е.
     - Всю правду?..  Дело в том, что Гаянэ... Она была бы хорошей женой. Но
там  есть  еще одна старуха... ее  мать. Она  вечно сует свой  нос,  куда не
нужно... Кажется,  уже все  пронюхала.  Боюсь, чтобы не заявилась сюда жить.
Нет, - добавил он, помолчав, - пусть уж лучше малыша воспитывает венерианка.
     - И он вырастет магом снов, - добавил верный Ю-А.

        ТАРАКАНЫ
     Мне не хотелось просыпаться. Я знал, что стоит открыть  глаза,  как вся
эта карусель закружится снова. Один оборот в двадцать четыре часа, и так изо
дня  в день,  из  месяца в месяц, из года в год.  Во сне можно было делать с
миром  все что  угодно:  перекраивать его  по  своему  усмотрению,  населять
сказочными персонажами, останавливать время и поворачивать его вспять.
     Во сне я был хозяином мира, а днем... Впрочем, об  этом  нельзя думать.
Рекомендуется  лежать  десять  минут с закрытыми глазами  и  думать только о
приятном. Дурацкий рецепт. Это значит, не думать  о  том, что есть на  самом
деле. Не думать о наступающем дне, не думать о лежащей на столе рукописи, не
думать...  Древняя, наивная  мудрость, детские представления о всемогуществе
человеческой  психики.  Соломинка, протянутая утопающему. К черту соломинки,
техника спасения тоже идет вперед.
     Я протянул руку и взял со  столика контакты. Один - на затылок,  два на
запястья и один на живот.
     Кто ты, мой благодетель, дарующий  мне мужество  и покой?  Может  быть,
твой  прах  уже давно в урне крематория и все, что от тебя  осталось,  - это
магнитная запись  эмоций, размноженная в миллионах  экземпляров.  Ты оставил
людям неоценимое наследство - утреннюю радость. У тебя был веселый характер,
отличное пищеварение  и  неутомимое  сердце.  Ты обладал завидным аппетитом,
любил спорт, хорошую шутку и  женщин. Твои биотоки наливают силой мои мышцы,
усиленно гонят кровь по сосудам, заставляют  меня ухмыляться этой  идиотской
улыбкой.
     Гоп-ля!   Жизнь  прекрасна!   Пользуйтесь   по   утрам   электрическими
биостимуляторами Альфа!
     Щелчок реле.  Теперь аппарат выключен  на  двадцать четыре  часа. Нужно
попробовать сломать замок и отключить реле. Пролежать несколько суток в этом
блаженном состоянии,  а там пусть все катится в преисподнюю: и  недописанные
книги,  и неверные  жены,  и  вы, надежда  человечества,  господа  лопоухие!
Слышите? В преисподнюю, вместе со всеми вашими проблемами и проблемками.
     Я пытаюсь открыть ножиком черный ящик, но корпус аппарата изготовлен из
твердого пластика. Нигде  ни малейшей щели. Ну что ж,  ваша взяла, ничего не
поделаешь.
     Посмотрим, что творится в мире.
     На экране - реклама, реклама, реклама.
     Больше ешьте, больше пейте, чаще меняйте одежду, обувь, мебель. Следите
за  модой,  мода  - зеркало  эпохи.  Женщины,  старайтесь  всегда  нравиться
мужчинам.   Мужчины,  следите  за  своей  внешностью.  Посетите  Центральный
магазин, там  все  товары  пониженной прочности.  Неограниченный  кредит. Не
жалейте вещи, не привыкайте к  вещам. Помните, что, надев лишний раз костюм,
вы нарушаете ритм работы Главного Конвейера. Все, что послужило один раз,  -
в утилизатор! Берите, берите, берите!
     Сводки. Десятизначные числа, бесконечные, уходящие вдаль автоматические
линии,  монбланы жратвы, невообразимые количества  товаров. Стрелки приборов
на щитах энергосистем стоят ниже  зеленой  черты.  Потребляйте, потребляйте,
потребляйте! Главному Конвейеру грозит переход на замкнутый цикл!
     Другая  программа: лекция  для женщин.  Рожать полезно, рожать приятно,
рожать необходимо. Вы ищете смысл жизни? Он - в детях! Новое а законе
     о браке. Каждая патриотка Дономаги должна иметь не менее пяти детей.
     Мы не поднимем потребление, пока...
     Хватит! Включаю третью программу.
     Сенсация века  - мыслящая  горилла Макс  дает  интервью корреспондентам
телевидения и  газет. Грузное  тело облачено в ярко-красный халат, тщательно
застегнутый до шеи. Высокомерное, усталое лицо. Глаза полузакрыты набрякшими
веками. Неправдоподобно  большая черепная коробка еще хранит  розовый рубец,
след недавней операции.
     Сидящий рядом  комментатор  кажется по сравнению с Максом  крохотным  и
жалким.
     - Скажите, Макс, - спрашивает  корреспондент агентства печати, - какие,
по-вашему, перспективы сулят операции подобного рода?
     Макс усмехается, обнажая острые желтые клыки.
     - Я думаю, - говорит он, - что если бы эти операции не давали желаемого
результата, то я бы сегодня не имел чести беседовать с вами.
     Камера  панорамой  показывает  журналистов  за   столиками,   торопливо
записывающих ответ в блокноты.
     - Боюсь, что вы  меня не совсем точно поняли, продолжает корреспондент.
- Я имел в виду перспективы... э-э-э... для человечества, в целом.
     -  Я работаю  для  человечества,  -  сухо звучит  ответ.  - Неужели  вы
думаете.,.
     -  Простите, Макс, - перебивает комментатор, я  позволю  себе  уточнить
вопрос моего  коллеги.  Считаете  ли  вы  возможным,  что подобные  операции
когда-либо будут производиться на людях?
     Макс пожимает плечами:
     - Этот  вопрос нужно  адресовать  тем, кто такие операции разрабатывал.
Спросите лопоухих.
     Смех в зале.
     -  И все же, -  настаивает корреспондент,  - нас интересует  ваша точка
зрения.
     У  Макса  начинает  дергаться  губа.  Несколько  секунд  он  глядит  на
корреспондента  остановившимся  взглядом. Затем  из  его  глотки  вырывается
пронзительный рев. Согнутыми руками он наносит себе несколько  гулких ударов
в  грудь.  По-видимому, у оператора сдают нервы, -  телекамера  стремительно
откатывается назад.
     - Ну  что  вы,  Макс! - Комментатор  протягивает  ему связку бананов. -
Стоит ли из-за этого волноваться!
     Пока Макс жует  бананы, в студии - такая тишина,  что я отчетливо слышу
тяжелое сопение и глухие, чавкающие звуки.
     - Извините! - Он запахивает расстегнувшийся халат. - Так о чем мы?..
     - Возможны ли такие операции на людях? - подсказывает комментатор.
     - Это скорее вопрос этический, чем научный. Для того чтобы создать один
сверхмозг, двух особей из трех  нужно умертвить. Там, где речь идет  о жизни
животных, ваши лопоухие не  проявляют особой щепетильности. Не  знаю, хватит
ли у них решимости, когда дело коснется людей.
     Он слишком смело говорит  о  лопоухих. Комментатор явно чувствует  себя
неловко и пытается изменить ход беседы:
     - Может быть, вы расскажете, над чем вы сейчас работаете?
     Быстрый  взгляд  исподлобья.  Какое-то мгновение он колеблется. Честное
слово, эта горилла умнее, чем я полагал. Достаточно посмотреть на улыбку.
     -  Боюсь, что это  не так  просто. Я  плохой  популяризатор,  да и сама
проблема выходит за пределы понимания людей с обычным генетическим кодом. Не
можете же вы об®яснить мартышке законы стихосложения.
     Браво, Макс, браво!
     -  Так... -  Комментатор обескуражен.  -  Есть  ли  еще  у  кого-нибудь
вопросы?
     На экране - крупным планом - корреспондентка радио:
     - Простите, Макс, возможно мой  вопрос  будет  несколько...  Ну,  может
быть, вы сочтете его чересчур... - Кажется, она безнадежно запуталась.
     - Интимным? - приходит ей на помощь комментатор.
     - Вот  именно.  - Она облегченно  вздыхает.  -  Ваше прошлое. Ведь  его
нельзя так просто списать со  счета. Звериные инстинкты. Не  появляется ли у
вас иногда желание...
     Макс кивает головой:
     -  Я  вас  понял. Мы  все находимся  во  власти инстинктов. От них ведь
никуда не спрячешься. Разве у вас, когда вы ночью остаетесь наедине со своим
мужем, не появляется желание внимать их зову?
     Ржут журналисты, ухмыляется комментатор, только лицо гориллы сморщено в
брезгливой гримасе.
     Корреспондентка краснеет.
     Отличная вещь цветной экран! Я наслаждаюсь богатством оттенков  румянца
на лице этой дуры.
     - Я... девушка... - с трудом выдавливает она.
     Теперь уже хохочет и Макс.
     - Тем более! - Он достает из кармана халата платок и вытирает им глаза.
- Тем более: неудовлетворенные инстинкты - самые сильные.
     Комментатор пытается спасти положение:
     - Спасибо,  Макс. Разрешите поблагодарить вас и от имени  телезрителей,
которые, надеюсь, с интересом слушали это интервью.
     Я выключаю экран. Пора завтракать.
     Двенадцатый шифр - диетический завтрак для страдающих ожирением. Однако
почему-то  вместо  обычных  двух  блюд  и  стакана  чая  металлическая  рука
выталкивает  на  поднос  все новые  и  новые тарелки. Я  пытаюсь  захлопнуть
дверцу, но она не поддается. Ага, понятно: новый трюк, - хочешь не хочешь, а
повышай потребление.
     Я не могу сказать, что все это невкусно. Блюда приготовлены по рецептам
опытных гурманов, но стоит мне с®есть две ложки, как аппетит пропадает. Меня
раздражает  такое  обилие еды. Я сваливаю содержимое всех тарелок на поднос,
тщательно  перемешиваю и  выбрасываю  в  утилизатор. При этом  я стараюсь не
думать  о  счете,  который придет  в  конце  месяца.  Нужно  быть патриотом.
Необходимо  обеспечить  загрузку   всех  автоматических   линий.   Конвейер,
работающий по замкнутому циклу,  действительно  страшная вещь.  Что-то вроде
писателя, которому не о чем писать.
     Кстати, о писателях. Сейчас ты, дорогой мой, сядешь за стол и  напишешь
две полагающиеся на сегодня страницы. Так, на чем мы остановились?
     Минут десять я  тупо смотрю на  недописанный лист и размышляю. Впрочем,
может быть, только делаю вид, что размышляю.
     Нет,  пожалуй,  надо начинать  с  главного.  Я подхожу  к информатору и
вызываю центральный пост.
     - Слушаю!
     - Дайте  справку.  Сколько раз  в литературе использована  ситуация,  в
которой  герой любит героиню, но она  не  разделяет его  чувств  и уходит  к
другому?
     - За какой период?
     - От Эсхила до наших дней.
     Явное замешательство. Я слышу, как дежурный передает задание дальше.
     - Абонент?!
     - Да.
     -  Мы  не можем дать такую справку.  Об®ем информации превышает емкость
памяти машин.
     - Ну, тогда за последнее столетие.
     - Подождите.
     Я терпеливо жду.
     - Справка будет готова  завтра  к двадцати  трем  часам. Вас устраивает
такой срок?
     -  Ладно, - говорю я, -  не так  уж  важно знать,  какая  ты  по  счету
бездарность.
     - Простите?
     -  Нет,   это   я   просто  так.   Развлекаюсь.  Можете  считать  заказ
аннулированным.
     - Хорошо.
     Двух страниц не будет ни сегодня, ни завтра, ни во веки веков. Аминь.
     Честное слово, я испытываю облегчение. Теперь  нужно решить, чем занять
день.
     Я подхожу к зеркалу и  оглядываю себя с ног до головы. Выгляжу я просто
шикарно. В  мире,  изнывающем от  изобилия,  стоптанные башмаки,  вздутые на
коленях брюки и пиджак с прорванными локтями признак изысканного снобизма.
     Отвесив глубокий поклон своему изображению, я выхожу на улицу.
     Верхний этаж - для пешеходов. Здесь же расположены магазины, поэтому  в
воздухе стоит такой гул. Сотни динамиков зазывают зайти и взять что-нибудь.
     На перекрестке - несколько молодых девушек.
     Если стремление по  возможности ничем не  прикрывать  свои телеса будет
прогрессировать, то Главному Конвейеру грозит полная остановка.
     Девушки  всячески стараются  привлечь  внимание  бесцельно  фланирующих
парней,  но  те  проходят  мимо  с каменными  лицами.  Почти  все  они  жуют
противную, липкую массу. Говорят, что она помогает от ожирения.
     Я гляжу на лица прохожих и  пытаюсь понять, что же произошло. Я не могу
писать о мире, в котором живу, просто потому, что его не знаю.
     Бессмысленные,  откормленные  хари,  потухшие  глаза, полная апатия  ко
всему.
     Впрочем, это не так.  Внезапно толпа преображается. Прекратилось всякое
движение,  застывшие  на  месте  люди  впились  глазами  в  экраны.  Начался
футбольный  матч. Проходит несколько минут.  Дикие выкрики и свист заглушают
даже рев рекламных громкоговорителей.
     Мне  трудно думать в таком гаме. Я захожу в первый попавшийся  магазин.
Никого нет, и относительно тихо.
     Здесь очень удобные кресла. От кондиционера веет приятной прохладой.
     Мне хочется хоть что-нибудь понять. Еще недавно мне казалось, что самое
главное - это выиграть соревнование в потреблении. Автоматизация и изобилие.
Сколько лет  мы  поклонялись этим  двум  идолам? Бесконфликтный  капитализм.
Жрать, жрать, жрать. Пусть каждый жрет сколько может, и проблема "иметь и не
иметь"  потеряет  всякий  смысл.  Всех  уравнивает  емкость  желудка в  этом
автоматизированном раю. Ну вот, желудки набиты до  предела. А дальше? Дальше
- мы и лопоухие. Все те же два класса. Интеллектуальное неравенство. Никогда
еще  оно  не  проявлялось  так  резко.  Для  лопоухих  мы  - просто  свиньи,
поставленные  на  откорм, об®ект социального эксперимента. Нас разделяют  не
только стены Исследовательского Центра. Я  когда-то читал романы Уэллса. Там
тоже была элита ученых,  управляющих миром, но это получалось как-то  иначе.
Никто  не  мог  предполагать,  что  имущественное  неравенство  выродится  в
интеллектуальное,  что  все настолько  усложнится и  настоящая наука  станет
доступной  только гениям. Иногда мне кажется, что  нами правят  марсиане. На
каждые десять  миллионов  человек рождается  один гений. Лопоухие  умеют  их
отыскивать. В  годовалом возрасте счастливчики попадают  в Исследовательский
Центр. Ошибок почти не  бывает, говорят,  что генетический  гороскоп - очень
точная вещь. А что прикажете делать человеку, если он не гений?
     Я встаю и направляюсь к выходу.
     - Вы ничего не взяли? - раздается  у меня над ухом. Магазинные автоматы
работают с безукоризненной точностью.
     Я подхожу к витрине,  сую в ящик  с фотоэлементом банковскую карточку и
наугад беру галстук, расписанный замысловатыми узорами.
     - Он вам будет очень к лицу!
     Я бросаю  галстук  на  пол и по лестнице  спускаюсь  на проезжую  часть
улицы.
     Несколько минут я в нерешительности  стою  перед вереницей автомобилей,
потом сажусь в маленький кар.
     "Куда?" - вспыхивает надпись на пульте.
     На этот вопрос я не могу ответить. Нажимаю на все кнопки сразу.
     В пульте что-то щелкает, и надпись загорается снова.
     - Эх ты, - говорю я, - а еще называешься автоматом, простую проблему не
можешь решить!
     Тычу  пальцем  в первую  попавшуюся  кнопку,  и автомобиль  трогается с
места.
     Мне кажется,  что  я  еду по  вымершему городу. На проезжей части  - ни
одной машины. В Дономаге уже давно никто никуда не торопится.
     Я нажимаю кнопку за кнопкой. Автомобиль бесцельно кружит по улицам.
     Неожиданно мой  кар  сбавляет  скорость.  Из-за  угла вылетает  красный
лимузин с эмблемой Исследовательского Центра.  Я успеваю разглядеть лежащего
на подушках человека. Огромный  лысый лоб,  маленький,  срезанный подбородок
дегенерата.
     Проходит еще полчаса. Мне надоела эта бессмысленная езда, но не хватает
воли принять решение.
     Я думаю о  том, что, если вырвать несколько  сопротивлений  из  пульта,
машина  потеряет управление, и тогда...  Внезапно  я понимаю, что  весь день
играю сам с собою в жмурки.
     Я набираю номер на диске и наклоняюсь к микрофону:
     - Лилли! - Я говорю шепотом,  потому  что стыжусь слов, которые  сейчас
произнесу. - Ты надо  мной тяготеешь,  как проклятье,  Лилли! Я разобью себе
голову, если ты не разрешишь к тебе приехать!

        x x x

     У  под®езда  стоит  красный  лимузин.  Я  пристраиваю  свой кар рядом и
поднимаюсь во второй этаж.
     Мне открывает сама Лилли. У нее очень возбужденный вид.
     - Здравствуй, милый! - Она рассеянно целует меня в губы. - А у меня для
тебя сюрприз!
     Я догадываюсь, что это за сюрприз.
     Красный  лимузин  плюс  необузданное честолюбие  Лилли.  Данных  вполне
достаточно, чтобы решить уравнение с одним неизвестным.
     - Очень  интересно! - Мне действительно интересно. Я никогда  не  видел
близко ни одного лопоухого.
     Он сидит в кресле у окна. Я его сразу узнаю. Рядом с ним - Тони.
     - Знакомьтесь! - говорит Лилли. - Мой бывший муж.
     Это - про меня.
     Бывший муж, бывший писатель, - что еще?
     - Он писатель, - добавляет Лилли, - и очень талантливый.
     Еще бы! У нее все должно быть самого лучшего качества, даже бывший муж.
     Тони приветливо машет мне рукой.  Он  уже здорово пьян.  Интересно, где
ему удается добывать спиртное?
     Я направляюсь к  креслу, где сидит лопоухий, но по дороге спотыкаюсь  о
протянутые ноги Тони. Торжественность церемониала несколько нарушена. Первый
муж споткнулся о второго, просто водевиль какой-то!
     - Лой,  -  говорит  лопоухий. Он даже не считает нужным приподняться  с
кресла.
     Я пожимаю потную, мягкую руку и тоже представляюсь.
     - Хочешь чаю? - спрашивает Лилли.
     - Лучше чего-нибудь покрепче.
     Тони подносит палец к губам.
     -  Можете  меня  не  стесняться,  - говорит  Лой.  -  Все законы  имеют
статистический  характер, в том  числе и сухой.  Какие-то отклонения  всегда
допустимы.
     Лилли достает из шкафа бутылку спирта и сбивает коктейль.
     Она протягивает  первый стакан Лою, но тот отрицательно качает головой.
Тони довольно ухмыляется: не хочет пить - не надо, нам больше достанется.
     - Вы  читали последний роман Свена? - обращается Лилли к Лою. - В  свое
время о нем много говорили.
     Лой  смотрит на  меня  тяжелым  сонным  взглядом. Кажется,  все  же  он
сообразил, что речь идет обо мне.
     -  Я  не читаю  беллетристики, - говорит  он,  - но когда знакомишься с
автором, то невольно хочешь прочесть, что он написал.
     Лилли облегченно вздыхает и снимает с полки книгу. Интересно, читала ли
она сама?
     У Лоя короткие руки, похожие на паучьи лапки. Когда он берет ими книгу,
мне кажется, что сейчас он поднесет ее ко рту и высосет из нее все соки.
     Так и есть! Он быстрыми, резкими движениями перелистывает  страницы, на
какую-то долю секунды впивается в них взглядом и листает дальше.
     -  Вряд  ли  это может вас  заинтересовать, - говорю  я, отбирая у него
книгу. - Любовная тема в наше время...
     - Вы ошибаетесь,  - перебивает он. -  Проблема сексуального  воспитания
молодежи  стоит сейчас  на первом месте. Мы запрограммировали Систему на сто
лет вперед из расчета ежегодного прироста населения не менее пяти процентов.
Вносить сейчас коррективы  невозможно. То,  что люди  избегают иметь  детей,
может привести к катастрофическим последствиям.
     Только  теперь я понимаю, что меня мучит  с самого утра. Мне необходимо
причинить боль Лилли.  Нанести удар в самое чувствительное место. Нет, такой
случай нельзя упустить!
     - Действительно, Тони, -  говорю я, -  почему бы вам с Лилли не завести
ребенка?
     Лилли закусывает губу. Сейчас она вся - как натянутая пружина.
     -  Я же импотент, - добродушно отвечает Тони. Разве вы не знаете, что я
импотент?
     Попадание в яблочко! Лой недоуменно поворачивается к Лилли,
     - Сейчас очень  модно  выходить  замуж  за  импотентов, -  говорит  она
небрежным  тоном,   -  это   освобождает   от   кучи  всяких   омерзительных
обязанностей.
     Так...  Лилли  всегда  считала,  что  возмездие  должно быть  скорым  и
безжалостным.
     Лой ничего не понимает.
     - А разве вы не хотите иметь ребенка?
     - Я не хочу плодить бездарностей. Их и так слишком много развелось.
     - Но всегда же есть шанс, - настаивает Лой.
     -  Меня такой  шанс не устраивает.  Мне нужно  иметь, по  крайней мере,
пятидесятипроцентную уверенность. Тони рассказывал, что когда-то в древности
боги  спускались с Олимпа и брали дочерей человеческих. Так рождались герои.
Правда, Тони?
     Тони  кивает головой.  Глаза его устремлены на графин. Там еще осталось
немного выпивки. Я наполняю его стакан и жду, что будет дальше.
     Намек настолько прозрачен, что понятен даже Лою. Он колеблется.
     - Это не очень рекомендуется. Гениальность, как  и всякое отклон