мне  в  суде,  конечно,  не  дали.  Тогда  я
снарядил  секретаршу.  Дал  ей  денег  на  такси,   копию   определения   об
освобождении и еще позвонил начальнику СИЗО.  Успели,  выпустили-таки  этого
Салимова в пятницу!
   - Вас спрашивали:  "Интересно,  а  с  чего  это  судья  так  заботится  о
преступниках?"
   - Конечно. Мне и на совещаниях  говаривали:  "Выпуская  такого-то  из-под
стражи, вы думали о себе, о всех нас? Потерпевшие небось кричат, что в  суде
за взятки преступников на волю отпускают. Мы даже не исключаем,  -  говорили
мне официально, - что под вас берут деньги с клиентов адвокаты".
   Такие в Белом доме не нужны
   - Вы - автор и соавтор не только принципиально важных законопроектов,  но
и всей концепции судебной реформы. Этим можно гордиться! И больше уже ничего
не делать, все равно войдете в историю.
   - Это беспрецедентная вещь в карьере юриста, - сдержанно отвечает он.
   - Разумеется, благодарность народа не знала границ?
   - За законопроект о Конституционном суде я получил от Хасбулатова  премию
- два оклада. Как раз хватило на  стиральную  машину  "Малютка",  она  тогда
стоила шестьсот с лишним рублей.
   - После Белого дома вы быстро пошли в рост.
   - Я был  начальником  отдела  судебной  реформы  Государственно-правового
управления Президента. У меня было восемнадцать подчиненных! А после  Ельцин
и вовсе подписал бумагу, чтоб меня повысить до зама начальника этого  самого
управления, а  отдел  чтоб  был  головным  подразделением  Администрации  по
реформе. Кто разбирается в аппаратных интригах, тот способен оценить...
   - Ну и?..
   - Ну а через три недели после того, как Борис  Николаевич  это  подписал,
отдел наш расформировали. Людей разогнали.
   - Что так?
   - Обычная аппаратная интрига! Там ведь следят, чтоб ты не высовывался, не
возвышался над кем не надо, и прочее. Все развивалось по  принципу:  "Жалует
царь,  да  не  жалует  псарь".  Хотя  я   продолжаю   испытывать   искреннюю
благодарность к Президенту России за то, что он проявлял долготерпение.
   -  Да...  И  вот  вы  со  Старой  площади,  от  дорогих  чиновников,   от
замечательных портфелей - и прям сразу в суд. Какое  вам  сразу  дали  дело,
чтоб привести в чувство, чтоб фейсом об тейбл?
   - А убийство с особой жестокостью! Сосед убил соседа,  труп  расчленил  и
выкинул в Москву-реку. Человек только что вышел  из  больницы,  где  его  от
белой горячки вылечили, и решил отметить это дело.
   - Неплохая встряска после академических занятий и президентских  советов!
Это вам не Плевако  читать  в  подлиннике.  Надеюсь,  хоть  этого-то  вы  не
оправдали?
   - Что вы! Десять лет дали.
   - А как вас из суда после уволили?
   - С формулировкой "за разглашение  тайны  совещания".  Приговор  по  тому
делу, где Гусев был, я его еще не дописал, а, получив двухдневный отпуск  за
свой  счет,   отправился   на   конференцию   в   Законодательное   собрание
Санкт-Петербурга.  Там  обсуждался  проект  нового  Уголовно-процессуального
кодекса. Разумеется, о деле и  принятых  судом  под  моим  председательством
решениях я никому не рассказывал.
   -  Ну,  легко  было  догадаться,  что  ничем  хорошим  ваше  практическое
судейство кончиться не могло. Это как  если  бы  рефери  на  ринге  попал  в
уличную драку, - и там бы ему, конечно, обязательно навешали.
   Вот ваши бывшие подчиненные по отделу судебной реформы пошли в  адвокаты.
А вы нет, почему? Поди, плохо...
   - Денис Давыдов писал:

   Я рожден для службы царской.
   Сабля, водка, конь гусарский -
   Это век мне золотой.

   Вот и я тоже "рожден для службы царской".
   - Ага, вы, значит, государственник. Тогда, значит, и про водку верно, без
нее на госслужбе кто ж обойдется.
   -  Государственник  -  да,  а  водки  не  пью.  Не  привык.   Зачем   это
одурманивание? Я пробовал, это бессмысленно.
   - Но вы ведь понимаете, какую вы  пропасть  этим  вырыли  между  собой  и
народом?
   - Это да...
   - Могу себе представить, как вам было мучительно больно в Белом  доме,  в
Администрации Президента...
   - А в суде тем более!
   - И вы не смогли через это переступить? Ну,  пили  бы  для  дела.  Это  ж
приятней, чем в теннис.
   - Я считаю, что частная жизнь - одно, а служба - это служба  и  никто  не
может навязывать мне линию поведения.
   Прокуратура - орган инквизиции
   - Когда  вас  выгнали  с  работы  из  Мосгорсуда,  вы  пошли  преподавать
прокурорам. То есть вы что  же,  решили  разрушить  порочную  инквизиторскую
систему изнутри? Вы захотели их перевоспитать?
   - Я, когда читал лекцию прокурорам, не говорил  им,  что  они  всю  жизнь
неправильно жили, а я будто бы носитель абсолютного  знания.  Наоборот,  вел
себя скромно - вот, мол, сейчас хороший  повод  поговорить  снявши  мундиры.
Первые лекции тем не менее вызывали страшное возмущение, ропот, просто гнев.
Но,  поскольку  я  никогда  не  перехожу   на   личности,   они   постепенно
успокаиваются...
   - Вы там как психотерапевт?
   - Нет, нет.
   - Или это как снятие порчи?
   - Нет, я просто объясняю,  что  к  чему,  помогаю  людям  понять.  Помню,
рассказывал я им про пытки...
   - Они небось в ответ кричали: "А то мы не знаем!"
   - Нет, они кричали: "Никогда, отродясь не было никаких  пыток!"  Тогда  я
постепенно подвел их к теме с другой стороны: "Если вы надзираете  и  бдите,
так должны знать, сколько у вас отделений милиции и в каких бьют, а в  каких
нет". - "Конечно, - кричат, - знаем!" "Ну, вот  видите...  Слыхали,  значит,
про пытки! А говорили, что не бывает такого!" И тут до них доходит,  как  же
они прокололись...
   - То есть вы их ловите, подлавливаете?
   - Скорее, помогаю быть искренними. И вот самый суровый  прокурор,  громче
всех возмущался, говорит: "Приеду домой и сразу в плохих  отделениях  посажу
своих помощников! При прокуроре-то всяко не будут бить".
   - Это хорошее, правильное, нормальное решение?
   - Нормальное, но не настоящее. По-хорошему, там  надо  не  прокурора,  а,
наоборот, дежурного адвоката сажать. Но  они  его  не  пустят!  Им  же  надо
сначала  чистосердечное  собственноручное  признание  получить.  А   адвокат
помешает, скажет - сиди молчи. К ним ведь если попал человек,  так  они  его
непременно должны посадить, прав он или виноват.
   - Слушайте, а зачем им это все? Они ж не садисты, не маньяки?
   - Конечно, не садисты! Просто система так работает. Если они дали санкцию
на арест, а после человек оказался невиновным,  то  прокурора  могут  лишить
премии, затормозить очередную звездочку. У них там в  приказах  Генерального
прокурора объясняется: если был арест, а после арестованного оправдали - это
ЧП, за это накажут. (Я  сам  документы  читал.)  Это  вынуждает  прокуратуру
добиваться для арестованных обвинительных приговоров, даже если  дело  сшито
"на живую нитку".
   - А что б им с другого конца подойти - не арестовывать ни за что?
   -  Ну,  это  для  них  слишком  сложно.   Неквалифицированные   работники
предпочитают ограничиваться простыми формами контроля. Вот, например,  когда
к ним приходит жалоба на незаконный арест, нет смысла ее рассматривать. Ведь
приговор скорей всего  будет  обвинительный,  гарантия  -  девяносто  девять
процентов! Это статистика...
   Как пользоваться дышлом
   - И что ж, справедливость в наших судах невозможна?
   - Вообще справедливость  имеет  какой-то  шанс  только  в  состязательном
процессе. Но состязательность в наших судах отменил  еще  Петр:  "А  суду  и
очным ставкам не бывать, а все дела ведать розыску". Инквизиционный же суд -
вот такой, как у нас, -  вообще  мало  связан  с  идеей  справедливости.  Он
обслуживает чьи-нибудь интересы, правильно или ложно понятые.
   - Так вы скажите - чьи?
   - В лучшем случае интересы борьбы с преступностью. А  на  самом  же  деле
сплошь и рядом - справедливость корпоративно понятую.  Приговор  придумывают
не по справедливости, а такой, чтоб и прокурор был  доволен,  и  вышестоящая
инстанция не отменила.
   - Понятно, закон - что дышло. А как  им  ворочают?  Вот  что,  если  надо
принять по делу определенное решение, так начальство вызывает судью  и  учит
его жить?
   - Ну, если судят безвестного хулигана, то кому  ж  он  нужен  -  его  как
хотят, так и судят. А  если  дело  важное,  если  оно  связано  с  городским
имуществом, с родственниками высокопоставленных лиц, с политикой... Особенно
с выборами! Вот, например, во время местных выборов в суд подаются жалобы на
действия избиркома. Как их рассматривать?  Не  угадаешь  -  считай,  потерял
кресло.
   Вообще суды - вопреки Конституции - содержатся в основном за счет местных
бюджетов. А еще ж квартиры судьям надо получать. Всегда местная власть может
нажать на суд! Сверху председателю суда объясняют, какой нужен  приговор,  и
он расписывает дело  кому-то  из  своих  доверенных  судей.  Это  ж  вам  не
федеральный округ Колумбия, где все дела распределяются по жребию!
   - Но и начальству же тоже трудно! Справедливость - одно, а  вашему  брату
судейскому надо же квартиры давать.
   - Да, да, понятно...
   - Квартиры... Вот у вас какие жилищные условия?
   - Трехкомнатная квартира на троих.
   - Вот видите... Вам хорошо, а другим? Теперь деньги: их где дают, как?
   - Это дело "черной" адвокатуры. Приходит адвокат к своему дружку судье  и
договаривается насчет приговора.  А  еще  лучше,  если  он  со  следователем
поговорит. И поделится гонораром.
   - Ну, тут можно утешаться вот чем. Кто-то мудрый сказал: "Не  требуйте  у
Бога справедливости. Если б  он  был  справедливым,  то  давно  б  вас  всех
наказал".
   Феодализм
   - Если сейчас попытаться описать нашу жизнь не из желаемого, но по факту,
если глянуть на нас непредвзято - какие термины вы бы применили?
   - У нас нормальное неправовое государство,  причем  не  самое  плохое  из
неправовых. Управляют нами не законы, а личное  усмотрение  начальства.  Это
управление вотчинного семейного типа, то есть типичный феодализм.  Феодал  -
отец своим подданным, а они ему должны быть как  дети.  Если  холопам  сразу
дать демократические свободы  и  зауважать  права  личности,  то  это  будет
посягательство на власть феодала. Что очень плохо: ведь  другой  власти  при
таком строе не бывает! Приятно,  что  феодальный  способ  правления  намного
прогрессивней, чем  рабовладельческий  строй  (который  у  нас  недавно  был
свергнут). А теперь систему разлагает еще  более  прогрессивная  формация  -
капитализм.  К  власти  идет  денежный  мешок,  он  ломает  загородки  между
регионами и постепенно ограничивает власть феодалов.  Этот  замечательный  и
очень полезный, хотя и стихийный, процесс идет в  хорошем  темпе:  смотрите,
как заметно подточился феодализм за последние пять - семь лет! В общем, наше
общество устроено разумно, все идет  как  надо,  ситуация  понятна,  будущее
предсказуемо.  К  сожалению,  большие  ресурсы  отвлекаются  на  поддержание
иллюзии того, что  у  нас  якобы  демократия  и  правовое  государство.  Это
делается для успокоения слабонервных и наивных, которые не понимают:  ничего
не изменится, пока не созреет историческая необходимость.
   - Но пока не созрела эта историческая необходимость и нет  денег,  нельзя
ли бесплатно - как в американском кино - завести такой порядок, чтоб  всякий
арест немедленно  подтверждался  судьей?  (Вообще  если  б  эти  заокеанские
боевики с их маниакальным уважением к писаным законам у нас  не  показывали,
то с вами  б  вообще  никто  разговаривать  не  стал.)  То  это  тоже  будет
посягательством на власть феодала?
   - Да, будет посягательством. И кроме того, некогда судьям дежурить, у них
и так средняя нагрузка - сорок дел в месяц.
   - Особенность феодализма - низкая цена  человеческой  жизни,  а  права  и
достоинства личности при нем вообще не принято обсуждать. Так?
   - Вот в феодальной Англии как  проводилась  чистка  переполненных  тюрем?
Приезжал шериф и в зависимости от настроения всех  выпускал  или,  напротив,
всех вешал. Вот и у нас в прессе  были  предложения  отменить  мораторий  на
смертную казнь и смертников побыстрей расстрелять,  а  то  якобы  они  много
проедают. А их всего-то пятьсот человек - прям объели страну!
   - Так что, у нас время для реформ еще не пришло?
   - Нет,  просто  одновременно  с  реформами  надо  вести  просветительскую
работу. Чтоб люди, которые принимают решения, учились их принимать на основе
новых, правовых стандартов.
   - То есть вы и сами понимаете, за что вас не любит начальство? Оно знает,
что не надо гнать лошадей, не надо спешить с реформами, когда  у  нас  такое
состояние умов. Вы тоже ведь не требуете немедля навести порядок и  уповаете
на медленный прогресс. Газеты потихоньку будут пописывать про  гуманизм,  ТВ
американскими детективами приучит нас к правам человека -  и,  гляди,  нравы
постепенно поправятся, так?
   - Да, все должно  постепенно  делаться.  Те  же  суды  присяжных  хоть  и
медленно, но переустраивают среду вокруг.  Вслед  за  ними  и  простые  суды
начали исключать из дела доказательства, добытые с нарушением закона, - вот,
есть теперь такая процедура! Это культура, это как мытье рук  перед  едой  -
приказным порядком не введешь, пока люди сами с  этим  не  согласятся  и  не
примут как свое.
   И еще нужна  политическая  воля.  Надо,  чтоб  царь  был  освободитель  и
реформатор и чтоб строго спрашивал с чиновников за подготовку  и  проведение
реформ. А то когда ввели суды присяжных, так я сам ездил по стране, правдами
и неправдами выторговывал здания под эти суды. А ведь можно было  из  Москвы
строго приказать! Но - нет, не приказали, сказали - сам выбивай,  если  тебе
надо. И это, заметьте, в лучшие времена президентской заботы о реформе -  до
того как Филатов с Ореховым нас разогнали.
   Конвейер или служение?
   - Вы диссидент?
   - Да нет... Или, если вам угодно - диссидент в советском понимании  этого
слова. Тогда  диссиденты  указывали  власти  на  то,  что  она  должна  была
соблюдать собственные законы. И я теперь указываю.
   - Вы - идеалист?
   - Да. В том смысле, что у меня есть идеалы, за которые я  сражаюсь.  Это,
например, идея правды. Верующий ли я? Да,  конечно.  Если  говорить  о  моих
идеалах, то  они,  собственно,  вмещаются  в  короткой  фразе  из  манифеста
Александра Второго: "Да правда и милость царствуют в судах".
   Иногда народные заседатели меня спрашивают: "А что  будет  вам,  если  мы
примем  такое-то  решение?"  Я  им  отвечаю:  "Наши  неприятности  ничто  по
сравнению с неприятностями подсудимых. Нас поругать могут, а у них  -  жизнь
отнять".
   - Получается, что вы один хороший, а все плохие?
   -  Не  так.  Тут  важно,  как  человек  относится  к  правосудию:  как  к
производственному процессу или как к служению. Для части моих коллег дело  -
это некий полуфабрикат, который  нужно  довести  до  кондиции,  то  есть  до
обвинительного  приговора.  И  побыстрее.  На  президиуме  за   день   могут
рассмотреть шестьдесят дел зараз! Судьи не в состоянии в эти дела  вникнуть,
и в конечном счете получается, что все решает молоденькая девочка без опыта,
без образования  -  та,  что  готовит  к  заседанию  бумажки.  Это  страшный
конвейер...
   - Обычно судьи в Бога не верят, вы тут в явном меньшинстве.
   - Не верят...
   - И что, в этом - проблема?
   - Нет, это не важно, у атеиста тоже есть совесть.
   - Интересная точка зрения! Ну-ка, расскажите, каким же вы видите механизм
совести у атеиста?
   - Даже у атеиста может быть ответственность перед собой. Когда человек не
хочет в своих глазах быть мерзавцем, - вот и механизм.
   - Вы ведь не можете вот в этих терминах говорить со  своими  коллегами  -
служение или конвейер. Вы скажете - "служение", так над вами  ведь  смеяться
будут, а?
   - Да, сейчас не всем понятно. Но пройдет время, и будет понятно.
   - Вы с ними говорили в таких терминах или нет?
   - Нет. С человеком надо говорить понятным ему языком.
   - Кто с вами по эту сторону баррикад?
   - Масса народу.
   - Кто, кто это? Могут ли эти  ваши  люди  принимать  решения  на  высоком
уровне?
   - Ну это профессора, доктора, адвокаты...
   - Вот там на самом  верху,  где  вы  вращались,  -  видели  вы  настоящих
государственных мужей, которые все понимают и делают  добрые  дела  хотя  бы
тайком, как Штирлиц?
   - Что-то не припомню... Хотя... Бурбулис претендовал на такую роль! Но он
и справлялся слабо, и еще оказался плохим аппаратчиком: не удержался...
   Поэзия
   Пашин точно не такой,  как  все:  он  не  только  не  пьет  и  не  боится
начальников, но еще и  сочиняет  стихи,  которые  начал  публиковать  еще  в
шестнадцатилетнем возрасте в журнале "Пионер". Пару лет назад у  него  вышла
книжечка  под  названием  "Побег".  Автор  уверяет,  что  имел  в  виду   не
пенитенциарное, но ботаническое значение слова.
   Издатели представили сборник в таких терминах: "Это философская, любовная
и, так сказать, судебная лирика".
   "Так он вот почему такой смелый! Потому что поэт! Он просто создает  себе
биографию, ему выгодно лезть на рожон!" - попрекнете вы его.
   Что на это ответить? У каждого  свободного  человека  своя  причина  быть
свободным; несвободные тоже, наверно, имеют каждый свое оправдание.
   Строки из стихов Пашина
   Меня теснят под свист и гам.
   Ей-богу, я не лгу,
   Что знал тиски, но к жерновам
   Привыкнуть не могу.
   Талант есть одержимость Богом,
   Когда, нездешен и колюч,
   В людском сознании убогом
   Распишется небесный луч.

   В судебном зале та же проза:
   Допросы, речи, приговор.
   Дух пота и туберкулеза
   Сочится сквозь стальной забор.

   Россия! Плети и запреты.
   Железный обруч на умы.
   Страна, где лучшие поэты
   Не зарекались от тюрьмы.

   И мир проклятьем заклейменных,
   Должно быть, с этих давних дней
   Не презирает заключенных
   И ненавидит их судей.

   Смешной чужак в своей земле*
   Сквозь строй пускаясь с путь,
   Я задыхался. Но в петле
   Ни спрыгнуть, ни вздохнуть!

   У заплечных мастеров стать и сила вола
   Нашу Родину Лубянка изнасиловала.

   Не видать мне ни свободы и ни счастья,
   Не раздаривать червонцы и букеты,
   Потому что мои нежные запястья
   Опоясали железные браслеты.
   И когда на ветру поразвеется копоть
   И с командою "пли!" мы исчезнем во мгле,
   Старый прапорщик будет "макаровым" хлопать,
   Добивая лежащих на бурой земле.

   Сопровождается профессиональным -  из  другой  профессии  -  примечанием:
"Современная практика приведения в исполнение смертных приговоров имеет мало
общего с картиной, нарисованной романтическим воображением осужденного".
   Финал
   - Скажите честно, вы ведь ненавидите власть, которая давит правосудие?
   - За что ж ненавидеть? Тигр ест мясо - это нормально.
   - Причем давит себе же, в общем, во вред и  не  может  остановиться.  Это
можно сравнить с алкоголизмом, правильно?
   - Правильно.
   - А нет у вас чувства  одиночества,  что  вот-де  до  чего  ж  мало  нас,
порядочных людей?
   - Порядочных людей очень много. Очень много.

   1998
   ???????? НАБОКОВЫ ????????
   Дмитрий Набоков:
   Папенькин сынок
   "Рядом с автором "Лолиты" только Пушкин и Толстой"
   Космополит   петербургского   происхождения,   американский    гражданин,
считающий Италию родной страной, проводящий лето - на даче на Сардинии, зиму
- в своем доме во Флориде, осень - в квартирке в горах над Монтре и которому
все равно на каком языке говорить. Правда, ему немного  досаждает  бедный  -
против английского - выбор слов в итальянском: трудно выражать оттенки!
   -  Настоящей  родины  у  меня  нет,  -  говорит  он.  -  Родина  моя   не
географическая, а семейная, художественная, умственная. Я не  чувствую,  что
нужно иметь корни, как американцы любят иметь roots. Это мне  все  равно.  Я
люблю быть на некотором расстоянии от окружающего, чувствовать себя  немного
иностранцем.
   Это ему, надо признать, вполне удается.
   Молодос