о?
   -  Есть,  но  я  все  равно  не  соглашусь.  Из  принципа.   Нельзя   так
договариваться. Так дела не делаются, - возмущенно заявил Спрутс.
   -  А  я  что,  знаю,  как  они  делаются?  -  простодушно  развел  руками
Каменюшкин. - Делаю как могу.
   Спрутс набрал побольше воздух в легкие и начал ожесточенно торговаться.
   Незнайка  быстро  прикинул,  что,  несмотря  на   жадность   Каменюшкина,
оспариваемая  сумма  вряд  ли  могла  сильно  облегчить  их   портфель,   но
вмешиваться в дела Спрутса не стал. Раз торгуется, значит, так надо.
   Он встал и пошел по  мастерской  осматривать  творения  Каменюшкина.  Они
представляли из себя  никчемные  железяки,  гнутые,  ржавые,  совершенно  не
красивые, даже уродливые.
   Однако железяки эти были заботливо водружены на  подставочки  и  снабжены
латунными табличками с надписями, например: "Метиз  ј207",  "Метиз  с  моего
двора", "Задумчивый метиз", "Метиз с западной помойки" и тому подобными.
   Почему такую гадость нужно  было  выставлять  на  выставке,  Незнайка  не
понимал. Он еще долго терялся бы в догадках, если бы случайно  не  наткнулся
красивую книжечку с фотографией Каменюшкина на обложке. Эта книжечка как раз
содержала популярные объяснения,  почему  некоторые  железки  нужно  считать
произведениями искусства.
   Например, книга утверждала:
   "Земля наша, богатая и обильная, рожает не только злаки, туки и руды,  но
и метизы, сиречь готовые металлоизделия. То там,  то  сям  из  земли  торчат
рельсы, якоря, шестерни, невесть каким ураганом принесенные и  вдолбанные  в
почву..."
   Оказывается, Каменюшкин собирал всякие замысловатые железки, объявлял  их
метизами, а искусствовед, написавший книжку, разводил вокруг них  еще  более
замысловатые словесные кружева.
   После прочтения пары-тройки абзацев из этой  книжки  Незнайка  по-другому
взглянул на творчество Каменюшкина. В Цветочном городе скульпторов не  было,
а был художник Тюбик, рисовавший в  основном  портреты.  Незнайка,  знакомый
только с искусством Тюбика, думал, что искусство -  это  когда  портрет  или
пейзаж изображены либо похоже, чтобы  показать  мастерство  художника,  либо
красиво, чтобы заказчик был доволен.
   Каменюшкин  же  осуществил  третий  подход  -   произведением   искусства
объявлялся   любой   предмет   и   вокруг   него   плелась   целая   паутина
многозначительных разговоров и намеков. Всякий, кто силился вникнуть в  суть
этих разговоров и разгадать намеки, попадал в дурацкое положение, потому что
все попытки что-то понять только  запутывали  зрителя  еще  больше.  Зритель
чувствовал себя недоучкой  и  идиотом  и  робел  перед  непостижимым  гением
Каменюшкина, чего тот и добивался. Находясь в дурацком  положении,  зритель,
естественно, не хотел этого никому показать и вынужден был повторять с умным
видом фразы об искусстве Каменюшкина другим зрителям.
   Но надо сказать, что искусство Каменюшкина было не так  уж  и  далеко  от
жизни. Незнайка вспомнил, что  тоже  встречал  в  самых  неожиданных  местах
торчащие из земли железки, а в городе  Жирове  он  чуть  было  не  зацепился
ребром за железный крюк,  торчащий  из  стены  в  неосвещенном  подъезде.  К
счастью, Незнайка успел вовремя отскочить, но все  равно  на  боку  осталась
глубокая царапина. Спрутс тоже пострадал - обо что-то порвал рукав рубашки и
заработал  ссадину.  Однако,  не  обладая   талантом   и   проницательностью
Каменюшкина,  путешественники  не  осознавали,  что  все  время   находились
практически в музее под  открытым  небом.  По  глупости  они  принимали  эти
железки  за  мусор  и  невежественно  чертыхались,  натыкаясь  на  очередную
железную дулю.
   Переходя от метиза к метизу, Незнайка забрался в самую глубину мастерской
и вдруг наткнулся на экспонат,  от  которого  волосы  встали  дыбом  на  его
голове. На постаменте стояла клепкина машина, которую они спрятали в кустах!
   Незнайка сначала не поверил своим глазам,  но  табличка  под  постаментом
гласила: "Метиз, найденный в кустах", и все сомнения рассеялись.
   Сперва он хотел бежать к Спрутсу, но тот  был  слишком  занят  спорами  с
Каменюшкиным, и Незнайка решил осмотреть машину и выяснить,  не  сломана  ли
она. Внешний осмотр убедил его, что все в порядке, более того,  машина  была
вычищена и ее металлические детали ярко блестели.
   - Эй, Незнайка, где ты там? - раздался голос Спрутса.
   Незнайка вернулся и увидел, что сделка состоялась. Каменюшкин с довольным
видом передал Спрутсу документацию на свои творения.
   - Спасибо, нам пора, - начал прощаться Спрутс.
   - Благодарю вас за ценнейшие советы, желаю всяческих успехов,  -  отвечал
Каменюшкин.
   - А можно приобрести у вас какое-нибудь произведение искусства? - спросил
Незнайка.
   - Да что вы, берите даром! Мы с вашим товарищем только что именно об этом
договорились!  Какое  хотите?  Это?   Или   вот   это?   Рекомендую   "Метиз
задумчивый"...
   - Мы попозже зайдем, - прервал его Спрутс. - У  нас  еще  впереди  важное
дело.
   - Жду вас с нетерпением. - Каменюшкин проводил их до дверей.
   - Зачем тебе-то эти кривуськи? - поинтересовался Спрутс, когда они  вышли
из мастерской.
   - Так... потом узнаешь, - Незнайка решил рассказать о  своей  находке  не
сейчас, а после посещения министерства, чтобы не  отвлекать  Спрутса  от  их
важной миссии. Пожалуй, подумал  Незнайка,  у  Каменюшкина  клепкина  машина
будет в большей сохранности, чем в кустах.
   - Да мне-то что, бери раз даром дают.
   - А сколько ты ему в итоге заплатил? - спросил Незнайка.
   - Нисколько.
   - Нисколько?
   - Я взамен научил его прибыльно продавать произведения искусства.  Он  на
них заработает гораздо больше, чем на наших махинациях.
   - А разве такие произведения кому-то нужны? Кто их купит?
   - Да тот же Жлобс. Если узнает, что одно  уже  кто-то  купил  за  большие
деньги, обязательно от жадности купит тоже. И другие иностранцы, как увидят,
бросятся наперегонки. Цепная  реакция  произойдет.  А  для  этого  не  нужно
искать,  кто  купит  первым,  достаточно  пустить  слухи,  устроить  шумиху,
договориться, чтобы организовали скандал в прессе... Можно  с  тебя  начать.
Что ты там себе приглядел?
   - Потом расскажу. Это сюрприз.

   ***
   Министерство разрешений в виде  особого  исключения  находилось  там  же.
Табличка с названием висела на прежнем месте, только слово,  которое  раньше
было заклеено, открылось, а наклейка красовалась поверх другого слова.  Что,
впрочем, не придавало названию министерства большей осмысленности.
   У главного входа Спрутса и  Незнайку  встретил  все  тот  же  привратник,
правда, одет он был в просторный  комбинезон,  покрытый  бурыми  и  зелеными
пятнами, и выглядел словно диверсант.
   Повторив слово в слово свои просьбы и выслушав от охранника  точно  такие
же,  как  и  прошлый   раз,   ответы,   то   есть   категорические   отказы,
путешественники обогнули здание  министерства  и  беспрепятственно  проникли
через знакомую им заднюю дверь.
   По коридорам сновали все  те  же  личности.  Статуи  Всезнайки  и  других
волшебиков угадывались за драпировками, снабженными нелепыми  пластилиновыми
печатями.
   К Кузнечику пробиться было невозможно, потому что теперь он стал  большим
начальником. Да и не имело это смысла, так как собирать  портреты  Всезнайки
он бросил. Действительно, как и предупреждал Жлобс, все чиновники  принялись
коллекционировать деньги и предметы роскоши. Случайно оброненная Спрутсом  в
беседе с Кузнечиком идея задела чиновничью братию за живое. Пройдя несколько
коридоров, Спрутс обнаружил, что Жучков карьеры не сделал, и  занимает  свой
прежний кабинет  и  занимается  тем  же,  что  и  раньше,  а  именно  выдает
спецразрешения по форме сто двадцать. Пришлось занять очередь.
   - Подождем, - сказал Спрутс, - нам повезло, очередь невелика.
   Они сели на стульчики в приемной. Обстановка была  невеселой,  посетители
молчали, а из-за двери  Жучкова  доносились  чьи-то  рыдания  и  причитания.
Незнайка обратил внимание,  что  коротышки  в  очереди  все  как  на  подбор
печальные и какие-то потрепанные и к тому же грязные, будто бездомные, бомжи
по-местному. Один из  них  был  очень  похож  на  коротышку,  распинавшегося
недавно на политические темы в гостинице, вернее это он и  был,  но,  видно,
каток судьбы проехал по нему несколько раз, после чего на него вылили  ведро
нечистот. Незнайка шепнул об этом на ухо  Спрутсу.  Тот  в  ответ  незаметно
указал на коротышку в  начале  очереди.  Незнайка  с  трудом  узнал  доктора
Пилюлькина, недавно господствовавшего в сумасшедшем доме. Пилюлькин выглядел
так, будто все его  добро  сгорело  вместе  с  сумасшедшим  домом  и  теперь
Пилюлькин ходит  по  миру  с  сумой.  На  его  прежнюю  профессию  указывали
треснутые очки, перевязанные веревочкой, и стетоскоп,  торчащий  из  кармана
когда-то белоснежного халата.
   Пилюлькин достал из рваного пакета  ломоть  хлеба  и,  откусив,  принялся
задумчиво жевать, шамкая, как старик.
   - Бедняга, - прошептал Незнайка,  -  видать,  ему  досталось  при  штурме
сумасшедшего дома.
   Пилюлькин вдруг вскочил, скинул с  себя  халат  и  принялся  топтать  его
ногами. Другие коротышки даже и не подумали его  остановить.  Наоборот,  все
внимательно и как будто с одобрением смотрели на  его  пляски  и  покачивали
головами в такт.
   Незнайка и Спрутс не стали вмешиваться и тоже постарались  изобразить  из
себя  убогих.  Опыт  подсказывал  им,  что  нужно  ничем  не  отличаться  от
окружающих.
   Открылась  дверь  кабинета  Жучкова,  и  вышел   заплаканный   и   словно
сгорбленный неизбывным горем посетитель. Пилюлькин быстро облачился  в  свой
затоптанный халат  и  проскользнул  в  кабинет.  Прежде  чем  дверь  за  ним
затворилась, из кабинета явственно донесся приступ рыданий.
   Вышедший посетитель  подмигнул  и  стал  на  миг  повеселее,  но  тут  же
спохватился, нахмурил физиономию и сгорбился еще больше.
   - Ну, как там? - осторожно спросили его из очереди.
   - Лютует, чертяка, - пожаловался он, - с трудом я  его  дожал,  взмок  аж
весь.
   Очередь начала обсуждать неведомые путешественникам  тонкости  общения  с
Жучковым. Очевидно, прежние порядки уже не действовали и в  ходу  был  новый
ритуал. Спрутс внимательно слушал, но, видимо,  понимал  плохо,  отчего  его
лицо перекосилось в мучительной гримасе. Незнайка так и вовсе  не  врубался.
На всякий случай он попытался выдавить из  себя  слезу,  как  делали  многие
коротышки из очереди, но безуспешно, только покраснел от натуги.
   Через пару минут вышел Пилюлькин. Он, казалось, был на грани  обморока  и
двигался  как  сомнамбула.  Туманная  поволока  застилала  его  взор,   руки
тряслись, колени подгибались. Однако, он сразу  узнал  Спрутса  и  Незнайку.
Взгляд его, до этого бесцельно блуждавший по  сторонам,  вдруг  стал  весьма
живым и проницательным. На лице Пилюлькина отразилась живейшая  игра  мысли.
Губы зашевелились, и путешественники услышали злобный шепот:
   - Какого черта вы так вырядились? С банкета, что ли, заявились? Вы только
всем хуже сделаете. Психи ненормальные!
   - Да мы-то как раз нормально одеты... Но я вижу, здесь  так  не  принято.
Как нам лучше себя вести? - спросил Спрутс.
   - У меня нет времени объяснять. Я должен успеть еще в три кабинета,  пока
они не ушли на обед. Жучкова пройти не сложно. Сделайте все, как он  скажет,
и спускайтесь вниз, в вестибюль. Там встретимся. Главное,  без  глупостей  и
отсебятины. И не дразните его, ради Бога.
   - А что случилось? Почему все такие кислые? Умер кто? - спросил Незнайка.
   - Вы еще острить будете! - покривился, как от зубной боли,  Пилюлькин,  -
вот же принесло идиотов на мою голову! Мало того, что спецназ  мою  больницу
по вашей милости чуть не разнес, еле откупился, вы еще и сюда полезли Хорошо
хоть, что я перед вами иду, может, проскочу. Встретимся внизу.
   Он вышел.
   - Совсем плохо ему, - посочувствовал Незнайка, глядя Пилюлькину вслед,  -
даже шнурков не завязывает.
   - А ну-ка, развязывай и ты свои, - шепнул Спрутс.
   - Зачем?
   - Делай, что говорят.
   Он быстро вытащил шнурки из  своих  ботинок  и  настоял,  чтобы  Незнайка
последовал его примеру. Затем быстрым  и  решительным  движением  снял  свой
фрак, вывернул его наизнанку и снова надел. Незнайке он растрепал  волосы  и
помял шляпу.
   - Как же я теперь буду ее носить? - огорчился Незнайка.
   - Ничего с ней не случится. Вообще не надевай,  держи  ее  в  руках,  так
лучше.
   - Так мы с тобой совсем на бомжей похожи.
   - Именно это от нас и требуется.
   - А зачем?
   - Сейчас узнаем.
   Очередь двигалась быстро. Перед тем, как войти, каждый коротышка напускал
на себя донельзя несчастный вид  и  входил  в  кабинет  Жучкова,  непременно
шаркая ногами и хлюпая носом.
   Наконец, дошла очередь путешественников. Сделав скорбные лица, они вошли.
   Кабинет был тот же, только со стен исчезли рамочки с жалобами.
   Жучков сидел за столом, закрыв лицо руками, и тяжко вздыхал.
   - Здравствуйте, -  тихо  и  вкрадчиво  начал  Спрутс,  -  мы  просим  вас
зарегистрировать наше предприятие... наше  маленькое  предприятие  и  выдать
лицензии и разрешения, ну и все что положено.
   Жучков не реагировал. Его начали сотрясать беззвучные рыдания.
   - Мы глубоко сочувствуем вам, - все так же вкрадчиво продолжал Спрутс,  -
мы приносим свои соболезнования.
   - Увы! - воскликнул Жучков. - Увы! Несчастнейшие создания! Кто им  теперь
поможет?!
   - Кто эти несчастные? -  спросил  Спрутс,  -  когда  я  слышу  о  чьем-то
несчастье, я готов всеми силами броситься на помощь, забыв  о  своих  делах.
Таков мой девиз. Мой и моего друга. Не  сомневайтесь.  У  него,  как  сказал
поэт, большое доброе сердце.
   - Ага, ага, - закивал Незнайка, - как у кита. Или у слона.
   - О несчастные, о всеми брошенные, убогие и скорбные! - снова  запричитал
Жучков, расцарапывая себе лицо.
   - Не стоит так убиваться, - пробормотал Спрутс,  на  которого  эта  сцена
начала производить впечатление, - возможно, наши слова плохая подмога...
   - Увы, словами горю не поможешь, - всхлипнул Жучков.
   - Может быть, мы оформим бумаги и обсудим, чем можно помочь? -  встрял  в
разговор Незнайка.
   Спрутс лягнул его ногой,  а  Жучков,  потрясенный  незнайкиным  цинизмом,
отшатнулся на спинку своего кресла.
   - Вы... вы бессердечный, бесчувственный, вы...  как  вы  можете  говорить
так?
   - Мой друг, - елейно промурлыкал Спрутс, - не это имел в виду.  Он  хотел
сказать, что мы, вероятно, можем оформить нашу помощь... кому вы сказали?
   - Несчастным сумасшедшим! Только что здесь был  доктор  Пилюлькин,  и  он
рассказал о своих брошенных на произвол судьбы пациентах. Подумайте  только,
эти больные не могут даже понять, что с  ними  происходит,  и  страдают,  не
понимая от чего! Их глаза полны слез, они тянут руки к Пилюлькину  и  добрым
нянечкам и санитарам, от которых они привыкли получать  ласку,  уход  и  все
необходимое - и не получают даже кусочка черствого хлеба! Да и где тем взять
хлеб, раз сами они подобны высохшим скелетам...
   - Какой ужас! - воскликнул Спрутс, еще раз лягнув Незнайку, который готов
был расхохотаться, вспоминая контингент и обстановочку в больнице. - О  нет,
не говорите мне ничего! Мое сердце  разрывается  на  части.  Что  мы  должны
делать?
   - О, увы, никто и  ничем  не  сможет  помочь  несчастнейшим  пациентам  и
персоналу больницы доктора Пилюлькина! В  прошлом  светило  медицины,  столп
отечественной науки, он от горя  сам  помутился  в  рассудке  и  мне  стоило
огромных усилий...
   - У меня идея, - перебил его Спрутс, - у нас есть с собой немного  денег,
и возможно, если доктор Пилюлькин укажет нам счет в банке,  мы  сможем  хоть
как-то  облегчить  участь  несчастнейших.  Конечно,   деньги   не   заменяют
человеческого тепла, но...
   - Расчетный счет есть, - в свою очередь перебил его Жучков, - только  что
мы с Пилюлькиным основали фонд помощи жертвам психиатрических  экспериментов
предыдущего бесчеловечного режима. Для фонда  нужно  приобрести  оргтехнику,
автомобили, загородные дома для высоких гостей и отдыха персонала, в  общем,
вы сами знаете. Вы возглавите список благородных бизнесменов, принявших  под
покровительство столь гуманное начинание.
   Спрутс забрал у Незнайки портфель с деньгами, вынул из него самую толстую
пачку, передал Жучкову и наклонился над столом в выжидательной позе.
   Жучков открыл большой ящик стола и ловко смахнул туда деньги. Взгляд  его
задержался на портфеле.
   Воцарилась тишина.
   Спрутс продолжал нависать над столом. Жучков же застыл  в  кресле,  и  на
глазах его снова заблестели слезы. Он, казалось, никого не  замечал.  Прошло
еще несколько секунд в тишине.
   - А расписку? - первым не выдержал и заговорил Спрутс.
   Жучков не прореагировал. Спрутс повторил.
   Жучков сморгнул, но устоял.
   - Расписочку, - настаивал Спрутс.
   - Не сомневайтесь, о благороднейшие меценаты! - ответил наконец Жучков. -
Ваши имена возглавят список бизнесменов...
   - Мы, кстати, еще не бизнесмены, - напомнил Незнайка и опасливо  скосился
на Спрутса. Тот не стал лягаться и слегка кивнул в знак одобрения.
   - А зачем вам расписка? Формализм. Главное,  что  эти  деньги  немедленно
попадут к доктору, и,  может  быть,  уже  сегодня  страдания  больных  будут
облегчены. Может быть, уже сегодня они спасут чью-то  жизнь!  А  эти  банки,
волокита, налоги, проценты  -  разве  вы  не  знаете,  сколько  это  отнимет
драгоценного времени? И какие жулики сидят в этих банках!
   - Что правда, то правда, - согласился Спрутс, - банкам только идиоты свои
деньги отдают.
   - Вот-вот. Опять же лопаются они. По секрету могу сказать - этот банк, ну
где фонд Пилюлькина свой счет держит, скоро лопнет. Тут директор этого банка
только что убивался, больно было смотреть.
   И Жучков, набрав в легкие побольше воздуху, горестно возопил:
   - О, сколько горя и несправедливости на свете! После банкира был директор
завода  -  там  стены  рушатся,  все  оборудование  разваливается,   рабочих
приходится увольнять! Чтобы он смог добраться сюда, вся его семья по  крохам
собирала деньги на билет! А после него был  председатель  колхоза,  так  это
вообще ужас! Наводнения, смерчи, нашествия чудовищных насекомых - так каждый
год! Практически каждый посетитель несет с собой огромное человеческое горе!
Мне не хотелось бы злоупотреблять вашей добротой, но не могли бы вы  сделать
еще пожертвования - я  не  прошу  много,  пусть  будут  чисто  символические
взносы.
   - Куда?
   - В фонд  несчастных  рабочих,  которым  нечем  кормить  своих  деток,  в
ассоциацию несчастных сельскохозяйственных производителей и жертв  произвола
насекомых-вредителей, в общественный фонд поворота обратно ранее  повернутых
не туда рек, в фонд сноса новых зданий для возрождения старых...  Да  что  я
говорю, вот список.
   Он протянул Спрутсу бумагу.
   - Как много, - поморщился Спрутс.
   - Достаточно по сотне на каждого. Такие бизнесмены, как вы...
   - Мы еще не бизнесмены, - снова напомнил Незнайка.
   - Ах, простите. Вот бумаги, весь комплект, заполните сами.  Я  верю,  что
такие щедрые люди, как вы, не станут жульничать.
   Жучков достал бумаги, обшлепал их печатями и испещрил  своими  подписями.
Но не отдал. Спрутс достал из портфеля увесистую пачку денег и только  тогда
принял взамен не менее увесистую пачку документов. Деньги тут же исчезли.
   Жучков плотоядно глянул на портфель, но ничего не сказал и опять  впал  в
прострацию, наливаясь новой порцией страданий для следующего посетителя.
   Путешественники вышли.
   - Кажется, все, - сказал Спрутс. - C Пилюлькиным  не  будем  встречаться.
Мерзкий тип. Еще психами обзывается.
   - Этот Пилюлькин сам псих. Чего его слушать?
   - Да. Но тут все такие.
   - А что написано в разрешениях?
   - Ничего. Главное, стоят печати и подписи. Мы сами впишем,  что  захотим.
Тут, похоже, все так делают. Н