам Бахуса и неумение придерживать
язык за зубами после  добрых  возлияний.  Об этом свидетельствует  эпизод, о
котором Джонсон поведал поэту Драммонду много лет спустя, уже  после  смерти
бельвуарской четы.
     Джонсон сидел за столом у графини Рэтленд, когда вошел ее супруг. Потом
Елизавета  сообщила Джонсону,  что муж сделал  ей  замечание за  то, что она
"принимает за  своим столом поэтов" - так впоследствии изложил это замечание
сам Джонсон,  явно обиженный.  Получив записку  Елизаветы, Джонсон послал ей
ответную, которая,  однако,  каким-то  образом оказалась  у Рэтленда. Эпизод
этот никакого  продолжения, насколько  известно,  не имел, но Джонсон его не
забыл. В своих многочисленных  эпиграммах,  обращениях  и  других "стихах по
случаю", где можно встретить  имена всех знакомых  ему людей, он ни разу  не
обратился открыто  к Рэтленду,  не  назвал это имя.  Когда же в обращении  к
Елизавете Сидни - Рэтленд он начал говорить о нем, то демонстративно оборвал
строфу на полуфразе при печатании  -  хотя это было уже через  несколько лет
после смерти Рэтленда; упоминание о какой-то зловещей клятве показывает, что
причина умолчания  заключается  не в нежелании Джонсона - и других  поэтов и
писателей - открыто обращаться к  Рэтленду, а в  том, что  на этом имени для
них стояло табу, по крайней мере с начала 1600-х годов. Молчали они и тогда,
когда необыкновенные супруги ушли из жизни.
     Теперь,  зная, кого оплакивали авторы честеровского  сборника, мы можем
увидеть  всегда прячущихся Рэтлендов и их  поэтических друзей и под другими,
интересными  и неожиданными масками в пасторальной пьесе Джонсона "Печальный
пастух, или  Сказка  о  Робин-Худе"12  -  произведении,  всегда  считавшемся
"темным", к  тому же неоконченном или не  полностью дошедшем до своих первых
издателей в 1640 году (то есть уже после смерти Джонсона).
     Действие пьесы происходит в Шервудском лесу, хозяева которого Робин-Худ
и дева Мариан приглашают к себе на празднество гостей - их Джонсон несколько
раз называет "пастухами (то есть поэтами. -  И.Г.) Бельвуарской долины". Имя
Robin  Hood  естественно  вызывает   у  читателей  джонсоновской   пасторали
привычные  ассоциации  с   "добрым  разбойником  Шервудского  леса",  героем
народных   легенд  Робином   Гудом  (как   традиционно   -   но  неверно   -
транскрибируется  его имя по-русски). Однако  при  изучении пьесы сам  образ
жизни  джонсоновского  Робина,  его  занятия,  все  его окружение заставляют
отказаться  от  привычных  ассоциац