оно, крестьянство,
вследствие своей социальной распыленности и низкой степени развития, не в
состоянии будет вести самостоятельную политику. В то время, как Ленин и
большевики говорили о диктатуре пролетариата и крестьянства, вышеназванные
марксистские политики выставили формулу о диктатуре пролетариата,
опирающегося на крестьянство. Еще в 1905 году Троцкий поставил вопрос в
статье своей о перспективах русской революции (напечатано в брошюре "Итоги
и перспективы. О движущих силах революции". Издательство "Советский мир",
Москва 1919 г.):
   "Вопрос весь в том, кто определит содержание правительственной
политики? У кого будет однородное большинство в правительстве? Одно дело,
когда в рабочем правительстве сидят представители демократических слоев и
совсем уж другое, когда представители пролетариата входят в
буржуазно-демократическое правительство в качестве более или менее
почетных заложников. Достаточно попытаться представить себе революционное
демократическое правительство без представителей пролетариата, чтобы
полная нелепость такого представления ударила в глаза. Отказ
социал-демократии от участия в революционном правительстве означал бы
полную невозможность самого революционного правительства и был бы, таким
образом, изменой делу революции. Но участие пролетариата в правительстве и
объективно наиболее вероятно, и принципиально допустимо лишь как
доминирующее и руководящее участие. Можно, конечно, назвать это
правительство диктатурой пролетариата и крестьянства, диктатурой
пролетариата, крестьянства и интеллигенции или, наконец, коалиционным
правительством рабочего класса и мелкой буржуазии. Но все же остается
вопрос: кому принадлежит гегемония в самом правительстве и через него в
стране? И когда мы говорим о рабочем правительстве, то этим мы отвечаем,
что гегемония будет принадлежать рабочему классу" (стр.
   40).
   Троцкий высказался за гегемонию пролетариата в правительстве и старался
доказать, что, как ни отстали социальные отношения в России, как ни низка
степень ее капиталистического развития, революционное правительство
вынуждено будет предпринять меры перехода к социализму: "Политическое
господство пролетариата несовместимо с его экономическим рабством. Под
каким бы политическим знаменем пролетариат ни оказался у власти, он
вынужден будет стать на путь социалистической политики. Величайшей утопией
нужно признать мысль, будто пролетариат, поднятый на высоту
государственного господства внутренней механикой буржуазной революции,
сможет, если даже захочет, ограничить свою миссию созданием
республиканско-демократической обстановки для социального господства
буржуазии. Политическое господство пролетариата, хотя и временное, крайне
ослабит сопротивление капитала, всегда нуждающегося в поддержке
государственной власти, и придаст грандиозные размеры экономической борьбе
пролетариата. Рабочие не смогут не требовать от революционной власти
поддержки стачечников, и правительство, опирающееся на пролетариат, не
сможет в такой поддержке отказать. Но это значит парализовать влияние
резервной армии труда, сделать рабочих господами не только в политической,
но и в экономической области, превратить частную собственность на средства
производства в фикцию. Эти неизбежные социал-экономические последствия
диктатуры пролетариата проявятся немедленно гораздо раньше, чем будет
закончена демократизация политического строя. Грань между минимальной
программой стирается, как только у власти становится пролетариат" (стр.

                                68).

   Троцкий стоит, таким образом, перед вопросом о взаимоотношениях
изображенной им силы политических обстоятельств и состоянием русского
хозяйства. Он отвечает на него частью указанием на весьма высокую степень
промышленной концентрации в России, на крепость молодого импортированного
из-за границы русского капитализма и частью на влияние русской революции
на европейский пролетариат. "Без прямой государственной поддержки
европейского пролетариата рабочий класс России не может удержаться у
власти и превратит свое временное господство в длительную социалистическую
диктатуру. В этом нельзя сомневаться ни одной минуты. Но с другой стороны
нельзя сомневаться в том, что социалистическая революция на Западе
позволит нам непосредственно и прямо превратить временное господство
рабочего класса в социалистическую диктатуру" (стр. 71).
   Русская революция является для него исходным пунктом
европейско-пролетарской революции, он смотрит на русскую революцию, как на
часть перманентной европейской революции.
   Мы отказываемся от подробного цитирования мнения Розы Люксембург,
которое мало чем отличается от точки зрения Троцкого. Прибавим еще один
небольшой штрих. Уже после поражения революции 1905-1906 годов Роза
Люксембург занялась в одной своей статье, посвященной разбору книги
известного меньшевистского публициста Череванина, вопросом о перспективах
русской революции. В этой статье, появившейся в 1909 году в польском
марксистском обозрении ("Przeglqnd Socjaldemokratyczny"), она защищает
положение, что даже буржуазная революция, как французская, должна была
пойти дальше ограниченных своих буржуазных целей, чтобы последние были
достигнуты, - что чем дальше уходит революция в своем развитии, тем
труднее контр-революции ее уничтожить.
   Таковы были основные вопросы, стоявшие до и во время первой русской
революции перед сознанием авангарда русского пролетариата. Как мы видим,
эти вопросы определяют судьбу и переживаемой нами революции. Революция
1905-1906 г.г. была прелюдией революции 1917 года. В ней участвовали те же
классы, которые впоследствии через 12 лет, в новых условиях померялись
своими силами и еще тогда были поставлены все вопросы, практические ответы
на которые дают теперь дела и судьбы русской революции. Первая русская
революция не сумела дать ответа на все свои вопросы, так как еще до
полного своего воздействия в интернациональном масштабе молодой русский
пролетариат и русское крестьянство были раздавлены царизмом с помощью
европейского капитала. Первая русская революция чрезвычайно оживила
интернациональное рабочее движение, она поставила в порядок дня вопросы о
всеобщей забастовке, и не случайным совпадением является то, что первый
интернациональный документ нового коммунистического движения (брошюра Розы
Люксембург о всеобщей забастовке), послуживший исходным пунктом для
немецкого лево-радикального движения, был написан на основании опыта
русской революции. Но в некотором отношении первая русская революция дала
ясный и недвусмысленный ответ на проклятые вопросы наших дней. Он гласит,
что, как ни определять границы русской революции, буржуазия уже в первой
революции служила фактором контр-революции. Уже в первой революции она
удовлетворилась словесными обещаниями царизма и искала компромисса с ним.
Только с помощью иностранного капитала царизму удалось подавить революцию,
а поведение иностранного капитала было, между прочим, продиктовано и тем,
что он знал про нежелание русской буржуазии, при всей показной ее
оппозиции, чтобы царизм пал. Если, несмотря на это, и после поражения
первой революции меньшевики связали свои революционные перспективы с новым
подъемом буржуазной оппозиции (см. статью Дана в "Neue Zeit"
   1908 г.), то они только обнаружили этим, что с самого рождения страдали
политической слепотой. Русская буржуазия вела в Думе показную борьбу
против царизма, но одновременно искала соглашения с ним на почве русского
империализма.
   Петр Струве, первый идеолог русского либерализма, стал глашатаем
великой России, и Павел Милюков, политический вождь русских либералов,
стал строить русско-балканскую политику, приведшую вместе с
немецко-турецкой политикой к войне 1914 года. Война похоронила под своими
обломками показную борьбу либерализма. Либералы образовали главное ядро
русского военного патриотизма в великом мировом кризисе 1914 года.
Революция 1917 года, которая явилась восстанием народных масс против
потрясающих последствий участия царизма в мировой войне, должна была
прежде всего стать революцией и против буржуазии.
   Эта контр-революционная роль промышленной буржуазии заставила рабочий
класс вступить в ожесточенную борьбу с ней для победы над царизмом. Он
должен был на каждом шагу оспаривать у нее влияние на полупролетарские и
мелко-буржуазные массы. Эта боевая позиция пролетариата по отношению к
буржуазии объяснялась не только защитой принципов демократии, но и сама
борьба за демократию была обусловлена социальной ролью пролетариата и
борьбой против буржуазной эксплоатации. Эта борьба вовсе не должна была
выходить за границу программы-минимум. Уже в момент начала борьбы в 1905
году пролетариат жестоко столкнулся с буржуазией. Без восьмичасового
рабочего дня буржуазная демократия бессмысленна, ибо привязанный с раннего
утра к машине рабочий не в состоянии, понятно, участвовать в политической
жизни. Борьба за это требование привела после октябрьского манифеста к
ожесточенному столкновению пролетариата с буржуазией, которая открыто без
обиняков перешла на сторону царизма, у которого она искала помощи против
пролетариата. Противоречие между пролетариатом и буржуазией стало наиболее
важным фактором русской революции. Революция не была проделана до конца в
деревне, но и там не меньше, чем в городе, она подрыла основы царизма. Она
привела в большей части России к вооруженной борьбе крестьянства с
помещиками. Красный петух запел на помещичьих усадьбах, и помещики
мобилизовали все силы правительства против крестьян. Если самосознание
крестьян в армии было еще незначительно, чтоб отказаться от роли палачей
против своих собственных братьев, то во всяком случае следствием военных
экспедиций в деревне был подрыв старого духа, как в армии, так и в селе.
Царизм лучше меньшевиков понял опасность, грозившую ему со стороны
крестьянства. После того, как царское правительство еще во время выборов в
первую думу в 1906 г. не смогло создать из серой крестьянской массы
противовес настроению городов, оно после первой революции пыталось
расколоть крестьянство, чтобы опереться на богатых крестьян против бедных
и новым противоречием ослабить и парализовать наступательную силу
крестьянской массы против царского государства.
   Новая форма организации рабочего класса, как фактора революции, не была
предвидена марксистским анализом. Рядом с политическими партиями и
профессиональными союзами возникли по собственному почину советы рабочих
депутатов. В ноябрьские дни 1905 г. во время сильнейшего потрясения
царизма всеобщей забастовкой в некоторых городах рабочие советы были
органами власти, перед которыми должна была капитулировать буржуазия. В
зародыше они проявили себя в борьбе за власть. Появление советов марксисты
объясняли отсутствием старых, укоренившихся профессиональных союзов в
рабочем классе, что вызвало потребность в широких пролетарских
организациях. Не только европейские, но и многие русские марксисты не
поняли, что дело идет не только об организациях борьбы против буржуазного
правительства, но о зародышах будущей организации пролетарской власти.
Весьма характерно, что европейское социалистическое движение, столь
многому научившееся у первой русской революции, не восприняло идею рабочих
советов в круг своих воззрений.
 
 
   II.
 
   Мартовская революция 1917 года продолжала дело первой революции.
Быстрая победа в марте 1917 года стала возможна, благодаря глубокой
вспашке русской почвы плугом революции 1905 года. Оппортунисты II
Интернационала объявили после поражения 1907 года русскую революцию
бесполезной. Так г. Карл Лейтнер, большой умник из венской рабочей газеты,
заявил в 1908 году, что прекрасно организованное младо-турецкое движение
ему больше импонирует, чем революционный хаос России. Но все эти господа
предстали в свете событий 1917 года близорукими дождевыми червяками.
Благодаря своему опыту 1904-1905 годов, русская народная масса выступила в
марте 1917 года с запасом политических понятий, обогащенным и углубленным
испытаниями трехлетней войны, и сразу же одним махом двинула революцию
дальше, чем этого желала буржуазия. Арест царя, устранение регентства,
прокламирование республики - все это были в значительной мере результаты
работы первой революции. Одновременно рабочие и солдатские массы
приступили к образованию рабочих и солдатских советов, их примеру
последовали крестьяне в деревне. Эти внезапно создавшиеся массовые
организации еще до того, как они осознали себя органами пролетарской
диктатуры, протянули руки свои к власти.
   Центральная государственная власть попала в руки буржуазии, которая
лишь потом привлекла мелко-буржуазно-пролетарские и крестьянские партии
меньшевиков и социал-революционеров к участию в правительстве. С первого
дня своего существования буржуазное временное правительство жаловалось на
двоевластие, так как рабочие и солдатские советы присвоили себе не только
контроль временного буржуазного правительства, но и часть исполнительной
власти. Я разрешу себе напомнить один мало известный факт, который
проливает яркий свет на творческую силу народных масс в революции. Когда в
первые дни мартовской революции группа большевиков, находившаяся в
Норвегии, обратилась к т. Ленину с вопросом об отношении к лозунгу
Учредительного Собрания, последний ответил, что Учредительное Собрание
наверное не скоро будет созвано Временным Правительством, и что вообще
парламент, как центр революции, имеет более чем сомнительное значение. Он
советовал повсюду, где это возможно, взять рабочему классу управление в
свои руки в виде коммунальных советов, чтобы сделать их опорным пунктом
революции. Ленин уже тогда зорким взором предвидел, что революционная
власть сконструируется не как буржуазно-демократическая республика, а как
республика по типу Парижской Коммуны, в которой революционный народ имел в
своих руках законодательную, исполнительную и судебную власть. Но
конкретная форма этой республики по типу Парижской Коммуны не была им
изобретена. Она была найдена рабочими и солдатскими массами в их неясном
порыве в борьбе.
   Каково было содержание мартовской революции? Это была революция
крестьянства в солдатской шинели и рабочего класса, которые под тяжестью
войны не восстали еще против самой войны и продолжения ее, но восстали
против правительства, которое вело ее так плохо и возлагало все тяготы на
их плечи. Только незначительное меньшинство пролетариев и солдат было
вообще против войны. Во время революции массы быстро развиваются, и скоро
революция стала революцией против войны. Она направлялась таким образом
против империалистической буржуазии и помещиков, выступавших все более
открыто и агрессивно против революции, лишавшей их возможности победы.
Носителями революции были рабочие и крестьяне, их положительные цели
вытекали из их социального положения. Крестьяне хотели земли.
   Ни карательные экспедиции Столыпина, ни его аграрная реформа не могли
искоренить революционные тенденции крестьян, или создать достаточно
сильное богатое крестьянство, как оплот против революции в деревне.
Рабочие стремились к немедленному улучшению их положения и так как эта
цель при общей хозяйственной разрухе, вызванной войной, была недостижима
обыкновенным путем, то они установили через фабричные комитеты контроль
над производством, чтобы уменьшить анархию в нем и улучшить этим свое
положение.
   Каковы были позиции революционных партий? Социалисты-революционеры и
меньшевики сочли своей задачей удержать рабочих от борьбы с капиталистами,
крестьян - от захвата помещичьих владений, так как смута могла повредить
ведению войны. Даже Чернов и Церетели, бывшие циммервальдцы, пошли в
Каноссу и соединились политически с вульгарными социал-патриотами типа
Плеханова. Оттягивая осуществление социальных целей революции, даже
буржуазно-демократических, до созыва Учредительного Собрания, они
проводили свою еще в первой революции разработанную программу. Они
передали власть в руки буржуазии, как классу, интересы которого должны
были, по их мнению, создать объективные рамки революции и которому должно
было принадлежать руководство ею. Их старые разговоры о роли
социал-демократии, как внешней оппозиции, были забыты. Они были не крайней
оппозицией буржуазии, а единственной поддержкой буржуазного правительства
в рабочих, крестьянских и солдатских массах. Большевистская партия
заявила, что, ввиду низкой степени социального развития России, о
немедленной победе коммунизма думать не приходится. "Наша прямая задача не
есть введение социализма, а немедленный переход к контролю советов рабочих
и солдатских депутатов над общественным производством и распределением
продуктов". - Так формулировал Ленин 3-го апреля после своего приезда в
Петербург социальные задачи революции.
   В своей полемике против Каменева, защищавшего старую точку зрения
большевиков о буржуазном содержании революции, Ленин сослался на то, что
он еще в 1905 году в своей выше цитированной брошюре о двух тактических
линиях писал: "У революционно-демократической политики пролетариата и
крестьянства есть, как и у всего на свете, прошлое и будущее. Ее прошлое -
самодержавие, крепостничество, монархия, привилегии. Ее будущее - борьба
против частной собственности, борьба наемного рабочего с хозяином, борьба
за социализм", и он продолжал: "Ошибка Каменева в том, что он и в 1917
году смотрит только на прошлое революционно-демократической диктатуры, а
для нее на деле уже началось будущее, ибо интересы наемного рабочего и
хозяйчика на деле уже разошлись, притом по такому важнейшему вопросу, как
оборончество, как отношение к империалистической войне" (см. сочинения
Ленина XIV т., 1 ч., 34 стр.).
   Последнее указание на войну составляет основной пункт в понимании
разницы в тактике большевиков в первую и вторую революции. Уже тот простой
факт, что вторая революция застала Россию на наиболее высокой ступени
экономического развития, увеличил удельный вес пролетарских элементов.
Военная обстановка, в которой произошла революция, поставила их перед
новыми задачами и создала новые интернациональные условия для
революционной политики в России. Первый вопрос революции, который был
вопросом жизни и смерти, коснулся отношения к войне.
   Революция, вызванная банкротством царизма в войне и страданиями масс,
занесла топор над корнями войны. Если она не сумела бы убить войну, то
война снесла бы ее этим же топором. Так как она угрожала способности
России к войне, она должна была вызвать ожесточенное сопротивление
заинтересованных в продолжении войны классов: финансового капитала,
помещиков и офицерской касты. Чтобы подкопаться под власть этих классов,
недостаточно было создать парламентскую республику, сохранив старые органы
угнетения царского режима. На место полиции и жандармерии должна была
стать народная милиция.
   Рабочие советы должны были попытаться захватить местную власть, но
ограничить революционный переворот этой политической областью было
недостаточно и невозможно. Невозможно это было потому, что миллионы
солдат-крестьян, понесших неслыханные жертвы в войне, в момент сокрушения
власти помещиков желали получить их землю, за которую они проливали кровь
на войне. Рабочие, которых революция вооружила и наполнила большой верой в
собственные силы, не могли, понятно, охранять имущество буржуазии. Повсюду
на фабриках они начали вмешиваться в управление, если же владельцы
закрывали свои предприятия, чтобы локаутом урезонить рабочих, то последние
захватывали фабрики и продавали товары. Это была не только логика
революции, но и революционная необходимость, чтобы мощь классов,
заинтересованных в продолжении войны, была сломлена. Чтобы сломить власть
помещиков, нужно было подстрекнуть крестьян - не ждать с получением земли
до Учредительного Собрания. Чтобы сломить власть капиталистов, следовало
указать, как синдикаты и банки переводили кровь русских крестьян и рабочих
в золото. Пролетариат