разоружении на последней
сессии Лиги Наций. Внимательное отношение к этим четырем вехам дает
картину, которая показывает глубокую связь между происходящим в Китае,
борьбой за займ для России и решениями союзников в Лондоне. Эта проверка
позволяет с полной уверенностью сказать, что эра пацифизма и демократии не
имеет ничего общего ни с пацифизмом, ни с демократией, а зато очень много
- с созданием кооперации англо-американского финансового капитала для
ограбления Германии, Китая и Сов.
   России.
   а) Репарационный вопрос.
   В чем состоят изменения в отношении политики союзников к Германии? Эти
изменения существуют, и было бы нелепо их не видеть. Прежде всего -
союзники отказались от неисполнимых фантазий, от всего, что деловые люди
считают давно иллюзиями. Когда французский министр финансов, г. Клотц,
после войны, в 1919 году, заявил, что Германия уплатит по крайней мере 300
миллиардов золотых марок, то этот вздор был рассчитан на то, чтобы при
ближайших выборах удержаться у власти, пообещав, что немцы уплатят то,
чего никто уплатить не может. Между тем, любому избирателю стоило только
открыть справочник по мировому хозяйству, чтобы знать, что перед войной
все достояние Германии, в том числе земля, недвижимое имущество, шахты,
фабрики и т. д., равнялось 300 миллиардам марок. А так как, если даже
найти покупателя, нельзя вывезти всей Германии, то щедрое обещание г.
Клотца было совершенно вздорно. Если взять книгу известного американского
банкира Баруха об экономических условиях, принятых Версалем, где он
рассказывает о всей борьбе, происходившей за кулисами, то видно будет, что
ее участники отлично отдавали себе отчет в том, что обещают неисполнимые
вещи. В 1921 г. союзники уже требовали от Германии "только" 130 миллиардов
золотых марок, но они сами считали 80 миллиардов фантазией, потому что
план уплаты, который был представлен Германией, касался только 50
миллиардов золотых марок. Все прочие обязательства висели в воздухе, и на
деле международный капитал считал, что в продолжение 30 лет можно получить
с Германии 50 миллиардов золотых марок.
   Что в этой области меняет Лондонская конференция? Она сокращает эту
сумму не открыто, но если взять условия амортизации, промышленного и
железнодорожного займа, то оказывается, что союзники считают, что смогут
выкачать из Германии 40 миллиардов золотых марок в продолжение 38 лет.
Значит, в этом смысле реальное изменение в том, что союзники хотят
выколотить из Германии то, что считают возможным, не обещая избирателям,
что Германия уплатит все. Что еще изменяет Лондонский договор? На место
необеспеченного плана выжимания из Германии репараций он выработал план,
который представляет собой известные гарантии, план обеспечения платежей.
В 1921 году союзники говорили Германии: "Уплати", а из каких источников,
было неизвестно. Это кончилось банкротством германской марки и тем, что
Пуанкаре захватил германский уголь, как источник платежей. Он должен был
этот уголь возвратить, так как не умел его менять на золото и не имел
достаточно золота, чтобы ждать. Теперь Лондонская конференция точно
называет источники и говорит - платит не Рур, а вся Германия. 1.250
миллион. в год будут платить рабочие через повышение податей, пошлин на
спички, водку, пиво, табак, т.-е. через косвенные налоги, которые союзники
бронируют в размерах 1.250 миллионов золотых марок. Дальше они берут в
свои руки железные дороги, намереваясь сократить число железнодорожников
и, уменьшив зарплату, повысить железнодорожные тарифы. Это - два главных
источника, и из этих двух источников Германия должна в течение нескольких
лет давать 2 1/2 тысячи миллионов в год для оплаты контрибуции союзниками.
Чтобы эти деньги во-время, без опозданий и просрочек, поступали в кассу
союзников, последние создают огромную машину, выкачивающую эти деньги,
создают контроль над этими источниками, берут в свои руки желдороги,
госбанк, делаются распорядителями германского хозяйства. К тому, насколько
этот план решает все вопросы, я вернусь позже, когда буду говорить о
перспективах развития. Но если теперь принять, как факт, то, что союзники
решили в Лондоне, то пацифистско-демократическая эра состоит в том, что,
во-первых, германское хозяйство поступает под контроль союзного капитала,
в первую очередь американско-английского, ибо американские и английские
денежные рынки должны доставить Германии займы приблизительно на сумму 17
миллиардов золотых марок, которые в ближайшие годы позволят Германии
уплачивать дань (теперь она этого не может), стабилизировать валюту и
пустить в движение промышленность. Второе изменение состоит в том, что
место французского штыка должна занять петля англо-американского
финансового капитала. Третье изменение состоит в том, что Франция должна
получить деньги для заштопания дыр в своем бюджете, благодаря чему
германо-французские и франко-английские трения должны уменьшиться.
Наконец, пункт четвертый. До настоящего времени германский рейхстаг,
выбранный демократически сам решал вопрос о податях, теперь вопрос о самых
тяжелых для народных масс податях в размере 1.250 миллионов косвенных
налогов, предназначенных для выплаты союзникам, изымаются из компетенции
рейхстага, превращаются в ипотеку международного капитала, независимую от
влияния парламента, выборов и так называемой демократии.
   Эта "реформа", само собой разумеется не записанная ни в каком договоре,
заключенном в Лондоне, состоит в том, что если из Германии нужно
выколачивать по 2.500 миллионов в год, то надо увеличить налоговый пресс,
надо увеличить эксплоатацию трудовых масс, нужно упразднить 8-часовой
рабочий день, нужно понизить зарплату в Германии.
   Это - первая проверка демократически-пацифистской эры. Она состоит,
таким образом, в том, что на место Франции, приставляющей германскому
народу штык к груди, является благодетельный американский и английский
финансовый мир, который дает Германии средства для передышки на ближайшие
два года и через два года собирается взять в свои руки все германское
хозяйство и усилить эксплоатацию германских народных масс.
   б) Отношение к Сов. Союзу.
   Я перехожу к второй проверке - к отношению держав, взявших на себя
инициативу этой демократическо-пацифистской эры к Сов. России. Отношение к
Сов. России связано с вопросом не только о хозяйственном положении мира,
но и с вопросом о мире, ибо без создания "modus vivendi" между Сов.
Россией и капиталистическим миром пацифизм пролетит в трубу, без
урегулирования этих отношений нет никакого, даже переходного, успокоения в
Европе.
   Какими фактами располагаем мы в этом вопросе? Первый из них - отношение
Соед.
   Штатов Америки к Сов. России. Отношение это является самым важным
фактом, ибо не Англия, а Америка является стержнем всего этого
"пацифистско-демократического"
   поворота. Как известно, г. Юз только и делает, что ежедневно, или почти
еженедельно, по всякому поводу или без оного, выступает с заявлениями, в
которых пред'являет Сов. России требования, сводящиеся к капитуляции
рабочего режима перед капитализмом. Г. Юз, представитель самой сильной
части в этом демократическо-пацифистском блоке, не хочет говорить с Сов.
Россией. Другой контрагент по демократическо-пацифистской эре, г. Эррио,
который шел к власти под лозунгом признания Сов. России и даже является
автором глубоко философской и сантиментальной книги о необходимости
признания Сов. России, уже пять месяцев находится у власти, однако
признания еще нет, зато вместо признания существует комиссия, являющаяся
блестящей иллюстрацией к сказке о щуке, раке и т. д. С одной стороны, в
этой комиссии находится сенатор Де-Монзи, являющийся застрельщиком
признания Сов. России, а с другой стороны - наш друг, генерал Нуланс,
который собирает данные, вероятно, для того, чтобы представить нам счет за
Ярославское восстание. Такова трусость мелкобуржуазного режима во Франции,
не решающегося сказать французским капиталистам: "господа, я знаю, что у
вас есть претензии к Сов. России, но о них мы будем говорить после их
признания".
   Огромные массы держателей русских займов, банки, которые играли
значительную роль в экономической жизни России, настолько сильны, что г.
Эррио, по всей вероятности, думает, что сначала нужно с нами договориться
обо всех скользких темах, а затем уже нас признать. Это значит, что г.
Эррио откладывает в долгий ящик вопрос о признании Сов. России.
   Перейдем теперь к Англии. Макдональд признал Сов. Россию немедленно
после прихода к власти. Либеральная партия целиком, консервативная партия
в значительной своей части совершенно сочувственно встретили этот акт, как
бы то ни было подтверждающий наше несомненное усиление. Что касается
вопроса о дальнейших реальных отношениях между нами и Англией, то голое
признание ничего не меняет. Из него ясно, что мы существуем, что мы
сильны, что нас не легко сбить с ног, и, как сказал г. Макдональд: "если
вы требуете от меня, чтобы я мог противостоять сов. пропаганде, то я
должен иметь урегулированные дипломатические отношения, чтобы усиливать
или ослаблять их нажим". Реально вопрос станет при попытке Англии и СССР
урегулировать свои экономические отношения. Тут начинается серьезное дело,
а не область фраков и дипломатических нот, обедов и ужинов.
   Как обстоит это дело сейчас, и как обстояло оно в прошлом? В прошлом мы
устанавливаем две фазы. Первая состояла из интервенции, когда английский
капитал имел одну, но очень ясную программу по отношению к нам:
уничтожить. Вторая фаза началась с торгового договора, и ее апогеем была
конференция в Генуе. Чего по существу добивалась Англия в Генуе? Если
отбросить всю внешность формулировки, то смысл политики Ллойд-Джорджа был
следующий: большевики остаются у власти, и их нельзя скинуть, но
экономические затруднения Сов. правительства принудят его к социальной
капитуляции. Ллойд-Джордж реально добивался возвращения английским
капиталистам фабрик и, сверх того, концессий в таких размерах, которые бы
вполне уничтожили возможность развития Сов. России, как социалистической
державы.
   Выражал он эти стремления, конечно, не так откровенно. Вместо явного
возвращения фабрик, он требовал долгосрочной аренды на 99 лет.
Долгосрочная аренда на целое столетие - это и есть возвращение. Что
касается концессий, то он на словах от них отмахивался. В торговле люди
всегда стараются опорочить товар, который больше всего хотят купить.
Ллойд-Джордж стремился к тому, чтобы взять в свои руки Донбасс, Баку,
Алтай, русские гавани, железные дороги. Выражалось это в очень простой
форме: "Господа, у вас есть долги, мы можем торговаться насчет списания
части долгов, но останется еще очень много. Вы говорите, что не можете
платить, потому что у вас, во-первых, плохие принципы, а, во-вторых,
потому, что у вас нет денег. Я согласен, - у вас нет денег, но у вас есть
разные вещи, которые можно заложить. У Германии нет денег, она сдает
железные дороги международному концерну, она дает ипотеку на
промышленность международному капиталу. Все это и вы должны сделать".
Такова программа Ллойд-Джорджа.
   Вся проверка отношения Макдональда к Сов. России состоит в том, чем
отличается план Макдональда от плана Ллойд-Джорджа. Вот вопрос, на который
нужно ответить.
   Если сравнить меморандум союзников и речь Ллойд-Джорджа о Генуе, речь
Гильтона Юнга в Гааге - с нашим договором с рабочим правительством Англии
в палате общин, то там есть один пункт, который гласит, что обе стороны
признают то законодательство, которое существует в каждой из сторон. Это
означает принципиальное признание национализации, признание монополии
внешней торговли; но заем английское правительство гарантирует только на
условиях сговора между нами и 50% бывших владельцев русских бумаг и
русских ценностей, - сговора, который будет для них удовлетворителен. Что
это означает? Это означает, что существенный вопрос, вопрос о том,
отказалась ли буржуазная Англия, в лице рабочего правительства, от
программы Ллойд-Джорджа, еще не затронут, даже если английский парламент
ратифицирует договор, ибо если английский парламент и ратифицирует этот
договор, то борьба переходит в новую, т.-е. во вторую, решающую стадию.
Английский парламент ратифицирует договор, после этого начинают работать
комиссии, советская и английская, в которых мы должны договориться с
английскими капиталистами насчет того, какие предвоенные долги и в какой
форме нами должны быть возмещены. Военный долг отложен, потому что Англия
не представила нам еще своего счета, и мы, с своей стороны, имеем к ней
громадное количество претензий по интервенции. Таким образом, в этой
области мы бой выиграли, но существуют огромные предвоенные долги и вопрос
о возмещении убытков капиталистам. Каково наше отношение к вопросу о займе
с точки зрения наших реальных интересов? Заем нам нужен, но только как
средство облегчения нашего экономического положения. Мы добиваемся займа
на условиях, которые не наложат на нас бремени, которое это положение
только ухудшит. Если бы при переговорах капиталисты потребовали от нас
уплаты части предвоенного займа и таких ежегодных взносов для возмещения
своих убытков, которые превышают наши силы, то само собой понятно, что
такой невыгодный для нас заем был бы отвергнут, и в результате договор был
бы сорван рабочим правительством, защищающим интересы старых
собственников. С каким расчетом срывали бы мы этот договор, и с каким
расчетом срывали бы его англичане? Мы исходили бы из уверенности, что
сумеем собственными силами итти вперед, и тогда английские капиталисты все
равно должны будут пойти на уступки такого рода и в таких размерах, что
нам выгодно будет в будущем взять заем. Их же расчет был бы таков, что мы
экономически сами не сумеем шагнуть вперед и принуждены будем
капитулировать; тут-то демократия нам и пред'явит старый план
Ллойд-Джорджа, согласно которому для уплаты долгов в требуемых размерах мы
закладываем целые отрасли промышленности русского происхождения, передаем
им для эксплоатации еще не разработанные источники богатств Сов. Союза и
сдаем промышленность, раньше принадлежавшую английским капиталистам, на
условиях, которые фактически являются реставрацией собственности. Но это
только один из предполагаемых этапов борьбы. Допустим, что мы договоримся.
Английское правительство само не дает нам никакого займа, оно только
гарантирует этот заем, если его дадут банки.
   Но тут возникает вопрос, каким влиянием, какими способами воздействия
на банки располагает это, так называемое, рабочее правительство,
пацифистско-демократическое правительство для того, чтобы заставить
финансовый капитал подчиниться его воле. Тут мы подходим к той борьбе,
которая ведется вокруг займа. Капиталистический мир Англии, за исключением
тех групп, которые уже начали с нами работать (или надеются вскоре
заключить с нами договоры), - против этого займа и пытается даже
предварительный договор саботировать в парламенте. Надо учесть, что
кроется за этими противодействиями, и только тогда станет ясно все
противоречие этого чисто внешнего прихода к власти демократии в Англии и
во Франции и настоящее развитие мировой политики.
   Английский капитал имеет очень старые разработанные программы по
отношению к России. Я уже не буду говорить об английской политике, начиная
с XVI столетия, когда английский капитал добивался монополии внешней
торговли в России... для себя. Если взять одно XIX столетие, то в чем
состояла программа либеральной политики по отношению к России? Эта
программа проста: Россия - поставщик сырья, Англия же - мастерская мира.
Эта программа в первой своей части является программой английской
буржуазии по отношению Советского Союза. Тут расчет простой. Англия
находится теперь в очень тяжелом международном положении. Она имеет в лице
Америки более опасного конкурента, чем в свое время была Германия.
   Если теперь американский и английский капитал вложил деньги в
германскую промышленность, то он реставрирует экономическую силу Германии,
которая сможет вывозить свои изделия и еще более ухудшить положение
английского капитализма.
   Поэтому Англии нужны крестьянские страны, громадный вывоз из которых
освободил бы ее от зависимости от американского рынка, доставляющего ей
хлопок, хлеб и пр.
   и которые, с другой стороны, явятся рынками сбыта для английской
промышленности.
   Борьба за русский заем означает по существу борьбу за то, будем ли мы
развиваться, как промышленная нация, или международному капиталу удастся
приговорить Россию к судьбе земледельческого народа. Что это означало бы с
точки зрения политической? Рабочая власть держится в России на смычке
промышленного пролетариата с крестьянством. Будущее ее зависит от того,
сумеем ли мы стать поставщиками промышленных изделий для крестьян.
Уничтожение промышленности в России приводит к смычке русского
крестьянства с иностранным капиталом. Само собой понятно, что капиталисты
хорошо понимают, что ослабление нашей промышленности - самая опасная форма
борьбы мирового капитала против Советской России, первой страны победы
пролетариата.
   Быть может, уже в ближайшие недели и месяцы решится вопрос, который нам
с полной ясностью покажет, куда идет Макдональд. Если он, получив
недоверие парламента по вопросу англо-советского договора, вытрет лицо и
скажет, что это только дождик капает, то это будет сдачей всех позиций,
наглядным доказательством того, что Макдональд и рабочее правительство в
Англии не только не в состоянии решить, но неспособны попытаться решить
путем борьбы центральный мировой вопрос об отношении старого мира к новому
иначе, чем его решал Ллойд-Джордж. Но даже, если Макдональд добьется
признания этого договора или, распустив парламент, получит большинство, -
то и тут испытание еще впереди, ибо отношения двух держав опираются не на
интервью и не на визиты, а на экономические отношения, связывающие два
народа. Пойдет ли Англия вместе с Соединенными Штатами Америки на
финансовую блокаду Советской России, сумеет ли английский капитализм
навязать рабочему правительству эту политику, - вот центральный вопрос,
который выявит всю суть макдональдовского режима. Ответ на него впереди,
но силы, которые уже сейчас пытаются предвосхитить это решение которые уже
теперь считаются с тем, что, в случае финансовой блокады (она может только
очень медленно действовать, и мы будем отвечать целым рядом контр-мер),
могут понадобиться и другие средства, менее пацифистские, как финансовый
нажим, - эти силы уже в движении. Если спросить себя, что такое грузинское
восстание, то уже из прессы видно, что мы добираемся до какого-то клубка.
Статьи в "Corriere de Petrol" и "New-York Times", несомненно, указывают на
то, что группа Шелля, английского нефтяного треста, устраивала это
восстание. Известно, что Шелль, который у нас покупал нефть, за последние
полгода никаких сделок не совершал, что Детеринг, главный шеф этого
нефтяного треста, в последнее время уклонялся от деловых разговоров с
нашими представителями. В кругах журналистов, близких к нефтяному тресту,
велись разговоры уже 3 - 4 месяца тому назад о готовящихся событиях в
Грузии. Наши военные органы, наблю дающие за безопасностью Советской
Республики, ощущали несомненное шевеление на окраинах Советской России.
Все это говорило, что когда там, в политике Великой Британии, борются, с
одной стороны, такая мощная группа, как английский капитал, а с другой
стороны, политически такая беспомощная, трусливая сила, как мелкая
буржуазия, возглавляемая Макдональдом, - военные органы, которые в течение
сотен лет ведут английскую политику, произвели небольшую мобилизацию на
случай новых сдвигов направо. Для того, чтобы шагнуть к пацифизму, не
нужно большой подготовки, нужно только отказаться от политики разбоя; но
чтобы подготовить новый режим, нужно работать неустанно и заблаговременно.
   в) Интервенция в Китае.
   Я перехожу к третьему испытанию пацифистско-демократической эры,