у центр идет с лакеями Антанты.
Долой рейхстаг! Долой демократию! Да здравствует национальная диктатура!
   Так создалась струя германского фашизма. Это был именно фашизм, ибо
германская контр-революция пыталась опереться на мощную волну потока
мелкой буржуазии, двигающего направо. Кормили этот фашизм в первую очередь
не помещики, а короли тяжелой промышленности. Значительная часть денег шла
от Стиннеса через его директора Фоглера. И когда южно-германские фашисты
подготовляли государственный переворот, то одним из трех, двигавших ими
диктаторов, являлся Мину, б.
   фельдфебель кайзерской армии, которого директор Круппа Витфельд
выдвинул из писарей городской управы в директора газовых предприятий гор.
Эссена и которого, перехватив, Стиннес поставил во главе своего
финансового правления.
   Германский фашизм должен был уничтожить остатки буржуазной демократии в
Германии, отдать управление государством в руки представителей военщины и
тяжелой промышленности для того, чтоб, сломив сопротивление рабочего
класса, принудить его работать столько, сколько сможет вывозить товаров
германская промышленность, покончить с умирающей уже инфляцией (доллар
стоил уже 10 миллиардов) и найти ряд финансовых мер, позволяющих задержать
Германию над краем пропасти. Эти меры состояли, в первую очередь, в
продаже железных дорог представителям тяжелой промышленности, которые
смогли бы сократить на половину железнодорожных рабочих, уничтожить
жел.-дорожный дефицит. Эти меры должны свестись к уничтожению 8-часового
рабочего дня, уменьшению заработной платы, дабы путем удешевления
производства не только открыть новые источники податной силы государства,
но одновременно сделать возможным увеличение экспорта.
   Фашистская диктатура должна была собрать в один кулак силу Германии и,
демонстрируя ее, заставить Антанту итти на уступки. Это были цели
крупно-капиталистических руководителей фашизма. Мелко-буржуазные массы,
идущие за ними, прельщались другими надеждами. Они надеялись, что
фашистская диктатура будет охранять труд, мужика и ремесленника, охранять
их от новой финансовой кабалы (Zinsknechtschaft), будет поддерживать
мелко-буржуазные кооперативы, создаст новое государство труда. Это
расхождение целей нашло свое выражение в двух особых штабах фашизма. Один
из них состоял из представителей помещиков и тяжелой промышленности, из
главарей немецко-национальной и немецко-народной партии. Другой - из
Гитлера, Людендорфа и Греефе. Один опирался на организации прусского
офицерства и унтер-офицерства - на Стальной шлем, другой - на военные
организации национально-социальной партии. Но это разделение не
исчерпывало разногласия в лагере фашистов. Вне нелегальных организаций
фашизма стоял рейхсвер - главная вооруженная сила германской
контр-революции. Не подлежит ни малейшему сомнению, что генерал Сект и
стоящие за ним капиталистические круги вполне разделяют всю социальную
программу фашизма. Но Сект великолепно понимал:
   во-первых, международное положение не позволяет в данный момент итти на
монархический переворот в Германии, ибо восстановление монархии означает
для Запада, в первую очередь для Франции, победу политики реванша;
во-вторых, фашизму тем легче удастся провести свою программу, чем
легальнее он проведет переворот; в-третьих, разгром рабочего движения
должен явиться предпосылкой, а не последствием победы фашизма;
в-четвертых, только оттягивая решение вопроса о монархии, можно избегнуть
борьбы между претендентами на престол, между Гогенцоллернами и
Вительсбахами, которая, разгоревшись, поставила бы под знак вопроса самое
победу фашизма. Стратегия ген. Секта выражает то, что отличает германский
фашизм от итальянского, она учитывала все затруднения, стоящие на пути
германского фашизма и вытекающие из внутреннего и международного положения
Германии.
   Отрицая парламентский выход из кризиса, фашизм выдвинул лозунг
переворота. Он надеялся, что государственная власть, представляющая партии
средней буржуазией, капитулирует перед ним, как капитулировал перед
Муссолини итальянский король и итальянская буржуазия. Фашизм не ошибся,
германская буржуазия капитулировала, но она имела выбор между фракциями
фашизма. Она имела выбор между претендентами в Муссолини. Она
капитулировала не перед тайными фашистскими организациями, находящимися в
беспрерывной драке друг с другом, а перед рейхсвером и генералом Сектом,
дающим гарантии, что фашистская политика будет проведена с учетом
международного и внутреннего положения. Генерал Сект не меньше
националист, чем генерал Людендорф, но, зная военную слабость Германии,
имея перед собой картину развала Антанты, генерал Сект не выдвигал лозунга
разрыва Версальского мира. Он умел ждать. Генерал Сект - враг демократии
не меньше Людендорфа и Гитлера, но человек холодного расчета. Сект не
считал необходимым ломиться в открытые двери и вырывать власть, которую
ему Эберт и Штреземан добровольно отдавали. Генерал Сект - враг
социал-демократии, не потому, что боится ее социализма, который давно
улетучился, а потому, что может вычистить из государственной администрации
социал-демократов, в которых видит также самых ненадежных слуг
контр-революции, как они были ненадежными слугами революции. Но Сект
ничего больше не боится, как единого фронта пролетариата, и, поскольку
можно, он хотел разрушить социал-демократию по частям. Нападение на
красную Саксонию при поддержке социал-демократических министров в центре
открывало надежды на такое разложение социал-демократии вообще, что вторая
операция - устранение из прусского правительства и прусской администрации
- обещала быть безболезненной.
   Переход власти к Секту и его отказ об'единиться и с северными и с
южными нелегальными фашистскими организациями привел к банкротству их
попыток захвата власти. На севере дело кончилось хуже, вспышкой в
Кюстрине, на юге - столкновением Гитлеровской организации с рейхсвером и
их крупным поражением.
   Единственная ошибка в расчете Секта состояла в том, что ему не удалось
разгромить рабочее движение в открытом бою, благодаря тому, что
коммунистическая партия, видя раскол единого рабочего фронта с
социал-демократами и несравнимое превосходство вооруженной силы
противника, уклонилась от боя. Отсутствие открытой победы над рабочим
классом и его развал, который был бы неминуемым последствием военного
разгрома, наличие живой силы противника, хотя и находящегося в отступлении
и отчасти деморализированного отступлением без боя, не позволило генералу
Секту, несмотря на полноту власти, находящейся формально в его руках,
провести рядом обще-государственных актов программу фашизма. Фашизм был
принужден отнимать у рабочих 8-часовой день, понижать заработную плату
путем частичных боев, но он создал при помощи введения рентенмарки базу
для фашистской финансовой реформы, сваливающей все тяготы на рабочий
класс. Предложение экспертов, дающее переходную передышку Германии,
одновременно создает условия для полного осуществления фашистской
программы.
   Выборы, состоявшиеся после этих неразыгранных до конца классовых боев,
дали следующую картину: рабочий лагерь, который при выборах в Учредилку
получил 17 милл. голосов (социал-демократы большинства и независимые),
который при выборах в 1920 г. получил 11 1/2 милл. голосов (из них
полмиллиона - коммунисты), получил при выборах 4 мая 1924 г. 9 1/2 милл.
гол. (5.973.770 социал-демократы и 3.712.001 коммунисты). Лагерь
буржуазии, стоящей формально на платформе существующей конституции (центр,
немецко-народная партия), получил 8 милл.
   голосов; партия фашизма, т.-е. немецко-национальная партия,
баварско-народная партия, немецко-социальная партия и
национально-социалистическая партия, получили 9 милл. голосов. Но если
смотреть на разделение сил не с точки зрения формальной, а с точки зрения
фактической, с точки зрения политики партии, то лагерь революции, лагерь
рабочего класса, насчитывает около 4 милл.
   приверженцев, лагерь мелко-буржуазной демократии - 11 1/2 милл., лагерь
же фашистов, к которому надо добавить немецкую народную партию,
насчитывает тоже 11 1/2 милл. Если бы политика состояла в подсчете
голосов, то можно было бы об этих выборах сказать, что они представляют
собой неразыгранную партию (partie Nemi), но ни центр, ни демократы, ни
социал-демократия не представляют собой плотину против фашизма. Они это
доказали в октябре месяце, когда сдали власть генералу Секту. Социальная
борьба между ними и фашизмом будет итти только об известных облегчениях
для перерабатывающей промышленности и мелкой буржуазии, но простой факт,
что рамки этой борьбы создает доклад экспертов, который руководители
фашистов отклоняют на словах, но через который на деле перепрыгнуть не
могут, показывает безысходность положения мелкой буржуазии. Понимание этой
безысходности только усилится, если принять во внимание два факта:
   мелко-буржуазные партии центра, демократов и социал-демократии не в
состоянии заключить блок против фашизма с революционной частью рабочего
класса. В Германии, даже на переходное время, неправдоподобна такая
комбинация сил, которая создалась во время наступления Корнилова в России;
ибо в то время, когда победа Корнилова угрожала существованию Советов,
поэтому на момент сомкнулся мелко-буржуазный и пролетарский фронт,
мелко-буржуазная демократия в Германии настолько выхолостила все свое
содержание, в такой мере предала формы даже буржуазной демократии, так
бесстыдно ликвидировала все завоевания рабочего класса, что нет никакой
почвы для совместной борьбы мелко-буржуазной демократии и рабочего класса.
Существо положения в октябре состояло именно в том, что невозможна уже
была защита мелко-буржуазной демократии, которая, понятно, представляет
собою более удобную почву для борьбы за власть, чем фашистский режим, но
недостаточно еще было сил революционного пролетариата для борьбы за
диктатуру пролетариата. Второй факт, представляющий собой маховик
германского фашизма, это - экономическое положение Германии. Проф. Мультон
оценивает стоимость того, что Германия должна ввозить для прокормления
своего населения, и работу своих фабрик в 14 миллиардов золотых марок. Так
как Германия потеряла доходы от инвестированного за границей капитала, то
она должна для покрытия этого ввоза вывозить товаров по крайней мере на 14
миллиардов зол. марок. Но германский вывоз в лучшее время инфляции, т.-е.
когда германская промышленность могла конкурировать демпингом, дешевизной
своих товаров, не равнялся даже половине этой суммы. Мы не говорим ничего
уже о суммах, которые нужны для уплаты дани союзникам, предписанной
докладом экспертов. Германия перед войной, когда мировой рынок был на 1/4
больше, вывозила только на 10 миллиардов золотых марок.
   Это положение является безысходным, если в ближайшее время не начнется
громадный экономический под'ем, для которого теперь не видно никаких
предпосылок. Но, даже при существовании громадного экономического под'ема,
фашизм может взяться за решение этой задачи, отбросив германский
пролетариат в положение китайских кули.
   Уже сегодня германские рабочие зарабатывают в лучшем случае половину
довоенной заработной платы. Таким образом ясно, что бои на жизнь и смерть
предстоят только впереди.
   Это требует внимательнейшего отношения к той картине соотношения сил в
рабочем классе, которую рисуют выборы. Обе рабочие партии,
социал-демократия и коммунисты, получили на выборах 9.727.943 голоса.
Буржуазные партии получили 19.529.173 (при предыдущих исчислениях мы
нарочно не указали ряд мелких буржуазных партий). Промышленный пролетариат
и пролетарские элементы города и деревни насчитывают около двадцати
миллионов. Таким образом половина их голосовала за буржуазию. А если взять
соотношение сил между социал-демократией и коммунистами, то оно
показывает, что из той половины, которая отдала свои голоса за рабочие
партии, 6 милл. пошло за социал-демократию, а только около 4 милл. - за
коммунистическую партию. Таким образом 10 милл. пролетарских элементов
голосовало за соглашение с ней и только 4 милл. за борьбу против нее.
Незачем утешаться, что социал-демократия не чисто рабочая партия, ибо если
принять, что часть мелкой буржуазии голосовала за социал-демократию, то
надо было бы сказать, что прямо за буржуазные партии голосовало еще
больше, чем 10 милл. рабочих и пролетарских элементов. На деле
социал-демократия потеряла мелко-буржуазных попутчиков, которые ушли к
фашистам. Передовики-рабочие перешли к коммунизму. 6 милл. рабочих
осталось за социал-демократией. Коммунисты завоевали большинство рабочего
класса в решающих промышленных центрах оккупированных областей, Верхней
Силезии и Берлина. Но эти центры не могут прокормиться ни одной недели,
если мы не завоюем рабочих и батраков Мекленбурга, Померании и Восточной
Пруссии.
   Предстоят громадные бои, для которых мы не завоевали еще главного
оружия - большинства рабочего класса.
   В странах наиболее потрясенного капитализма - в Италии и Германии,
фашизм или вполне и формально победил, или же определяет содержание
политики правящих классов. Но в Италии мы присутствуем уже при сумерках
богов. В Германии находимся перед решающей окончательной схваткой. Ни тут,
ни там фашизм не в состоянии решить проклятые вопросы истории перед
народными массами. Только пролетарская революция в состоянии их будет
решить.
 
 
   НОВЫЙ ФАКТОР.
 
 
   В странах, о которых мы до этого времени говорили, крестьянство не
сыграло никакой самостоятельной роли. В Англии оно представляет вообще
незначительную силу. В Италии на него именно обрушился весь террор
фашизма. Во Франции оно разбилось между национальным блоком и левым
блоком. В Германии, захваченное аграрным кризисом, оно голосовало за
фашистские партии, которые ему обещали покровительственные пошлины. Ни в
одной старой капиталистической стране пролетариату не удалось перетянуть
на свою сторону значительных масс крестьянства. Коммунистические партии
даже не подошли еще к вопросу о постановке массовой работы среди
крестьянства. Эта работа требует не только признания на словах
необходимости союза рабочего класса с беднейшим крестьянством, т.-е.
   признания на словах ленинизма. Эта задача требует применение его на
деле, т.-е.
   создания программы, отвечающей интересам порабощенных крестьян, как и
борьбы пролетариата за эту программу. Без решения этой задачи, без подхода
к ее решению западно-европейские коммунистические партии еще не ленинские
партии.
   Крестьянский вопрос, не выдвинувшийся еще как самостоятельный вопрос в
западно-европейских капиталистических странах, встал перед пролетариатом в
Чехо-Словакии и Болгарии самым наглядным образом.
   Так называемая Карпато-Русь оторвана в 1919 году Чехо-Словакией от тела
Советской Республики Венгрии, это страна мелких крестьян, ремесленников,
еврейской бедноты. Чехо-словацкая буржуазия не допускала никаких выборов в
этой стране, надеясь вытравить из нее всякое воспоминание о венгерской
революции, надеясь задавить всякую самостоятельную мысль крестьянства при
помощи бешеного нажима бюрократии и жандармов. В продолжение четырех лет
страна находится в клещах этого режима. Первые буквы названия
Чехо-Словацкая республика (Ч.-С. Р.)
   крестьяне Карпато-Руси переводят: "чех словака рабит" (порабощает).
Наконец, 16 марта 1924 г. состоялись, после такой подготовки, в первый раз
выборы в чешский сейм из Карпато-Руси. Агитация чехо-словацкой
коммунистической партии была неслыханно затруднена не только трудностями
сообщения, аналь-фебетизмом населения, но и невиданным, даже в
Карпато-Руси, террором. Если добавить еще конкуренцию чешских, словацких,
еврейских и венгерских националистов, то, казалось бы, не было никаких
шансов на победу. Несмотря на то, из 240.000 отданных голосов 100.000
подано за коммунистическую партию, которая получила из 9 мандатов в Сейм
5, из 4 мандатов в Сенат 3.
   Еще более наглядную картину дают выборы в окружные правительственные
советы Болгарии. 1923 г. был годом тяжелейших поражений народных масс
Болгарии.
   Крестьянская партия, так наз. земледельцы, находящаяся с момента
окончания войны у власти и представляющая собой на 90% организацию
мелкого, бедного крестьянства, на деле проводила политику кулаков.
Благодаря этой политике, она принуждена была вступить в бой с деревенской
беднотой, ремесленниками, рабочими, группирующимися вокруг
коммунистической партии. Порвав с этими единственными элементами, на
которых Стамболийский мог опираться в городе, отклонив многократное
предложение коммунистов за создание союза рабочих и крестьян,
Стамболийский не был в состоянии удержать власти. Немногочисленные, но
влиятельные круги буржуазной интеллигенции и старого офицерства смогли,
при помощи македонской эмиграции, оттолкнутые от Стамболийского политикой
примирения с Сербией за счет независимости Македонии, путем военного
заговора сбросить правительство Стамболийского. Правительство Цанкова
взялось сразу за создание в стране спокойствия. Оно разгромило легальные
организации коммунистической партии, конфисковало ее имущество, взялось
беспощадно за истребление крестьянского движения. Этим оно спровоцировало
осенью прошлого года рабоче-крестьянское восстание, в котором погибло
много тысяч рабочих и крестьян.
   Немедленно после ликвидации восстания проведенные выборы дали союзу
коммунистов и земледельцев 186.000 голосов, т.-е. 26% всех отданных
голосов. В мае месяце этого года мы имели вторую проверку: выборы в
областные советы, в которые число голосов, отданных за разгромленную
коммунистическую партию, идущую в блоке с земледельцами, - 31% всех
отданных голосов. Значение этого результата выборов определяет орган
национал-либеральной партии "Независимость" следующими словами:
 
   Самым существенным результатом выборов является не тот факт, что
правительство удержало большинство, а тот, что блок рабочих и крестьян
усилился и укрепился. 4 мая поднялась в стране снова коммунистическая
волна. Ее считали разбитой. Она теперь еще более сильна и об'единена,
партии правительственного большинства пытаются скрыть, что они застигнуты
врасплох, они успокаиваются тем, что коммунисты и крестьянская партия в
прошлом еще больше голосов получили, но они не в состоянии скрыть своего
беспокойства за будущее страны. Для всякого, кто ответственен за будущее
Болгарии, исход выборов в Болгарии означает предупреждение, что мы стоим
перед новыми потрясениями и что неустойчивость является постоянным
признаком нашей политической жизни. Единый фронт коммунистов и крестьян не
есть переходное явление.
   Буржуазная болгарская газета вполне права. Единый фронт рабочих и
крестьян является не переходным не только для Болгарии. Он вырос в
Болгарии не из специальных условий жизни болгарских крестьян, которые
принадлежат к западно-европейскому типу капиталистического мелкого
хозяйства, - он вырос в Болгарии благодаря слабости болгарской буржуазии,
которая позволила крестьянству посягнуть на власть. На Западе, по мере
роста капиталистического распада, по мере роста силы коммунистических
партий, по мере ухудшения положения крестьянства будет расти и среди
рабочих и среди беднейших крестьян стремление к союзу, который определит
окончательно участь буржуазии.
 
 
   ЧТО ЖЕ ДАЛЬШЕ?
 
 
   Картина, которую развернули выборы в целом ряде стран Европы, содержит
все краски, все тона, но в ней отсутствует - спокойствие. Военный хаос
(как говорят либеральные писатели) не уложился. Но военный хаос - это
слово без содержания, выражающее только испуг буржуазии перед тем, что она
сама создала. Мировая война - выражение громаднейших противоречий
капиталистического строя, самая острая форма конкуренции, обострила до
высшей степени классовые противоречия, доводя их в ряде стран до
гражданской войны и революции. Из бурного океана повоенной истории вынесли
подземные взрывы русский Советский остров. За русской пролетарской
революцией посл