а не
односторонней капитуляции.
 
 
   VII.
 
   Что же дальше.
 
 
   Если Генуя и Гаага не кончились бы полным банкротством, если бы,
скажем, Советское правительство согласилось на принципиальное признание
старых долгов и на признание возмещений, при чем о значении размеров наших
обязательств было бы предоставлено будущим переговорам, если бы, с другой
стороны, союзники взамен за эти уступки признали Советское правительство -
последняя формула Литвинова в Гааге, - то быть может это создало бы более
благоприятную обстановку для частных сделок Советского правительства с
разными капиталистическими группами. Оно затруднило бы беспрерывную
дифформацию Советской России, но это не было бы решающим фактором для
привлечения иностранного капитала в Россию. Достаточно указать на
следующий момент. Признания долгов наиболее добиваются страны, которые
перед войной были главным образом кредиторами России. Но бывшие кредиторы
России это - не будущие кредиторы России. Ни Америка, ни Англия не
являются главными кредиторами России в прошлом. Главным кредитором старой
России была Франция, которая только в случае об'единения с германской
тяжелой промышленностью в будущем сумеет снова стать страной кредиторов.
Англия и Америка требуют признания долгов или по соображениям своей
внешней политики - Англия пытается удержать Францию в фарваторе своей
политики и поэтому должна ей делать уступки - или - как Америка - занимают
в вопросе о долгах "принципиальную" позицию. Но если России пришлось на
деле уплачивать проценты от долгов, то на этом ничего бы не выиграли, а,
наоборот, потеряли бы те капиталистические элементы, которые не
заинтересованы в старых долгах, а которые могут теперь работать в России:
ибо яснее ясного, что уплата процентов французским рантье уменьшала бы
долю материальных уступок, которые могло бы Советское правительство делать
в случае инвестиции их капитала в России. Подобно обстоит вопрос с
реституцией частного имущества или с компенсацией за его национализацию.
Не все старые владельцы в состоянии заново начать свою работу в России.
Многие из них продали бы на бирже свое право на реституцию или возмещение.
Но капиталистические элементы, решающиеся работать теперь в России,
потеряли бы возможность получения собственности, принадлежащей старым
владельцам, они могли бы ее только скупать на бирже по более высоким
ценам, чем то возмещение, которое они готовы уплачивать для перестраховки
теперь бывшим владельцам при получении русских концессий для того, чтобы
обеспечить себя от упрека, что покупают "краденое". Решающим при оценке
перспективы и привлечения иностранного капитала для работы в России
являются следующие моменты: 1) На эту работу пойдут наиболее смелые
элементы, считающиеся только с размерами прибыли и степенью безопасности.
2) Поэтому самым важным является на ближайш ее будущее не тот или другой
дипломатический компромисс с державами, а непосредственная сделка с
разными группами международного капитала. 3) Условием, облегчающим эту
сделку, является, кроме высоты прибыли, создание внутренним русским
законодательством возможно больших гарантий личной имущественной
безопасности для концессионеров.
   Умелая концессионная политика, связанная с рядом внутренних мероприятий
в области судебной, административной и финансовой, позволяет Советской
России, несмотря на неудачу в Генуе и Гааге, - неудачу, которую Советская
власть предвидела, добиться известного притока иностранного капитала. Но
общественная мысль Советской России должна усвоить себе тот факт, что этот
приток будет на ближайшее время сравнительно не велик, и что поэтому
главные силы хозяйственного возрождения России придется черпать из
собственных источников, которые дает русское земледелие, если не будет в
ближайшие годы неурожая и войны.
   Момент для крупных сделок с иностранными правительствами наступит
только при новом революционном сдвиге на Востоке и Западе или при
обострении отношений между империалистическими державами. Консолидация сил
китайской революции, обострение классового кризиса в Японии сделает
Россию, если мы сумеем сохранить боеспособную армию, решающим элементом на
Дальнем Востоке: для Японии и для Америки. Усиление кризиса в
магометанском мире ближнего и среднего Востока повысит значение Советской
России по отношению к Англии и Франции. В том же самом направлении
действовало бы усиление англо-французского конфликта. Победа пролетарской
революции, хотя бы в одной промышленной стране, доказала бы
капиталистическим державам необходимость искания сделок с пролетарской
революцией. До этого сдвига работа Советской дипломатии, связанная
ближайшим образом с хозяйственной работой страны, будет состоять в целой
системе дополняющихся дипломатических передвижений, но не будет иметь
крупного размаха.
   Только момент новых мировых сдвигов окрылит ее заново. Только в момент,
когда ей придется использовать победу пролетарских и национальных
революций, или победу Красной армии, она снова развернется в полном об'еме.
 
 
 
   /*1 F. Nitti, Европа без мира, стр. 78-86. Русский перевод. Берлин,
изд. Волга, 1922 г.
   /*2 "The Round Table", Лондон, Март 1922, стр. 270-278.
   /*3 Все документы, касающиеся Генуэзской конференции, изданы в Риме
Gianini; их можно найти тоже в книге I. Saxon Mill: The Genua Conference,
London 1922.
   Hutchinson et Cё, которая является апологией Ллойд-Джорджа. По-русски
документы полностью не опубликованы. Частично - в брошюре Штейна о Генуе,
изданной Госиздатом, и в сборнике Наркоминдела.
   /*4 Все сведения о роли нефтяного капитала в Генуе и Гааге почерпнуты
мною из докладных записок тов. Аренса, одного из наиболее ценных
постоянных информаторов Н. К. В. Д., работающих под руководством тов.
Лапиского над научным освещением событий международной политики. Очень
жаль, что эти доклады доступны только ограниченному кругу лиц.
 
 
 



Карл Радек.
 
 
   ТРЕТИЙ ГОД БОРЬБЫ СОВЕТСКОЙ РЕСПУБЛИКИ ПРОТИВ МИРОВОГО КАПИТАЛА.
 
 
   1. ЯЗЫК ОРУЖИЯ.
 
 
   ПОРАЖЕНИЕ КОЛЧАКА, ЮДЕНИЧА И ДЕНИКИНА.
 
 
   На исходе 2-го года существования Советской Республики Красная армия
теснила Колчака вдоль Сибирской жел. дороги, обрекая его на окончательное
поражение и разгром. Деникинские полчища были вынуждены к грандиозному
отступлению; им предстояло остановиться лишь на Кавказе, где их между
Ростовом и Новороссийском ждала гибель. Господин Ллойд-Джордж, однако,
спокойно заявил, что он никогда не верил в победу Деникина и Колчака,
как-будто они никогда не пользовались поддержкой Англии. Большевизма, -
говорил он, - вообще нельзя уничтожить силой меча. Почему Колчак и Деникин
должны были погибнуть, это ясно теперь даже буржуазной печати. Известия о
положении дел в тылу Колчака, напечатанные летом в "Манчестер Гардиен",
принадлежащие перу одного английского наблюдателя, говорят на том же
языке, что и признания, которые мы слышим теперь от деникинцев. В тылу
Деникина господствовала безудержная вакханалия наживы и карьеризма:
справляли оргии спекулянты, расхищали и грабили все. Достаточно сказать,
что англичане вынуждены были самолично доставлять обмундирование отдельным
воинским частям, чтобы его не раскрали и не продали по дороге. В то время,
как неслыханные суммы безумно расстреливались на воздух, население
изнывало под тяжестью дороговизны и всякого рода кризисов. Богатейший
южный хлебный район сильно страдал от недостатка хлеба. Имея в своем
распоряжении угольный район мирового значения, неистощимые запасы нефти, -
из-за недостатка топлива не могли пустить в ход ни транспорта, ни
промышленности. Ужасающий подбор личного состава администрации превращал
на местах в издевательства все высокие слова о законности и праве.
   Старые земские начальники, ожившие пристава, отбросы старого царского
правительства, облеченные полномочиями, наезжали на места и кормились,
пытаясь восстановить власть старых помещиков, которые при помощи местных
властей и войска возмещали себе прежние убытки и мстили крестьянам. Шел
систематический грабеж. В последнее время это никого не удивляло. Тащили
солдаты, грабили офицеры, грабили многие генералы. Так описывает положение
деникинского тыла контр-революционный журналист Г. Н. Раковский в своей
книге "В лагере белых", вышедшей в Константинополе.
   Крушение контр-революции вынудило главных партнеров гражданской войны в
России - советское и английское правительство - ясно заявить, что они
намерены делать дальше. Советская республика дала ответ на этот вопрос на
Съезде Советов, имевшем место в декабре 1919 года. Пушки гремели еще у
Ростова-на-Дону, перед армией стояла еще тяжелая задача во время суровой
зимы нанести последний удар полчищам Деникина. Но взоры советского
правительства уже обратились к мирному строительству. Съезд рабочих,
крестьянских и красноармейских депутатов прошел под лозунгом мирного
строительства. В кругах коммунистической партии загорелась оживленная
дискуссия о методах и формах организации производства, - дискуссия,
которая закончилась на мартовском съезде партии и послужила исходным
пунктом величайших усилий путем трудовых армий использовать силу
крестьянства для восстановления промышленности, без которой и крестьянское
хозяйство должно было пасть до уровня средневековья. Советскую прессу
наполняла пропаганда трудовой дисциплины. Труд был возведен в религию и
все более широкие круги охватывало радостное сознание, что пора
кровопролития миновала и советское правительство и советская республика
обратилась к тем задачам, ради которых она возникла: к борьбе против нужды
и нищеты, к организации хозяйственных сил разоренной страны.
 
   Руководящая сила европейской контр-революции, - британское
правительство, - увидев невыполнимость плана с оружием в руках победить
советскую Россию, казалось, пошло навстречу мирным стремлениям советской
России. Конец января 1921 года принес радиотелеграмму о постановлении
Союзного Совета снять блокаду с России. Надо было пережить впечатление
этой вести на русском фронте, чтобы представить, как горячо и глубоко было
стремление к миру и труду в русских народных массах. Переговоры, которые с
декабря месяца начал Литвинов, одна из лучших дипломатических сил
Советской России, с О'Греди в Копенгагене, повели к переговорам о modus'e
vivendi между Советской Россией и капиталистическим миром:
   к Литвинову вскоре присоединился Красин, один из лучших русских
техников и в то же время старый член Российской Коммунистической Партии.
Советская Россия была готова пойти на значительные уступки, чтобы
обеспечить себе возможность мирного труда. Ее руководящие сферы, как и
массы, на которые она опирается, исходили при этом из того взгляда,
который мы в феврале 1919 года изложили в следующих словах:
   "Пока пролетариат не победит во всех главнейших государствах, пока он
не в состоянии использовать для строительства производительные силы всего
мира, пока на-ряду с пролетарскими государствами существуют государства
капиталистические, - до тех пор первые вынуждены заключать с последними
компромиссы, до тех пор не будет ни чистого социализма, ни чистого
капитализма; будучи территориально разграничены между собой, они вынуждены
будут друг другу предоставить концессии на своей собственной территории".
   Скоро должно было обнаружиться, действительно ли Англия имела желание
честно заключить компромисс с советской Россией. Польский вопрос был
пробным камнем мирных намерений английского правительства.
   ПОЛЬСКАЯ ОПАСНОСТЬ.
   Польская война была частью войны, которую Антанта вела против советской
республики с конца 1918 года. Советская Россия еще в Брест-Литовске
защищала независимость Польши против германского империализма. Когда
Польша, освобожденная русской революцией от когтей царизма, была и
германской революцией освобождена от оков германского империализма,
советская республика признала польскую республику и предложила
правительству польских социал-патриотов с Дашинским и Пилсудским во главе
вступить в переговоры, которые должны были окончательно ликвидировать
наследие царизма. Но польские социал-патриоты боялись революции в
собственной стране. Будучи идеологами мелких буржуа, они хотели в
независимой Польше вводить социализм "безболезненно", демократическим
путем. Они боялись мирных сношений с Советской Россией, потому что боялись
революции. И стиснутые между русской и германской революцией, полные
страха перед их революционизирующим влиянием, они обратили свои взоры к
Антанте, единственной непоколебимой капиталистической группе, и ждали от
нее спасения. Она должна была дать им сырье и машины, должна была дать
оружие против революции. Для Антанты же вообще Польша была валом против
советской России, для Франции в частности гарантией Версальского мира.
Польша должна была вооружиться до зубов, чтобы быть готовой в качестве
вассала Франции взыскивать русские долги и охранять ее от Германии. Эту
роль взяла на себя Польша и выступила против советской Белоруссии и
советской Литвы, под предлогом, что советская Россия готовит нападение на
Польшу. В течение года варшавское правительство посылало на восточный
фронт сыновей польских крестьян и рабочих, в течение года телеграфные
агентства сообщали о польских победах над красными войсками. Эта слава
была куплена дешево: советская Россия, находившаяся в тяжелой борьбе с
Деникиным, Колчаком, Юденичем, Эстляндией, Лифляндией, Петлюрой, держалась
против Польши оборонительно. Польские победы были одержаны на бумаге. И в
момент решительной борьбы с русской контр-революцией советская Россия
заключила даже тайные сношения с Пилсудским, на основании которых Красная
армия отступила за условленную линию. Господин Пилсудский и польские
социал-патриоты позорно предали Деникина и Антанту: царских генералов они
боялись больше, чем советской России. Они были убеждены, что победа белых
означает конец польской независимости. Поэтому хотя они и продолжали
смиренно и добросовестно брать французское и английское золото на войну
против советской России, они сговорились с этой последней, как не вести
этой войны. Советская Россия предложила прямое окончание войны мирными
договорами, которые должны были предоставить Польше всю Белоруссию до
Березины, Волыни и Подолии. Но Пилсудский боялся разрыва с Антантой, он
нуждался по крайней мере в видимости войны, чтобы не быть принужденным к
демобилизации, которая должна была развязать внутренние социальные
противоречия. Когда Деникин и Колчак были побеждены, белая Польша ожидала,
что советская Россия обратит теперь свои освобожденные силы к наступлению
на западном фронте. Пресса Антанты старалась укрепить ее в этой
уверенности. Советская Россия, которая честно стремилась к миру с Польшей,
старалась рассеять эти опасения польского правительства целым рядом
заявлений. В одном заявлении высшего представительства советской России Ц.
И. К. Советов, как и в заявлении Совета Народных Комиссаров, была
торжественно признана независимость Польши, и ей были предложены мирные
переговоры.
   Польское правительство искало совета у союзников. В ответах Франции
дело шло само собой понятно о поддержке военной фракции польского
правительства.
   Французский империализм уступил давлению английского правительства,
согласившись на снятие торговой блокады, но он не отказался от мысли о
ниспровержении Советской России. Англия ответила уклончиво. Правда,
Ллойд-Джордж заявил полякам, что было бы лучше, если бы они заключили мир.
Однако, он остерегался каким бы то ни было образом толкать на заключение
мира. И Ллойд-Джордж не один представлял английское правительство. Рядом с
ним, представителем мелко-буржуазных воззрений и сторонником мирной
торговли, существовало еще второе английское правительство, -
правительство В. Черчилля и лорда Керзона.
   Это второе правительство состояло из двух клик: военной и индийской.
Военная клика, группирующаяся около Черчилля, видит в России зачинщика
мировой революции. Она боится победы коммунизма в Германии и могущего
возникнуть союза между Советской Россией и Советской Германией. Она стоит
за всемирные усилия для военного свержения Советской России и одновременно
за уступки буржуазной Германии, которую должен укрепить польский натиск на
советскую Россию. Лорд Керзон из Седльстона вырос в традициях защиты
Индии. В качестве бывшего вице-короля Индии он рассматривает английскую
политику и мировое положение с террасы индийского вице-королевского
дворца. Основной мыслью внешней политики Керзона было и останется
ослабление России, России вообще, безразлично, каково русское
правительство. Керзон боялся победы белых генералов. Он был убежден, что
белая Россия будет держать курс на экспансию в Азии, чтобы заставить
русский народ забыть о революции и укрепить славу господствующей
генеральской клики, а вместе с тем и ее внутреннее положение. Поэтому он в
августе 1919 г. аннулировал старый русско-персидский договор и поставил
Персию - этот военный гласис индийской крепости - под нераздельный
английский контроль. Поэтому он уничтожил соглашение о Дарданеллах и взял
их под "защиту" английских пушек. Ему были не по душе победы Деникина, и
быть может история когда-нибудь докажет, что Керзон участвовал своей рукой
в игре, если Деникин и Юденич не были поддержаны всей мощью Англии. После
поражения Деникина, заботы Керзона должны были обратиться к мысли, как
продлить состояние гражданской войны в России, как не дать зажить ранам
России. Керзон должен был ковать две вещи, пока железо было горячо. Одна
часть деникинских войск была в момент поражения в Крыму, где они,
подкрепленные беженцами с Кавказа под предводительством Врангеля, могли
образовать исходный пункт новой интервенции. На западе стояли польские
войска. Принуждаемый поражением белых в России и стремлением к миру
английского рабочего класса, к мирным переговорам с Россией, Керзон не
хотел допустить ликвидации антибольшевистских - что значило для него:
анти-русских - сил. Под маской гуманности он начал переговоры с советской
Россией о ликвидации врангельского фронта, с целью выиграть время для
вооружения Врангеля. Он правильно рассчитывал, что сильно ослабленные
войной красные войска не будут очень сильно теснить Врангеля, если им
будут открыты виды на бескровную ликвидацию врангелевского фронта. Что
касается Польши, то при воинственном пыле французов было достаточно, чтобы
он и Черчилль дали ей понять, что она может продолжать получать обещанное
оружие. Когда Польша стала уверена, что мирная позиция Ллойд-Джорджа
всерьез не принимается его коллегами, она перестала принимать всерьез
мирные предложения английского премьер-министра. А Ллойд-Джордж?
   Ллойд-Джордж не меньше Керзона хотел низвержения советской России. Он
только не верил в победу оружия. Керзон и Черчилль могли, однако,
представить ему донесения своих агентов, в первую очередь ревельской
военной миссии, из которой вытекало, что Красная армия совершенно
деморализована жаждой к миру. Перевод отдельных частей Красной армии на
положение армии труда принимал в этом донесении вид доказательства того,
что советское правительство само видит небоеспособность Красной армии.
Если это так, почему тогда не обождать, не удастся ли Польше разгромить
Красную армию? Тогда не придется делать никаких уступок ненавистной
советской России. Ллойд-Джорджа укрепило в намерении to wait and to see
(подождать и посмотреть) поведение Литвинова и Красина в копенгагенских
предварительных переговорах. Вместо того, чтобы жалобно молить (хныкать) о
мире и предложить High Honourables Россию на распродажу, - Литвинов и
Красин прямо заявили, что Россия так ослаблена войной, которую она вела
вместе с союзниками, и новой гражданской войной, которую они
финансировали, что она не в состоянии платить старых царских долгов и
тотчас вывезти большое количество хлеба и сырья. Она должна сначала
поднять состояние своего транспорта с помощью капитала Антанты, и пустить