ская няня, не то чтобы
Арина Родионовна, но вполне Лидия Николаевна, москвичка,  театралка,  она  в
Азии пряталась от "органов". Эта няня была как добрая фея, которая колдовала
над ребенком - и  наколдовала.  Без  нее  бы  он,  наверное,  был  таким  же
восточным мальчиком в тюбетейке, какие мелькают в "Anna Karamazoff",  гоняют
там собак по дворам. И вот из пыльных этих подозрительных дворов он попадает
в золоченые ложи (няня неустанно водила его по театрам) и уж больше не может
их покинуть.
   Есть изящный анекдот, что во ВГИК Рустам поступил  за  азиатскую  взятку:
мешок сушеных головок мака; впрочем, мак - такой же  полноправный  наркотик,
как и cinema.
   По пятой графе - как узбек - он был  задержан,  по  ошибке,  в  Ташкенте,
когда Гдлян и Иванов нашумели с "узбекским делом". Два дня просидел...
   Гениальность (Молчание)
   Один из близких к Хамдамову людей, вполне  попавший  под  его  обаяние  и
влияние, но, кстати, ученый, восторженно рассуждает:
   - Он гений! Это значит, что его вкус первичен. Он вырабатывает  первичное
вещество, дает первичный продукт, как  Моцарт.  Гениальность  -  особый  вид
психофизики.  Талантливый  человек  работает,  а  гений  не   работает,   он
расслабляется, отдыхает. И не делает  помарок.  Он  не  осваивает  форму,  а
создает...
   А раз человек  гений,  так  ему  не  положено  жить  ровно  и  безоблачно
мещанской жизнью, размеренно ходить на работу, ожидать повышения по  службе,
уходить на пенсию и умирать в своей постели. Ему прилично быть застреленным,
только не грубым киллером, но красиво, дуэлянтом. Лет этак в тридцать  семь.
Или пасть на кавказской войне - только не на этой, а  лет  сто  назад.  Если
случайно он оказался старым графом,  то  обязан  одуматься,  все  бросить  и
инкогнито уйти странствовать по России с посохом.
   ...Неудача с "Нечаянными радостями" по  нему  ударила  с  ужасной  силой.
Притом что он, как человек чистого искусства, очень тонкокож. А  вынужденное
молчание, отлучение от кино и одиночество тянулись семнадцать лет. "Мне даже
хотелось покончить с собой", - честно признался он потом, то есть сейчас,  в
телепередаче.
   Впрочем, он и сам говорил:  "Я  готов  к  несчастью.  Оно  облагораживает
душу".  То  есть  если   б   жизнь   сразу   удалась,   душа   осталась   бы
необлагороженной? Может быть... И тогда б он,  видимо,  мог  гнать  заказные
ленты за приличные деньги, его этим соблазняли, звали в Ташкент.
   Хотя - какое уж  там  кино  на  заказ!  С  ним  невозможно  сделать  даже
интервью, потому что он думает в своем ритме, а в чужом, в нужном вам  -  не
может. И думать может только о том, что  интересно  ему;  ему  вообще  плохо
удаются компромиссы.
   Тогда как же, на что он жил? Продажей своих работ -  рисунков  и  картин.
Любил  ездить  в  Тбилиси,  где  его  давным-давно  оценили  как  серьезного
художника. Кто-то уже тогда начал его коллекционировать. Была, само собой, и
бескорыстная помощь друзей и поклонников.

   Жизнь тут у него не складывалась. А там  "Тайм"  писал  про  него  еще  в
1981-м:  "Талантливый  молодой  узбек  по  имени  Рустам  Хамдамов,  надежда
советской школы кино, предназначение которого, похоже, вернуть  былую  славу
этому некогда великому русскому кино".
   - Моя жизнь -  насмешка...  Уехал  бы  я  в  Америку,  и  все  б  у  меня
состоялось. У других же вышло!
   Но был он невыездной. Так же, как, к примеру, Пушкин -  русский  художник
тоже с иностранными,  тоже  другой  расы,  предками.  В  узбекском  КГБ  ему
сказали: "Сгниешь в этой стране, никуда не пустим". И  это  было  похоже  на
правду... Уехать он не смог, даже несмотря на фиктивный брак с итальянкой.
   На Запад впервые попал только в глубокую, дальше некуда,  перестройку.  И
то после личного вмешательства Яковлева А.Н., на тот момент второго  лица  в
государстве.
   И вот наконец отпустили его в Италию, он туда  улетел,  как  было  твердо
решено, навсегда. Но через пару месяцев вернулся:
   - В России всегда есть вещество, предмет. На  Западе  нет  его.  Там  нет
действия, одни умозаключения. Они сидят и ждут: русский приедет,  что-нибудь
произойдет.
   "Anna Karamazoff" ("Есть ли Бог?")
   В России он принялся снимать новое кино  -  "Anna  Karamazoff",  сценарий
которого он как-то надиктовал однажды своему другу Давиду Саркисяну во время
поездки в такси. Давид текст после набил на машинке, по  памяти,  и  Рустаму
оставалось его только долго и мучительно править.
   По сюжету вернувшаяся из лагеря героиня идет убивать и грабить человека в
генеральском мундире. Сценарий специально написан так, чтоб было  непонятно:
политическая Анна или уголовница, настоящий там генерал  или  актер  в  роли
генерала, в Москве все происходит или в Питере?
   Так, значит, идет убивать, чтоб поправить свои дела. То есть  "если  Бога
нет, то все позволено"? Мы это, конечно, проходили, но только на  бумаге,  а
когда на пленке, всерьез,  без  лишнего  надрыва,  не  торопясь  и  неспешно
выставляя свет и  заставляя  массовых  мальчиков  качать  ветки,  чтоб  было
нервное мелькание теней, - так нам еще не задавали. И потом, у  Достоевского
не так страшно, он  всего  лишь  играл  в  отсутствие  Бога,  не  боялся,  а
беспокоился - Рустам же Бога в упор не видит, и оттого такой леденящий ужас.
   У него там хоронят страшного пионера, холодную куклу. И еще на  кладбище,
прислонившись к дереву, рыдает  офицер,  который  кого-то  близкого  закопал
поближе к преисподней, к червям, к чернеющим костям, и больше ему  надеяться
не на что. (Ну вот кого он хоронит? Не этого ли  пионера?  Который  был  ему
кто? Возьмите да представьте себе, что - любовник, и вот вам еще один  слой,
еще один абзац подтекста...)
   Этот страх - непридуманный. Он  сам  рассказывал:  "Я  агностик.  Мы  все
кончили советские школы, и никогда никакой религии я не знал. Даже не  знаю,
куда мне надо пришпилиться. То есть меня,  естественно,  обрезали,  когда  я
родился, а русская нянька меня привела в русскую церковь, где и  крестила...
Как бы все есть, однако я и не знаю, где я. Теперь все время думаю над  этим
вопросом".
   Не позавидуешь, да еще и при его впечатлительности. Он говорит  про  этот
ужас очень сочно:
   - Вот у Льва Толстого, помните? "Мы в школе узнали страшную вещь,  только
никому не говори - Бога-то, оказывается, нет!"
   Отсутствие Бога в фильме настолько ярко, пронзительно и вопиюще! И герои,
все персонажи, живут без Бога, и  Рустам  тоже,  и  они  настолько  одиноки,
настолько задавлены ужасом, что непонятно, как они вообще живут. Изображение
этого ужаса так достоверно! Талант, гений, что и говорить...
   Бога Рустам не боится. Он боится крыс, смерти и черной ямы  после.  "Одно
слово "крыса" - и я умираю от ужаса. Боюсь кладбищ. Мертвецов  и  их  города
мертвячьи. Страшно, потому что не верю в Бога, в перерождение.  Всякий  тлен
мне страшен. Я бы даже мечтал, чтобы у меня и могилы не было".
   Про Бога не все в фильме осталось. Рустам сам вырезал. У  него  в  финале
одна дама перед лицом мчащегося паровоза застревает ногой между рельсов - на
стрелке. А был еще другой вариант, что она высвобождает свою ногу и убегает.
   Еще гениальный (извиняюсь за выражение)  эпизод  не  вошел  -  и  почему,
спрашивается? Два фронтовика, старики, слепые,  алкоголики,  лежат  в  одной
постели с бутылкой водки. Один русский,  другой  еврей.  Кузьма  Петрович  и
Абрам Семенович. Последнему приносят дыню. Он отказывается есть.
   - Я ее не ел никогда, а на том свете жена спросит: "Ел  дыню?"  Я  скажу:
"Не стал без тебя".
   - А в Бога ты веришь, Абрам Семенович?
   - Нет, в Бога не верю. Я в химию верю.
   Один пересказ - из третьих даже рук - и то вон как хорош. Вот бы  еще  на
эти кадры взглянуть. Но - невозможно! И такое часто бывает с Хамдамовым; про
многое, что он делает, говорят, что - гениально, а увидеть это нельзя...
   Итак, фильм сделан,  он  состоялся!  Это  был,  казалось,  суровый  ответ
клеветникам Хамдамова. Это кино - как бы оправдание двадцати  лет  молчания,
забвения и бесславия. С той оговоркой, что круг этих  счастливых  фанатичных
поклонников гения все-таки узок, а тираж фильма  настолько  мал,  что  копия
претендует на статус почти оригинала.
   Скандал на Каннском фестивале
   Монтаж фильма закончили в 1991-м. И сразу - в Канны, на фестиваль!  Здесь
это описано десятью словами, а в жизни  было  три  года  интриг,  скандалов,
безденежья, пленки негде было взять и т. д. Это все улаживал, разумеется, не
лично гений, а Давид Саркисян, который из давнего собирателя картин  Рустама
стал его фактически оруженосцем, самоотверженным и верным.
   На фестивальном показе исполнительница главной роли Жанна Моро исцарапала
Рустаму руку (остались шрамы), за  то  что  он  выкинул  множество  для  нее
дорогих эпизодов и на  их  место  вставил  куски  из  своей  старой  любимой
черно-белой "Рабы любви". Но не всех  так  глубоко  задело  происходящее  на
экране:  зрители  уходили,  не  досмотрев...  Но  горстка  тонких  ценителей
досидела до титров и устроила аплодисменты.
   Банкет в честь Хамдамова. Он, разумеется, не идет, - гений не  может  все
бросить и идти к первым попавшимся восторженным поклонникам. Все  там  сидят
кислые...
   По поводу Каннского провала "Анны..." изысканно  выразился  наш  режиссер
Владимир Хотиненко: "У нас все сразу: ах, в Каннах не понравилось...  Так  я
бы для всех, кто там улюлюкал, построил в Каннах декорацию в  виде  огромной
жопы, и чтобы они все  вместо  своей  знаменитой  лестницы  через  эту  жопу
прошли. Канны!.."
   Помимо всего прочего, французы, которые дали часть денег на фильм, теперь
его не отдают:  требуют  им  прежде  заплатить  сто  тысяч  долларов.  Легко
догадаться, что таких денег у Хамдамова нет и взять ему их негде.
   Париж
   После "Анны..." он три года жил в Париже,  с  1991-го  по  1994-й.  Ну  и
хорошо: ведь художнику всегда грустно, если он не может обронить: "Вот когда
я жил в Париже..." А может, он специально  поехал  туда  пожить,  чтоб  дома
спохватились? У нас ведь очень уважают тех, кто жил или живет "там", а  свои
вроде и не считаются. У нас ждут: понравится в Каннах - значит, хорош и пора
его начать любить. Ах не понравился? Ну, тогда ничем не можем помочь.
   Очень мало мест, где мог бы жить непризнанный гений: Париж, Нью-Йорк,  на
худой конец Лондон.  Ни  Буэнос-Айрес,  ни  Пекин  тут  невозможны.  Василий
Аксенов сильно теряет оттого, что живет всего лишь в захолустном Вашингтоне.
Стоит ему только переехать в Нью-Йорк...
   Новое кино!
   Он рассказывает:
   - Меня мучит желание снимать кино. Мне  хочется  делать  одно  и  то  же.
Возможно, это болезнь мозга, болезнь параноидальная... Я как  бы  немножечко
придумал  себе  такую  паранойю  -  постоянно  изобретаю  кино,  без   конца
выстраиваю композиции... Откуда это? "Летят журавли" родили во мне такое.
   Никогда я не буду заниматься реализмом! Я не могу снимать бытовые  фильмы
в духе театра "Современник". Там, условно говоря, Неелова приходит куда-то с
сумкой, пьет кофе, звонит Зинке, а Петька в школу не пошел и т. д. Я не могу
снять коридор  школы,  где  мальчики  плюются  -  кто  дальше.  Мне  гораздо
интереснее, чтоб они плевались, к примеру, странно накрашенные и под  музыку
Шуберта... Я выдумаю какую-то историю. Может,  это  будет  эпос.  Тогда  сто
артистов надо будет одеть во что-то. Я сам придумаю эти костюмы,  это  будет
haut couture. Я хочу моду и кино делать одновременно. Это будет фильм-стиль.
Понятно?
   "Триумф"-2
   (очередное признание при жизни)
   Вдруг пару лет назад ему дали премию  "Триумф".  Официальная  часть  -  в
Большом, банкет - в "Метрополе". Что такое? Рустам встревожился:
   - Это ломает мой имидж!
   - Ну а сама-то премия неужели неприятна?
   - Мама была рада, эта премия была для нее. Ей в Ташкенте соседка, которые
полы моет, сказала:  "Ты  знаешь,  по  радио  говорили,  в  Москве  какой-то
партсъезд идет, так там твоему сыну орден дали". А мне это ничего не дало!
   Ну, не в буквальном смысле не дало. На самом  деле  он  на  премию  купил
маленькую квартиру. Но, как гений, не обратил  на  такую  земную  практичную
покупку внимания. У него потребности другого уровня, иного рода:
   - Мне бы найти денег, мне  бы  выкупить  "Анну..."  А  после,  когда  все
образуется, я опять закрою двери.
   - И что там будет происходить, за закрытой-то дверью?
   - Я буду там сидеть один, писать картины. Мне бы  какую-нибудь  маленькую
пенсию, чтоб закрыть дверь и все, не видеть этого всего никогда в жизни.
   - Не видеть - чего?
   - Этой страшной жизни, ужаса, этого хаоса кругом, грязевого потока, этого
абсолютного антиискусства. Заколдованный круг! При коммунистах ничего нельзя
было, но вкус был.  Сейчас  все  можно  -  вкуса  нет:  посмотрите  хоть  на
телевидение!   Видеоклип   -   это    абсолютная    профанация    киноязыка,
безнравственное падение, истязание моих нервов.
   Меня  пугают  эти  нувориши,  эти  гадкие  люди...  Выскочки!  Им  только
"Cartier", только "Rollex"! Деньги большие, а люди мелкие. Не  знаешь,  куда
бежать. Не спастись...
   О, если б я был монахом! Как здорово - живешь в монастыре, ничего тебе не
надо...

   1997
   ???? ИГОРЬ МАЛАШЕНКО ????
   "Важно понять, что мы - Азия"
   Малашенко помнит, что в молодости считал  должность  посла  невыносимо  и
недостижимо высокой. Самый со стороны яркий звездный  час  Малашенко  -  это
когда в 1996 году он давал советы Ельцину насчет выборов.  Ельцин,  если  вы
помните, победил, в тот раз.
   Сын фронтовика, профессионального военного, Малашенко  провел  детство  в
скитаниях по СССР, в среднем раз в два года меняя школу. Он бывший ученый  -
исследовал политику в поэме Данте и в стране США. Служил в ЦК. Оттуда послал
статью в "Тайм" - о скором распаде Советского Союза.  Ее,  как  ни  странно,
напечатали. Прогноз, как ни удивительно, сбылся.
   Он не приемлет русского православия, предпочитая ему восточную  мудрость,
к примеру даосизм. Если мерить по знаменитости и по стажу,  то  Малашенко  -
второй после Винни-Пуха даосист России.
   Ведя скрытную, частную, малопубличную жизнь, он все равно себя  корит  за
слишком активное участие в тусовке и жалеет,  что  редко  бывает  наедине  с
собой.
   У него, рассказывает он, нет друзей. Но  это  не  жалоба,  поскольку  он,
говорит, про это не жалеет.
   Женат по второму разу, отец двух дочек: одна  старшеклассница  в  Англии,
вторая совсем маленькая (рожать пришлось за границей, русские  врачи  боятся
рожениц за тридцать).
   Он живет в серьезном дорогом Подмосковье.  Жена  руководила  галереей,  а
после бросила.
   Для Малашенко очень важно зарабатывать много денег, потому что  он  любит
успех, который меряется теперь деньгами, и привык к вкусу его плодов.
   Начало
   - Говорят, у вас нет друзей. Неужели это правда?
   - Чистая правда. Я действительно не привязан ни к местам, ни к людям. Я в
душе перекати-поле, и за исключением своей  семьи  я  ни  с  кем...  Никаких
прочных человеческих связей у меня нет.
   - Ну что, все по науке. Есть  статистика  (ваши  любимые  американцы  это
исследовали), что дети из  кочевых  семей  вырастают  одинокими,  замкнутыми
(название той работы было - "Shyness", что значит "застенчивость")...
   - Но во всем есть и позитивная сторона! За счет этого я очень  адаптивен.
Попадал в новую школу (а это всегда агрессивная среда -  новичков  не  любят
нигде) и как-то выживал. Становился первым-вторым в классе,  и  все  с  этим
фактом мирились. Хотя бывали, конечно, очень тяжелые школы...
   - Вы там, тогда дрались или вас просто били?
   - Нет, без драк обходилось, драться я не умел абсолютно.
   - Зачем вы пошли на философский?
   - Это было с моей стороны... э-э... длительное помешательство. На  первом
курсе я всерьез стал изучать предмет "Научная сущность марксизма".  Прочитал
всю литературу вокруг этого и пришел к ужасному выводу  -  научная  сущность
марксизма ниоткуда не следует! Это  было  для  меня  тяжелым  потрясением...
Тогда я стал заниматься историей средневековой философии,  потому  что  всем
было наплевать, что там происходило. Тема диссертации  у  меня  была  такая:
"Политическая философия Данте".
   - Дальше Институт США и Канады. Что вы там делали?
   - Изучал страны, вынесенные  в  название  института,  как-то  три  месяца
провел в Вашингтоне на стажировке. Сочинял всякие бумаги,  например  о  том,
как в Америке относятся к  исламу.  Писал  книжки.  Одна  была  про  ядерное
сдерживание, другая - про общественное  мнение.  И  мне  за  них  сейчас  не
стыдно: там все правда.
   - Когда и при каких обстоятельствах вы вступили в ряды КПСС?
   - А как  подоспела  разнарядка  в  институт,  так  и  вступил.  Это  была
данность, часть неизбежности. Родители мои  были  консерваторы,  сам  я  был
далек от диссидентства.
   - Про вас говорят, что вы чуть ли не образцовый русский интеллигент!
   - Нет, я ни в коем случае  не  интеллигент.  Не  люблю  я  интеллигентов.
Гершензон замечательно написал:  "Сонмище  больных,  изолированных  в  своей
стране  -  вот  что  такое  русская   интеллигенция".   Я   с   колоссальным
удовольствием это цитирую.
   К тому  же  я  не  русский.  По  крови  я  украинец,  а  по  самоощущению
космополит. Если бы я стал себе  давать  определение...  Я  мог  бы  к  себе
применить хорошее американское слово intellectual.
   - Вот видите, какая пропасть между вами и русской интеллигенцией! Это все
у вас потому, что вы, как известно, не  любите  выпивать...  А  мы,  русские
интеллигенты, пьем. Что же вы забыли Веню Ерофеева?  Что,  дескать,  русский
интеллигент не может не пить, видя страдания народа.
   - Да, по-хорошему я должен был полжизни  провести  на  кухне,  пить  чай,
водку, курить и говорить о смысле жизни... Тогда б я был интеллигентом...
   - Да, очень может быть. Но вместо этого вы пошли служить в ЦК КПСС. А что
вы детям объясняете про интеллигентность?
   - Я сделал все, чтоб своей старшей дочери (про младшую рано еще говорить)
привить антиинтеллигентность. Я позаботился о том, чтоб она не читала  книг.
В этом я, может, даже перестарался.
   Книги... У меня ушло пятнадцать лет на то, чтоб избавиться от того шлака,
который я из них почерпнул! Без всякой бравады и эпатажа хочу сказать  -  не
надо читать книг. Массой всякой дряни и абсурда  в  себе  я  обязан  книгам.
Более  извращенного  представления  о  действительности,   чем   в   книгах,
невозможно найти.
   Россия
   - Для вас ведь это реально - накопить денег, подготовить базу - и поехать
жить на Запад. Так?
   - Нет, мне страшно интересно именно здесь! Хотя,  конечно,  стоял  передо
мной этот искус - уехать по контракту в  американский  университет.  Но  для
меня статус и роль, которую  я  могу  сыграть  в  своей  стране,  неизмеримо
важнее. При том что я ведь тогда не знал, что  смогу  и  здесь  зарабатывать
деньги! И потом,  я  человек  с  кризисным,  военным  сознанием,  мне  нужна
атмосфера боевых действий. А если я буду  приживалкой  и  человеком  второго
сорта, то утрачу самоуважение, у меня произойдет чахотка, рак, инсульт, и  я
умру.
   На Западе скучно!  Я  это  говорю  без  всякой  рисовки.  Мне  интересней
путешествовать по своей стране, чем по чужой. Но у меня от этих  путешествий
остается иногда жуткое впечатление, приходят тяжелые мысли о природе режима,
который все довел до такого состояния.
   Взять, к примеру, Сибирь. Люди живут в бараках, в хибарах, без  зарплаты.
А рядом - Томск-7 или Красноярск-26. Там построены  такие  города  в  скале,
против которых Московское метро, по объему  работ,  просто  шутка,  скромная
поделка! В подземных городах чудеса, там заводы,  склады  ядерного  топлива,
хранилища отходов, великолепная техника...
   Меня раздражают разговоры, что вот пришли нехорошие коммунисты и устроили
революцию и тот режим. Как будто  большевики  были  марсиане,  прилетели  на
космических кораблях и изнас