лина  была  бы  уже
перенаселена, а мы не можем привозить сюда пищу или загонять в  долину
долгоногов. Не смотрите на меня укоризненно -  вы  забываете,  Павлыш,
что мы проводим эксперимент. Цель его - ускорение эволюции на планете,
то есть благо для планеты. Не уничтожь мы никуда не  годного  ребенка,
из которого вырастет идиот или бесплодный  мутант,  он  умрет  сам  по
себе, но предварительно отнимет у достойных пищу.
   - Но почему не дать части племени покинуть долину?
   - Потому что эксперимент - а вы как ученый должны знать это - может
проводиться лишь в чистой обстановке. Внешние факторы слишком  сложны,
чтобы их учесть. Остальная планета  для  нас  -  контрольный  полигон.
Только тщательно изолировав долину, мы можем понять сравнительный  ход
эволюции. На чем я остановился? Да, мы внимательно наблюдаем за каждым
ребенком в племени, мы должны выяснить, на  что  он  способен,  должны
подыскать ему потенциальную пару - ведь  то,  что  природа  совершает,
перебрав множество ошибочных  вариантов,  вслепую,  мы  должны  делать
безошибочно. Наконец, в один прекрасный день мы вызываем подростков  в
храм, где вновь обследуем их, подвергаем влиянию направленной радиации
для того, чтобы в их потомстве вызвать благоприятные мутации.  А  волю
нашу - кто на ком должен жениться, кому чем заниматься,  где  жить,  -
сообщает Старший. Уходя из храма, подростки забывают, что здесь  было,
- лишь помнят сияние Великого духа и знают, что воля его нерушима.
   - И у вас никогда не бывает срывов?
   - Никто не гарантирован от этого. Мы не волшебники, а ученые. Мы  -
повитухи новой разумной  цивилизации.  Может  быть,  со  стороны  наша
работа  иногда  кажется  недостаточно  гуманной,  -  кивок  в  сторону
Павлыша. - Но есть  старая  русская  поговорка:  "Лес  рубят  -  щепки
летят".
   - Вы замечательно выучили язык. Когда и как?
   - Не напоминайте. Пока я мучился с языком, вы успели  проникнуть  в
долину.
   - Так на планете у вас есть хранилище языковой информации?
   - Да, в том числе все основные языки Земли. Информационный  раствор
вводится прямо в мозг.  Это  ускоряет  дело,  но  если  бы  вы  знали,
насколько это неприятно! Инфорастворы незаменимы и  здесь.  На  других
планетах обучение земледелию длится  сотни  поколений.  В  долине  это
заняло полчаса. Выйдя из храма, обработанные туземцы знали  о  пахоте,
севе и уборке все, что им положено было знать.  Разумное  существо  не
должно тратить столетия на освоение простых навыков.
   Павлыш поднялся с ложа, подошел к юноше и остановился в двух шагах.
Неприятно  было  сознавать,  что  можно  протянуть  руку  и   пронзить
собеседника пальцем.
   - Была другая поговорка, вернее девиз иезуитов:  "Цель  оправдывает
средства". Девиз сомнительный.
   - Когда вы помещаете животное в зоопарк, вы также проявляете к нему
жестокость. Вы заставляете его трудиться в цирке или таскать  повозки.
Вы режете обезьян, прививаете им мучительные болезни.
   - Но мы делаем это для людей. Разница  между  нами  и  животными  -
разум.
   - Где  начинается  разум?  Только  ли  инстинктами  руководствуется
обезьяна?  Вы   сказали,   что,   производя   опыты   над   животными,
руководствуетесь благом разумных существ, царей природы. Мы  не  пошли
бы  на  то,  чтобы  вмешиваться  в  жизнь  существ,  добившихся  права
называться разумными. Жители этой планеты лишь делают  первые  шаги  к
разуму. Им нужен ментор, учитель, ибо путь к разуму мучителен и долог.
Ментор может облегчить этот путь.  В  конце  концов,  укорачивая  этот
путь, мы оберегаем их от излишних  жертв.  Вами  же  сейчас  руководят
чувства.  Настоящий  ученый  обязан  отказаться  от  чувств.   Чувства
приводят к трагедиям.
   - Да, - согласился  Павлыш.  -  Мной  руководят  чувства,  но...  Я
говорил с вашими подопытными кроликами, со Старшим...
   -  Старший  -  умница,   великолепная   мутация,   гордость   моего
предшественника...
   - Вот видите. А мне он неприятен...
   - Опять  эмоции.  Он  помощник  богов.  Когда-нибудь  ему  поставят
памятник в этой долине. Его благодарные потомки.
   - Но я говорил и с Жало и с Речкой. Думали ли вы, что заставило их,
с таким риском для жизни, убежать из долины? Инстинкт?
   - Не совсем так. Жало  попал  под  влияние  Немого  Урагана.  Немой
Ураган был чужим в  этой  долине.  Он  попал  в  нее  случайно,  через
неизвестный нам ход в скалах. Мы позволили ему остаться здесь, так как
думали,  что  влияние  его  будет  ничтожным.  Даже   интересно   было
подключить свежую генетическую струю в нашу группу. Мы  ошиблись.  Его
пришлось со временем ликвидировать.
   - Почему?
   - Он не прижился в долине: привык к большим просторам. Он  охотник.
Кроме того, организован куда ниже, чем наши подопечные.  Даже  речевой
аппарат  у  него  был  недостаточно  развит.  Мы  бы  с  удовольствием
отпустили его на волю. Я уже  намеревался  стереть  у  него  память  о
долине и приказать воинам унести его к реке. Но он убежал раньше,  чем
я успел привести свой план в исполнение.  Вернули  его  в  безнадежном
состоянии.  Он  все  равно  бы  умер.  Излишняя  мягкость  привела   к
неприятностям.
   - Вы очень легко это говорите.
   - Мне лично искренне жалко этих  существ.  Как  жалко  любое  живое
существо, будь оно разумным или нет. Но в долине,  должен  признаться,
мы не  единственные  хозяева.  Старший  также  обладает   определенной
властью. И власть эта зиждется на обычаях, выработанных не только нами
- коллективный разум племени тоже фактор, с которым мы  считаемся.  За
семьдесят лет родилась и  оформилась  мифология  племени,  традиции  и
порядки, тем более и это входит в эксперимент. Так вот, племя приносит
в жертву богам больных и раненых. Они мешают  жить  племени  -  живому
социальному  организму.  Организм  от  них   избавляется.   Когда   мы
столкнулись с туземцами - они  просто-напросто  пожирали  друг  друга.
Теперь они убивают их в храме и оставляют нам  для  исследований.  Без
нас результат был бы тот же самый - с той  только  разницей,  что  они
продолжали бы пожирать своих ближних. Ураган был принесен в жертву. Но
он успел внести смуту в жизнь нашего племени. Он внушил молодым пустые
мечты...
   -  Вы  противоречите  себе.  Мечта  -  понятие,  свойственное  лишь
разумным существам.
   - Хорошо, я неправильно  выразился.  Не  мечту  -  возбудил  в  них
желание вырваться из долины к реке, на  широкие  просторы,  где  много
пищи. То есть  действовал  верным  путем  -  через  желудок.  Приятнее
питаться мясом, чем зерном. Мы же научили туземцев сельскому хозяйству
и сократили, частично сознательно, частично по  необходимости,  мясной
рацион. Жало - молодой энергичный представитель племени. Присмотритесь
к нему внимательнее - волосяной покров на нем  реже,  он  выше  других
туземцев и держится прямее. Если мы  его  потеряем,  я  буду  искренне
расстроен - я возлагал на него большие надежды как на производителя. Я
хотел поглядеть, какое получится потомство от него и дочери  Старшего.
Крайне любопытно. Может быть, именно здесь мы совершим скачок  вперед,
сэкономим несколько десятилетий.  И  я  не  теряю  надежды,  что  Жало
найдется.
   - А Речка?
   - У  Речки  плохая  наследственность.  Она  не  стабильна,  слишком
эмоциональна. Мне вообще бы не хотелось, чтобы у нее были дети.
   И тут Павлыш вдруг почувствовал,  что  его  перестает  интересовать
разговор. Даже не мог понять, почему. Как будто он уже слышал когда-то
раньше, что скажет увлекшийся юноша, и знал, что на каждое  возражение
Павлыша у него будет разумный ответ, и знал даже, что ему  никогда  не
поколебать глубокой  уверенности  экспериментатора  в  правильности  и
нужности всего сделанного в  этой  долине.  Когда-то  греки  верили  в
судьбу, в предопределенность. В трагедиях люди поднимались против рока
и терпели неизбежное поражение, ибо судьба их была заранее  решена.  В
действительности дела у греков обстояли не так  уж  плохо  -  трагедии
чаще всего оставались трагедиями на  сцене.  Люди,  восставшие  против
рока, порой добивались успеха. Потому что богов на самом деле не было.
Жизнь долины показалась Павлышу  осуществленной  греческой  трагедией.
Люди  в  ней  не  только  верили  в   предопределенность   судьбы,   в
существование духов, расписавших наперед каждый шаг, но они  при  этом
не ошибались. Духи правили  ими  и  на  самом  деле.  Стоило  родиться
младенцу, как вся жизнь его  была  уже  рассчитана  наперед  умными  и
неподкупными автоматами: известно, и когда он  женится,  и  сколько  у
него будет детей, и  чем  он  станет  заниматься.  И  если  кто-нибудь
восставал против судьбы,  то  его  наказывали,  жестоко  и  неумолимо.
Великие духи и их слуги на планете - воины Старшего.
   И вот тогда Павлыш, продолжая вполуха слушать бесконечную вязь слов
увлекшегося экспериментатора, понял, что если раньше  он  сочувствовал
Речке и Жало, поскольку спас их от  смерти  (частично  запланированной
духами, потому что именно они поставили Белую смерть стеречь проход  в
скалах, открытый Ураганом) и этим выделил их из  безликой  пока  толпы
жителей долины, то теперь вдруг увидел  в  беглецах  героев  греческой
трагедии, восставших против судьбы, неумолимой и бесстрастной.  Шансов
победить у них не было. И все-таки, как и положено героям  трагедии  -
жаль, что ни Жало, ни Речка никогда  не  смогут  прочесть  Эсхила  или
Софокла, - отступать они не хотели.
   - Вы можете мне возразить,  -  донесся  откуда-то  издалека  ровный
голос юноши, - не руководило ли Речкой  чувство,  называемое  у  людей
любовью? Отвечу: может быть. Допустимо назвать любовью и  отношения  у
собак: самка следует за самцом.  Но  с  моей  точки  зрения,  Жало  не
осознавал, что именно генетическая неустойчивость  Речки,  первобытная
дикость, заложенная в нее отцом, лишь  недавно  преодоленная  жителями
долины, разбудила в нем  атавистические  чувства  -  чувства  хищника,
стремящегося вонзить клыки в теплый бок долгоногов...
   - Смотрите, кто-то пришел, - перебил его Павлыш.

        x x x

   Роботы, как по команде, повернулись ко входу. Оттуда донесся стук.
   - Старший, - произнес с облегчением юноша. - Это стучит он.  Он  не
имеет  права  войти  сюда.  Хотя,  подозреваю,  заглядывал.   Старшему
свойственно любопытство.
   Юноша быстро прошел к двери.
   Павлыш остался стоять. Роботы глядели на него сердито, а может, это
Павлышу показалось. Неужели они поймали Жало? Нет, они не  убьют  его.
Он слишком ценный генетический материал. Он нужен. Но уже  никогда  он
не увидит больше широкой равнины. И  никогда  Речка  не  будет  бежать
рядом с ним, потому что Жало  должен  способствовать  успеху  большого
опыта.
   Павлыш подошел к экрану, смотревшему на реку.  Ливень  продолжался.
Река широко разлилась по равнине, подступила к самым  скалам,  вершины
деревьев выступали темными холмами над бурлящей водой. Нет, сейчас  до
корабля не добраться.
   - Я отпустил его. - Юноша возвратился в  комнату.  -  Жало  они  не
поймали, и я имею все основания полагать, что он погиб в наводнении.
   Юноша тоже подошел к экрану и вгляделся в бешенство воды.
   - Нет, ему не выжить.
   Он вздохнул печально.
   - Это был замечательный  самец.  Со  временем  он  стал  бы  вождем
племени.
   - Мне тоже жалко его,  -  сказал  Павлыш.  -  Но  иначе.  Не  из-за
эксперимента.
   - Знаю, - горько улыбнулся юноша и развел в стороны длинные нервные
руки. - Но что делать? Разум предусматривает терпимое отношение друг к
другу. Устал я сегодня. Пора отдохнуть.
   Юноша еще раз взглянул на экран, потом обратился к Павлышу:
   - Вам сейчас  рискованно  выбираться  обратно.  Оставайтесь  здесь.
Поспите. Вас здесь никто не побеспокоит.  Эти  ливни  кончаются  через
несколько часов. Вскоре спадет и вода в реке. Спите, вы  тоже  сегодня
устали.
   - Спасибо, - ответил Павлыш. - Я воспользуюсь  вашим  приглашением.
Надеюсь, Жало жив.
   - Вы забываете, как мало  ценится  жизнь  в  первобытном  обществе.
Через несколько дней  все,  включая  саму  Речку,  позабудут  об  этом
молодом существе. Они, по-своему, дети - тупые, неразвитые дети.
   - Да, кстати, - спросил Павлыш, -  если  вы  изолировали  небольшое
племя, не приведет ли это к вырождению?
   - Это важная проблема. Мы влияем на генетическую структуру, пробуем
различные типы мутаций. Иногда получаем любопытные результаты  -  даже
появляется соблазн вывести новые расы - трехглазых, двухвостых существ
и так далее.  У  нас  поговаривают,  что  на  планете,  на  другом  ее
континенте будет со временем создана вторая лаборатория -  там  станут
прослеживать  возможные  варианты  физической  эволюции.   Постараемся
конкурировать с природой. Это пока не решено.
   - Спокойной ночи, - попрощался Павлыш.
   - У вас с собой есть пища?
   - Да, - сказал Павлыш. - Я и не голоден. Устал.
   - Я ухожу. Эта работа порой утомляет.  Хочется  уехать  на  год-два
отдохнуть, подытожить сделанное.
   - А что вам мешает?
   - Чувство ответственности, - ответил юноша. -  Я  не  могу  бросить
долину на произвол  судьбы.  Каждый  день  чреват  неожиданностями.  Я
ментор, и мой долг находиться рядом. Никто, кроме  меня,  не  знает  в
лицо каждого обитателя долины, не знает их  привычек  и  наклонностей.
Трудно быть божеством...
   - Вы подвижник, - признал Павлыш.
   - Да, - согласился юноша, и он был похож в этот момент на молодого,
полного энтузиазма миссионера, готового пойти на плаху  в  еретическом
государстве  и  гордого  тем,  что  именно  ему  предоставлена   такая
возможность. - Но представляете себе, как прекрасен будет тот день - и
я надеюсь дожить до него,  -  когда  я  смогу  сказать  уверенно:  "Вы
разумны, мои дети. Учитель вам больше не потребуется".
   - Наступит ли он? - с сомнением произнес Павлыш.

        x x x

   Когда  юноша  снова  растворился   в   воздухе,   погасли   экраны,
отодвинулись к двери  роботы  и  дверь  опустилась  сверху,  беззвучно
скользнув в пазах, Павлыш понял, что безумно хочет спать. Если  бы  он
не так измотался за короткий день, то, может, подумал бы, что оказался
в  тюрьме.  Если,  скажем,  миссионеру  придет   в   голову   временно
изолировать незваного  гостя.  А,  впрочем,  все  равно.  Утро  вечера
мудренее.  Правда,  когда  проснешься,  никакого  утра  не   будет   -
только-только разгорится день, начавшийся много часов назад.
   Павлыш аккуратно разложил баллоны, скафандр, припасы на полу  рядом
с ложем,  оставил  лишь  нагубник.  А  ночью,  неловко   повернувшись,
выпустил его изо рта,  но  не  заметил  этого  -  юноша,  оказывается,
приказал роботам повысить содержание  кислорода  в  помещении.  Павлыш
спал долго,  иногда  проскальзывали  сны,  смутные,  незапоминающиеся,
злые. Приходилось убегать от кого-то, и  бегство  прерывалось  желтыми
мутными потоками, что-то бормотал  обиженно  Старший,  и  возвращались
минуты крушения "Компаса".
   Когда Павлыш проснулся, юноши все еще не  было  -  то  ли  он  спит
дольше, то ли вызвали к начальству или на совещание,  то  ли  сидит  в
своей  лаборатории,  думает,  как  избавиться  от  Павлыша  и   убрать
неожиданные поправки, внесенные в продуманный эксперимент  беспокойным
землянином.
   Зубы почистить нечем - забыл захватить пасту,  -  не  было  и  воды
умыться. Павлыш встал на  голову,  поболтал  ногами,  чтобы  разогнать
кровь в  жилах,  роботы  от  изумления  придвинулись  ближе,  включили
какие-то приборы на пульте -  видно,  регистрировали  необычную  позу,
полагали ее частью эксперимента. Позавтракал Павлыш не  спеша,  потому
что надо было решить - то ли сразу, как придет копия юноши, уходить на
корабль, нельзя же громить  чужую  лабораторию  из-за  того,  что  ты,
Павлыш, по своим земным меркам решил судить чужую цивилизацию,  то  ли
потянуть время, остаться еще на день, узнать побольше о жителях долины
и заодно о миссионере, чтобы вернуться к спору с ним, имея в руках  не
только эмоции, но и факты.
   Решив придерживаться второго варианта, Павлыш подошел к  пульту  и,
дожевывая бутерброд,  попытался  разобраться,  как  включаются  экраны
обзора. Встревоженный робот подкатил поближе, желая сохранить  приборы
от чужого, но Павлыш успел нажать нужную кнопку.
   Экран, глядевший в деревню, показал  стихший,  измельчавший  дождь,
воду вровень с полом хижин и безлюдье. Деревня и даль  долины  за  ней
были окутаны серым серебристым  светом  -  поднявшееся  высоко  солнце
пробивалось сквозь облака. Дождь кончался.
   Второй экран, направленный в сторону реки, также оказался  окном  в
серебристый день, подобный последнему дню потопа, когда бог уже  устал
поливать мир водой, но не собрался еще разогнать тучи. С  возвращением
придется подождать.
   Сидеть взаперти также не входило в планы Павлыша.
   Он  дожевал  бутерброд,  выпил  кофе,   оделся.   Оставалось   лишь
защелкнуть забрало шлема, и он готов покинуть скучный храм.  Юноша  не
появлялся.
   В  последующие  полчаса   Павлыш   перезарядил   камеры,   детально
ознакомился  со  своей  тюрьмой,  пытаясь  найти  способ  связаться  с
лабораторией,  чтобы  поторопить  или  разбудить  юношу.  Решил   было
нажимать все  кнопки  подряд,  пока  хозяева  не  прибегут  остановить
нахала, и лишь природная воспитанность  удерживала  Павлыша  от  этого
решительного шага. Наконец, не  выдержав,  он  занес  уже  ладонь  над
первым рядом кнопок, как движение на экране заставило ладонь  замереть
в воздухе.
   Мерно шлепая по воде и грязи, к деревне приближались воины, которые
кого-то несли. Павлыш пригляделся. Это  была  Речка.  Старший  семенил
сзади,  порой  широко  разевая  пасть,  видно,  приказывал,  подгонял.
Деревня молчала, никто не вышел навстречу, не выглянул из хижин.
   Рядом,  на  втором  экране,  который  глядел  за  пределы   долины,
мелькнуло что-то черное.
   Павлыш кинул взгляд  туда.  По  реке,  еле  отличаясь  от  плывущих
стволов,  неслась  длинная  долбленая  лодка.  Люди  в  ней   казались
вертикальными  черточками.   Лодка   приближалась.   Павлыш   увеличил
изображение, а  сам  снова  посмотрел  на  первый  экран.  Мать  Речки
метнулась к воинам, вцепилась в шерсть Старшему. Тот рванулся  вперед,
оскалился, присел, испугался.
   Лодка приближалась. У людей в ней были копья.
   Старший крикнул что-то. Воин обернулся и занес копье над женщиной.
   Лодка разворачивалась, приближалась к  обрыву,  она  шла  прямо  на
камеру. Павлыш не был уверен,  что  на  носу  стоит  Жало.  Надо  было
подождать еще несколько минут.
   Женщина упала на тропинку, забилась в  воде,  лужа  темнела  от  ее
крови. Воины продолжали свой неторопливый шаг. Старший догнал их. Люди
из хижин подходили к лежащей женщине. Молчали.
   Лодка приближалась к обрыву.
   - Что случилось, Павлыш? Вы решили разрушить лабораторию? Этого еще
не хватало. Я готов проклясть день...
   Павлыш не мог об®яснить себе, почему он выключил второй  экран.  Он
не хотел, чтобы юноша увидел лодку. Он надеялся, что на носу ее  стоит
Жало - погибший при наводнении, упрямый Жало.
   - Они убили женщину, - сказал Павлыш. - Посмотрите. Это тоже входит
в эксперимент?
   - Да, прискорбно, - произнес юноша.
   Он дал еще большее  увеличение,  но  экран  показывал  лишь  спины,
сомкнувшиеся вокруг убитой женщины. Волосатые, согнутые спины.
   - Как это случилось?
   - Откройте дверь, - попросил Павлыш. - Я не смог. Они волокут Речку
наверх. Старший берет власть в свои руки.
   - Не может быть. Успокойтесь, Павлыш.  На  ранних  этапах  развития
общества власть вождя безгранична.
   - Вы сами уверяли меня, что контролируете  всю  жизнь  долины.  Или
Речка и в самом деле не устраивает вас, как нестабильный тип?
   Павлыш увидел, что дверь поднимается кверху.
   - Подождите здесь, - сказал юноша. - Поверьте, я справлюсь без вас.
Мы не имеем права подрывать авторитет Старшего.  Он  нам  нужнее,  чем
половина деревни.
   Павлыш не послушался. Он  выбежал  вслед  за  юношей  в  по