леца к следующему шагу. Он  зашел  по  пояс.  Тот
берег был еще далеко. Почти так же далеко, как будто он и не вступал в
воду. Жало показалось, что воины уже догоняют его. И он, не  прекращая
идти вперед, оглянулся. Нет, воины отстали... Нога потеряла опору, дна
не было, Жало с головой ухнул в воду, река подхватила его  и  понесла,
крутя, затягивая вглубь, не давая вздохнуть...
   Жало рванулся вверх, к воздуху, мелко  дергая  руками  и  ногами...
Может быть, он бы и выплыл: инстинкт щенка, брошенного в воду,  память
о тех отдаленных временах, когда предки его жили в воде,  существовала
где-то в теле, но река была быстра. Она не  давала  плыть,  крутила  в
водоворотах, но она же и выбросила его на недалекий перекат, ударила о
гальку, и, не  сознавая  что  делает,  Жало  выпрыгнул  из  воды,  как
выпрыгивает испуганная рыба.
   Здесь было мелко.
   Жало стоял покачиваясь, широко расставив ноги, не  решаясь  сделать
ни шага, чтобы река вновь  не  подхватила  его.  В  ушах,  заполненных
водой, стоял ровный шум. Но где преследователи?
   Жало посмотрел назад. Вода, стекавшая по лицу, заливала глаза. Жало
отер ее - и было больно дотрагиваться до лица. Воины уже  подбежали  к
реке и столпились там,  где  его  подхватила  и  потащила  река.  Жало
увидел, как один из воинов поднял руку с копьем.
   Когда копье шлепнулось в воду, чуть-чуть  не  долетев  до  беглеца,
Жало схватил его и побежал дальше. В одном месте он  снова  провалился
по пояс, но тут же дно поднялось  -  он  побежал  теперь  по  мелкому,
прозрачному,  прогретому  солнцем  песку,  а  воины   кричали   что-то
непонятное вслед - все еще шумела в ушах вода, - но не решались  войти
в реку, потому что боялись большой воды.
   Жало забился в кустарник, упал, пополз вглубь, забыв о зверях,  что
таятся в колючках, оставляя широкий  след  -  клочья  шерсти  и  пятна
крови. Кусты, пошептавшись, вновь смыкали листья и ветви, и Жало  полз
и полз, даже когда уже потерял сознание.
   Очнулся он, может, через несколько дыханий, а может, через половину
дня - он не мог сказать. Рядом кто-то беззвучно шел сквозь  кустарник.
Жало  не  тронули  ни  звери,  ни  ползучие  птицы,  ни  мокрые  змеи,
скользившие рядом, чтобы посмотреть, кто осмелился забраться  в  чащу.
Но в непостижимом, бесплотном,  беззвучном  присутствии  кого-то  была
беда, опасность. Жало замер, заставив себя прервать неровное  дыхание.
Он смотрел между воздушных корней.
   Там через прогалину быстро шел дух - нет, не тот, утренний, добрый,
а настоящий Великий дух, которого  Жало  видел,  когда  его  и  других
мальчиков Старший привел в храм, где они  должны  были  пройти  Первое
испытание. Тогда этот дух сидел на троне в  храме,  одетый  в  золотой
плащ, окруженный ярким сиянием. Тогда дух был милостив и  спрашивал  о
разном. И велел делать нечто, о чем и Жало и другие  мальчики  забыли,
потому что Великий дух приказал им об этом забыть.
   Дух шел прямо, кусты перекрывали ему путь колючими ветвями, но  дух
не останавливался, не разводил ветви - колючки входили в его  грудь  и
пронзали ноги, корявые стволы исчезали  в  нем  и  выходили  вновь  из
спины, когда дух проходил дальше. Для духа не было преград. Дух  искал
его,  Жало,  ничтожного  беглеца,  убежавшего  от  смерти,   песчинку,
нарушившую закон долины. И  Жало  вспомнил  -  а  это  дозволено  было
запомнить в храме,  -  что  он  должен  всегда  и  во  всем  слушаться
Старшего, потому что Старший выполняет волю богов. И  горе  тому,  кто
осмелится этого не сделать.
   Дух был один. Воины, видно, остались у реки.
   Дух остановился, будто в нерешительности. Наверно, почуял  беглеца.
Дух смотрел в ту сторону, где укрылся Жало.
   - Выходи, - проговорил он громко. - Выходи и будь послушен. Я  вижу
тебя.
   Руки оперлись о траву, подчиняясь приказу, дрогнули ноги,  стараясь
послушаться. Но  Жало  был  слишком  слаб,  и  слабость  эта,  вопреки
старанию победить израненное тело, задержала его,  не  позволила  даже
открыть рот, чтобы откликнуться, отдать себя  во  власть  всемогущему,
всевидящему духу.
   И эта задержка привела к странному. Дух двинулся в другую  сторону,
отвернулся от тянущегося к нему беглеца и громко сказал:
   - Выходи, я вижу тебя!
   Но теперь он не мог видеть Жало. Он смотрел  не  на  него.  И  Жало
вдруг понял, что дух не всемогущ.  Что  дух  не  увидел  его,  говорил
просто так, пугал, надеялся на то, что Жало сам придет к нему.
   Жало уже пошел  дальше,  удаляясь,  проходя  сквозь  кусты,  сквозь
стволы низких деревьев, бесплотный, но схожий с  человеком.  Кусты  не
шевелились, и не было слышно шагов.

        x x x

   - Логическая неувязка, - произнес Павлыш вслух.
   Он вновь уселся на шкуру. Он был растерян и обижен. Больше  обижен.
Он ни при чем в смерти Речки. Если ее убили воины, они это сделали без
него. Наоборот, он  же  спас  ребят  от  Белой  смерти.  Юноша  боялся
Павлыша. Нет, не самого Павлыша  -  что  ему  Павлыш,  если  он  может
проходить сквозь  стены?  Он  боялся  присутствия  чужого  человека  в
долине. Этим как-то нарушались его планы. И убежали Жало с Речкой,  во
второй раз убежали, без всякой помощи Павлыша. Он  был  тогда  там,  у
храма. Да, а как же юноша проходит сквозь стены? Значит ли это, что на
Форпосте обитает раса  "юношей",  столь  далеко  ушедшая  вперед,  что
добилась  проницаемости  материи?  Значит,  тут  цивилизация  древняя,
высокоразвитая и в то же  время  не  технологическая  -  без  городов,
машин... Где же  она  прячется?  Под  землей?  В  океане?  И  посылает
миссионеров к отсталым племенам? Космос  велик  и  неразгадан  -  люди
коснулись лишь самых краев его, разгадали лишь первые  тайны...  И  уж
совсем сказочный образ возник  в  мозгу  -  раса  существ  бесплотных,
полупрозрачных,   живущих   в   воздухе,   в   облаках,   повелевающая
приземленными грубыми дикарями... Чепуха. Юноша  был  вполне  телесен,
никуда не взлетал и, если ему надо было, убегал на  ногах.  А  камень?
Как рука прошла сквозь камень? Движение было нечаянным - проницаемость
юноши не была сознательным действием. А почему тогда он не  провалился
в землю?
   Павлыш  постучал  пальцем  по  плоскому  камню-столу.  Камень   был
прохладен, безнадежно тверд. Над проницаемостью бились ученые на Земле
и у Корон. Но пока без  практических  результатов.  Павлыш  подошел  к
стене, к тому месту, в которое ушел  юноша.  Никакой  потайной  двери,
никакой щели. Все происходило без фокусов. И вряд ли можно говорить об
оптических иллюзиях.
   Невнятные голоса донеслись снаружи. Зашуршал лингвист, но  не  смог
разобрать, о чем говорят.
   Павлыш подошел к  выходу.  В  долине  потемнело:  скрылось  солнце,
рваная туча прилетела с моря, шла  низко,  касаясь  вершин  скал.  Два
воина спускались по тропе, волоча за  собой  человеческое  тело.  Тело
Речки. Остановились перед трещиной, куда чуть  не  провалился  Павлыш,
совещаясь, как перетащить тело вниз. А на дне долины,  у  хижин,  тоже
возникло движение, словно только сейчас туда докатилась весть о чем-то
неладном, происходящем в пещере. Горстка темных фигурок  неуверенно  и
бестолково продвигалась к ручью и замирала на берегу, будто ручей  был
рубежом, который невозможно перейти.
   Роль наблюдателя, зеваки хороша и интересна лишь тогда, когда  тебя
не мучает желание вмешаться, пока не начинает  грызть  ощущение  того,
что ты,  оставаясь  наблюдателем,  теряешь  нечто   важное,   что   не
ускользнуло бы от тебя, будь ты участником событий. А  бывает  и  так,
что может понадобиться твоя помощь.
   Черт с ним, с обещанием сидеть в пещере. Павлыш быстро пошел  вниз,
к воинам, стараясь не выпускать их из виду.
   Один из воинов легко перескочил через трещину. Второй перекинул ему
конец веревки, обмотанный вокруг тела  девушки.  Затем  последовал  за
ним. Вдвоем они потянули тело к себе, оно  сползло  в  трещину  глухо,
влажно ударилось о стену. Воины выволокли его наверх и  пошли  дальше,
вниз, не оглядываясь. Желтая пыль поднималась от их  шагов,  клубилась
над Речкой.
   Павлыш догнал их у храма. Один из воинов услышал шаги, взглянул, не
испугался, решил, что так и надо, раз дух следит за их действиями. Они
втащили Речку в темный проем, но сами в храме  не  остались.  Вышли  и
присели на ступеньках.
   Дверь медленно закрывалась.
   Павлыш прошел мимо отводивших глаз  воинов,  толкнул  дверь,  мягко
подавшуюся от толчка. За дверью  обнаружился  небольшой  круглый  зал;
слабо, но ровно светился сглаженный купол потолка.
   Помещение было пустым.
   Павлыш стоял спиной к полуоткрытой двери, глядел на пол, где должно
было лежать тело девушки, и чувствовал физическую усталость от нелепых
загадок планеты. Воины не могли унести Речку  далеко  от  порога.  Для
этого просто не хватило бы времени. Подходя к  храму,  Павлыш  отлично
видел, что они были внутри меньше  минуты  -  ровно  столько,  сколько
требовалось, чтобы втащить тело, оставить его в зале  и  вернуться  ко
входу. Никакого люка на полу не было. Камень - выровненный, правда, но
самый настоящий камень. Значит, если отвергнуть мистику,  кто-то  ждал
воинов в храме и взял у них тело. Отнес куда-то дальше, во  внутренние
помещения. Возможно, другие воины или служители храма. Должна быть еще
одна дверь. Значит, сейчас Павлыш стоит в "прихожей".

        x x x

   Свет, падавший прямоугольником  от  входа,  чуть-чуть  не  достигал
дальней стены, и по освещенному полу от башмаков  Павлыша  протянулись
две темные полосы - тень ног. Дверь в следующий зал находилась  в  том
же направлении, спрятанная за  каменной  плитой,  стоявшей  торчком  у
дальней стены. Поэтому Павлыш ее и не  заметил  сразу.  Там,  впереди,
было шуршание, легкий стук, возня. Павлыш достал пистолет, взвесил  на
ладони и положил обратно. Как сказал юноша, он уже достаточно натворил
дел в долине. Да и вряд ли воины осмелятся тронуть духа.  Если  на  то
нет специального указания Старшего. Сзади прилетел порыв мокрого ветра
- двигался дождь.
   Павлыш обогнул плиту. За ней обнаружился ровно вытесанный проем, и,
прежде чем ступить в темноту очередного за сегодняшний день  коридора,
Павлыш включил шлемовый фонарь, запрокинул голову, посмотрел наверх. В
каменном косяке была щель - дверь опускалась сверху.
   Будь что будет. Павлыш быстро шагнул за порог.
   - Есть кто живой? - спросил Павлыш. Повел  головой  -  конус  света
уперся в стену, метнулся, рассеялся в темноте...
   И тут же зажегся свет. Он возник  сверху,  расширяясь,  разгораясь,
обозначая сперва темные формы окружающих предметов, потом  заползая  в
углы, выстраивая вещи, давая им цвет и фактуру.
   Тело девушки лежало на  низком  ложе,  покрытом  светлой  блестящей
тканью. Голова была повернута набок, губы приоткрыты, желтеет  полоска
зубов, руки приподняты к груди, словно в попытке защититься, судорожно
сжаты  темные  кулачки.  За  ложем  -  длинный  серый  пульт.  Кнопки,
индикаторы, экранчики-глаза. Щупальца, руки, лапы, выросшие из  серого
металла, повисли безжизненно, замерли под странными углами. Две машины
- тоже со щупальцами,  множество  ножек  поддерживает  их  над  полом,
наверное, это роботы, - застыли неподалеку, перемигиваются  огоньками.
Свет ярок в громадном зале, там дальше ящики, шкуры животных, банки  и
сосуды с внутренними органами,  образцами  растений.  Странный  музей,
лаборатория-жилище миссионера.
   А может, и он гость здесь, пришла мысль. Не смог улететь,  застрял,
коротает век, командуя диким племенем?
   Павлыш  думал  так,  а  сам  склонился  над  девушкой.  Нельзя   ли
что-нибудь сделать? Вдруг она еще жива?
   Девушка была жива.
   Формально жива. Раз, другой сократилось умирающее  сердце.  Пропал,
снова  возник  пульс.  Павлыш  достал  диагноста.  Диагност  был  мал,
умещался в  ранце,  взял  его  Павлыш  на  всякий  случай,  скорее  по
профессиональной привычке. Диагност зажужжал, впился в  грудь  девушки
тонкой иглой, протянул  стрекало  ко  лбу,  заглянул  под  веко.  Был,
наверно, доволен, разумная машинка, соскучившаяся  по  работе.  Роботы
под®ехали поближе, Павлыш сказал им:
   - Не мешайте.
   Один из роботов отстучал непонятное. Зацокал.
   Лингвист молчал - не понял.
   Проводки, тончайшие гибкие  кабельки  протянулись  от  диагноста  к
ногам и рукам девушки. Потом защелкал  морзянкой  огонек  на  макушке.
Работая,  диагност  готовил  шприц.  Присоски  обхватили  горло,   под
давлением вгоняя под кожу  стимулянты.  Диагност  мог  оказать  первую
помощь, не советуясь с Павлышом. Если помощь нужна срочно.  Откинулась
крышка, выскочила пластиковая карточка. Павлыш прочел  предварительный
диагноз:  перелом  ребер,  ссадины,  ушибы,   повреждения   внутренних
органов, кровоизлияния. Он не хотел бы оказаться на месте Речки.
   Оставил диагноста на месте, пусть сигнализирует, если что случится.
Сам открыл карман-аптечку.  "Возможен  летальный  исход",  -  повторил
заключительную фразу доклада диагноста.
   Работать  было  приятно.  Павлыш  понимал  чувства  диагноста,   не
отказывал  машине  в  праве  на  них  -  сам  соскучился  по   работе.
Предоставлялась возможность - спасти жизнь.  Диагност  выкинул  вторую
карточку  -  результаты  анализов.  Без  них  нельзя  было  продолжать
лечение. Состав крови,  антитела,  температура.  Кое-что  можно  будет
сделать и своими силами. Нужна вода. Местная вода.
   - Послушай, - обратился  Павлыш  к  роботу,  пользуясь  лингвистом,
настроенным на местный язык. - Сбегай за водой к ручью.
   Робот не двинулся с места.
   - Не понимаешь, когда с тобой разговаривают?
   Робот молчал.
   - Придется самому сходить. Только предупреждаю... - Павлыш старался
казаться строгим. - Чтобы до девушки не дотрагиваться. Ясно?
   Потом диагносту:
   - Останешься здесь, лапушка. Чуть что - сигнализируй.
   Павлыш настроил внутреннюю  связь  на  диагноста.  В  ушах  неровно
застучало сердце Речки, со всхлипом тянулся воздух в легкие.
   Павлыш побежал к выходу, за водой.
   Роботы стояли неподвижно.

        x x x

   У входа были шум, свалка.  Воины  пытались  задержать  растрепанную
женщину. Та  рвалась  к  ступеням,  бормотала,  вскрикивала  невнятно.
Несколько  других  женщин  стояли  поодаль,   не   вмешивались,   лишь
подбадривали нападавшую, ругали воинов.
   Щелкнув, включился лингвист.
   - Убийцы!  Звери,  подземные  черви!  Убийцы!  -  Лингвист  пытался
перевести речи всех женщин одновременно, торопился, сбивался, сам себя
перебивал:
   - Отойди! Узнает Старший, ты не будешь жить! Не кусайся!
   Это слова воинов. И снова:
   - Убийцы! Где мои дети? Где Жало? Я видела снизу! Мы видели  снизу,
как вы тащили Речку! За что ее убили? Звери!
   Воины не решались пустить в ход  копья,  опасаясь  женщин  -  может
быть, их собственных матерей,  теток,  сестер.  Лишь  отталкивали  их,
огрызаясь, рычали.
   Первым Павлыша увидели женщины, стоявшие в стороне.
   - Дух! - закричала одна из них.
   Женщины отпрянули, спрятали лица от взора духа. Замерли воины. Лишь
одна, не слыша ничего, пыталась пробраться к храму.
   - Остановитесь, - произнес Павлыш.
   Женщина  услышала,  заметила  его.  К  удивлению  Павлыша,  она  не
склонилась, как остальные, - казалось, ее ярость удвоилась.
   - Ты убил ее!
   Воины скрестили копья, она повисла на них, размахивая когтями.
   - Ты ее мать? - спросил Павлыш.
   - Убийца!
   - Она мать Жало, - ответил воин.
   - И Речка - ее дочь, - крикнула из толпы старуха. - Речку привел  к
ней Немой Ураган.
   - Мои дети! Где мои дети?
   Женщина укусила одного из воинов в плечо,  и  тот  выпустил  копье,
прижал ладонь к шерсти.
   - Ты жестокий дух! Духи - убийцы! Они убили моих детей!
   Женщины говорили: "Да, да", - но тихо, прикрывая лица руками.
   - Спокойно, - сказал Павлыш. - Я пока никого не убил.
   - Вот  придет  Старший,  он  узнает  о  твоих  словах,  женщина,  -
пригрозил воин, вцепившись здоровой рукой в ее волосы.
   - Где Речка? Где Жало? - кричала  женщина.  -  Они  были  красивые,
смелые, добрые. Лучше всех в деревне! За что ты убил Речку? Я  видела,
как вы тащили ее, чтобы духи вынули из нее сердце.
   Женщины вторили ей, словно хор в греческой трагедии.
   - Сколько же  нужно  повторять!  -  закричал  тогда  Павлыш,  чтобы
перекрыть гам. - Речка жива. Она только больна, ранена.
   В ушах - передавал диагност - слабо билось сердце Речки.
   - Пусти меня к ней!
   - С удовольствием. Только сначала нужна вода. Кувшин с водой. Пусть
мне принесут.
   - Вода?
   - Да, для Речки. Она хочет пить, разве не понятно?
   - Сейчас, - сообразила девушка из хора и замелькала черными пятками
по тропинке вниз, к ручью.
   - Дух  просит  воды!  -  в  священном  восторге  подхватили  другие
женщины.
   Еще две или три из них бросились вслед за девушкой.
   Ну вот, вроде намечается  прогресс,  подумал  Павлыш.  Юноша  опять
будет недоволен, хотя я, кажется, укрепляю его репутацию среди  женщин
долины.
   - А где Речка? Я хочу ее видеть, - настаивала мать Жало.
   - Погоди. Принесут воды, вместе пойдем.
   - Ей больно?
   - Она выздоровеет,  -  вежливо  заверил  женщину  Павлыш.  -  Через
полчаса или через час вы сможете взять ее домой.
   Воины успокоились, уселись на ступеньки у ног Павлыша.
   Мать стояла, сгорбившись, глядела в землю. Ждала. Она непочтительно
говорила с духом, она вышла из себя и заслужила кару.
   Первые  капли  дождя  взбили  пыльные   фонтанчики   на   площадке.
Стемнело.
   - Будет большой дождь, -  произнесла  старуха,  вроде  бы  та,  что
встретилась недавно Павлышу у  ручья.  Она  осталась  стоять  на  краю
площадки.
   - Старуха знает травы, - сообщил доверительно  воин,  запрокинув  к
духу голову, отчего обнажились его клыки.
   - Это хорошо, - согласился Павлыш. - Она пойдет со мной в храм.
   - Людям нельзя в храм, - ответил воин. - Только когда  Великий  дух
призовет их.
   - Я не пойду, - отказалась старуха. -  Если  Старший  отдаст  Речку
матери, я приду в ее дом. Я знаю травы.
   Две девушки, запыхавшись, волокли  грубо  слепленный  кувшин.  Вода
выплескивалась на землю.
   - Давайте возьму, - предложил Павлыш.
   Девушки не посмели приблизиться к нему, опустили кувшин  на  землю.
Павлыш поднял его и, всходя по ступенькам, предложил матери:
   - Можете идти со мной.
   Потом воинам, хотевшим было воспротивиться:
   - А вас я позову потом. Вы мне можете пригодиться.
   Женщина мелко семенила за Павлышом, не  оглядываясь,  не  отставая.
Роботы, завидя ее, двинулись было навстречу. Павлыш остановил их:
   - Без вас обойдемся. А то обесточу.
   Роботы не поняли. Они, тихо жужжа, подбирались к женщине. Усики  на
их головах шевелились, вспыхивали. Женщина стояла рядом, она  даже  не
увидела Речку: зажмурилась на ярком свету при виде машин.
   Павлыш опустил кувшин около ложа; выставляя руки вперед, решительно
отпихнул роботов. Те остановились.
   - Ага, прямых  действий  вы  побаиваетесь.  -  Павлыш  обернулся  к
женщине: - Гляди на свою Речку, только не мешай мне.  Машины  тебя  не
тронут.
   Женщина  опустилась  на  корточки  в  ногах  Речки  так,  чтобы  не
выпускать роботов из виду, косилась на них опасливо. И  шептала:  "Что
они сделали с тобой, маленькая? Что они с тобой сделали?"
   Диагност уже заготовил целую кипу карточек - докладов  о  состоянии
больной.  Павлыш  забрал  карточки,  быстро  просмотрел  их.   Женщина
разглядела диагноста и спросила снизу, не отрывая от него глаз:
   - Что он там делает?
   - Это мой друг, - ответил Павлыш, - маленький дух. Он лечит.
   Женщина протянула вперед руку, гладила ступни девушки.
   Не было кружки, чашки. Павлыш забыл попросить  принести  что-нибудь
поменьше. Пришлось отвинтить колпачок с  фонарика  диагноста.  В  воде
Павлыш растворил лекарства, дал их попробовать своему маленькому духу.
Тот сверил состав со своими данными, дал добро. Павлыш влил содержимое
колпачка в рот Речке. Другой рукой держал кисть -  пульс  был  р