Владимир Санин.
   Большой пожар


     Мол   Гвардия,   Санин  В.   М.  Большой  пожар  Роман  1986.  --   320
     OCR: Сергей Васильченко


     Материал который  лег  в основу романа  достаточно  необычен -- пожалуй
впервые  в  художественной литературе  рассказывается  о героической  работе
городских пожарных. В  центре  повествования --  боевые действия  по тушению
крупного пожара и спасательные операции: те  самые экстремальные ситуации, в
которых особенно ярко выявляются характеры людей и становится ясно "кто есть
кто".  "Большой   Пожар"  --   роман  остросюжетный,   роман-предупреждение,
написанный с любовью к людям " огненной профессии"  -- пожарным, и молодым и
ветеранам.
     Издательство "Молодая гвардия", 1986 г.


ПРЕДИСЛОВИЕ

     Я не раз  писал о том, что верю в огромную роль случая; не  припомню ни
одного  сколько-нибудь  крутого  поворота  в  моей  жизни,  на  который   не
подтолкнула бы меня случайность.
     По воле  случая  набрел я на  морскую  тему,  из-за  случайного  письма
оказался в высоких  широтах, чудом попал  в  Антарктиду. Заканчивая книгу, я
привык  не  очень задумываться о  следующей, ибо верил, что случай подскажет
мне тему.
     Так получилось и с этой книгой.
     На  сей  раз  началось  с  телефонного  звонка.   Тамара  Александровна
Ворошилова,  ответственный  секретарь пресс-клуба "01"  Главного  управления
пожарной охраны, сказала, что с интересом относится к моим полярным  книгам,
но  думает, что  на главную свою тему я  еще не  вышел.  Таковой же,  по  ее
глубокому убеждению, является тема пожарная, в которой я найду экстремальных
ситуаций больше, чем на обоих полюсах Земли.
     Честно говоря, писать о  пожарных мне не очень хотелось,  и на какое-то
время об  этом звонке я забыл.  Но вот, перечитывая верстку переиздававшейся
повести "За тех, кто в дрейфе!", те страницы, на которых был описан пожар на
Льдине, я вдруг совершенно неожиданно для себя  почувствовал,  что от льда и
снегов меня потянуло к огню.  Неделю я убеждал  себя, что  это  пройдет, что
грех уходить из полярных широт, с которыми связаны лучшие  годы  жизни, а на
восьмой день не выдержал и бросился разыскивать Ворошилову.
     Демонов-искусителей  оказалось  двое: Тамара  Алекгнндровна  и  ее  муж
Владимир  Тимофеевич  Потемкин, тоже  беспредельно  преданный пожарной  теме
журналист. Встреча состоялась, и  после нескольких часов первой нашей беседы
я уже твердо знал, что иду к пожарным надолго  и всерьез. Потом были вторая,
третья, пятая -- и я был отправлен на выучку к пожарным.
     Теперь о том, ради чего написано это предисловие.
     Во  время первых же бесед выяснилось,  что мои представления о пожарных
отличаются вопиющим, из ряда вон выходящим невежеством. Я был уличен  в том,
что абсолютно  не понимаю элементарного -- ни масштабов  пожаров, ни причин,
их вызывающих, ни людей, которые ценой  жизни  своей  и здоровья  эти пожары
тушат.   Явления,  казавшиеся  мне  "простыми,  как   мычание",   обернулись
сложнейшими  и  сверхактуальными  проблемами.   Хотя  читателей  обижать  не
принято,  бьюсь об заклад, что и  ваши понятия  от  моих тогдашних далеко не
ушли:  уверен,  98 из 100  читателей о проблеме  пожаров  имеют  смутное  и,
добавлю, легкомысленное  представление  -- за  исключением  тех, кого пожары
коснулись непосредственно, и, разумеется, профессионалов.
     Народная мудрость афористична: "Моя хата  с краю". Человеку свойственно
испытывать  беспокойство и  тревогу тогда,  когда  события  затрагивают  его
лично. Землетрясения и  ураганы, лавины, сели и цунами -- все эти  стихийные
бедствия,  о  которых  мы  каждый  день  читаем  и  которые  показывает  нам
телевидение, у людей, не испытавших их  на себе, вызывают  лишь сочувствие и
минутное  волнение;  это  вполне  закономерно и согласуется  с  человеческой
природой. Ну ладно, от этих бедствий  страдает лишь меньшая часть  населения
нашей планеты, здесь все объяснимо, но ведь совсем другое дело -- пожары!
     От них страдают все, без исключения все народы и государства. Нет таких
городов, таких поселений на  Земле, которые не пострадали  и  не  продолжают
страдать от опустошительных пожаров. Знаете ли вы, что  в миллионном  городе
случаются за сутки десятки  небольших,  средних и  крупных пожаров?  А  если
знаете,  представляете ли вы себе, что буквально рядом с вами гибнут люди --
ваши соседи! -- что превращается в пепел личное и государственное имущество?
А  знаете ли  вы о  муках  жертв  пожаров  в  ожоговых  центрах,  о сиротах,
оставшихся без родителей, и родителях, оставшихся без детей?
     Знаете так же,  как знал я: понаслышке.  В  какой-то газете  прочитали,
когда-то  увидели на экране, от кого-то услышали -- ужаснулись, повздыхали и
забыли. Это случилось где-то, это случилось не со мной...
     Отвернуться  от  опасности --  это не  значит ее устранить. В  том-то и
дело, что пожары в  современном мире -- это не изолированные случаи,  это --
проблема. ПРОБЛЕМА. Общечеловеческая проблема.
     Американскиве  специалисты по пожарной  безопасности  опубликовали труд
под названием  "Горящая  Америка".  Цитирую:  "По  имеющимся  статистическим
данным, существует вероятность  того, что в течение ближайшего часа где-то в
нашей стране произойдет  более  трехсот разрушительных  пожаров.  Когда  они
будут  ликвидированы, по меньшей  мере один человек погибнет,  а 34  получат
ожоги и  травмы, причем некоторые  из  этих  людей станут инвалидами и будут
обезображены  на всю жизнь... Шрамы и память  об ужасах сохранятся у трехсот
тысяч американцев, которые ежегодно получают травмы и ожоги на пожарах"
     От таких цифр не отвернешься -- проблема!
     О  ней   уже  существует  целая   литература   --  к  сожалению,  почти
исключительно специальная, для узкого  круга профессионалов.  Мы  же,  как я
говорил, 98  человек  из  100  продолжаем  относиться  к  ней с  потрясающей
легкомысленностью. То, что  по статистике в мире  ежегодно случаются  пять с
половиной миллионов пожаров --  каждые пять  секунд где-то что-то  горит! --
то,  что  гибнет  имущества  на неисчислимые миллиарды  и,  главное,  гибнут
десятки тысяч людей -- эти цифры кажутся какимито абстрактными, далекими, не
имеющими к нам прямого отношения.
     А между тем  они  звучат грозно,  как набат! Они  предупреждают:  люди,
задумайтесь! Учтите, что стремительное развитие цивилизации, вводящей в нашу
жизнь  все новые машины и вещи,  столь же  стремительно  повышает  опасность
пожаров. Учтите -- потому что  угроза  пожаров растет быстрее,  чем средства
защиты от них, и посему нельзя допустить нарушения  извечного равновесия  --
чтобы снаряд был сильнее брони.
     Развитие цивилизации не притормозишь: в наш быт будут входить все новые
материалы  и  новая  технология, и города будут расти  вширь и вверх,  и все
большей   будет  концентрация   создаваемых  рукой   человека  ценностей  на
квадратный  метр площади. А  это  значит,  что пожары  могут стать еще более
жестокими, они будут еще дороже обходиться обществу -- если мы всем миром не
осознаем этой грядущей  опасности  и не примем против  нее самых решительных
мер, не осознаем,  что чужого  горя не бывает: каждый пожар -- несчастье для
каждого из нас.
     Пойдя на выучку к пожарным, я многое понял и многое переосмыслил.
     Я  увидел, как живут и работают эти люди, и поразился тому, как мало их
знал, в каком кривом зеркале представлялись мне и они сами, и их работа.
     И еще я поразился тому, как мало мы  знаем этих людей, которые, бывает,
очень дорогой ценой покрывают наши грехи, нашу беспечность.
     В  мирное время,  спустя  десятилетия  после  войны,  они  каждый  день
встречаются лицом к лицу со смертельной  опасностью, сражаются  и побеждают,
получают травмы, ожоги и гибнут -- в мирное время!
     И день  за днем, месяц за месяцем я  проникался все большим уважением к
этим прекрасным людям,  скромным, нисколько не  претендующим на внимание, не
ожидающим почестей и признания, преданным своей профессии, бесстрашным перед
грозным ликом огня.
     О них эта книга.
     И если вы, увидев,  мчащиеся по  улицам пожарные  машины, остановитесь,
посмотрите им вослед  и скажете хотя бы про себя: "Удачи вам,  ребята"  -- я
буду считать, что написал "Большой Пожар" не зря.
     АВТОР


     ...Знаешь, почему нас не очень  жалуют, почему  о нас редко  вспоминают
поэты и не пишут  книг  прозаики? Я много думал  об этом и пришел  к выводу:
потому что  наша  работа не  приносит  людям  радости,  она  в лучшем случае
уменьшает горе. Она не эстетична,  наша  работа, мы  ничего не созидаем,  не
ставим рекордов, хотя рискуем жизнью, бывает, по нескольку раз на день. Даже
самая  блистательная наша победа --  это  трагедия; с нами в  сознании людей
ассоциируются  ужасы  и боль, гибель и  потери, обезображенные лица и  груды
развалин.
     Не принято  писать  об этом,  пусть  люди живут  спокойно.  Не принято,
понимаешь?  И поэтому, сынок, если  ты честолюбив и  жаждешь  славы, если ты
обижен тем, что журналисты обходят тебя стороной, и если тебе мало того, что
в тебя верят товарищи, идут за тобой в огонь и в дым, -- меняй профессию. Ты
еще молод, это еще не поздно сделать.

     Из письма полковника Кожухова сыну
     Героическим пожарным России

НЕСТЕРОВ -- МЛАДШИЙ

     С  того  вечера  прошло  больше  месяца,  а  мы, затянутые в  водоворот
воспоминаний,  никак  не можем из  него  выбраться.  Воспоминания -- зеркало
прошлого, и, нужно сказать, зеркало весьма  своеобразное: каждый видит в нем
не только то, что было  на самом деле, но и то, что ему хотелось бы увидеть.
Поэтому  иногда за неизменным  и крепчайшим чаем мы  схватываемся,  спорим и
кричим  друг  на  друга, пока Дед не выгоняет  "ораторов" на кухню, чтобы не
мешали Бублику спать.
     -- В хореографию первым прорвался Чепурин! -- настаивает  Дима Рагозин.
-- Суходольский в это время еще лестничную клетку тушил.
     -- Память у тебя дырявая, -- горячится Слава Нилин. -- Вася, подтверди,
ты же был наверху!
     Вася,  Василий  Нестеров-младший,  это я.  И  я  не  видел,  кто первым
прорвался в хореографию, Чепурин или Суходольский. Более того, рассказывали,
что  двери выломал  Паша  Говорухин.  Я закрываю  глаза  и  представляю себе
широченную спину человека, который  со  стволом  в руках подбегает к  двери,
вышибает  ее плечом,  и явственно слышу громовой голос:  "Прошу без паники!"
Это любимое словечко Говорухина... А может, это было на другом этаже?
     -- Паша? -- Рагозин морщит лоб. -- Ты точно помнишь?
     Я признаюсь,  что  поклясться  не  могу,  а  кажется  -- Ольгу  это  не
устраивает.  Она   записывает  в  свою  тетрадку:  "Хореографическая  студия
Чепурин, Суходольский или Говорухин?" И тут  же  подбрасывает нам  очередную
шараду:
     -- А кто придумал -- поставить на  козырек трехколенную лестницу? Ну, в
первые минуты?
     -- Кто, кто... -- ворчит Нилин. -- Ангелы небесные...
     -- Гулин, -- уверенно говорю я. -- Когда мы прибыли,  с трехколенки уже
работали. Работали, Дима?
     -- Ведьма ты рыжая, -- вздыхает Рагозин. -- Втявула нас в историю.

     Поразительно,  до чего все  в нашем мире завязано!  Человеческие дела и
судьбы переплетены, как паутина: один  случайный поворот головы -- и паутина
разорвана,  случайный шаг в  сторону -- наоборот, узелок завязался покрепче.
Случайный -- в этом все дело. Судите сами: не  закури полотер, не швырни  он
спичку  в груду тряпок,  не окажись  я в  тот  день  дежурным по  городу, не
отправь нас Кожухов в разведку на восьмой этаж -- и вряд ли состоялся бы тот
разговор,  которым ошеломила нас Ольга.  Впрочем, никаких  "вряд  ли" --  не
состоялся бы тот разговор наверняка.  Но, поскольку  указанная цепочка имела
место и Микулин остался жив-здоров, узелку суждено было завязаться.
     Произошло это  так. Придя с работы  и застав всю нашу компанию в сборе,
Ольга  потрепала  по  вихрам Бублика,  который с  преувеличенным отвращением
доедал манную кашу, и с какой-то особой интонацией в голосе сказала:
     --  Вот  хорошо, вы-то  мне и нужны! Вопрос из кроссворда --  как звали
музу истории? Раз... два...
     -- Клио? -- неуверенно спросил Нилин.
     -- Молодец, -- похвалила  Ольга. -- Согласны на несколько месяцев стать
служителями  Клио?  Предупреждаю,  должности  неоплачиваемые,  зато работать
придется до седьмого пота.
     --  Заманчиво, -- Рагозин изобразил на лице радость, -- люблю трудиться
на общественных началах. Народ требует разъяснений.
     -- Чаю бы предложили, рыцари. -- Ольга  села  за стол, взяла бутерброд.
--  Напомню, Клио, любимая дочь Зевса, была  мудрой женщиной. Она учила, что
чем дальше от  нас событие, тем больше оно обрастает легендами и небылицами,
и  что  крупные последствия вызываются зачастую  ничтожными  причинами.  Ну,
помните:  "Не было гвоздя  -- лошадь захромала, лошадь захромала -- командир
убит..."  Ребятки, слушайте  меня  внимательно, потому что я волнуюсь и могу
сбиться... Даже не знаю, с чего начать...
     -- Ты покушай, -- заботливо прогудел Дед, -- мы подождем.
     -- Нет, сначала расскажу... Утром в музее подходит ко мне одна дама, из
тех, которые не знают ни одной строчки Пушкина, но зато напичканы сведениями
о  его  интимной  жизни  и  поклонниках  Натальи  Николаевны.  И  спрашивает
доверительным полушепотом: "Говорят, вы пострадали на Большом Пожаре? -- Да.
-- Значит, вы  тогда здесь были? --  Иначе мне трудно было бы пострадать. --
Руки,  да?  --  Да. -- Ах, ах, а это правда, что в тот  жуткий  день погибло
двести  человек?"  Кажется, она  была  разочарована, когда я по  возможности
тактично ответила, что она...
     -- ...разносчица сплетен? -- подсказал Нилин.
     -- Я ответила чуточку мягче -- положение обязывало. Итак, считайте этот
короткий   и  маловыразительный  диалог   завязкой.  Далее   меня   посетила
неожиданная  мысль.  Я  вспомнила,  как  вчера Дед  привел домой  Бублика  с
разбитым носом...
     -- Поцарапанным, -- проворчал Бублик.
     -- Поправка  принимается,  -- согласилась Ольга. --  Свидетелями  драки
Бублика  с  Костей из  третьего  подъезда  оказались  три старушки,  вот  их
показания:  одна утверждала,  что  зачинщиком  был Бублик,  вторая  обвиняла
Костю, а третья заявила, что никакой драки не было, Бублик спустился во двор
уже с разбитым носом.
     -- Поцарапанным, -- сердито уточнил Бублик.
     -- Конечно, поцарапанным, -- спохватилась Ольга. -- Таким образом, если
даже о  заурядной  драке, которая случилась вчера, три свидетеля  дают столь
противоречивые  показания,  то  можно ли объективно  разобраться в том,  что
происходило много лет назад?
     -- А документы? -- возразил Нилин. -- Мемуары?
     Ольга покачала годовой.
     -- Их пишут те же  люди, с их пристрастиями и  собственным  взглядом на
вещи,  зачастую довольно узким:  взять  хотя бы до крайности темную версию о
приглашении варягов на  Русь. Даже воспетый Пушкиным  Пимен  --  и тот судил
царя Бориса на основе  не слишком проверенных слухов;  еще  лучший пример --
Ричард  III, которого  Шекспир на века  ославил,  как  чудовищного негодяя и
который, как полагает сегодняшняя наука, вовсе таковым не был.
     -- Это  горбатый  король,  которого  Ульянов  по  телевизору играл?  --
поинтересовался Дед.
     --   Шекспир   наделил   его   физическим   недостатком   для   большей
выразительности, -- пояснила Ольга, -- Ричард III, судя по его прижизненному
портрету  и  воспоминаниям  современников,  был  довольно  приятным  молодым
человеком и вовсе неплохим королем -- неудачливым, правда. Но все это от нас
довольно  далеко. Досадно другое: то, что мы, очевидцы,  своими ушами слышим
досужие  вымыслы  и  пальцем  о  палец  не  ударяем, чтобы  раз  и  навсегда
установить  истину. В  данном случае  у  нас  перед  Пименом  одно  огромное
преимущество: он, главным образом, слышал, а мы  -- видели. Правда, и задача
перед нами куда более узкая.
     -- В  каком данном случае? -- не понял  Рагозин,  да и мы тоже.-- Какая
задача?
     --  Минутку, дай собраться с  мыслями... -- Ольга допила чай, пощелкала
пальцами. -- Новость  слышали? У нас будет издаваться литературный альманах,
не такой  толстый, как столичные  журналы, но  зато  свой, доморощенный! Уже
готовят  первый номер, главным  редактором назначен наш  Микулин.  --  Ольга
прищурилась. --  Помнишь, Вася? Ты познакомился с ним при не  совсем обычных
обстоятельствах.
     Я кивнул. Обстоятельства и  в самом деле  были  не  из обычных: Микулин
порывался  выпрыгнуть в окно, а мы  с  Лешей ему доказывали,  что  свободное
падение с восьмого этажа может вредно отразиться на  здоровье: Леша  облапил
Микулина и  нежно прижимал его к груди, а я  слегка хлестал  его по щекам --
для снятия стресса, это медициной рекомендовано. Тогда, сразу после  пожара,
Микулин  сердечно  меня  благодарил  и даже трижды  облобызал, но  потом при
встречах  старался  не  узнавать:  не  очень-то  приятно   раскланиваться  с
человеком, который пусть во спасение, но все-таки набил тебе морду.
     --  К вечеру, ну буквально час назад Микулин зашел в музей,  -- заметно
волнуясь, продолжила Ольга. --  Я  думала, проконсультироваться, он работает
над исторической  повестью, но оказалось совсем другое. Сначала он  спросил,
как дела, я, между прочим, рассказала ему о глупых  вопросах дамы, потом  мы
стали  беседовать на  эту тему,  вспоминали другие  нелепые слухи и сплетни,
которые до  сих пор, шесть лет спустя, распускают обыватели, и вдруг Микулин
сделал  мне совершенно  неожиданное предложение! Он сказал, что  сегодня  на
редколлегии... Словом, он предложил мне написать про Большой Пожар.

     Не  знаю, кто так первым его назвал, да это  и не  имеет значения. Один
человек  сказал, другой повторил,  третий  подхватил -- и  по  городу  пошло
гулять:  Большой  Пожар.  А  ведь горело только  одно здание! Ну, не  совсем
обычное  здание,  но  все-таки  одно-единственное.  А  запомнилось,  и  как!
Наверное, потому, что, хотя за свои четыре  века повидал  наш город всякого,
на  памяти  последних поколений более впечатляющего зрелища не оказалось.  В
войну немецкие  самолеты  до  нашего  города  не  долетали,  опустошительных
наводнений, землетрясений у нас не  бывает,  катастрофические пожары,  когда
город  выгорал  дотла,  случались в  те далекие  времена, когда был  он  еще
деревянным, а  обычные, локальные пожары на горожан  особого впечатления  не
производили -- и видели те пожары немногие, и тушили  их быстро. Другое дело
Большой Пожар,  который как фейерверк  в  честь праздника виден был с  любой
точки  города.  Потому и  запомнился.  Если в  жизни  каждого человека  есть
какаято веха,  от которой он ведет дальнейший  отсчет времеви, то  почему бы
такой  вехе  не быть  и в  жизни  города? И у  нас на  улице  запросто можно
услышать:  "Это когда  было, до  Большого Пожара?"  --  "Нет,  месяца  через
два..."
     Конечно,  в  документах, на разборах  и в описании мы  указывали точный
адрес и официальное наименование здания -- Дворец искусств, но  между собой,
вспоминая, так и  говорили -- Большой Пожар. Вкипепо в память, в сердце. Уже
потом, когда в  наш гарнизон прибывали для прохождения службы  видавшие виды
ребята, они поначалу даже обижались: "Торфяные пожары по месяцу тушили, а  у
вас один дом горел, за несколько часов справились -- подумаешь, пожар века!"
Но   через  месяцдругой   ребята   обживались,   вникали  в  суть  и  честно
признавались"  "Мы-то думали,  всяк кулик  свое  болото хвалит...  Ничего не
скажешь -- Большой Пожар!"
     В нашей семье главный его знаток -- Бублик. Правда, в тот  день ему еще
двух  лет не  исполнилось,  но,  во-первых, как говорит  Дед,  "лучше  всего
человек  запоминает своей шкурой", а к  Бублику это относится в полной мере,
и,  во-вторых, у него вообще потрясающая память. Живем  мы неподалеку от УПО
*, дня не  проходит, чтобы  на чаек  н