Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
из пачек, это была у меня основная еда. Какой
же это кайф! Я не кривлю душой. Нет, я говорю честно. Я такой человек,
такого склада. Не могу адаптироваться к новому миру. Я адаптировался к
России за те тридцать девять лет, что тут прожил, а потом за три года не
смог перестроиться. У меня остались прежние потребности, весьма скромные. Я
и водку предпочитаю всяким мартини (хотя пью мало и завидую пьющим - им
легче расслабиться).
Одним словом, я совершенно нормальный "совок".
Я так скучал в Лондоне по простой русской еде - по пельменям из пачек, по
соленым огурцам, по гречневой каше. В Англии почему-то нет селедки и сала,
говорят, это вредно для здоровья, - а я это люблю. Там нет многих видов еды,
к которым мы привыкли.
- Не может быть, чтоб не было!
- Ну, есть. Я там в конце концов нашел польский магазин, который продает
что-то похожее на русскую еду.
"На черта мне рубашка за тыщу фунтов?"
- В одежде у вас тоже простые потребности? К примеру, что за костюм на
вас?
- Да обыкновенный костюм. Двести двадцать долларов, я его в ЦУМе купил. В
смысле, в простом универмаге, в лондонском аналоге ЦУМа. Конечно, у меня
есть black tie, бизнесмену нельзя без смокинга с блестящими лацканами и
черной бабочки! Я должен это иметь, мне положено. Но для меня это не
представляет никакого интереса. Я слышал, в Москве есть костюмчики по пять
тысяч долларов - таких не продают ни в одной стране мира, потому что они
никому не нужны. Ботинки мои, правда, от Баркера, это мой друг, за сто
двадцать девять фунтов. Потрясающая обувь, хотя такого жуткого вида: она
принимает форму ноги, обтекает ее. Когда ко мне приезжают гости, они
покупают по десять пар ботинок из крокодиловой кожи, а это семьсот фунтов за
пару. Но если мне жена покупает галстук за сто восемьдесят фунтов, я
поднимаю скандал! Как-то мне удалось предотвратить покупку рубашки для меня
за тысячу двести пятьдесят фунтов - это было на New Bond Street, где дорогие
магазины. Я вовремя заметил и вытащил жену оттуда за рукав. На черта мне
такая рубашка?
"Самое важное в жизни - рыбалка"
- Но за хороший спиннинг, от Hartly или Folles, я могу отдать две тысячи
долларов. На это мне денег не жалко. Я снасти покупаю по всему миру. У меня
южнокорейский спиннинг, шведские мормышки, английский сторожок. Это
единственное, что меня очень радует. Вот, собственно, и все мои большие
траты.
- Вы коллекционируете спиннинги?
- Нет, я их использую, я ими рыбу ловлю. Рыбалка у меня - самое важное
занятие в жизни! Куда б я ни ехал, в поездку всегда беру свои снасти. Я
ловил рыбу везде, по всему миру. Самый мой серьезный трофей я добыл на
Гавайских островах (я туда летал на съезд клуба миллионеров). Это была
меч-рыба, голубой марлин - сто восемьдесят два килограмма. Он длиннее меня
метра на полтора! Даже фотография есть, жаль, с собой не захватил. Мне
предлагали сделать из той рыбы чучело, я отказался (неохота было тащить), а
теперь жалею.
- И в Россию прилетели со спиннингом?
- Конечно. Вот на Волгу собираюсь. Удочки для подледного лова у меня,
правда, нет, но ребята дадут взаймы. И штаны ватные обещали одолжить. После,
если получится, съезжу на юг порыбачить. Заодно и дела сделаю - мне по
бизнесу необходимо в Иран, в нефтяную фирму на самый-самый Персидский залив.
Как вступить в клуб миллионеров
- Вы говорили, что вам трудно адаптироваться к новому. Вам трудно было
поначалу на Западе, неуютно?
- Нет, мне с самого начала было легко. Я нисколько не страдал - потому
что я член разных международных сообществ. Самое из них представительное -
это Международный клуб молодых президентов компаний, иначе говоря,
миллионеров. Он объединяет семь тысяч членов из семидесяти стран. Эти
семьдесят человек контролируют капитал в три триллиона долларов. Это второй
в мире капитал! (А первое место занимают США, где собрано пять триллионов.)
Представляете, что это за команда? И я в ней - единственный русский!
В этот клуб я попал чисто случайно. В восемьдесят девятом тогдашний
президент клуба (они меняются каждый год) приехал в Москву и пришел в МГУ на
встречу бизнесменов. Мы с ним познакомились, завели беседу, в ходе которой
он случайно узнал, что капитал моего кооператива "Техника" - семьдесят пять
миллионов рублей. По официальному курсу - шестьдесят две копейки за доллар -
это было сто миллионов долларов. "Да ты же наш! - говорит он. - У нас как
раз стомиллионный ценз! Я тебе даю рекомендацию!" Ну, меня туда и приняли.
Выдали мне, как всякому члену клуба, секретный каталог со списком
посвященных и их домашними телефонами. А наши ж везде! В какую приличную
страну ни приедешь - там обязательно кто-то есть из клуба. Ну и запросто
звонишь человеку домой: "Хэлло, Джон, это Артем с двадцать восьмой
страницы!" Он меня встречает как родного, еще ничего обо мне не зная - кроме
того, что мы оба из этого клуба, - но этого достаточно! Или, к примеру,
узнаешь по этому каталогу, кто в какой стране занимается нефтью, звонишь...
Потом, еще бывают съезды членов клуба, раза четыре в год. Проводятся в
разных странах - Тайвань, Америка, Австралия... А один съезд вообще проходил
на пароходе "Queen Elizabeth" - мы плыли по океану и заседали. Съезд - это
что? Лекции, знакомства, общение, отдых. Приглашаем туда в гости самых
интересных людей мира. Однажды Горбачева позвали выступить у нас. Он
потребовал пятьдесят тысяч долларов. Мы не дали, и он не приехал. Ну и зря.
Отказался от возможности пожить в пятизвездочном отеле, увидеть несколько
тысяч миллионеров - от молодого Крайслера до президента "American Express".
А вот Джеральд Форд, в отличие от Горбачева, прилетел и выступил, причем
бесплатно. Хорошая вещь - этот клуб! Правда, в пятьдесят лет ты
автоматически вылетаешь из клуба, ведь он для молодых президентов.
Этот наш клуб что-то вроде масонской ложи. Я не могу о нем особенно
распространяться. Скажу только, что встречался там с принцем Чарльзом,
обедал за одним столом с Дэном Куэйлом, вице-президентом США. Ездил в Женеву
к своему приятелю Эдмонду, его фамилия - немножко Ротшильд.
Так что - нет, одиноко мне там, на Западе, не было. Я поехал туда домой,
у меня большая семья международного бизнеса.
"В Россию я к себе приехал"
- Кстати, о семейных делах: помню, когда вы уезжали в разгар своих
неприятностей, то сильно переживали за сына, - он ведь оставался в Москве.
- Сын - это боль страшная. Я такую сентиментальную вещь скажу, может,
конечно, не поверят. Когда я уехал, одно из самых острых впечатлений, самое
осязаемое воспоминание, как Филипп меня на прощание обнял. Я чувствовал его
руки на своих плечах очень долго. Это страшно осязаемое воспоминание.
Конечно, сейчас он просто чужой ребенок, и чужой папа к нему приехал (ему
было полтора года, когда я уезжал), хотя смотрит в глаза родственно. Но я не
поцеловал, не обнял его, мне показалось, что мальчишке это было бы
неприятно: пришел чужой дядька лысый и лезет с нежностями. Поэтому - что
говорить? Я хотел бы здесь быть, как вы понимаете. Да... Я ему звонил сюда
из Лондона, спрашивал: "Что тебе привезти в подарок?" Он говорит: "Привези
мне дом". - "Какой дом?" - "Ну, - говорит, - дом, чтоб я мог там прятаться.
У нас теперь в Москве столько плохих дядей, я их боюсь, от них прятаться
надо..."
Для меня это был шок! Я пошел на Regent Street, в большой игрушечный
магазин, и купил игрушечный дом, сборный, куда помещается ребенок. Привез,
собрал его в центре квартиры - мальчик был просто счастлив.
Вот такое у меня было настроение, когда я собирался в Россию. Я все знал
про то, как тут живется, - но ничего я так остро не переживал, как этот
разговор с сыном. О чем еще тут говорить?..
- Может, вас только из-за ребенка в Россию тянет?
- Ничего подобного. Не только! Моя жизнь - здесь. Я здесь родился, жил.
Та жизнь - хорошая, но чужая. Там многого мне не хватает. Да, там нет сына,
но там мог бы появиться другой сын, не в этом дело. Я вам говорю: я не к
сыну - к себе приехал.
- У вас нет чувства, что за время эмиграции вы отстали от жизни?
- Абсолютно нет. Потому что все мои вечера - это наушники. Это "Свобода",
это российские станции, которые удается поймать. А фильмы русские почему-то
не привозят. Кого я только не просил - никто не везет!
- А как вашей жене нравится эта идея - переехать из Лондона в Москву?
- Конечно, она не хочет сюда возвращаться. Говорит: "Куда я поеду,
зачем?" У нее с первого дня в Англии началось перерождение. Теперь жена в
десять раз лучше меня по-английски говорит, хотя, когда приехала, понимала в
два раза хуже. Она сейчас больше англичанка, чем россиянка. Это
физиологическое: женщины быстрее адаптируются.
Но, конечно, она меня не оставит и вернется из-за любви ко мне.
- Как вам показалась Россия? Как вам нравятся русские - после разлуки,
после всего?
- Я ж говорю - я к себе приехал. Американцы и англичане тоже интересные,
я согласен, но русские - это свои, а те чужие. Чужие - и все. Это беда моя
или что... "У нас - хорошо, наше - лучшее в мире!" - это ж нам с детства
вдалбливали. И мы впитали российский стиль жизни... Там, на Западе, люди
ставят в квартире джакузи в шестидесятиметровой ванной комнате. Зачем, ну
зачем? Не понимаю я этого... Не надо мне джакузи. Мне больше нравится туалет
с гвоздем и чтоб к гвоздю была приколота газетка...
1994
????СВЯТОСЛАВ ФЕДОРОВ ???
"Я крупно выиграл в лотерею"
Новые времена мало изменили Святослава Федорова. Он все такой же - глыба,
матерый человечище, титан. Несколько поменялся только его статус: он теперь
не просто выдающийся хирург, но и по совместительству крупный капиталист.
Будучи несомненным хроническим трудоголиком, он с не меньшей страстностью
развлекается: лошади, мотоциклы, путешествия по планете, охота на разных
зверей...
С Федоровым мы беседовали у него на работе, в институте. Там у профессора
очень удобные апартаменты: кабинет, а при нем еще комната отдыха с книжными
полками, картинами и охотничьими трофеями на стенах, с тренажерами и
двухпудовыми гирями - и ванной.
Такое впечатление, что хозяин тут живет...
Хронический трудоголизм
- Святослав Николаевич, вы действительно живете тут?
- Нет, но времени провожу немало: ведь я трудоголик. Работа мне не в
тягость: я - существо творческое, я себя ощущаю художником. Я как будто
рисую картины и наслаждаюсь ими; только вместо картин у меня другое:
сделанные мною дела. Их много!
Вот сейчас, например, я становлюсь адмиралом. Купил пароход "60 лет
Октября", его заканчивают переоборудовать под плавучую клинику. Беру в
аренду еще одно судно - "Алексей Толстой", приценяюсь к "Константину
Симонову".
Еще мы открываем клинику в Сан-Марино, создаем новый крупный банк и свое
предприятие по переработке древесины, будем гнать ее на Запад. Кроме того, у
меня сельскохозяйственное производство в Протасове - семьсот коров! Я
провожу в деревню газ и канализацию. Квартиры даю сотрудникам - по двести
метров общей площади. Виллы им строю - по двести пятьдесят метров.
Ну, институт и операции - это само собой.
Все, что я делаю, - это такой великий социальный эксперимент: могут ли
люди в России работать и жить не хуже, чем весь остальной мир?
- И какой же ответ?
- Могут, конечно. Если б только нас не грабила мафия...
- Какая именно? Их ведь много сейчас.
- Я имею в виду самую главную мафию, с которой труднее всего бороться, -
у нее ведь и армия, и милиция с ОМОНом. Эта мафия хуже гангстера, который
встречал бы меня каждый вечер после работы и отнимал все.
- Да, про ваше недовольство и правительством, и лично Чубайсом все знают.
И все помнят, что вы отказались от кресла премьер-министра.
- Это старая история. Я с ними, с этими, работать не смог бы. Они
проводят антирыночную политику. Более того, они нас грабят! У нас забрали на
пять триллионов долларов собственности на земле, на двадцать триллионов под
землей - забрали в революцию и до сих пор не отдают, морочат голову. (Если
посчитать исходя из этих цифр, то на каждого жителя России приходится по 160
тысяч долларов. - Прим. авт.) А вместо этого дали ваучеры общей стоимостью
всего полтора миллиарда долларов. Это ж копейки! Они нам отдали 0,03
процента нашей собственности и думают, что хватит.
А где остальное? Остальным распоряжаются двадцать миллионов чиновников.
Никогда их столько не было! Они уже весь ЦК заняли, а сейчас и Белый дом, и
бывший Дом политпросвещения, - они плодятся со скоростью клопов!
- То, что раньше называлось "диссидент", - это вы и есть?
- Да, я диссидент. Я представитель нового класса, который возник, как это
ни странно, в Америке. Это - класс общественных предпринимателей. Для такого
предпринимателя главное, чтобы сначала коллектив получил максимум и только
потом сам хозяин. То есть я планирую сначала сделать всех сотрудников
института богатыми, а потом уже самому стать побогаче. Обыкновенный же дикий
капитализм, он такой: "Я - богатый, а остальные меня не волнуют". Но вот
сейчас там, в Америке, возникло одиннадцать тысяч предприятий, где все
рабочие и служащие имеют акции, - это что-то типа народного капитализма. Так
у них реализуется программа ИСОП (индивидуальная собственность на орудия
производства), про которую у нас даже не слышали. Ее придумали сорок лет
назад, но долгое время она всерьез не воспринималась: как это так, отдать
рабочим акции? Рабов сделать хозяевами? Капиталисты ведь жадные, они всегда
стараются людям отдать минимум, а себе забрать максимум. Но так подрывается
покупательная способность людей: товар производится, а он никому не нужен!
Америка стала заходить в тупик. Тогда-то и стало ясно, что сначала надо
создать платежеспособного покупателя, а потом делать для него товар,
продавать и получать прибыль. Тут-то и вспомнили про ИСОП!
В Америке эта программа пошла, а у нас не идет. Я хочу отдать
собственность коллективу, но не могу! Все из-за Чубайса. Он тянет время и не
дает мне ответа! Пусть он скажет: доля государства в институте такая-то,
коллектива - такая-то, и пусть назначит арендную плату. Если цена будет
нормальная, мы согласимся. А нет, так у нас есть земля в Протасове, возьмем
в банке кредит и построим себе новую клинику на своей земле. А это все
оставим товарищу Чубайсу, может, он под офисы сдаст, сейчас это модно.
Успеть бы насладиться жизню
- И что же, вы погрязли в трудоголизме, непрерывно работаете и ничего
больше в жизни не видите?
- Ну нет, фанатиком быть нельзя, это плохо. Жизнь, в которой нет ничего,
кроме работы, теряет смысл! Надо зарабатывать много денег интересным образом
и честным путем. А после эти деньги тратить интересным же образом. В
основном, конечно, на покупку новой информации; человек, он ведь
информационное животное. Ведь что самое приятное в деньгах? Они дают нам
возможность получить огромное количество информации, впечатлений - о других
странах, о жизни в этой стране, наконец, о жизни природы. Но чтоб все так
устроилось, надо в работе найти какую-то новую эффективную технологию.
А ее ученому удается - если вообще удается - оседлать лет в сорок пять -
пятьдесят, когда большая часть жизни прожита... А ведь после требуется еще
лет двадцать пять-тридцать, чтоб технологию признали - люди, общество,
правительство, рынок. Это очень долгий процесс, успех приходит тогда, когда
ничего уже успеть нельзя... А вот мне повезло - я освоил новую технологию в
тридцатилетнем возрасте. Я еще в шестидесятом начал делать свои
искусственные хрусталики! Потребовалось восемнадцать лет, чтоб эту
технологию признала Америка, - это случилось в семьдесят восьмом. А широкое
распространение эти операции получили только в восемьдесят четвертом -
восемьдесят пятом. Вот видите, понадобилось ровно двадцать пять лет. То есть
совсем недавно моя технология стала давать свои плоды... Да, самое главное -
это изобрести новую технологию в молодом возрасте, до тридцати пяти лет.
Тогда она даст тебе интересную жизнь: деньги, известность, возможность
передвигаться по миру, не считая центов...
"Предаюсь захватывающим развлечениям"
- Я очень интересно живу! Я предаюсь захватывающим развлечениям. Да взять
хоть мою конюшню, - вы про нее, конечно, слышали. Еще в семьдесят восьмом
году я приобщился к конному спорту, совершенно неожиданно. Это было в
Америке, в Детройте. Мой приятель, глазной врач, повез меня на скачки
показать свою дочку - а она чемпионка штата Иллинойс по конкуру. Посадили и
меня там на жеребца, и вот я, как мешок с сеном, на этой лошади. Но в то же
время я испытывал огромное наслаждение. Я понял, что это колоссальный
симбиоз - человек и лошадь! Мне подчиняется это прекрасное животное, такое
теплое и красивое! Рождается какое-то новое качество... Я почувствовал себя
кентавром. Когда я спрыгнул с лошади, у меня было яркое ощущение счастья.
Я понял, что должен купить себе лошадь. Но мне сказали, что есть закон
тридцать второго года, по которому советский человек не имеет права купить
лошадь, поскольку она - орудие производства. (Исключение там было сделано
только для горцев, бездорожья и еще чего-то.) Так что лошадь мне пришлось
приобретать нелегально. В горкоме партии про это узнали, вызвали меня и
спрашивают: "Зачем вам это? Вы же член партии, что ж вы будете скакать по
полям, как английский лорд!" Я им ответил: "Так для чего ж я делал
революцию? Именно чтобы скакать, как лорд, вообще жить, как король! Получать
удовольствие от свободы, от контактов, вообще от жизни". Они отстали.
Сначала я завел двух лошадей. Но поскольку мне было неловко, что я скачу,
а другие нет, то я купил еще двадцать лошадей.
От нашей конюшни до Сергиева Посада пятьдесят восемь километров, места
удивительно красивые. Так вот, у нас есть проект - поставить на этой дороге
пару постоялых дворов, с небольшими кабачками, с комнатами наверху, - чтоб
отдыхать. И тогда можно будет на лошади совершить путешествие от Москвы до
Сергиева Посада!
(Кстати, когда землю будут возвращать народу, я потребую от парламента,
чтоб между земельными участками оставляли 5 метров - чтоб можно было
проехать на лошади. А то в Америке вдоль дорог идет сплошной забор, вы не
можете никуда свернуть, вокруг сплошь частные владения.)
С лошадью что может сравниться по удовольствию? Ну разве что мотоцикл. У
меня их три, все марки "Хонда" - кроссовая, шоссейная и самая большая -
шестьсот пятьдесят кубов - это дорожная. Мчишься со скоростью двести
восемьдесят километров в час и получаешь колоссальное наслаждение. Ощущение
близко к езде на лошади: так же ветер хлещет тебе в лицо, чувствуешь могучую
силу, которая несет тебя вперед, сливаешься с природой. Чувствуешь вкус
ветра, все вокруг видно, и можно проехать по лесу по любой тропинке.
Мотоцикл - это вещь! А машина - не то. В ней как в комнате сидишь -
неинтересно. Поэтому машин у меня мало, всего две. Одна - вездеход,
"Ниссан-Петроль". Это мне подарил принц Саудовской Аравии, я там когда-то
осмотрел всю королевскую семью и сделал тридцать шесть операций. Вторая
машина - "Мерседес-280S" - тоже подарок. Я на нем мало езжу, просто держу
как память. Это в семьдесят пятом врачи из Офтальмологического общества