найдете, чтобы страна ставила памятники ребятам? Слышали мы, что  где-то  за
границей  есть  один-единственный  памятник:  голый  парнишка  стоит   около
фонтана. Вот война была, и на него надели  генеральский  мундир.  Что  может
сказать этот памятник? Ничего. А наш памятник будет звать всех нас, ребят, к
героизму  (аплодисменты).  Товарищ  съезд,  организуем  это  дело!  Поставим
памятник! (Продолжительные аплодисменты.)". Как возникают  подобные  детские
инициативы, читатель знает не хуже нас.
   Согласно отчету в "Комсомольской правде", девочка заявила с  трибуны:  "А
ведь у нас таких тысячи!" Далее газета пишет: "Тут же  вносится  предложение
президиума  немедленно  организовать  сбор  средств  на  памятник  отважному
пионеру Павлу Морозову. Алексей Максимович  берет  стопку  писчей  бумаги  и
пишет: "На памятник пионеру-герою Павлу Морозову. М. Горький  -  500  р.  ".
Горького  окружил  весь  президиум.  Лист  покрывается   длинной   вереницей
фамилий".
   В "Пионерской правде" дело описывается иначе. После обращения девочки  не
Горький, а Николай Тихонов "предлагает  немедленно  начать  сбор  средств...
Максим Горький первым вносит 500 рублей, затем подписывается Демьян  Бедный,
персидский поэт Лахути, Тихонов и другие делегаты съезда". В  заключительном
слове Горький не забыл мальчика, усыновленного  Союзом  писателей,  и  опять
просил  правительство  разрешить  союзу   литераторов   поставить   памятник
герою-пионеру.
   Основной задачей советской литературы  с  начала  30-х  годов  становится
внедрение в сознание общества стереотипов поведения,  требующихся  власти  в
данный  момент.  Едва  Павлик  Морозов  был  предложен,  писатели  поспешили
доказать свою преданность и готовность на все. Им показалось,  что  монумент
сделать быстрее, чем написать книги, и монумент будет  выглядеть  эффектнее.
Эталоном  нового  человека  и  положительным  героем  эпохи  социализма  был
провозглашен предатель, подобный тем, кого Данте  поместил  в  девятый  круг
ада.
   После Первого съезда  писателей  процесс  создания  моделей  новых  людей
принял индустриальный размах. Детскую литературу в печати назвали в те  годы
"школой ненависти". Не художественные  качества  книги,  а  соответствование
требованиям стало главным критерием литературы. Павлик Морозов стал основной
моделью для создания положительного героя. "Писатели  стараются  написать  о
Павлике Морозове такую книгу, - позже объяснил суть дела поэт Александр Яшин
в "Комсомольской правде", - чтобы она показала лучшие, типичные черты  наших
детей, стремятся создать образ  пионера,  которому  бы  подражали  поколения
советских ребят".
   Перед смертью в 1936 году Горький опять вспомнил о Морозове: "Это одно из
маленьких чудес нашей эпохи" ("Литературная газета",  27  июня  1950  года).
Человечеству было  известно  только  семь  чудес  света.  Горький  разглядел
восьмое - маленького доносчика. Но  были  в  жизни  знаменитого  писателя  и
другие времена,  когда  он  иначе  оценивал  предательство  и  донос.  После
февральской революции 1917  года  он  записал  в  своем  дневнике,  а  затем
опубликовал следующий эпизод. К нему, тогда редактору  петроградской  газеты
"Новая жизнь", пришла миловидная женщина, немного смущенная: "Видите  ли,  я
была агентом охранного отделения... Это очень гадко?" Женщина объяснила, что
у нее был роман с офицером, который сделался жандармским  адъютантом.  В  ее
квартире собирались разные люди, и она доносила через любовника, о  чем  они
говорили.
   - Вы многих предали?
   - Я не считала, конечно. Но я рассказывала  ему  только  о  тех,  которые
особенно не нравились мне.
   - Вам известно, как поступали с ними жандармы?
   - Нет, это не интересовало меня. Конечно, я слышала, что некоторых сажали
в тюрьму, высылали куда-то, но политика не занимала меня..."
   Великий пролетарский писатель был возмущен. Он  молча  выслушал  исповедь
доносчицы, "огромным напряжением воли скрывая тоскливое бешенство". Он думал
тогда: "Я знал Гуровича, Азефа, Серебрякову и  еще  множество  предателей...
Когда одно  за  другим  вскрывались  их  имена,  я  чувствовал,  как  кто-то
безжалостно-злой иронически плюет в сердце мне".  Горький  не  жалеет  слов,
чтобы раскрыть читателю всю  мерзость  падения  этой  женщины:  она  донесла
жандармам на отца, которого не любила за то, что он разошелся с ее  матерью.
"Разве не я отвечаю за всю ту мерзость жизни, которая кипит вокруг  меня,  -
спрашивал  Горький,  -  не  я  отвечаю  за  эту  жизнь,  на  рассвете  подло
испачканную   грязью   предательства?"   Полтора   десятилетия   спустя,   в
соответствии с новой моралью,  тот  же  Горький  призвал  увековечить  героя
Павлика Морозова. Предатель отца стал национальным советским героем.
 
 
   ТВОРЦЫ И ЖЕРТВЫ ГЕРОИЗАЦИИ
 
   Едва политический заказ был сформулирован, он начал  срочно  выполняться.
Кроме свердловчанина Соломенна, о котором уже рассказано,  были  два  других
очевидца показательного суда над убийцами братьев Морозовых,  два  столичных
конкурента: Губарев и Смирнов. Всю творческую  жизнь  три  указанных  автора
посвятили созданию мифа о подвиге героя-доносчика 001.
   В  краткой  литературной  энциклопедии  говорится,  что  Виталий  Губарев
участвовал в расследовании дела об убийстве Морозова  и  опубликовал  первые
материалы о нем. Как выяснилось, статью для энциклопедии Губарев  написал  о
себе сам. Приехав после службы в  Красной  Армии  в  Москву,  Губарев  начал
делать комсомольскую  и  журналистскую  карьеру.  Телеграмма  с  места  была
опубликована в, "Пионерской правде" за подписью Губарева,  что  и  дало  ему
основание  считаться  "первооткрывателем   героя-пионера".   Первая   статья
Губарева была опубликована 15 октября - на неделю позже статьи Соломенна,  а
книга его вышла позже на несколько лет.
   Та же энциклопедия сообщает, что в 1933 году  Губарев  опубликовал  книгу
"Один из одиннадцати"  (выдумка  о  том,  что  в  деревне  было  одиннадцать
пионеров). На самом деле, это не книга,  а  газетная  статья.  Незадолго  до
смерти Губарев рассказал  нам,  что  Горький,  с  которым  он  встретился  в
редакции "Крестьянской газеты", поручил ему написать книгу о мальчике-герое.
Первый вариант  под  названием  "Сын.  Повесть  о  славном  пионере  Павлике
Морозове" появился в журнале  "Пионер"  [19].  Губарева  сделали  редактором
"Пионерской правды" и  за  пропаганду  подвига  пионера  Морозова  наградили
орденом  "Знак  Почета".  Последнее  десятилетие  жизни   писатель   издавал
назидательные книги о верности детей делу партии. Умер он  в  1981  году  от
инфаркта, причиной которою стал хронический алкоголизм.
   Третьим после Соломенна и Губарева создателем мифа о Морозове был  Елизар
(точнее - Елиазар) Смирнов. В редакции он носил другое имя, из-за чего мы  с
трудом нашли знавших его коллег. Смирнов  вырос  в  детском  доме,  где  его
Нйзвали Вил (аббревиатура имени В. И. Ленина, позже переделанная в  Вильям).
Настоящее свое имя он узнал уже  взрослым  Сын  учителя.  Смирнов  учился  в
Ленинградском  институте  журналистики,  работал  в  газетах,  в  том  числе
военных, имел чин полковника, награжден орденами. В 1962 году он был  найеси
в своей московской квартире через несколько дней после смерти. Это произошло
в один год со смертью Соломеина.
   Смирнов, общественный  обвинитель  на  процессе  в  Тавдс.  участвовал  в
редактировании текстов судебных документов. написал ряд статей  о  Морозове,
книгу "Павлик Морозов"  и  несколько  книг  о  пионерском  движении,  но  на
приоритет  в  создании  мифа  не  претендовал.   Более   того,   в   очерке,
опубликованном за год до смерти, он отдал пальму первенства другим и даже не
упомянул о своей активной роли в  показательном  процессе.  Возможно,  этому
есть объяснение. В последние годы жизни  он  общался  с  Евгенией  Гинзбург,
репрессированной писательницей, автором самиздатских книг, опубликованных на
Западе, и начал что-то понимать. Но в 30-е годы именно Смирнов  оказался  не
только главным "мифотворцем",  но  и  основным  поставщиком  информации  для
других авторов, в  частности,  когда  героем  Морозовым  занялся  по  заказу
детского издательства маститый писатель Александр Яковлев
   Яковлев взялся за тему позже других, в преддверии 1937  года.  Он  "жадно
искал в человеке лучшее",  по  выражению  писателя  Вл.  Лидина,  сделавшего
предисловие  к  другой  книге  Яковлева.  Мы  можем  только  догадываться  о
причинах, по которым тот, кто  жадно  искал  в  человеке  лучшее,  пришел  к
воспеванию доноса. До революции активный член эсеровской партии,  он  дважды
арестовывался и пробыл в ссылке пять лет. глубоко  религиозный  человек,  он
отказался от веры. Сын неграмотного маляра, Яковлев написал одну  из  первых
книг о о большевистской революции - роман "Октябрь", изъятый из библиотек. В
повести "Повольники"  Яковлев,  как  говорится  в  шюратурной  энциклопедии,
воспевал "анархическую  крестьнскую  силу"  В  1929  году  вышло  семитомное
собрание сочинений писателя, а после этого вдруг произошла смена  декопаций.
Он стал корреспондентом "Правды", но это не  помогло:  середине  30-х  годов
Яковлева перестали печатать. Он месяцами жил на даче  один,  разговаривал  с
птицами. Лидин вскользь отмечает, что писатель возмущался  несправедливостью
"только частной беседе". Решение Яковлева взяться  за  книгу  "Пионер  Павел
Морозов" было ускорено массовыми арестами в Союзе писателей.
   Яковлев в Герасимовке не был  и  не  скрывал,  что  делает  компилятивную
книгу. Сын Смирнова в беседе  с  нами  вспоминал,  помогая  Яковлеву,  отец,
смеясь, приговаривал: "Он хуюжник, а мы поденщики".  Позже  Яковлев  написал
несколько книг с названиями вроде:  "Великие  стройки  коммунизма"  Писатель
умер в один год со Сталиным, могила Яковлева шгерялась на кладбище.
   К, описанию подвигов Павлика Морозова были подключены десятки  творческих
работников в разных сферах искусства. [20] Большинство авторов  использовало
для своих сочинений публикации указанной четверки мифотворцев о  героическом
ребенке. Периодически между авторами вспыхивали ссоры.
   В архиве Соломенна сохранилась рукопись статьи "Творческий метод писателя
Яковлева". "Странное дело, - писал Соломеин, - ни один автор  не  удосужился
выехать на место происшествия, поговорить с  героями,  изучить  быт  жителей
Герасимовки, нравы. Читаешь рассказы, повести и пьесы о Павлике и с  грустью
констатируешь, что тут больше вымысла, чем  исторической  правды".  Соломеин
перечислял  жителей  Герасимовки,  которые  выдуманы   Яковлевым,   приводил
примеры: "Апрель, как всегда в Зауралье, стоял светлый. Вереницами летели на
север гуси,  утки,  журавли.  На  озере  Сатоково  останавливались  лебеди".
Соломеин добавляет, что эти строки у любого жителя деревни вызвали бы  смех:
в апреле в Герасимовке нередки тридцатиградусные морозы. Соломеин  потешался
над тем, как Яковлев описывал Павлика Морозова, и делал вывод: "Это манекен,
который только и говорит о колхозе и о мировой  революции.  У  него  нет  ни
одной отрицательной черты". Сопоставляя абзацы из своей  книги  "В  кулацком
гнезде" и книги Яковлева, Соломеин обвинял Яковлева в плагиате.
   Друзья Соломеина советовали воздержаться от скандала. В этом  был  резон:
Соломеин и сам заимствовал целые абзацы у коллег. Его Павлик Морозов тоже  в
изрядной степени походил на манекен. А главное, конфликт невольно затрагивал
официального героя, и это  могло  кончиться  печально  для  его  участников.
Статья осталась неопубликованной, да и вряд ли ее разрешили  бы  напечатать.
Но обиду Соломеина  понять  можно  Вынужденный  умолкнуть  после  разгромной
горьковской  рецензии,  Соломеин  из  глуши  наблюдал,  как   предприимчивые
столичные авторы наживали капитал на "его" герое.
   Яковлев издал и переиздал  книгу  о  Морозове,  а  затем  написал  пьесу.
Смирнов издал книгу "Павлик  Морозов  Жизнь  и  борьба  отважного  пионера".
Губарев  благодаря  служебному  положению  (редактор   центральной   газеты)
публиковал бесконечные варианты одной и той же повести о Морозове для  детей
младшего, для среднего возраста, для семилетней школы, для  нерусских  школ,
для дошкольников. Книга Губарева переиздавалась в десятках городов советской
страны, а также неоднократно  в  Праге,  Братиславе,  Будапеште,  Бухаресте,
Софии. В театрах широко ставилась его пьеса.
   Используя личные связи в  верхах,  Губарев  пресек  все  возможности  для
Соломенна  печататься  в  Москве,  прекратил  переиздание  книг  Яковлева  и
Смирнова и стал, таким образом, монополистом, поставив  героя  на  конвейер:
перечень изданий губаревского "Павлика Морозова"  (под  разными  названиями)
занимает несколько страниц. В последних  книгах  Губарев  изображал  себя  в
качестве следователя. Этот следователь очень  напоминал  барона  Мюнхгаузена
Губарев в "Пионерской правде" писал: "Жизнь, борьба и смерть Павла  Морозова
займут славную страницу в истории". Начал он со страницы, а пришел к тысячам
страниц, изданных миллионными тиражами. Павлик кормил  писателя  до  смерти.
Затем пробилась в печать новая книга Соломенна, издание пошло  за  изданием.
На Урале в маленьком городишке мы зашли в книжный  магазин  Там  продавалась
только одна книга, и ею были заставлены  все  полки.  Это  был  соломеинский
"Павка-коммунист".
   Сопоставим теперь сведения о Морозове: каким  он  был  в  жизни  и  каким
оказался в книгах Другими словами, как создавали миф.
   Когда пришло сообщение о смерти пионера Морозова,  газетам  потребовалась
фотография У матери таковой  не  нашлось,  но  у  жителей  деревни  отыскали
групповой снимок учеников, сделанный  заезжим  фотографом  за  два  года  до
убийства детей.  Как  ни  удивительно,  именно  этот  единственный  реальный
портрет никогда до нашей книги не публиковался. В  облике  Павлика  тут  нет
ничего героического, а слева от него стоит его  официальный  будущий  убийца
Данила с красным флагом в руке.
   Изображение мальчика вырезали из общей фотографии и послали  в  редакцию.
Там, как вспомнила тогдашняя сотрудница "Пионерской правды", решили, что это
фотография трупа. Для большей убедительности ретушер соскоблил  расстегнутую
косоворотку и подрисовал голую шею. В номере от 15 октября 1932 года  так  и
написали: "Убитый кулаками пионер Павлуша Морозов". На групповой  фотографии
Морозов совсем пебенок, хотя ему уже одиннадцать В это воемя отеи его еще не
был арестован. Павлик в огромной отцовской фуражке. У него большие печальные
глаза.
   Вырезанная из школьного снимка  голова  Морозова  начала  самостоятельную
жизнь. К ней пририсовали спортивную майку, воротник шинели, курчавые волосы,
затем руку, держащую книгу с символическим названием "Новый путь". Во втором
издании  Большой  советской  энциклопедии  Павлик  уже  в   новой   фуражке,
белоснежной рубахе и пионерском галстуке  -  форме,  введенной  в  школе  по
приказу Сталина после  второй  мировой  войны.  Выражение  лица  улучшено  в
соответствии с мифической ролью главного пионера страны.
   Любопытная фальшивая фвтография выставлена в тавдинском музее. На  первый
взгляд, это фрагмент известной школьной фотографии. Но сам  Морозов  старше,
выражение лица из угрюмого  стало  оптимистически-целеустремленным,  на  шее
пионерский галстук. Фальшивка в чистом виде.
   Реальный Морозов не годился для мифа. Вот почему  в  редакциях  подбирали
изображения, которые казались более подходящими для образа героя.  Например,
через  35  лет,  27  августа  1967  года,  газета  "Тавдинская  правда"  под
заголовком "Публикуется впервые"  внесла  свой  вклад  в  миф:  "Перед  нами
подлинная  фотография  Павлика  Морозова.  Семейный   снимок,   на   котором
запечатлен   герой-пионер,   был   обнаружен    в    архивах    свердловской
фотохроники..."  Учительница  Кабина  видела   даже   фальшивые   фотографии
судебного процесса над отцом, Трофимом Морозовым: "Мне присылали фото  суда.
Сидит учительница - липовая, и Павлик разоблачает отца  -  липовый.  Просили
подписать, где кто. Но это все была ложь".
   Как же выглядел  пионер  001?  Павлик  был  сероглазый,  глаза  блестящие
(Кабина в рассказе  Соломеину,  1932  год),  с  темными  глазами  (Кабина  в
рассказе нам, 1981  год),  черноглазый  (Губарев,  "Пионерская  правда",  15
октября 1932  года),  голубоглазый  (тот  же  Губарев  в  той  же  газете  3
сентября), голубоглазый и черноглазый (на этот раз Соломеин  в  газете  и  в
личных записях), кареглазый (писатель Коряков, предисловие к книге Соломеина
"Павка-коммунист"). Имеются более общие  описания:  "Ясные,  очень  честные,
очень смелые глаза". Все Морозовы были крупные, высокие, как  вспоминают  их
знакомые. А Павел? Он был небольшого роста (Кабина), маленький  и  худенький
от голода (Татьяна  Морозова),  высокий  ростом  (Соломеин),  "костлявый  да
длинноногий - лучший бегун в деревне" (Губарев). "У Павлика было  на  правой
щеке родимое пятно размером с ноготь", - вспоминает  Морозова.  Губарев  для
придания мужества нарисовал Павлику шрам над правой бровью.
   В книгах и статьях находим множество разночтений, касающихся цвета волос,
голоса, одежды героя. О Павлике написано, что он ходил  в  дядиной  фуражке,
отцовской размахайке, папахе, картузе с высокой тульей и шапке-ушанке - одно
ухо оторвано. Запутываясь в выдуманных  подробностях,  авторы  переходили  к
общим описаниям,  вроде:  "Очень  славный  и  вполне  обыкновенный  паренек"
(писатель Коряков), или:  "Каждый  школьник  чем-то  на  него  похож"  (поэт
Дорошин). С годами источников для  проверки  мифа  становилось  все  меньше.
Многие, знавшие его, черпают подробности для воспоминаний из  книг.  "Учился
Павлик хорошо, - пишет учительница  Исакова  в  газете  "Тавдинская  правда"
через  тридцать  пять  лет.  -  К  урокам  относился  серьезно.  Был   очень
дисциплинированным. Он очень любил, своих братьев. Павлик заботился о  Феде,
следил, чтобы он был тепло одет". Кабина, которая знала  его  лучше  других,
утверждала обратное: "Помогать в учебе он не помогал другим, он  и  школу-то
посещал редко..."
   В блокноте Соломеина читаем:  "Любил  похулиганить,  драться,  ссориться,
петь песни нехорошие, курил". В печатном тексте проблема, "курил ли Павлик",
будет выглядеть так. "Бывало, соберемся вместе, кто-нибудь из ребят  возьмет
папироску, а Павлик теребит его за рукав: "Брось, не  надо,  куренье  вредит
здоровью".
   На  наш  вопрос:  "Как  Павлик  проводил  досуг?"  -  учительница  Кабина
отвечала: "Любил играть в карты на деньги". А на вопрос: "Какие пел  песни?"
- "Всякие. С ребятами заворачивали  блатные".  Учительница  вспоминала,  что
Павел любил дразнить, травить кого-либо: "Сколько ни  уговаривай,  отомстит,
сделает по-своему. По злобе часто дрался, просто из  склонности  к  ссорам".
Родственник Морозовых Лазарь Байдаков, беседуя  с  нами,  подвел  итог  так:
"Павлик был просто хулиган. Ходил по  деревне  переросток-оборванец,  всегда
голодный, от  этого  злой,  и  искал,  где  бы  нашкодить.  Вот  все  его  и
ненавидели".
   Пионерская униформа, галстук, ботинки - все  это  миф.  Морозов  ходил  в
лаптях. "Пальто, - говорила Кабина, - рваное, старое,  отцовское".  "Павлика
звали в деревне "срака драная" и "голодранец",  -  вспоминала  мать  Татьяна
Морозова. "Если честно сказать. Павлик был самый грязный из всех в школе, не
мылся, - говорила нам его одноклассница Матрена Королькова. - Дети  в  семье
Морозовых, когда ссорились или просто развлекались, обычно мочились друг  на
друга и так шли в школу. От Павлика всегда нестерпимо воняло мочой.  Губарев
сочинил, что мы с Павликом мечтали пожениться. Вы только подумайте!"
   Учебник в руках Павлика на фотографии дал авторам возможность  изобразить
его ненасытным  читателем,  эрудитом,  идейным  вожаком  детей  и  взрослых,
полпредом  новой  власти  в  деревне.  Газеты  называли  разные  любимые  им
революционные стихи