и горящего кустарника.  Еще секунда -  и
они разбежались бы  как свора собак,  только что рассыпавшаяся по  прерии.
Воины бросились к лошадям.
     Это не осталось не замеченным противником.
     - Не пускайте их к лошадям! Не пускайте! - закричал вождь пауни.
     И  воины пауни тоже бросились в горящий кустарник.  И среди мечущихся
животных  завязалась  схватка  между  дакотами  и  пауни.   Лошади  словно
взбесились,  пауни стаскивали на  землю дакотов,  люди  катались по  земле
между брыкающимися и  подымающимися на  дыбы конями.  Пошли в  ход  ножи и
палицы.   Пламя  ширилось,   и  обезумевшие  животные,  увлекая  за  собой
всадников,  понеслись к  палатке,  где  был  привязан пегий  жеребец.  Тот
рванулся, вырвал кол и вместе со всем табуном понесся на восток.
     Вождь пауни увидел,  что  большинство его воинов увлеклись погоней за
конями.  Это встревожило его.  Видимо,  не  менее был обеспокоен и  Старый
Ворон,  потому что с обеих сторон раздались низкие звуки военного свистка,
призывающие воинов вернуться к  вождям.  Но  ни  повернуть,  ни остановить
коней уже  было  нельзя,  и  воины спешивались,  оставляли преследование и
бежали к своим вождям. Они даже не нападали друг на друга.
     Так род Медведицы потерял всех своих коней.  Это было большим успехом
пауни, и враги ликовали.
     Между тем огонь в кустарнике свирепствовал. Ночь была безветренная, и
поэтому он  пока  не  распространялся вширь,  с  треском пожирая деревца и
сухую траву.
     Женщины и  дети собрались на площадке поселка,  типи прикрывали их от
наступающих пауни.  Голая  утоптанная земля  не  могла гореть.  Только дым
окутывал людей. Воины сгрудились вокруг Старого Ворона, и Ворон дал приказ
переправиться через ручей и атаковать пауни,  даже несмотря на то, что все
подходы  к   ручью  простреливались.   Он   сам   взялся  возглавлять  эту
сомнительную попытку.
     Уинона попыталась представить себе,  что произойдет,  если воины рода
Медведицы потерпят поражение.  Ее -  дочь вождя - пауни убьют, и скальп ее
украсит трофейный столб у палатки врага.  Других женщин и детей тоже могут
убить,  но,  скорее всего,  они  станут женщинами и  воинами того племени,
которое сейчас уничтожит их мужей, братьев и отцов.
     Уинона и Белая Роза прижались к Унчиде, точно ища у нее спасения.
     - Отец!  Отец мой,  Матотаупа!  Если бы  ты  был здесь,  надо мной не
нависла бы такая беда!
     - И это правда,  - раздался голос; Уинона вздрогнула, она не ожидала,
что кто-нибудь,  кроме Унчиды и Белой Розы,  услышит ее,  она обернулась и
увидела человека, который произнес эти слова - воина по имени Чотанка.
     Со стороны ручья еще не было слышно ни криков, ни шума схватки. Воины
или еще не предприняли наступления,  или что-то произошло. Ну, может быть,
они все сгорели? Или задохлись в дыму? Или пали под ударами пауни? Или...
     И вдруг раздался резкий крик!
     - Хи-юп-юп-юп-хи-иах!
     Пауни тревожно зашумели и  подались от берега.  Уиноне послышался еще
свист  летящей  стрелы.   Дым   совсем  заволок  палатки,   девочки  стали
задыхаться,  и Уинона велела им лечь,  потому что у поверхности земли было
легче дышать.
     А  тут еще прогремели два выстрела и  наступила полная тишина.  Стало
слышно, как потрескивает пламя в кустарнике.
     Девочки напряженно прислушивались.
     Снова раздался яростный вой пауни.  И опять два выстрела, на этот раз
в  другой стороне.  И  снова  пауни смолкли.  В  наступившей тишине где-то
позади врагов прозвучали два слившихся в один голос:
     - Хи-юп-юп-юп-хи-иах!
     Уиноне были хорошо знакомы эти голоса.  Она поднесла сложенные руки к
лицу и от необыкновенного счастья,  что отец и брат тут,  недалеко, совсем
рядом, вцепилась зубами в пальцы.
     "Это они!  У Харки таинственное железо! Значит, стрелял Харка! Стрела
- это,   конечно,  стрела  отца,  Матотаупы.  Топот  коней,  донесшийся  в
наступившей тишине,  означает,  что Матотаупа и  Харка на своих мустангах,
вот почему они так быстро меняли места, нападая на пауни".
     И еще раз прогремели выстрелы.
     Теперь вслед за  ними  понесся над  прерией военный клич  воинов рода
Медведицы.  Крик быстро отдалялся, и было ясно, что воины успешно атакуют.
А вопли пауни были теперь еле различимы в шуме завязавшейся схватки.
     "О,   мацавакена  боятся  враги!  Конечно,  они  боятся  и  Харку,  и
Матотаупу".
     Уинона задыхалась в  дыму,  ей  было невыносимо жарко,  но она уже не
думала о  смерти и плене,  она думала о победе,  и у нее появилась надежда
снова увидеть отца и брата.
     Жаркое пламя вызвало движение воздуха, и огонь стал распространяться,
уничтожая все на своем пути. Деревца как факелы вспыхивали в ночи и быстро
падали,  превращаясь в угли.  Выгорающий луг почернел.  Огонь, сделав свое
дело,  покинул берег Лошадиного ручья и  двинулся за  типи,  все быстрее и
быстрее распространяясь к югу и превращаясь в гигантский пожар прерии.
     Ветер  обжигал лица  девочек пеплом.  На  площадке становилось темно.
Уинона с  Белой  Розой  вместе со  всеми прислушивались,  но  вокруг стало
удивительно тихо.  Казалось,  что обе враждующие стороны притаились. Может
быть, пауни ушли? Может быть, они, наоборот, готовятся к новому нападению?
     И вдруг Белая Роза страшно закричала - перед ней, точно из-под земли,
вырос высокий воин.  Голый череп с хохолком на макушке, значит - пауни. Он
поднес к  губам свисток,  и по лагерю разнесся резкий тонкий свист -  знак
его воинам.  Но свист этот мгновенно оборвался,  потому что одновременно с
ним  прозвучал клич дакотов,  взметнулась палица,  и  сраженный пауни упал
замертво.  Человек,  ростом  не  меньше  пауни,  с  обнаженным  туловищем,
промелькнул рядом с  ним.  Девочки не  заметили на  нем никаких украшений,
даже перьев не  было в  его  волосах.  Но  по  голосу и  его  богатырскому
телосложению обе сразу узнали его.
     - Матотаупа! - прошептали они.
     Воины рода Медведицы отозвались на голос вождя. Они спешили к нему со
всех  сторон  и  без  колебаний  отдавали  себя  в  распоряжение человека,
которому привыкли подчиняться и  на  которого в  этот момент возлагали все
надежды. Теперь они обрели уверенность в победе.
     Схватка,  которая чуть было не возникла в самом поселке,  отдалялась.
Пауни,   которые  сумели  приблизиться  к  стойбищу,  спасались  бегством,
прихватив тело вождя,  ибо  не  было позора больше,  чем  оставить убитого
вождя в стане врага. Ряды пауни были расстроены, и дакоты преследовали их.


                                  * * *

     Когда  после  этой  ужасной ночи  снова взошло солнце и  обе  девочки
вместе с  другими женщинами и детьми стояли между закопченными,  покрытыми
пеплом типи,  никто бы не мог подумать,  что девочки еще до пожара нарочно
вымазались сажей.  Остальные  выглядели  не  лучше  их.  Окружающяя прерия
представляла собой сплошное пепелище,  и только севернее ручья сохранилась
неопаленная огнем трава.
     Шум  сражения утих,  и  поблизости не  было  видно ни  убегающих,  ни
преследователей.  Женщины и  дети  направились к  ручью,  чтобы напиться и
освежиться.  Потом они принялись за осмотр типи.  Только стоящие у  самого
края типи немного обуглились,  внутреннее кольцо их не пострадало. Из типи
жреца доносились глухие удары: жрец разговаривал с духами.
     Ружье и  золотое зерно,  висевшие перед входом в  его  жилище,  снова
исчезли.
     Четан подошел к Уиноне, посмотрел на нее и сказал:
     - Я пойду на холм,  посмотрю,  не возвращаются ли наши воины и все ли
вернутся.    Ты    понимаешь    меня,    вернутся    лиї    вїсїе,   кїтїо
уїчїаїсїтївїоївїаїлї вї сїхївїаїтїкїе?
     - Я понимаю тебя, Четан.


                                  * * *

     Пауни и  дакоты удалялись на  запад.  Многие уже  были  на  конях,  и
преследование приобретало вид своеобразной игры, где победить могла только
сметливость и быстрота решения.  В этой беспорядочной гонке преследователи
часто оказывались преследуемыми, линия фронта все время изменялась.
     Только те двое,  которые с  самого начала были на лошадях,  вырвались
далеко вперед,  и  их  уже никто не видел.  Они беспрерывно погоняли своих
мустангов,  и  у  Матотаупы даже не  было времени объяснить Харке,  что он
задумал.  Мальчик догадывался о  причине такой спешки:  на западе в лесу -
кони пауни,  и  если расправиться с  охраной или обмануть ее,  тогда можно
разогнать коней пауни по прерии,  оставить их, как и дакотов, без лошадей.
А  может  быть,   отец  задумал  пригнать  коней  пауни  в  стойбище  рода
Медведицы?..  О своей роли в ночном сражении Харка не задумывался, да ведь
и не было ничего особенного в том,  чтобы подобраться среди ночи к пауни и
посеять панику выстрелами из  мацавакена.  Правда,  в  эту  ночь впервые в
жизни Харка стрелял в  людей,  но  это все-таки не  было поединком воина с
воином,  потому что стрелял он издалека, в темноте и убитого не видел и не
дотрагивался до него.  И думал он тогда только о том,  что нужно спасти от
врагов Уинону и Унчиду...
     Отец все время ехал впереди. Давно уже наступил день, и мальчик видел
перед  собой  закопченную спину  отца,  который  во  время  битвы  не  раз
прорывался сквозь горящие кусты, носился в клубах дыма и пепла.
     Когда Матотаупа и Харка достигли леса,  на землю спустилась ночь. Они
остановились  у  небольшого  озерка.   Потные,  грязные  мустанги  тут  же
принялись пить. Матотаупа и Харка тоже утолили жажду и свалились на землю,
чтобы хоть немного передохнуть.  В  лесу было прохладно и  сыро,  близость
осени ощущалась здесь резче, чем в пыльной, покрытой чахлой травой прерии.
     Харку одолевал сон,  но беспокойство отца не позволяло ему задремать,
Матотаупа сунул в  рот  утомленному мальчику кусочек сушеного мяса.  Харка
разжевал,  проглотил его,  проглотил еще и еще кусочек и почувствовал себя
сильнее и бодрее. Отец сказал ему:
     - Мы  должны  считать  себя  разведчиками  рода  Медведицы.   Я  хочу
посмотреть,  где находятся дозоры у коней пауни,  сколько их и каким путем
пауни собираются вывести своих коней. Когда я это буду знать, мы или будем
действовать сами,  или подождем воинов.  Воины наступают на пятки пауни, и
тем, конечно, потребуются кони.
     Матотаупа посадил Харку на  серого коня  и  сказал,  чобы он  немного
поспал,  сам же  сел на рыжего,  серого повел в  поводу.  Как ни досадовал
Харка,  но ничего не мог поделать - сон овладел им, но не настолько, чтобы
он мог свалиться с коня.
     Харка очнулся,  когда они  остановились.  В  ночном лесу  было совсем
темно. Отец поручил лошадей мальчику и предупредил, чтобы он ни на секунду
не  смыкал глаз,  так  как  недалеко вражеские дозоры.  Харка  пожевал еще
немного  мяса  и  окончательно стряхнул  с  себя  сон.  Матотаупа исчез  в
темноте.
     Прошло около двух часов, прежде чем отец возвратился.
     - Здесь сто  коней и  только десять воинов охраняют их,  -  сказал он
сыну.  -  Дозорные беспечны,  они даже не стреножили коней, а пустили их в
наспех сделанную из  деревьев и  веток  загородку.  Такая изгородь удержит
только спокойных коней,  но  если их испугать,  они легко перемахнут через
эту преграду.  Мы оставим воинов пауни без коней раньше, чем они достигнут
леса. Хау.
     Харка даже забыл о своей усталости.
     - Мы испугаем коней, отец?
     - Да,  постараемся.  Лучше всего бы напугать их огнем,  но я  не хочу
вызывать лесного пожара.  Тогда огонь снова перекинется в  прерии и сгорят
все луга.  Не останется травы ни для бизонов, ни для коней рода Медведицы.
У тебя еще есть патроны?
     - Немного. Два или три я бы мог пожертвовать...
     - Тогда выстрелишь прямо в табун - это все-таки лучше, чем стрелять в
воинов,  -  и кони понесутся.  Если у наших воинов хорошие глаза,  быстрые
ноги и ловкие руки, они сумеют в прерии поймать этих коней.
     - Хорошо.
     Матотаупа повел  Харку  через  лес.  Им  пришлось повести за  собой и
лошадей,  потому что оставить их без присмотра было опасно. Но из-за этого
им  пришлось сделать большой крюк,  чтобы  их  не  обнаружила охрана.  Они
поднялись по склону вверх и только оттуда подошли к пасущимся коням. Чтобы
сократить длину загородки,  пауни установили ее так,  что с  одной стороны
лошадей  ограничивал  крутой,  скалистый,  почти  лишенный  растительности
склон.  Наверху  этого  склона  они  выставили  двух  дозорных.  Остальные
дозорные расположились вдоль ограды.  План Матотаупы состоял в том,  чтобы
бесшумно снять верхние посты и со склона открыть огонь по табуну.  Поэтому
они  поднялись по  склону значительно выше,  чем стояли дозорные.  Там они
привязали своих коней.
     Легкими прыжками,  как  дикие кошки,  принялись они затем спускаться.
Кроме оружия,  они  еще  прихватили каждый по  камню.  Скоро они  заметили
метнувшиеся за деревья тени дозорных, которые тоже, видно, обнаружили их и
хотели укрыться от  надвигающейся опасности.  Но  как  только один из  них
неосторожно высунул голову,  Харка бросил в него камень. Один дозорный был
выведен из строя. Второго Матотаупа взял на себя. Он прыгнул, и прежде чем
растерявшийся противник смог  применить оружие,  обхватил  его  и  сбросил
вниз,  к  табуну.  Харка  последовал примеру отца  и,  схватив оглушенного
камнем пауни за ноги,  перевалил его через край утеса и тоже сбросил вниз.
После этого он выстрелил по табуну из ружья,  и они вместе с отцом заорали
во весь голос:
     - Хи-юп-юп-юп-хи-иах!
     Матотаупа нашел  непрочно держащийся на  склоне камень,  столкнул его
вниз,  и  тот  покатился,  увлекая за  собой  целую лавину.  Грохот камней
совершенно  перепугал  лошадей,   и,  перескакивая  через  загородку,  они
понеслись из  леса.  Перепуганные дозорные,  вскочив  на  коней,  ускакали
вместе с рассыпавшимся по лесу табуном.
     Успех  был  полным.  Матотаупа  громко  расхохотался,  да  так,  что,
неосторожно шагнув,  оступился и  тоже покатился по откосу вниз.  А Харка,
несмотря на происшествие с отцом,  тоже не мог удержаться от смеха. Он лег
на  землю,  но  не  для  того,  чтобы повторить такой же  номер,  а  чтобы
посмотреть,  не пострадал ли отец, и был очень рад, когда увидел, что отец
поднимается на ноги.
     - Все в порядке, - крикнул он Харке. - Давай сюда.
     Харка на минуту словно задумался.
     - Это не пойдет, - весело крикнул он отцу. - Ты хочешь, чтобы будущий
воин дакоты повторил,  твой полет!  Нет,  я уж лучше пойду наверх, к нашим
мустангам. Это дело будет вернее.
     Отец рассмеялся.  И  в  этом смехе и  шутках разрядилось то  огромное
нервное напряжение, которое не оставляло их все эти дни.
     Матотаупа обошел  утес,  поднялся наверх,  и  они  пошли  к  лошадям,
которые тоже были сильно потревожены и радостно встретили своих хозяев.
     - Мы  сделали все,  что могли,  -  сказал Матотаупа,  высекая огонь и
раскуривая трубку. - Теперь посмотрим, что будут делать другие.
     - Но  чтобы посмотреть,  нам придется опять отправиться в  прерии,  -
сказал Харка.
     - Да, придется это сделать.
     В  начинающемся утреннем рассвете Харка  увидел,  как  глубоко запали
глаза отца. Бессонная ночь сказалась и на нем.
     - Может быть, ты немного поспишь, отец?
     - Нет, потом.
     Матотаупа докурил трубку и поднялся, может быть, не так проворно, как
всегда,  но даже не покачнувшись.  Оба сели на мустангов и предоставили им
самим выбирать дорогу вниз по склону.
     Когда они миновали опушку леса и  выехали в  прерию,  то прежде всего
увидели множество следов беспорядочно носившихся лошадей. Но лошадей видно
уже не было и не было слышно ничего, что бы могло привлечь путников.
     Матотаупа  приглядел  высокое  дерево  и  забрался  на  него.  Харка,
привязав коней,  тоже полез за  отцом.  Поднявшись высоко на  дерево,  они
увидели вдалеке за пологим скатом две тоненькие струйки дыма.
     - Это могут быть только воины рода Медведицы. Они сидят теперь вокруг
костров и упиваются победой,  -  сказал Матотаупа.  -  И кони пауни у них,
ведь мы пригнали табун прямо им в руки.  Пауни же,  наверное,  удрали,  во
всяком случае,  никого из  них  не  видно.  Пауни,  конечно,  тоже удалось
поймать  сколько-нибудь  коней.   А  вон  там,  вдалеке,  видишь,  пасется
несколько мустангов. Да, эти животные теперь никому не дадутся в руки.
     Матотаупа принялся  медленно  спускаться вниз,  он  о  чем-то  крепко
задумался.  Он  подождал Харку,  и  они молча поехали к  ближайшему костру
дакотов: решительный момент был слишком близок, чтобы о нем говорить.
     Когда они  приблизились настолько,  что могли уже различить отдельных
людей,  стоящих на небольшой возвышенности, они заметили, что за ними тоже
наблюдают.  Матотаупа не  ошибся -  это были воины рода Медведицы.  Вскоре
можно было уже узнать Старого Ворона, его старшего сына и Старую Антилопу.
Еще  одиннадцать воинов  располагались вокруг  костра,  с  ними  -  Четан,
который хотя еще и  не  был воином,  но  принимал участие в  преследовании
пауни.
     Матотаупа и Харка шагом приближались к воинам.  Оба были насторожены.
Харка старался поймать взгляд Четана,  а Четан смотрел на Харку:  да,  они
были старыми и верными друзьями.
     Матотаупа остановил своего коня. Харка тоже остановился.
     Кто же первый заговорит?!
     Старый Ворон зашевелил губами,  точно боролся со словами:  должен или
не должен он их произнести.
     - Мы встречаемся здесь,  на чужих местах охоты,  - начал он. - Что вы
хотите нам сообщить? - В его тоне чувствовалось что-то недосказанное.
     - Немного, - гордо ответил Матотаупа. - Вы сами знаете, что произошло
на Лошадином ручье.  Из пауни,  охраняющих мустангов, двоих мы уничтожили,
остальные убежали. Я вижу, что коней вы поймали.
     Старый Ворон опять пожевал губами, потом все-таки произнес:
     - Что вы еще хотите нам сообщить?
     - Больше ничего,  -  ответил Матотаупа сдавленным голосом. - Мы ждем,
что скажете вы.
     - Ты  хорошо  и  правильно руководил борьбой,  скажу  я,  -  медленно
произнес Старый Ворон,  взвешивая каждое слово.  -  Чего тебе еще  надо от
нас?  Ты  пришел,  чтобы вернуть нам  мальчика,  который принадлежит нашим
типи?
     Харка похолодел.
     Матотаупа,  бледный, с блестящими глазами, с кровоточащими ранами, на
которые он  не  обращал внимания,  не  сводил  взгляда с  Ворона  и  начал
говорить:
     - Я  Харку -  Твердого как камень -  Убившего Волка -  Преследователя
Бизонов -  Охотника на  медведя не  брал  с  собой и  поэтому не  могу его
вернуть.  Он сам распоряжается собой.  Но от вас я  хочу правды.  Правды я
хочу!  И правду вы должны видеть.  Я невиновен.  В борьбе с пауни вел ли я
себя как вождь рода Медведицы?
     Старый Ворон отвел глаза.
     Вмешался Старая Антилопа:
     - Сегодня и  вчера ты  вел себя как настоящий вождь.  Но всегда ли ты
так делал?  - выкрикнул он. - Ты изгнан не потому, что недостаточно храбр.
Ты - смелый, и это знают все воины рода Медведицы. Но, хотя ты храбрый, ты
нас предал.  Ты  променял нас на  таинственную воду.  Ты выдал нас Длинным
Ножам своей болтовней!  Ты  допустил,  что  несколько твоих воинов вызвали
насмешку и  презрение.  Никогда ты  не  должен появляться в  наших  местах
охоты.  Мы думали,  что ты выполнишь решение старейшин,  и потому подарили
тебе жизнь.  Но  ты нарушил волю Совета.  И  если я  встречу тебя в  наших
местах охоты, я убью тебя. Я сказал, хау!
     Матотаупа долго смотрел на него,  потом перевел взгляд на других.  Но
ни  один не  раскрыл рта.  Ни  один не решился вступиться за Матотаупу.  И
Харке в этот момент показалось, что он слышит глухие удары барабана жреца,
которые  связали  языки  людей.   Даже  Четан  ничем  не   выразил  своего
сочувствия,  и  только на  миг  Харка встретился с  его  взглядом,  полным
печали.
     Матотаупа еще раз посмотрел на Старую Антилопу.
     - Это твое последнее слово?
     Старая Антилопа не ответил, а только плюнул.
     - Это твоя смерть,  -  тихо сказал