л плечом дверцу кабины, прыгнул вниз, только успел подумать: автомат
в кабине! - и покатился по земле, не чувствуя боли. Вжался в грязь  лицом,
накрыл ладонями затылок. Оглушило взрывом, жаром полыхнуло. Поднял голову:
около дома горел грузовик, выскакивали из двери и из-за дома засевшие  там
гитлеровцы, бежали куда-то, падали. Поднялся на ноги - шатнуло.  Ухватился
за  стену,  задышал  часто-часто,  посмотрел  вверх.  Где-то  высоко,  под
облаками - или показалось? - парил воздушный змей, детский коробчатый змей
с планками крест-накрест, с длинным хвостом из мочала. Кто его запустил?
   В глазах потемнело, пополз вниз, хватаясь онемевшими пальцами за бревна
стены, потерял сознание. И уже не слышал ни выстрелов,  ни  взрывов.  Была
тишина, сонный покой, далекое синее небо, в котором по-прежнему качался на
ветру игрушечный неправдоподобный змей, склеенный маленьким Димкой  давним
летом в Малеевке, в пионерском лагере.
   ...Димка очнулся  оттого,  что  его  кто-то  тряс.  С  трудом  разодрал
слипшиеся веки, смотрел сквозь ресницы. Над ним  нависла  огромная  черная
фигура, страшная фигура, тянула к нему длинные руки. Это  было  ужасно,  и
Димка снова закрыл глаза. Однако трясти его не перестали,  и,  как  сквозь
вату, он услыхал голос Олега:
   - Да очнись ты, наконец! Живой ведь, симулянт чертов...
   "Пожалуй,  надо  встать,  -  тяжело  ворочались  мысли,  голова   прямо
раскалывалась от боли. - Олег в покое не оставит".
   Снова открыл глаза, сощурился, встал на четвереньки. Олег подхватил его
под мышки, поднял рывком, прислонил к стене. Димка  очумело  посмотрел  на
него, спросил хрипло:
   - У тебя анальгин есть?
   Олег отпустил его, сел на корточки,  зашелся  смехом.  Димка  понемногу
приходил в себя, удивленно разглядывал истерично всхлипывающего Олега.
   - Анальгин, - рыдал Олег, - фталазол, стрептомицин... Сумасшедший.  Где
ты находишься?
   Димка ошалело огляделся. Метрах в двадцати  догорал  грузовик,  ленивые
язычки пламени плясали под крышкой капота, выглядывали  из  кабины.  Стена
дома обуглилась, но пожара не  было:  дождь  помешал,  насквозь  промокшие
бревна не поддались пламени. Рядом лежали трупы эсэсовцев  -  как  в  кино
"про войну". От дома к Димке шел черный от копоти Старков, волочил автомат
на порванном ремне, улыбался.
   Димка наконец сообразил, где находится, испуганно спросил:
   - Что случилось? Как наши?
   Старков прислонил автомат к стене, сел на траву, потер пальцами глаза -
только больше копоть размазал.
   - Все. Конец.
   - А фашисты?
   - Нет больше фашистов.
   Олег хлопнул Димку по плечу. Тот даже пошатнулся.
   - Пожара они испугались, - смеялся Олег. - Когда  ты  избу  протаранил,
так бабахнуло, что даже я решил: не иначе -  артиллерия  подоспела.  Их  в
избе и за ней человек тридцать было.  Ну,  все  -  наружу.  А  тут  -  мы.
Готовенькими их брали.
   - А я как же? - Димка шарил руками по телу,  искал  рану,  но  тело  не
отзывалось болью,  только  гудела  по-прежнему  голова,  и  пара  таблеток
анальгина все-таки была бы кстати.
   - Взрывом крышу сорвало. Доски  прямо  по  небу  летали.  Одна  тебя  и
приложила по темечку. Спасибо, кепка удар смягчила.
   Димка ухватился за затылок, вскрикнул, посмотрел на руку:
   - Кровь...
   - Не беда, - устало улыбнулся Старков. - Ты же физик. Вот  и  пошел  по
пути Ньютона.  У  него  яблоко,  у  тебя  кое-что  повесомее.  Пора  закон
всемирного тяготения открывать.
   - Все бы вам шутки шутить, - мрачно сказал Димка.
   Он не терпел крови, боялся даже палец порезать. Ну ладно  бы  пуля  или
штык. Благородно и моменту соответствует. А тут доска...  Чем  вас  в  бою
ранило? Да, знаете, доской пришибло. Даже стыдно. Расскажешь - засмеют.
   Олег понял мучения друга, обнял его:
   - Ты у нас герой. Как додумался машину пустить?
   Димка любил, когда его хвалили. Он таял и гордился  собой.  Он  считал,
что похвала - даже за ерунду - очень стимулирует любую деятельность.
   - Да вот как-то додумался... - засмущался он, ногой  шаркнул,  вроде  и
голова поменьше болеть стала. Но не стал врать, честно признался: -  Я  не
думал о последствиях. Просто вскочил в грузовик - и  ходу.  А  стену  я  в
последний момент заметил: я же не умею водить машину.
   - Умел бы - об®ехал? - восхитился Олег наивной откровенностью Димки.
   Димка пожал плечами:
   - Не знаю... наверно...
   - Ну ты даешь!
   Старков по-прежнему сидел, привалившись спиной к стене,  закрыл  глаза,
как будто дремал. Услышал реплику Олега, приоткрыл один глаз.
   - Он не знал, что делать, а сделал все правильно. Ни одной ошибки.  Его
незнание помогло нам больше всех наших знаний. Как считаешь?
   - О чем разговор? - Олег не был ревнив, и удача друга радовала  его  не
меньше своей.
   И великодушным он был, умел признать чье-то преимущество над собой. Что
ж, в нынешнем бою Димка сделал больше Олега. Пусть неосознанно, но все же,
рискуя жизнью, он выманил под пули партизан три десятка карателей,  прочно
засевших в надежных стенах избы. Подвиг? Несомненно,  -  согласился  Олег,
считая, что ему самому просто не повезло: не догадался вовремя, не  увидел
машины, увлекся боем. Но какая разница, кто сделал? Важно, что сделано.  И
сделано - будь здоров!
   Димка окончательно пришел в себя, хотя  и  побаливала  голова,  саднила
рана на затылке.
   "Ох и попадет мне от шефа, - думал он. - Было велено:  не  лезть  ни  в
какие переделки. Легко сказать! Интересно, дорогой шеф: сами вы сумели  бы
сидеть сложа руки? Не сумели бы,  знаем  вас.  Так  что  придется  смирить
гнев..."
   - А как наши? - спросил он, вдруг вспомнив  о  страшном  исходе  боя  в
старковском прошлом.
   - Севку убили, - помрачнел Олег.
   - Севку... - Вспомнились веснушки, узкие, с рыжинкой глаза.
   Только что рядом был, еще злились на него: больно бдительный, и  вот  -
конец. Ох, не игра это,  не  игра,  ребяточки,  настоящая  война,  которая
догнала вас, достала. И не сможете вы  уже  быть  прежними  -  веселыми  и
беспечными, неунывающими "орлами" с физфака. Не сможете. Хотя  бы  потому,
что Севку убили...
   - А остальные, остальные?
   - Да вроде потерь не так уж много...
   И опять вмешался Старков:
   - Немного? Щедрый ты парень, Олег. Для нас любая потеря - беда.  Понял:
любая! И если бы только один Севка погиб, я бы  считал,  что  мы  потеряли
слишком много...
   Он рывком поднялся, подхватил автомат, пошел на улицу.
   - Комиссар прав, - тихо сказал Димка. - Ты бестактен.
   - Не спорю, - согласился Олег. - Ляпнул не подумав. Только я помню, что
у Старкова уцелело одиннадцать бойцов...
   - У того Старкова, у нашего.
   - Да, этот - другой. И прошлое другое.
   - А вдруг наше? Вернемся, а там - куча изменений. А виноваты в них мы.
   - Не говори вздора, - обозлился Олег. - Ни в чем мы не виноваты. Ну,  я
подстрелил человек десять. Ты этих сволочей на Божий свет вытащил.  Но  не
мы погоду сделали. Пока ты у стеночки  отдыхал  после  встречи  с  доской,
Рытов с Севкой ворвались вдвоем в соседнюю избу, гранату -  на  пол  и  из
двух стволов за три минуты двадцать человек наповал. Хороша арифметика?  -
Он засмеялся. - Потом Рытов спохватился: что-то слышать хуже  стал.  Хвать
за ухо, а его нет.
   - Как нет?
   - Осколком отрезало. Вместе с серьгой. Он и не заметил.
   - Всю красоту испортило, - покачал головой Димка,  спохватился:  -  Где
Раф?
   - Раненых перевязывает. Он у нас герой,  не  хуже  тебя.  -  Олег  даже
присвистнул. - Ну-у, Раф... Он ведь и Торопова спас...
   - Как?
   - Прикрыл его. Увидел,  что  в  старика  целятся,  прыгнул  на  него  и
повалил. Сам сверху.
   - А фашист?
   - Какой?
   - Который целился.
   - А-а, этот... Убили его. Кто-то из наших, - безразлично сказал Олег. -
Ну, пошли. - Он взял Димку под руку. - Все уже на площади.



        9

   Олег ошибался: на площади никого не было. Партизаны собрались во  дворе
бывшего  сельсовета,  где  теперь  обосновался  староста.  Кто  сидел   на
ступеньках крыльца, кто прогуливался вдоль стены, заглядывал в  окна,  где
Раф, Торопов и староста Стас занимались ранеными.
   Раненых было семеро. Прошлое физика Старкова разительно  отличалось  от
прошлого, в которое он отправил  своих  учеников.  Только  пятеро  убитых,
среди которых - бдительный Севка, рыжий Севка, веселый  и  лихой  человек.
Старков отправил партизан хоронить павших бойцов. На маленьком деревенском
погосте  они  вырыли  пять  могил,  завернули  тела  в  старую  мешковину,
поставили таблички с фамилиями и двумя датами.  Собрались  у  могил,  дали
прощальный залп. Всего один: патроны приходилось беречь, хотя и  разжились
у немцев боеприпасами. Да только понадобятся они еще, впереди -  дорога  в
Черноборье, длинная дорога, мало ли что может на ней случиться...
   Необходимо было спешить. Раф, выросший в семье  врачей-хирургов,  умело
перебинтовал раны, благо - невелики они. У кого - рука прострелена, у кого
- бедро. Рытов красовался в повязке, закрывавшей почти всю  голову,  ходил
чертыхаясь, переживал сильно: несерьезное ранение. Его утешало только, что
Димка пострадал еще глупее. Тут все-таки осколок, а у Димки - доска.
   Раф не считал всяких там царапин или легких сквозных пулевых ран. Тогда
и Димку с его ссадиной пришлось бы зачислить в раненые. Нет, это  пустяки,
до свадьбы заживет и  забудется.  Рафа  волновало  состояние  Макарыча,  у
которого было прострелено легкое. Для невеликих медицинских познаний  Рафа
это ранение казалось слишком серьезным. Макарыч все время терял  сознание,
дышал тяжело, со свистом. Термометра в деревне  не  нашлось,  но  даже  на
ощупь чувствовался жар.
   - Успеть бы довезти старика, - говорил Раф комиссару. - Сколько времени
займет переход?
   - С таким обозом - суток трое.
   - Плохо дело. А быстрее никак нельзя? Или, может, где-нибудь поблизости
врач есть?
   - Врача нету, - вступил в разговор Стас, -  а  фельдшерица  в  соседней
деревне проживает. Лучше бы к ней...
   - Медикаменты у вашей фельдшерицы есть? - зло спросил Раф.
   - Откуда? Травки должны быть.
   - Травки... Тут антибиотики  нужны,  -  сказал  и  поморщился,  получив
увесистый удар по ноге: Олег напоминал забывшемуся  товарищу  о  том,  что
антибиотики появились лишь после войны, да и то не сразу.
   Однако никто не заметил обмолвки Рафа, не прислушался.  Мало  ли  какие
мудреные  названия  в  медицине  имеются?  Разве  нормальный  человек  все
упомнит?
   - В отряде есть врачи и лекарства, - сказал Старков.
   - Значит, надо везти в отряд. Будем рисковать.
   - Зачем рисковать? - удивился  Олег.  Его  удивило  то,  что  никто  из
присутствующих не видел явного выхода. - Это пешкодралом трое суток. А  на
машине?
   - Ах, черт! - вспомнил Старков, хлопнул себя по лбу.  -  Действительно.
Всю дорогу не осилим, а половину - наверняка. Кто поведет?
   - Я, - сказал Олег.
   Раф изумленно посмотрел на него:
   - Как здоровье?
   Часов они с собой не  взяли:  "Полеты"  и  "Секунды"  не  годились  для
военного времени. Но и без часов можно было догадаться: срок  эксперимента
на исходе.
   - Который час? - спросил Олег.
   Старков полез в карман, вытащил старенький плоский хронометр.
   - Половина седьмого. - И добавил не к месту: - Есть хочется.
   Олег реплику о еде пропустил мимо  ушей,  хотя  и  ему  есть  хотелось,
урчало в животе, а вот поздний час его расстроил.  Через  полчаса  Старков
вырубит генератор,  и  придется  топать  в  избушку,  так  и  не  закончив
начатого. Олег считал, что это несправедливо. Он хотел довезти Макарыча до
Черноборья,  увидеть  настоящее   партизанское   соединение,   с   молодым
председателем познакомиться - да мало ли что еще! А тут и попрощаться ни с
кем нельзя -  не  поймут.  С  чего  бы  это  им  расставаться?  Вся  война
впереди...
   Кончилась война для студентов. Что ж, против  уговора  не  пойдешь.  Но
надо кое-какие советы оставить...
   -  Верно  говоришь,  -  скрепя   сердце   начал   врать   Олег,   -   я
бронетранспортер не доведу. Опыта нет. Шоферы в отряде есть?
   - Есть, - сказал Старков. - Рытов до войны шофером был.
   - Он и поведет.  Погрузим  в  машину  всех  раненых,  пулеметы,  оружие
трофейное - и в путь. А мы - пешочком, не торопясь.
   - Стоит поторопиться, - вмешался Стас. -  Через  несколько  часов  сюда
нагрянут фашисты.
   - Сколько человек в деревне? - спросил комиссар.
   - Двадцать три со мной. Пятеро мужиков, остальные - бабы с  детьми,  да
стариков трое.
   - Все уйдут с нами.
   - И я?
   - И ты.
   - А как же деревня?
   - Тебе что дороже: избы или люди?
   - Глупый вопрос, - пожал плечами Стас. -  Однако  людям  ведь  в  избах
жить...
   - Именно: жить. Собирай людей, староста. Да поживей, поживей.
   Вот и еще одно несоответствие с реальным прошлым Старкова: Стас уйдет с
партизанами, и все жители  деревни  тоже  уйдут,  и  никого  не  обнаружат
каратели, когда примчатся  сюда,  одержимые  жаждой  отомстить  непокорным
"бунтовщикам". Но почему Раф упорно называл реальным именно прошлое своего
шефа? А это прошлое? Что в нем нереального? Оно существовало и  существует
сейчас, оно торопит события, спешит сквозь осенние дни сорок второго  года
к годам  семидесятым,  когда  другой  Старков  и  другие  студенты  станут
собирать свой  чудесный  генератор  времени,  чтобы  махнуть  назад  -  на
тридцать с гаком лет, и махнуть опять-таки в чужое прошлое, в  его  третий
вариант. Или в десятый. Или в сотый. В  самый  что  ни  на  есть  реальный
вариант. В котором, может быть, Макарыча не ранят и не погибнет Севка. Или
даже не будет этого боя...
   ...Раненых погрузили на бронетранспортер, который пригнал умелец Рытов.
Набросали в кузов сухого сена,  постелили  брезент,  подсадили  к  раненым
малых детишек.
   - Может, с ними поедешь? - спросил Рафа Старков.
   Раф бы поехал, будь его воля...
   - Да я там только помехой буду, - сказал  он  бодро.  -  Пусть  товарищ
Торопов едет.
   Старков не  настаивал.  Наказал  Рытову  не  гнать,  в  случае  чего  -
сворачивать в лес, выжидать, на рожон не лезть.
   - С Богом, - сказал Старков.
   - И без Бога справимся, - хохотнул Рытов, тронул машину,  высунулся  из
окна: - Догоняйте!
   Осторожно повел бронетранспортер, об®езжая  ямы  с  водой,  скрылся  за
околицей. Партизаны смотрели ему вслед, молчали.
   - И нам пора, - вздохнул Старков, еще раз хлопнул крышкой часов. - Семь
без минуты.
   - Пора, - подтвердил Олег.
   Он  знал  точность  своего  Старкова  и  надеялся  только,  что  старый
хронометр спешит, подгоняет время хозяина.
   И вправду спешил.  Успели  построиться,  подхватить  трофейное  оружие,
которое не погрузили в машину, вышли за деревню  неторопливой  колонной  -
женщины,  дети,  старики  шли  в  середине.  Олег  с  друзьями   намеренно
пристроились в хвосте. Вошли в лес, и  Олег  придержал  друзей:  вроде  бы
осмотреться - не ждать ли  опасности  откуда-нибудь?  Опасности  не  было.
Пусто кругом. И дождь моросить перестал. Виднелись еще  деревенские  избы,
крутился дымок над местом недавнего боя, ветер уносил рваные облачка дыма.
   И вдруг пропал дымок. А возник совсем в другой стороне. И не робкий  он
был, а сильный, будто затопил кто-то печку в невидной от леса пустой избе.
   - Кто это? - испуганно спросил Димка. - Кто-то остался?
   Он обернулся  к  лесу,  куда  только  что  скрылась  колонна  партизан,
прислушался, вдруг рванулся в кусты, обломил ветку, она с треском упала.
   - Тише, ты! - бросил вслед ему Олег.
   А Раф все уже понял, усмехнулся невесело:
   - Не от кого таиться.
   Вернулся Димка, сказал, ни на кого не глядя:
   - Все. Конец.
   Это был конец эксперимента. Пунктуальный Старков отключил поле. Дым над
пепелищем исчез, потому что не было пепелища. Печку топили во многих домах
- холодная погода, промозглая, - и дым из труб рвался в небо,  сливался  в
мощное серое облако, уходил за деревню.
   - Интересно, дойдут они до Черноборья?
   Димка задал вопрос без адреса, просто так спросил, чтобы не молчать.  И
Олег ответил тоже для того:
   - Хотелось бы... Теперь и не проверишь: другое  прошлое.  В  нашем  вот
дошли...
   - Дойдут, - убежденно сказал Раф. - Должны дойти.
   Он так считал и не верил в иной исход, не мог верить.
   - И нам пора?
   - Пора.
   Пустой обмен словами. Говорить  не  хотелось,  и  надо  было  говорить.
Слишком резко оборвалось действие  -  сразу  и  навсегда.  Слишком  многое
осталось там, в прошлом. Именно в прошлом: как же иначе назвать? Теперь  и
у них, у двадцатилетних, тоже было прошлое - далекое и кровное.
   - Ты помнишь, где спрятал дублер?
   - Помню.
   - Надо бы забрать...
   - Потом. Успеем.
   Машинально вглядывались в мягкую тропу - не осталось ли на ней  следов.
И другая то была тропа, давно  знакомая,  потому  что  бегали  по  ней  из
лесниковой избушки в деревенский магазин: за сахаром и  за  хлебом.  И  на
танцы в клуб, бывало, заглядывали - по той же тропке.
   - Сколько мы отсутствовали?
   - Как и договаривались: двенадцать часов.
   - А кажется - дольше.
   - Кажется...
   Уже никогда не вернуть напряженных минут боя,  ощущения  уверенности  в
себе, кристальной  ясности  мыслей,  которая  возникает  именно  в  момент
опасности, в состоянии стресса, и ты поступаешь так, как должен поступить,
и никак иначе, и твое решение - самое верное, единственное, и ты силен,  и
ты бесстрашен, и дело твое правое, и победа конечно же - за тобой...
   - Вроде бы дошли...
   - Кто?
   - Мы, мы дошли. Вон наш дворец...
   Последние шаги к избушке. Выбить сапоги  о  стальную  скобу  у  порога,
снять  мокрую  грязь.  Но  тише,  тише,  чтобы  не  слышали  ни  шеф,   ни
председатель: не стоит портить театральный эффект неожиданного  появления.
Аккуратно приоткрыть дверь - только бы не скрипнула! На цыпочках - в сени.
Дверь в комнату - рывком на себя.
   - А вот и мы!



        10

   - Наконец-то, - сердито сказал Старков.
   Генератор выключен, стрелка - на нуле, рубильник торчал перпендикулярно
щиту. Старков пил чай из  фаянсовой  кружки  с  петухом,  нарочито  громко
хрустел сахаром, на студентов - никакого внимания.
   - В самом деле. - Председатель не  сумел  подыграть  Старкову.  Он  был
взволнован, обрадован, все удалось, и живые вернулись. - В самом деле,  не
могли раньше прийти?
   - Хорошо, что я опыт ограничил двенадцатью часами, - проворчал Старков.
- А то бы они там до конца войны сидели...
   - Неплохая идея. - Олег повесил телогрейку на гвоздь, уселся  за  стол,
придвинул чайник. - Ух, изголодались...
   - Не кормили вас там, что ли?
   - Некогда было.
   Этим "некогда" Олег невинно намекал на информацию - немалую  и  важную,
которую они готовы сообщить заждавшимся руководителям. Но Старков не понял
намек, не захотел понять. Он все еще играл роль сердитого воспитателя,  не
прощающего ослушников, выдерживал характер. Председатель  -  тот  попроще.
Ему прямо-таки не терпелось  узнать  подробности  путешествия,  он  бросал
умоляющие  взгляды  на  Старкова,  но  тот  игнорировал  его,  тянул  чай,
помалкивал.
   Потом не выдержал, спросил Олега:
   - Что ты на меня уставился? Давно не видел?
   - Давненько, - протянул Олег. - Считайте: тридцать пять лет. Изменились
вы здорово...
   Старков подался вперед, чуть не опрокинув кружку.  Все  было  мгновенно
забыто: и показное равнодушие, нелепое желание убедить  всех,  да  и  себя
тоже,  в  том,  что  важен  лишь  удачно  поставленный  эксперимент,  само
путешествие-во времени, а не его содержание. Мол, с таким же успехом можно
было переместиться в год тридцатый, пятый, восемьсот девяностый - в  какой
угодно... В какой угодно? Ох, врешь, Старков, сам с собой  душой  кривишь!
Ждал ты ребят из своего года, мучился, сгорал от нетерпения. Так не  ломай
комедию - не перед кем.
   - Рассказывайте, - почему-то шепотом сказал Старков.
   - То-то же... - Олег не собирался долго  мучить  шефа  и  председателя.
Начал рассказ, к н