одну бестию,  -  произнес Джим.  -  Но и  животные
хитрее, чем люди. Ну, подождите, я все-таки заберу эти десять долларов, со
мною,  вы, господа, так не разделаетесь. Или... или, Харка, может быть, ты
попробуешь?
     - После тебя.
     - После меня? Не думаешь ли ты, что Джим свалится с этого осла?
     - Посмотрим.
     - Хорошо, посмотрим.
     Джим перешагнул через барьер ложи, вышел на манеж и уже через секунду
сидел на осле,  который стоял совершенно спокойно.  Джим погладил животное
по  шее,  похлопал по  крупу и  уже  после этого тихонько нажал шенкелями.
Животное не торопясь направилось по манежу. Джим кивнул Харке. К удивлению
примолкнувшей публики,  ему  удалось  заставить осла  идти  шагом,  бежать
рысью,  скакать галопом. Вот он уже ездит одну минуту, вторая на исходе...
И  вдруг,  когда Джим  уже  чувствовал себя победителем,  осел подпрыгнул,
покатился по земле, да еще ухитрился схватить всадника зубами за ногу. Рэд
Джим растянулся на песке.  Под общий хохот он медленно возвратился в  свою
ложу.
     - Ну что,  Харка, теперь иди ты, - сердито сказал Джим мальчику. - Ты
же хотел после меня.
     Харка поднялся,  снял  свою одежду и  в  одном только поясе подошел к
дрессировщику во фраке.
     - Пожалуйста, мой мальчик. Но будь осторожен.
     Харка не  спеша подошел к ослу и легко вспрыгнул на его спину.  Сразу
же ему пришлось бороться с попытками осла скинуть его.  Осел,  видно,  был
хорошо  приучен  к  своей роли,  но и Харка был ловок и не оставлял осла в
покое.  Осел носился по манежу туда и сюда,  и борьба  между  всадником  и
животным не ослабевала. Зрители снова увлеклись, снова заключались пари за
мальчика и против.  Рэд Джим довольно  спокойно  следил  за  происходящим.
Харка,  казалось, сросся с ослом, но от напряжения уже пот выступил на его
лице.  Две минуты прошло в беспрерывной борьбе,  и это было немалое  время
для такого темпа. Вот и еще полминуты... Осел стал вести себя спокойней, и
в то же время зрители чувствовали, что вот-вот произойдет что-то решающее,
они орали, вскакивали с мест, размахивали руками.
     И Харка чувствовал, что осел на последний момент приберегает какой-то
опасный трюк.  Конечно,  мальчик мог бы соскочить с него и снова вскочить,
как это он не раз проделывал с лошадьми, но тогда ему не засчитают победы.
Можно вцепиться в осла и не отпускать его,  и будь что будет. Но тут Харке
пришло  в  голову сделать совершенно другое.  Он  неожиданно повернулся на
прыгающем осле и  сел  задом наперед,  как когда-то  сидел клоун,  схватил
животное за хвост.  Осел притих и  спокойно,  как овечка,  пошел по кругу,
едва Харка нажал шенкелями. Один круг, второй, третий...
     Зрители смолкли и сидели чуть ли не с открытыми ртами. И вот протекла
третья   минута.   Под   сводами   шатра   поднялся   невообразимый  крик,
аплодисменты.  Харка  спокойно соскочил с  осла,  похлопал его  по  спине,
подошел к  режиссеру,  получил свои десять долларов и вернулся в ложу.  Он
накинул на себя одежду и сидел так, как будто бы ничего не произошло.
     Матотаупа  посмеивался,   художник  и  Длинное  Копье  выражали  свое
восхищение. Джим чертыхнулся и сказал:
     - Проклятье!  Парень хитер! Мне тоже следовало догадаться сесть задом
наперед.
     Начался антракт. Часть публики отправилась осматривать зверинец. Джим
с полной кассиршей вышел.  Художник, Длинное копье и оба дакоты остались в
ложе. Желтая Борода посмеивался, вспоминая, как Харка перехитрил осла.
     Через несколько минут к ложе подошел господин во фраке - дрессировщик
лошадей и ослов -  и спросил художника, не выступал ли раньше этот мальчик
в  цирке.  Желтая Борода рассмеялся и  заверил его,  что  мальчик вообще в
первый раз видит цирковое представление.
     - Но,  сэр,  это непостижимо!  Такие способности! К какому же племени
принадлежит мальчик и кто его так воспитал?
     - Он - дакота. И вот его отец.
     Господин  принялся рассматривать Матотаупу,  как  осматривают лошадь,
оценивая ее качества.
     - У  меня к  вам  большая просьба,  смею ли  я  рассчитывать на  вашу
помощь, сэр?
     - В зависимости от того, какова она, пожалуйста.
     - Мы в ужасном положении. Объявленная в афише группа индейцев отстала
от цирка.  Не исключено, что ее переманили конкуренты - люди бессовестные.
После антракта мы не сможем показать объявленного номера, и позор падет на
нашу голову,  мы будем разорены.  Зрители возмутятся, они разнесут цирк, я
даже не в состоянии себе представить,  что может произойти.  Вы понимаете,
мы во что бы то ни стало должны показать номер "Индейцы и ковбои". Ковбоев
тут достаточно,  индейцев же,  которые могли бы что-нибудь показать, найти
не так-то просто.
     - Да, но чем мы можем помочь?
     - Видите,  мне  кажется,  что  уж  если этот мальчик ездит как десять
дьяволов,  то и его отец на что-нибудь способен.  Я полагаю, что они умеют
стрелять,  бросать лассо.  Мы  могли  бы  предварительно сделать маленькую
репетицию,  и, может быть, этот господин, который сидел рядом с вами, тоже
принял бы  участие?  Прошу  вас,  поймите меня  правильно,  мы  в  ужасном
положении,  мы на пороге разорения, и это как раз перед наступлением зимы.
Только вы можете помочь. Я понимаю, что вы джентльмены, вы сидите в лучшей
ложе,  и, поверьте, я не собираюсь равнять вас с артистами. Но возможно, и
им  самим  доставит удовольствие такое выступление.  Я  объявлю,  кто  они
такие.  Я  прошу вас...  Конечно,  они  не  могут рассчитывать на  высокий
заработок,  они не артисты.  Но они,  видимо,  и не нуждаются. Я сделаю им
ценные  подарки.  Этот  мальчик  уже  приобрел симпатии публики,  и  будет
великолепно, если я объявлю, что следующий номер пойдет с его участием.
     По просьбе художника Длинное Копье перевел предложение дрессировщика.
     - Сэр,  я готов упасть на колени перед вами,  уговорите,  пожалуйста,
ваших краснокожих друзей.
     Длинное Копье,  посмеиваясь,  перевел и  эти слова дрессировщика.  На
лице Матотаупы не дрогнул ни один мускул.
     - Что думаешь ты,  Матотаупа? - спросил Длинное Копье. - Мы могли бы,
пожалуй, показать людям свое умение. Ковбои, которые тут есть, и мы.
     Матотаупа сжал губы.
     - Можно мне задать этому белому господину вопрос?
     - Да.
     - Почему он  объявил номер с  индейцами и  громко кричал в  городе об
этом номере, хотя знал, что индейцев у него уже нет?
     Человек во фраке удивленно приподнял брови.
     - Вождь дакотов,  это же коммерция! Это коммерция, вот как... Номер с
индейцами был обозначен в афише. Афиши были расклеены в городе и на улице,
я  должен был кричать о  том,  что стоит в  афише.  Кроме того,  индейская
труппа в  пути,  и  я был уверен,  что они приедут к представлению.  Может
быть...  может быть,  они еще успеют,  но их еще нет,  и  я  должен что-то
предпринять.  Может быть,  они завтра будут здесь,  но сегодня я прошу вас
помочь. Только один раз, сегодня.
     - Белый человек может изменить порядок выступления:  сначала показать
львов и тигров, потом человека на проволоке, а потом ковбоев.
     - Вместе с вами, вождь?
     - Мы должны подумать.
     Ответ Матотаупы был  уклончивым.  Он  охотно сказал бы  нет,  но  ему
казалось, что это огорчит Длинное Копье и художника.
     - Я не теряю надежды!  -  воскликнул человек во фраке.  - Возглавляет
труппу индейцев и ковбоев великолепный молодой человек,  смелый разведчик.
Он, может быть, и сумеет вернуться до конца представления, и тогда мы хоть
что-нибудь сможем показать. Но если бы вы...
     - Его имя?
     - О,  еще  совсем неизвестное,  вождь,  но  у  него  большое будущее.
Буффало Билл - охотник на бизонов.
     Длинное Копье пожал плечами,  ему и действительно было незнакомо имя.
Видимо,  это  был  не  тот  Билл,  который "участвовал в  двадцати четырех
поединках". Да и вообще людей с именем Билл - что песчинок в море.
     Антракт подходил к концу. В открытой кассе сидела полная блондинка.
     Джим вернулся в  ложу веселый и  оживленный.  Какова была причина его
хорошего настроения,  он  не  сказал,  да и  никто не спросил его об этом.
Длинное Копье сообщил о  разговоре с  человеком во  фраке,  и  Джим звонко
шлепнул себя по коленям:
     - Человек!   Так  это  ж  дело!   Буффало  Билл!   Я  знаком  с  ним.
Хладнокровный юноша.  Очень молод, но уже кое-чего добился. У него большое
будущее.  То, что он заманивает в цирк индейцев, - это для меня новость. А
они, я слышал, забастовали, хотят получать деньги.
     - Но почему же им не платят? - возмутился художник.
     - Деньги туда,  деньги сюда,  подсчитали питание, за жилье в фургоне,
за  костюмы,  которые нужно было приобрести для  выхода на  сцену,  -  вот
ничего и  не  осталось.  Ну  да  они все равно придут.  Буффало Билл умеет
обращаться с индейцами.
     Матотаупа попросил Длинное Копье перевести объяснение Джима, и индеец
перевел все слово в слово.
     - Мы не пойдем сегодня на манеж, я сказал, хау! - решительно произнес
Матотаупа.
     Заиграл  оркестр.   Вокруг  арены  уже   установили  высокую  клетку,
отгораживающую  зрителей  от   зверей.   Огромные  дикие  кошки  вышли  по
специальному  проходу  и  расселись  на  расставленные  тумбы.   Это  была
смешанная группа хищников:  четыре льва  и  два  королевских тигра.  Чтобы
поиграть  на  нервах  зрителей,  дрессировщик дразнил  животных  короткими
окриками и  щелканьем кожаного бича.  В  руках у  него была длинная палка,
которую он выставлял вперед,  и звери били по ней лапами. На палке заметны
были следы когтей и зубов.
     - Белло, Белло!
     - Уа-ах, уа-ах!
     - Тигра, Тигра, Тигра!
     Тигрица оскалила пасть,  показывая огромные клыки.  Она не рычала,  а
угрожающе ворчала, злобно ударяла лапой по палке. Дрессировщик волновался:
Харка заметил капли пота на  его  загримированном лице.  Ассистент передал
сквозь решетку горящий обруч.  Дрессировщик заставил львов  прыгать сквозь
него.  Потом  дрессировщик отбросил бич,  вытащил  пистолет и  выстрелил в
воздух. Глухо рыча, тигр приготовился к прыжку. Дрессировщик выстрелил еще
раз,  чуть не опалив шкуру зверя.  И  когда тигр как бы нехотя,  но все же
легко и красиво проскользнул в обруч, Харка даже огорчился: ведь, конечно,
совсем не так прыгает этот зверь на свободе.  Властелина диких мест здесь,
в тесной клетке,  дразнят бичом и пистолетом!  Такие звери рождены,  чтобы
охотиться, а не делать детские прыжки!..
     Последней должна была прыгнуть тигрица. Но она была очень неспокойна.
     - Тигра, Тигра, Тигра!
     В  ответ она  заворчала и  попыталась укусить палку.  Музыка смолкла.
Напряжение зрителей достигло предела.
     - Тигра!
     Дрессировщик поднял  пистолет,  и  три  выстрела последовало один  за
другим. Разъяренная тигрица спрыгнула со своей тумбы. Дрессировщик в левой
руке держал горящий обруч, в правой - пистолет. Тигрица оскалила зубы.
     - Тигра!
     Тигрица прыгнула,  но не в обруч... Дрессировщик успел наклониться, и
животное перемахнуло через его спину.
     Женщины взвизгнули,  некоторые,  чтобы  не  видеть страшного зрелища,
закрыли руками глаза. Два служителя направили на клетку брандспойты. Харка
не знал,  что это за брезентовые змеи,  но Длинное Копье объяснил и сказал
еще, что дикие звери боятся сильной струи воды.
     Тигрица прыгнула еще раз. И снова дрессировщик ловко уклонился.
     Тигрица  вскочила на  тумбочку,  потом  спрыгнула на  песок  и  стала
прогуливаться по всей клетке.
     Дрессировщик крикнул,  чтобы  открыли дверь  в  проход.  Но  помощник
режиссера скорчил  злую  гримасу и  отдал  противоположный приказ.  Дверца
осталась закрытой.
     - Тигра, Тигра...
     Дрессировщик снова взял протянутый ему  пылающий обруч,  схватил бич,
взмахнул им  в  воздухе,  раздался щелчок.  Львы на своих тумбах зарычали,
подобрались, но остались на месте. Тигр же в бешенстве соскочил на песок и
вместе с тигрицей принялся расхаживать вокруг дрессировщика.
     Дрессировщик,  не  выпуская из  рук  горящего обруча,  смелым прыжком
преградил путь тигрице и выстрелил у нее над ухом.
     - Тигра!!!
     Испуганное выстрелом животное проскочило сквозь обруч, а тигр прыгнул
на  стенку клетки.  И  вот он уже у  ее верхнего края.  Решетка задрожала.
Зрители в  ужасе закричали.  Вот-вот и  возникла бы  паника.  Но  по знаку
режиссера струя воды ударила в  тигра,  и зверь соскочил обратно на арену.
Дама во втором ряду упала в обморок, и ее вынесли.
     Дрессировщик заставил все-таки  тигрицу вернуться на  свое место.  Он
отбросил бич и только стрелял из пистолета. Тигрица вскочила на тумбочку и
еще раз прыгнула сквозь горящий обруч. И вот она перед дверцей прохода.
     Напряжение спало.
     Харка видел,  что дрессировщик совершенно изможден,  он едва держался
на  ногах.  Стоя  посреди  манежа,  он  раскланивался  перед  аплодирующей
публикой. Служители открыли дверцу, и хищники устремились в проход.
     Клетку  быстро  разобрали  и   унесли.   Рассыпая  шутки,   на  арене
кувыркались клоуны.  Но Харка не слышал смеха,  он думал только о том, как
завтра  опять  попасть  в  зверинец и  получше  рассмотреть этих  страшных
хищников.
     Следующим номером выступали канатоходцы и акробаты на трапеции. Харка
был искренне удивлен, что люди могут достичь такой ловкости. Казалось, что
канатоходец вот-вот упадет и расшибется, но в какое-то последнее мгновение
он хватался рукой за канат и повисал в воздухе.
     Наступило время  заключительного номера.  Близилась полночь.  Зрители
болтали,  смеялись,  жевали сладости.  Харка ждал,  не подойдет ли еще раз
господин во  фраке повторить свое предложение и  не появится ли охотник по
имени Буффало Билл.  Этот знаменитый охотник на  бизонов интересовал Харку
больше,   чем  человек  во  фраке,   хотя  последний  отлично  дрессировал
прекрасных коней.  Но  Харка был уверен,  что этому не  приходилось жить в
прериях.  А Буффало Билл -  это захватывающий ветер,  это неоглядные дали,
это  покрытые коричневой шерстью  животные,  которые поднимают тучи  пыли.
Нет, не песок манежа, перемешанный с опилками, топчут они, а песок прерий.
И Харка вспомнил,  как он сам разукрасил стрелами спину бизона.  С тех пор
ему  ни  разу  не  пришлось  преследовать бизонов.  Теперь  уже  осень,  и
предстоит большая охота,  а  он,  Харка,  сидит в палатке,  в которой и не
пахнет бизонами.
     Позади ложи прошел человек и  остановился недалеко от Харки.  Мальчик
слышал его  шаги,  но  даже  не  пошевельнулся и  ничем  не  выдал  своего
любопытства.  Человек постоял немного,  ничего не  сказал и  пошел  прочь.
Харка незаметно поглядел ему  вслед и  разглядел,  что  на  нем был костюм
ковбоя.
     - Итак,  они не решились больше нас беспокоить,  - усмехнулся Длинное
Копье.  -  Ты,  мой старший брат Далеко Летающая Птица, слишком хорошо для
него одет,  Матотаупа -  слишком горд, а Харка - несговорчив. Они проведут
этот номер без нас.
     - Во  всяком случае,  это был не  Буффало Билл,  -  уверенно произнес
Джим.  - Если он даже и вернулся, то решил, что за нами достаточно послать
какого-нибудь слугу. Пусть же не надеется, что мы явимся к нему.
     Музыка заиграла туш. На манеж выехали ковбои.
     - Буффало Билл,  Буффало Билл! - закричал Джим, по привычке хлопая по
коленям.
     Мало кто из зрителей знал это имя,  оно стало известно лишь несколько
лет  спустя,  но  крика Джима было достаточно,  чтобы группа молодежи тоже
принялась орать: "Буффало Билл! Буффало Билл!"
     Всадник,  возглавлявший ковбоев, был одет в блестящий кожаный костюм,
высокие сапоги  с  отворотами,  мягкую  шляпу.  Он  приветствовал зрителей
поднятой рукой,  как милостивый король своих подданных. Харка всматривался
в  его лицо.  Оно было узкое,  красивое.  Горбатый нос,  глаза -  голубые.
Борода  у  него  была  не  такая,  как  у  художника,  и  росла  только на
подбородке.  И  усы.  Ковбои начали свою игру.  Для  Харки это  зрелище не
представляло ничего  особенного,  но  ездили  они  действительно хорошо  и
отлично стреляли.
     Под  общие крики одобрения,  под  топот копыт и  выстрелы закончилось
представление.  Публика аплодировала,  и  в  этой шумихе все даже забыли о
том,  что им  не  показали индейцев.  Когда группа ковбоев покидала манеж,
зрители уже поднялись и устремились к выходу.
     Но пятеро  в  ложе  оставались сидеть до тех пор,  пока цирк не начал
пустеть.  Лампы были потушены,  и в опустевшем шатре совсем замерла жизнь.
После  множества  людей,  музыки,  шума  тишина  и  пустота темной палатки
оказывали совершенно особенное действие.  Но вот на манеж  вышли  рабочие,
чтобы  убрать  грязь и разровнять опилки,  и воздействие опустевшего цирка
пропало.
     Снаружи продолжали толпиться люди.  И  тут  неожиданный шум  заставил
всех насторожиться: кто-то громко звал полицию.
     Люди бросились к месту происшествия.
     - Надо посмотреть,  что  там  случилось,  -  сказал Джим и  скрылся в
толпе.
     Оба дакоты,  художник и  Длинное Копье остались ждать у входа в цирк.
Никто из  них даже не догадывался,  в  чем дело,  но скоро вернулся Джим и
сообщил:
     - Ограблена касса! Это история особого рода, неповторимая. В кассе не
осталось ни цента. Вот где главная сенсация вечера!
     - А как же кассирша? - поинтересовался художник.
     - Хе!  Исчезла.  А  что ты  думаешь,  не  улетела ли она,  как Далеко
Летающая Птица, ха-ха?
     - Никто не убит?
     - А почему должны быть убитые?  Не стоит предполагать худшего, иногда
обходится и так.  Ну и нагрела она всю эту шатию,  ну и нагрела!  Ведь она
продала билеты на все четыре вечера, да еще на три дневных представления!
     - Значит, исчезла выручка за все четыре дня?
     - Все до цента.
     - Что же, эта женщина была одна в кассе и без охраны?
     - Конечно,  плохо охраняли.  И это в таком городе! Да потом охранники
больше смотрят снаружи.  Да и  кто мог что-нибудь подумать,  если кассирша
куда-нибудь выходит?  Работа сделана чисто. Может быть, она и поделилась с
охраной...
     - На что же теперь цирк будет кормить своих животных! Чем он заплатит
людям?  Как  рассчитается за  место?  Может быть,  у  предпринимателя есть
резерв в банке?
     - Это меня не касается. Лучше пойдем в гостиницу.
     И они направились к дому по главной улице,  где царило почти такое же
оживление, как днем.
     Когда  Харка  с  отцом  добрались  до  своего  номера  в  гостинице и
растянулись на шерстяных одеялах,  у мальчика прямо кружилась голова, и он
заставлял себя побыстрее заснуть, так как на следующий день ему предстояло
немало.  Прежде всего он хотел получше рассмотреть тигров и узнать, придут
все-таки индейцы или нет.  Относительно ограбления кассы у  него тоже были
кое-какие соображения,  но он,  однако,  решил пока не делиться ими даже с
отцом.
     Ночь он  спал плохо,  но  не  столько потому,  что позади был богатый
впечатлениями день,  сколько из-за духоты в помещении - он привык спать на
свежем воздухе.  Вообще в  городе ему было тяжело дышать,  а  в  маленьком
номере гостиницы в особенности.
     Перед рассветом его  разбудил шум.  Он  слышал,  как сильно стучали в
дверь соседнего номера,  где остановились художник и Длинное Копье, слышал
сердитый голос художника, резкие голоса других людей.
     Скоро  голоса затихли,  и,  тяжело топая по  коридору,  удалились два
человека. Художник и Длинное Копье пришли к дакотам.
     - У меня была полиция,  -  сказал художник.  - В цирке Джима видели с
белокурой  кассиршей,   с  нею  же  он  сидел  и  в  нашей  ложе.  Полиция
расспрашивала меня,  что я  знаю о  Рэде Фоксе.  Я  ничего не мог сказать,
кроме того,  что в  мелочах он нечист и всегда сумеет прихватить несколько
долларов.  Ну,  а  что касается большего -  он нам оказал большую услугу в
этом подозрительном блокгаузе Бена.  Между прочим,  стало известно,  что у
Джима в частном банке довольно приличная сумма.  Поэтому полиция несколько
снисходительнее к нему, чем к други