обходимо  было
повидать мир, и в тридцать лет, еще не избрав  себе  никакого  определенного
поприща, Мильтон отправился в путешествие. Через Париж и Ниццу он приехал  в
Геную, затем во Флоренцию, Рим и  Неаполь.  Больше  года  пробыл  Мильтон  в
Италии,  этой  родине  европейского  гуманизма,  где  общался  с  учеными  и
литераторами. Особенно большое  впечатление  произвела  на  него  встреча  с
Галилеем, больным и опальным, но продолжавшим  научные  занятия  даже  после
преследований инквизиции, потребовавшей  от  него  отречения  от  крамольных
теорий.
     На пути домой Мильтон заехал в Женеву, родину религиозного  реформатора
Жана Кальвина.
     Галилей и Кальвин воплощали  для  Мильтона  два  направления  передовой
европейской мысли. В Галилее, этом великом ученом, ставшем символом светской
пауки в ее борьбе с католической  реакцией,  Мильтон  увидел  смелого  борца
против мракобесов, стремившихся подавить свободную мысль.  Кальвин  был  для
молодого англичанина тоже своего рода символом,  воплощением  религиозности,
свободной от подчинения церкви.
     Гуманистическое  мировоззрение  эпохи  Возрождения  вовсе   не   всегда
отвергало религию. Недаром одно  из  направлений  тогдашней  мысли  получило
название  христианского  гуманизма.  Религиозные  настроения  усилились   во
времена заката Возрождения, его  кризиса.  Духовная  диктатура  католической
церкви в общественной жизни эпохи была сломлена. Пали  многие  средневековые
предрассудки. Но раскрепощение личности сопровождалось не  только  расцветом
талантов.  Начался  чудовищный  разгул  хищнического   эгоизма   и   полного
аморализма.  Особенно  наглядно  это  отражено  у  Шекспира  в  его  великих
трагедиях, например в "Короле Лире",  где  один  из  персонажей  дает  очень
выразительную  характеристику  нравственного  состояния  общества:   "Любовь
остывает, слабеет дружба, везде братоубийственная рознь. Б городах мятежи, в
деревнях  раздоры,  во  дворцах  измены,  и  рушится  семейная  связь  между
родителями  и  детьми  "..."  Наше  лучшее  время   миновало.   Ожесточение,
предательство,  гибельные  беспорядки  будут  сопровождать  нас  до  могилы"
("Король Лир", 1, 2, перев. Б. Пастернака).
     Гуманизм реабилитировал земную жизнь, признал  естественным  стремление
человека  к  радостям,  но  воспользоваться  этим   учением   могли   только
привилегированные  и  обеспеченные  слои  общества.  Поняв  гуманизм  весьма
поверхностно, люди из  дворянской  среды  оправдывали  им  свое  безудержное
стремление к удовольствиям и не считались ни с  какими  моральными  нормами.
Создалось парадоксальное положение: учение, выработанное в борьбе с  оковами
феодально-сословного     общества,     использовалось     для     оправдания
аристократического произвола и распутства.
     В противовес  плоско  понятому  гуманизму  передовая  мысль  эпохи  все
настойчивее завоевывала для себя и осваивала сферу религии.  К  началу  XVII
века Англия сделала значительные шаги по пути  капиталистического  развития.
Буржуазия выросла в большую экономическую силу, которой  уже  было  тесно  в
рамках феодальной монархии.  Нуждаясь  в  идеологической  опоре,  английская
буржуазия  обратилась  к  одному   из   реформаторских   течений   тогдашней
религиозной мысли - кальвинизму.
     Здесь мы  вынуждены  напомнить  основные  моменты  истории  религиозных
движений на переломе от средних веков к новому времени, без чего  невозможно
понять "Потерянный Рай" Мильтона.  Господствующей  идеологической  твердыней
феодального  строя  была   римско-католическая   церковь,   власть   которой
распространялась на всю Западную Европу. Передовые  антифеодальные  движения
начинались с борьбы против католической церкви. В начале XVI века  произошла
возглавленная Мартином Лютером реформация  церкви  в  Германии.  Большинство
немецких государств отказалось подчиняться  Риму  и  платить  папе  огромную
денежную дань. Вскоре последовала реформация церкви и в Англии. Англиканская
церковь перестала подчиняться римскому папе и признала своим главой  короля.
Изменения касались обрядности, церковь стала более скромной по  сравнению  с
католической,  но  реформа  не  устраивала  растущую  буржуазию.  За  первым
реформаторским движением началось  второе.  В  его  основе  было  стремление
освободить церковь от  власти  короля  и  послушных  ему  епископов.  Учение
женевского  проповедника   Кальвина   как   нельзя   лучше   соответствовало
потребностям буржуа-накопителей. Кальвин  был  противником  централизованной
феодальной церкви. Он создал новую  форму  церковной  организации  -  общину
верующих, не управляемую никем и устраивающую моления без всякой обрядности.
Ф. Энгельс писал: "Устройство церкви Кальвина было насквозь демократичным  и
республиканским; а где уже и царство божие  республиканизировано,  могли  ли
там  земные  царства  оставаться  верноподданными   королей,   епископов   и
феодалов?", "Его догма отвечала требованиям  самой  смелой  части  тогдашней
буржуазии".
     Однако в среде английских буржуа новое религиозное течение,  получившее
общее название пуританства, раскололось  на  две  группы.  Более  умеренные,
пресвитериане сохраняли некоторое подобие прежней  церковной  организации  и
признавали духовное и организационное руководство  старейшин  (пресвитеров),
тогда как самые рьяные реформаторы  отрицали  всякую  духовную  власть.  Они
получили  название  индепендентов  (независимых).  Если  допустимы  подобные
параллели, то просвитериан можно назвать жирондистами английской  революции,
а индепендентов - ее якобинцами. Мильтон примкнул к индепендентам.
     Он вернулся из заграничного  путешествия  к  началу  обострения  борьбы
между королем и пуританской буржуазией, завершившейся гражданской  войной  и
победоносной пуританской революцией, свергнувшей короля, и  принял  активное
участие в революции как публицист. Он выступал с теоретическими сочинениями,
в которых обосновывал право народа на свержение дурного монарха и утверждал,
что единственно законной основой всякой власти является воля  народа.  Когда
победившие пуритане предали суду короля Карла I, Мильтон провозглашал  право
народа казнить короля.
     Мильтон занимает  в  истории  общественно-политической  мысли  почетное
место как идеолог английской буржуазной революции и один из основоположников
теории буржуазной демократии. Однако уже в ходе  пуританской  революции  ему
пришлось  убедиться  в  различии  между  теорией  и   практикой   буржуазной
революции.   Мильтон   разделял   иллюзии   тех   революционеров,    которые
рассчитывали,  что   свержение   короля   приведет   к   созданию   подлинно
демократического государства. Эти иллюзии были разбиты действительным  ходом
событий. После победы буржуазии над дворянством власть в стране  все  больше
забирал  в  свои  руки  Оливер   Кромвель,   возглавлявший   борьбу   против
королевского лагеря. Мильтон, сотрудничавший с Кромвелем,  призывал  его  не
злоупотреблять властью. Кромвель  подавил  всякую  оппозицию  в  парламенте,
вынудил присвоить ему титул лорда-протектора страны и даже сделал это звание
наследственным. Начавшись под лозунгами демократии, буржуазная  революция  в
Англии завершилась единоличной диктатурой Кромвеля.
     Неожиданный для Мильтона политический поворот побудил  его  все  больше
отдаляться от участия в правительственных делах, к которым он был причастен.
Это было  обусловлено  и  тем,  что  слабый  зрением  Мильтон  в  1652  году
совершенно ослеп. Он продолжал исполнение обязанностей латинского  секретаря
(дипломатическая переписка велась на  международном  языке  того  времени  -
латыни) при содействии помощников.
     Когда в 1658 году Кромвель умер и протектором стал его  безвольный  сын
Ричард, Мильтон воодушевился и вернулся к политической активности в  надежде
восстановить  демократию.  Написанный  им   памфлет   в   пользу   "быстрого
установления свободной республики" не встретил поддержки. Народ был подавлен
и устал, а буржуазия нуждалась в крепкой власти для  защиты  от  недовольных
неимущих слоев населения. Капиталисты  договорились  с  аристократами,  и  в
стране была восстановлена монархия.
     Режим Реставрации сурово расправился с прежними мятежниками, особенно с
теми, кто был виновен  в  казни  короля.  Мильтону  чудом  удалось  избежать
наказания. Слепой, он жил  прячась  от  возможных  преследований,  опекаемый
третьей женой и дочерьми, а также немногочисленными старыми друзьями.
     Ничто не могло сломить стойкости революционера Мильтона. Теперь,  после
поражения революции, он возвратился к тому, с чего начал свою деятельность,-
к поэзии.
     Уже в молодости  он  создал  ряд  небольших  поэтических  произведений,
которые свидетельствовали о незаурядном таланте.  Но,  уйдя  в  политическую
борьбу, он отказался от поэзии. Правда,  уже  в  последние  годы  республики
Мильтон снова пишет небольшое количество стихотворений, по главные силы он в
течение пятнадцати лет отдавал публицистической прозе.  В  годы  Реставрации
Мильтон создал три больших поэтических произведения: поэмы "Потерянный  Рай"
(1667), "Возвращенный Рай" (1671)  и  стихотворную  трагедию  "Самсон-борец"
(1671). Все эти произведения  были  написаны  на  сюжеты  Ветхого  и  Нового
завета. Они со всей ясностью свидетельствовали о том,  что  Мильтон  остался
верен своему идеалу свободы и по-прежнему был врагом монархии.
     Уже самый выбор сюжетов имел принципиальный смысл.
     Библия была главным  идеологическим  оружием  революционно  настроенных
буржуа-пуритан.  Здесь  уместно  вспомнить  глубокую  мысль  К.  Маркса   об
идеологическом покрове буржуазных революций. "Как раз тогда, когда люди  как
будто только тем и заняты, что переделывают  себя  и  окружающее  и  создают
нечто  еще  небывалое,-  писал  К.  Маркс  в  "Восемнадцатом   брюмера   Луи
Бонапарта",- как раз в  такие  эпохи  революционных  кризисов  они  боязливо
прибегают к заклинаниям, вызывая к себе на помощь духов прошлого,  заимствуя
у них имена, боевые лозунги, костюмы, чтобы в освященном древностью  наряде,
на этом заимствованном языке разыгрывать новую сцену всемирной истории  "...
"Кромвель и английский народ воспользовались для своей буржуазной  революции
языком, страстями и иллюзиями, заимствованными из Ветхого завета".
     В свете этого понятно, почему и  Мильтон  хранил  верность  Библии  как
источнику мудрости и поэтических образов и преданий. Но нельзя сказать,  что
опыт буржуазной революции прошел для него бесследно. Обращение к  библейским
сюжетам  было  несомненным  вызовом   по   отношению   к   общественному   и
государственному порядку, установившемуся после пуританской революции. Но  и
на революцию Мильтон смотрел теперь, по  прошествии  ее,  иными  глазами.  В
"Потерянном Рае" живут лучшие традиции пуританской революции, но,  взятое  в
целом, произведение является критическим  пересмотром  политического  опыта,
накопленного Мильтоном за годы  республики  (Commonwealth),  как  официально
продолжал именоваться новый строй даже тогда, когда его  правитель  захватил
власть большую, чем та, которой обладал свергнутый революцией король.
     "Потерянный Рай" начинается с изображения войны между небом и адом;  на
одной стороне бог, его архангелы, ангелы - словом, весь сонм небожителей; на
другой падший ангел-Сатана, духи  зла  Вельзевул,  Маммона  и  весь  синклит
демонов и чертей. Казалось бы, все ясно и просто. Но стоит вчитаться в  речи
обитателей ада, как эта ясность оказывается  мнимой.  Низвергнутые  с  небес
духи замышляют восстание против бога. Нельзя не обратить внимание на то, как
они его именуют.  "Царь  небес",  "Государь,  Единый  Самодержец",-  он  для
низвергнутых в адскую бездну деспот и тиран. Для пуританина Мильтона бог был
выстой святыней. Для революционера Мильтона  невыносима  всякая  единоличная
власть. Мы понимаем, конечно, что все дурное говорят о царе небес злые духи,
для которых естественно хулить бога.
     По нельзя не заметить ореола героизма, которым окружает Мильтон Сатану.

     Мятежный Властелин,
     Осанкой статной всех превосходя,
     Как башня высится.
     Нет, не совсем
     Он прежнее величье потерял!
     ............ Скорбь
     Мрачила побледневшее лицо,
     Исхлестанное молниями; взор,
     Сверкающий из-под густых бровей,
     Отвагу безграничную таил,
     Несломленную гордость...

     Вот как обращается Сатана к своим приспешникам после поражения:

     Мы безуспешно
     Его Престол пытались пошатнуть
     И проиграли бой. Что из того?
     Не все погибло: сохранен запал
     Неукротимой воли, наряду
     С безмерной ненавистью, жаждой мстить
     И мужеством - не уступать вовек.
     А это ль не победа?
     Ведь у нас
     Осталось то, чего не может Он
     Ни яростью, ни силой отобрать -
     Немеркнущая слава! Если б я
     Противника, чье царство сотряслось
     От страха перед этою рукой,
     Молил бы на коленах о пощаде,
     Я опозорился бы, я стыдом
     Покрылся бы и горше был бы срам,
     Чем низверженье. Волею судеб
     Нетленны эмпирейский наш состав
     И сила богоравная; пройдя
     Горнило битв, не ослабели мы,
     Но закалились и теперь верней
     Мы вправе на победу уповать...

     Чьи чувства выражены в этой мужественной речи -  персонажа,  созданного
воображением  поэта,  или,  может  быть,   самого   творца   этого   образа,
революционера и выразителя идей революции?  и  того,  и  другого.  Эта  речь
вполне  уместна  в  устах  Сатаны,  низвергнутого  с  небес  и  потерпевшего
поражение в борьбе с ангельскими войсками Бога. Но так мог сказать о себе  и
сам   Мильтон,   который   и   после   восстановления   монархии   оставался
республиканцем, сторонником народовластия.
     В "Потерянном Рае" немало строк, нарушающих четкую  логику  библейского
предания. В сознании  Мильтона  уживаются  два  ряда  представлений.  Бог  -
воплощение высшего блага, Сатана и его соратники - исчадия зла;  но  тот  же
бог для Мильтона - небесный царь, и в качестве такового он  ассоциируется  с
земными королями, ненавистными поэту, и тогда поэт не может не сочувствовать
тем, кто восстает против единодержавной власти.
     В поэме есть и другое  противоречие.  Мильтон  восхищается  героическим
непокорством Сатаны в той мере,  в  какой  оно  выражает  непримиримость  по
отношению  к  любой  тирании,  земной  и  небесной.  Но  мятеж  не  случайно
закапчивается  поражением.  Не  из  Библии,  а  в  собственном  воображении,
переработавшем впечатления современности,  почерпнул  поэт  все  краски  для
описания борьбы небес и ада. Мильтон имел возможность убедиться в  том,  что
английская  революция,  выявившая  ограниченность   целей   и   своекорыстие
буржуазии, не принесла торжества добру на земле, Отголоски  этого  убеждения
звучат в поэме, где сказано много слов о бессмысленности и вредоносности для
человечества войн и насилия. Поэтому в последующих книгах "Потерянного  Рая"
непокорному борцу Сатане противопоставлен Сын Божий, готовый  пострадать  за
все человечество. В этом контрасте Сатаны  и  Христа  символически  выражено
отрицание индивидуализма и эгоизма, в противовес  которым  выдвигается  идея
альтруизма и человеколюбия. Так спорит сам с собой на  протяжении  поэмы  ее
создатель.
     Повторяем, в этом есть несомненная непоследовательность. Здесь  уместно
напомнить одно высказывание  Гете.  Беседуя  с  Эккерманом,  автор  "Фауста"
признал, что в одной из сцен этою великого  творения  есть  явное  нарушение
логической последовательности. "Посмотрим,- смеясь сказал Гете,-  что  будут
говорить об этом немецкие критики. Достанет ли  у  них  свободы  и  смелости
пренебречь таким отступлением от  правил.  Французам  здесь  поперек  дороги
станет рассудочность, им и в голову  не  придет,  что  фантазия  имеет  свои
собственные  законы,  которыми  не  может  и  не  должен   руководствоваться
рассудок. Если бы фантазия не создавала непостижимого для рассудка, ей  была
бы грош цена.  Фантазия  отличает  поэзию  от  прозы,  где  может  и  должен
хозяйничать рассудок" <П. Эккерман. Разговоры с Гете в  последние  годы  его
жизни. М. 1981, с. 241.>. Это рассуждение великого  немецкого  поэта  весьма
небесполезно  читателю  "Потерянного  Рая".  Поэма   Мильтона   -   творение
художественной фантазии,  и  к  ней  не  следует  подходить  с  требованиями
рассудка и строгой логики. У вымысла свои законы.
     Начало "Потерянного Рая" в особенности  грешит  непоследовательностями,
но и дальше  читатель  встречается  с  неожиданными  поворотами  действия  и
колебаниями авторских оценок,  В  третьей  книге  бог  говорит  о  том,  что
человек,  все  люди  поддаются  греху.  Искупить  вину  человечества  можно,
оказывается, только священной жертвой -  принять  на  себя  смерть.  На  это
должен решиться кто-то из бессмертных обитателей небес.

     Он вопросил, но
     Эмпирей молчал.
     Небесный хор немотствовал. Никто
     За Человека выступить не смел,
     Тем более - вину его принять
     Смертельную, возмездие навлечь
     На собственную голову.

     Английский революционный романтик поэт Уолтер  Севедж  Лэпдор  в  своих
"Воображаемых разговорах" высказался так: "Не понимаю, что побудило Мильтона
сделать Сатану столь величественным существом, столь склонным разделять  все
опасности и страдания ангелов, которых он совратил. Я не понимаю,  с  другой
стороны, что могло его побудить сделать ангелов столь подло трусливыми,  что
даже на призыв Творца ни один из них не выразил  желания  спасти  от  вечной
погибели самого слабого и ничтожного из мыслящих существ".
     Если "Потерянный Рай" не может  быть  назван  правоверным  христианским
произведением, то было бы  в  равной  степени  ошибочным  отрицать  у  поэта
наличие веры. Мысль Мильтона  вращалась  в  кругу  понятий  и  представлений
пуританства, постоянно приходя в  столкновение  с  его  догмами,  когда  они
вступали в противоречие с принципами гуманизма.
     Гуманизм эпохи Возрождения  сломил  церковное  учение  средневековья  о
бренности земной жизни. Восторженный гимн  человеку  создал  итальянец  Пико
делла Мирандола в "Речи о достоинстве человека", провозгласив человека самым
прекрасным из всего, созданного богом. Но он же указал и  на  двойственность
его природы: "Только человеку дал Отец  семена  и  зародыши,  которые  могут
развиться по-всякому... Будет давать волю инстинктам чувственности,  одичает
и станет как животные. Последует он за разумом, вырастет  из  него  небесное
существо. Начнет развивать  свои  духовные  силы,  станет  ангелом  и  сыном
божьим" <Цит. по кн.: А.К. Дживелегов. Возрождение. М.- Л.  1924,  с.  33.>.
Гуманисты верили и надеялись, что именно лучшие стороны человеческой  натуры
восторжествуют.
     Пико делла Мирандола писал в конце XV века. Полтора века спустя Мильтон
увидел,  что  надежды  гуманистов  были  далеки  от  осуществления.  Мильтон
примкнул  в  молодости  к  пуританам,  ибо  уверовал  в  то,  что  моральная
строгость, проповедуемая ими, могла бы противостоять  как  аристократической
распущенности, так и буржуазному индивидуализму. Он убедился, однако, что за
показной нравственностью пуритан нередко скрывались те  же  пороки.  В  этой
связи заслуживает внимания следующее место поэмы  Мильтона,  где  отмечается
неожиданная, казалось бы,  черта  Сатаны,  которого  поэт  противопоставляет
ханжам-пуританам; духи ада восхваляют Сатану и

     ...благодарят за то,
     Что он собою жертвовать готов
     Для блага общего. Не до конца
     Заглохли добродетели у Духов
     Отверженных, к стыду людей дурных,
     Кичащихся прекрасными на вид
     Поступками, внушенными гордыней,
     И под личиной рвения к добру,-
     Тщеславной суетностью.

     Внимательное чтение текста раскрывает, что за фантастическим,  казалось
бы,  сюжетом  скрываются  раздумья  о  жизни,