Возглавив в 1956 году ПГУ, Сахаровский получил  в  наследство  прекрасную
плеяду агентов в Западной Европе. Правда, звезда самого знаменитого из  них,
Кима Филби, к тому времени уже почти  закатилась.  На  протяжении  трех  лет
после того, как он был отозван из Вашингтона в 1951 году, его оператор  Юрий
Модин считал, что слишком опасно пытаться установить с  ним  прямой  контакт
из-за слежки МИ5. В 1954 году  Модин  возобновил  контакт,  воспользовавшись
каналом, который Филби назвал "самым изобретательным из всех каналов".  (48)
Этим каналом  связи  был  Энтони  Блант.  Как-то  вечером,  после  лекции  в
Институте искусства Куртодда, Модин подошел к Бланту,  возможно,  впервые  с
1951 года, передал почтовую открытку с репродукцией картины и  спросил,  что
тот о ней  думает.  На  обратной  стороне  была  записка,  написанная  рукой
Берджесса, в которой назначалась встреча на следующий вечер в пивной "Ангел"
на Каледониан Роуд. В "Ангеле" Модин попросил Бланта устроить ему встречу  с
Филби. (49) Тридцать лет спустя в своих  лекциях  в  андроповском  институте
Модин с восхищением отзывался о том профессионализме, к каким Блант выполнил
задание. (50)
   Главным результатом этой первой за несколько лет  встречи  было  то,  что
Модину удалось убедить Филби, что нет оснований для беспокойства. И это, как
позже вспоминал Филби, помогло "укрепить его дух". (51)
   А "укрепить дух" ему было необходимо после того, как перебежали на  Запад
резидент КГБ в Австралии Владимир Петров и его жена Евдокия, которые  выдали
кое-какие сведения о Берджессе и Маклине, в  том  числе  предоставив  первое
прямое (а не косвенное) свидетельство того, что и тот, и другой находятся  в
Москве. (52)  Модин  убедил  Филби,  что  Петровы  ничего  не  знают  о  его
деятельности в качестве советского  агента.  Это  позволило  Филби  спокойно
встретить заявление парламентария Маркуса Липтона, когда тот,  вдохновленный
утечкой информации из ФБР, выступая в 1955 году в палате общин,  назвал  его
"Третьим". Позже Филби  не  без  оснований  утверждал,  что  это  обвинение,
брошенное Липтоном, даже было ему на руку. Хотя правительство и не  пожелало
оправдать его, отсутствие улик, на основании которых можно  было  бы  начать
судебное  разбирательство,  вынудило  министра  иностранных   дел   Гарольда
Макмиллана  отклонить  обвинения,  выдвинутые  Липтоном.  Филби  с  триумфом
выступил  на  пресс-конференции  в  гостиной   своей   матери.   Собравшимся
журналистам он заявил: "В последний раз я разговаривал с коммунистом,  зная,
что он коммунист, в 1934 году. " (53)
   Общественная реабилитация Филби укрепила позиции его друзей в СИС  (МИ5),
которые считали, что он незаслуженно подвергался гонениям. В 1956  году  они
нашли  ему  работу  внештатного   корреспондента   журналов   "Обсервер"   и
"Экономист" в Бейруте. После бегства в Москву Филби всячески поощрял слухи о
том, что журналистская работа служила просто прикрытием его  деятельности  в
качестве агента СИС в Бейруте. (54) Как и  всем  бывшим  офицерам  СИС,  ему
настоятельно рекомендовали поддерживать  связь  с  ведомством  и  передавать
полезную информацию. Но его  доступ  к  информации  СИС  ограничивался  лишь
неофициальными брифингами его ничего не подозревавших друзей. На  протяжении
всего пребывания Филби в Бейруте во главе СИС стоял  один  из  его  наиболее
ярых противников сэр Дик Уайт, бывший генеральный директор  МИ5,  который  с
1951 года ни на секунду не сомневался в том, что Филби  виновен.  В  Лондоне
дело Филби было возобновлено после измены сотрудника КГБ Анатолия  Голицына,
который бежал на Запад в декабре  1961  года  и  сообщил  новые  сведения  о
"пятерке". (55) Юрий Модин, выехавший из Лондона в 1958 году, посетил Бейрут
и предупредил Филби, чтобы тот  не  возвращался  в  Англию,  где  его  могут
арестовать. Кроме того, он хотел обсудить возможные  пути  бегства  Филби  в
Москву при чрезвычайных обстоятельствах. (56)
   Главную улику против  Филби  предоставила  в  1962  году  его  подруга  с
довоенных времен Флора Соломон, которая (правда, с опозданием) рассказала  о
том, как Филби пытался завербовать ее. Но  СИС  пришла  к  выводу,  что  без
признания Филби улик недостаточно для того, чтобы обеспечить успех процесса.
Поскольку СИС считала, что стоит только попытаться заманить Филби в  Лондон,
как он немедленно скроется, было принято решение выйти на  него  в  Бейруте.
(57) В последние два года пребывания  в  Ливане  Филби  находился  на  грани
срыва: то он начинал пить, то  находился  в  подавленном  состоянии.  Друзья
привыкли к тому, что он напивается в гостях, а  потом  его  несут  в  такси,
чтобы отправить домой. Третья жена Филби Элеонора рассказывала друзьям,  что
по ночам его мучили кошмары и он просыпался, крича что-то  неразборчивое.  В
январе 1963 года один  из  его  бывших  ближайших  друзей  по  СИС,  Николас
Эллиотт, бывший руководитель ливанского бюро, встретился с ним в Бейруте. Он
нашел Филби с перевязанной головой - результат падения на батарею  отопления
во время одного из запоев. Как позже вспоминал Эллиотт, он сказал Филби: "Ты
меня годами водил за нос! Но теперь-то ты мне выложишь всю правду, даже если
мне придется ее клещами из тебя тащить. А ведь когда-то я уважал тебя.  Боже
мой, как я тебя теперь презираю! Надеюсь, у тебя  еще  хватит  порядочности,
чтобы понять почему. " Филби признался, что он советский агент, и  рассказал
часть  всей  истории.  Несколько  дней  он  еще  колебался,  не  принять  ли
предложение Эллиотта об освобождении от судебной ответственности в обмен  на
полное признание, а потом  бежал.  Приехав  в  Москву,  он  сочинил  теорию,
которая с тех пор убедила не одного западного журналиста,  что  цель  миссии
Эллиотта заключалась не в том, чтобы получить  признание,  а  в  том,  чтобы
побудить Филби к бегству. Это было частью хитроумнейшего плана,  задуманного
в Уайтхолле, чтобы избежать публичного скандала. (58)
   Двенадцатилетний период с момента  отзыва  Филби  из  Вашингтона  до  его
бегства из Бейрута был всего лишь нелогичным и довольно затянутым эпилогом к
его предыдущей блестящей карьере  советского  агента.  Успехи  "великолепной
пятерки"  закончились  в  1951  году  после  бегства  Берджесса  и  Маклина,
разоблачения Кэрнкросса и увольнения Филби  из  СИС.  Однако  на  протяжении
большей части пятидесятых у КГБ был еще один агент в СИС. В 1953 году Джордж
Блейк возвратился из лагеря в Северной Корее  и  возобновил  работу  в  СИС,
первоначально под контролем Юрия Модина. Когда в 1954 году Модина не было  в
Лондоне, вместо него с Блейком работал Сергей Александрович Кондрашев.  Судя
по всему, Модин вновь стал оператором Блейка в 1955 году. (59)
   Первой крупной  операцией,  проваленной  Блейком,  была  операция  "Голд"
(Золото), задуманная как продолжение операции  "Силвер"  (Серебро),  которая
позволила  с  успехом  прослушивать  советские  телефонные  линии  в   Вене.
Предполагалось,  что  операция  "Голд"  будет  еще  более  масштабной,   чем
"Силвер". Планировалось вырыть тоннель длиной пятьсот метров  под  Восточным
Берлином для прослушивания  подземных  линий  связи,  идущих  из  советского
военно-разведывательного городка в Карлсхорсте. Детали плана обсуждались  на
совместном заседании СИС и ЦРУ  в  Лондоне  весной  1954  года,  на  котором
председательствовал Джордж Янг,  заместитель  начальника  СИС.  Американская
группа во главе с Биллом Харви, заведующим бюро ЦРУ в  Берлине,  согласилась
предоставить основную часть необходимой техники  и  взять  на  себя  большую
часть  расходов.  Англичане  же  вызвались   прорыть   тоннель.   Вместе   с
большинством других младших офицеров СИС, присутствовавших на  той  встрече,
Джордж Блейк остался запирать документы в сейф по окончании совещания.  (60)
Блейк получил назначение в Берлин в апреле 1955 года, через два месяца после
ввода тоннеля  в  эксплуатацию.  К  тому  времени,  когда  КГБ  инсценировал
"случайное" обнаружение  берлинского  тоннеля  в  апреле  1956  года,  объем
перехваченной информации был настолько велик, что  потребовалось  еще  более
двух лет, чтобы досконально  изучить  все  данные  перехватов.  В  одном  из
перехваченных сообщений говорилось, что  в  британской  разведке  в  Берлине
действует советский агент. Но лишь в 1961 году показания перебежчика помогли
установить, что этим агентом был Джордж Блейк. (61)
   За четыре года, проведенных им в Берлине, Блейк выдал многих английских и
американских агентов, в том числе и  генерал-лейтенанта  Роберта  Бялека  из
службы госбезопасности ГДР (ССД), который  в  1953  году  бежал  в  Западный
Берлин и жил там под вымышленным  именем.  Февральским  вечером  1956  года,
когда  он  выгуливал  свою  собаку,  его  втолкнули  в  машину,  отвезли   в
штаб-квартиру  ССД  в  Восточном  Берлине  и  казнили.  Блейк  также   выдал
подполковника Петра Попова из ГРУ, который в 1953 году стал  первым  крупным
агентом ЦРУ в советской разведке. В 1959 году, через несколько месяцев после
возвращения Блейка в Лондон, Попов был схвачен КГБ. (62) Тайный процесс  над
ним в актовом зале клуба  Дзержинского  состоялся  лишь  в  1963  году.  Все
выступления  на  суде,  в  том  числе  и  заявление  Попова,   были   хорошо
отрепетированы, и вся процедура заняла не более  двух  часов.  По  приговору
суда Попов был расстрелян. (63)
   Когда летом 1956 года в Лондон вернулся Николай Борисович Родин, вторично
назначенный на должность резидента КГБ, и вновь под псевдонимом Коровин,  он
сам взялся контролировать работу Блейка, предварительно встретившись с ним в
Голландии, куда Блейк смог выехать якобы для встречи с родственниками.  (64)
В  лондонской  резидентуре  к  тому  времени  числилось   целых   шестьдесят
сотрудников, которым приходилось работать в ужасной тесноте. Родин  вернулся
в Лондон в чине генерала КГБ (тогда еще это было редкостью в ПГУ).  Он  стал
еще более напыщенным, чем во время своей первой лондонской командировки, а о
его непопулярности среди сотрудников резидентуры буквальна  ходили  легенды.
Советский посол приходил на работу каждый день очень  пунктуально  и  уже  в
восемь утра сидел за рабочим столом. Родин же появлялся на службе не  раньше
обеда. Привозил его оперативный водитель КГБ, которого он превратил в своего
личного шофера. В посольстве он занимал просторный кабинет с  кондиционером,
окружил  себя  свитой  "придворных"  льстецов,  а  со   старшими   офицерами
резидентуры разговаривал снисходительным  барским  тоном.  В  1958  году  он
крупно поссорился с Юрием Модиным,  который  был  заместителем  резидента  и
начальником линии ПР (политическая разведка). Модин, прославившийся тем, что
осуществлял оперативное руководство  деятельностью  "великолепной  пятерки",
Джона Блейка и других агентов, был отозван из  Лондона,  за  что  он  затаил
глубокую личную обиду на Родина.  Это,  кстати,  чувствовалось  даже  в  его
лекциях, которые он читал в андроповском институте в  начале  восьмидесятых.
На своих занятиях на примере Родина  он  показывал,  как  нельзя  руководить
резидентурой. (65)
   Но зато Родин прекрасно умел работать с агентурой. На протяжении  четырех
лет он лично контролировал работу Джона Вассалла, шпиона  в  Адмиралтействе,
который являл собой классический образец никчемного  и  безвольного  мелкого
клерка, который, правда, имел доступ к весьма  ценным  сведениям.  (66)  Сам
Вассалл в своих мемуарах потом удивлялся, как это никому не пришло в голову,
что он, "явный гомосексуалист", может представлять угрозу для  безопасности,
когда в 1954 году его направляли в Москву для работы в  должности  клерка  в
аппарате   британского   военно-морского   атташе.   В   1955    году    его
сфотографировали  на  вечеринке  гомосексуалистов,   организованной   Вторым
главным управлением, и при помощи шантажа вынудили работать на КГБ.
   "В условленное время мне показали пачку фотографий, на которых я был снят
во время  той  вечеринки.  С  меня  хватило  двух-трех  фотографий.  От  них
становилось не по себе. Да, это был я, и засняли  меня,  когда  я  занимался
сексом в самых разных позах... Тут был и оральный, и анальный секс, и  самые
невероятные акты с разными мужчинами. "
   Незадолго до его возвращения  в  Англию  в  1957  году,  Вассаллу  выдали
минифотокамеру "Минокс", настолько миниатюрную, что она помещалась  в  пачке
сигарет,  и  объяснили,  как  ею  пользоваться.  Родин  вылетел  в   Москву,
представился Вассаллу как "Григорий" и договорился о встрече  в  Лондоне  на
станции метро "Финчли Роуд". На Вассалла он произвел  впечатление  "опытного
человека, сильной личности":
   "То,  что  наша  деятельность  классифицируется  как  шпионаж,  буквально
шокировало его, по крайней мере, он пытался убедить меня в этом.  Он  внушил
мне, что все передаваемые мной сведения будут использованы на благо мира,  и
в том, что я делаю, нет ничего предосудительного. "
   Вернувшись  в  Лондон,  Вассалл  сначала   работал   в   разведывательном
управлении Адмиралтейства, потом у парламентского секретаря  Адмиралтейства,
а затем в военном отделе  того  же  ведомства.  На  встречах  с  Родиным  на
протяжении почти четырех лет Вассалл  передал  тысячи  совершенно  секретных
документов  о  военно-морской  политике  Англии,  НАТО   и   о   разработках
военно-морских вооружений. Несмотря на презрительное отношение  к  Вассаллу,
Родин изо всех сил старался продемонстрировать  "искреннее  сочувствие".  По
словам  наивного  Вассалла,  "он  был  человеком  светским  и  с  пониманием
относился к моим чувствам. У нас  с  ним  было  довольно  много  общего.  Мы
говорили о путешествиях, живописи,  музыке,  человеческой  природе".  Родину
удалось убедить Вассалла, что ему нравились  их  "многочисленные  интересные
беседы" в дорогих ресторанах. Родин  старался  сделать  так,  чтобы  Вассалл
зависел от него в финансовом отношении. Он ему давал деньги, чтобы  тот  мог
жить, не стесняясь в средствах, в роскошной квартире на Долфин Сквер. (67)
   Вторая командировка Родина в качестве лондонского  резидента  закончилась
весьма внезапно  после  того,  как  польский  перебежчик  Михал  Голеневский
предоставил СИС и МИ5 сведения о Джордже  Блейке.  В  апреле  1961  года  по
указанию СИС  Блейк  был  отозван  с  курсов  арабского  языка  в  Ливане  и
арестован. Родин спешно вылетел в Москву, чтобы никогда  уже  не  вернуться.
(68) Блейка приговорили к рекордному сроку  тюремного  заключения  длиной  в
сорок два года, но через шесть лет его удалось вызволить из тюрьмы благодаря
совместным  усилиям  террориста  из  ИРА  и  двух  активистов   антиядерного
движения. Вассалл был разоблачен в 1962 году  и  приговорен  к  восемнадцати
годам тюремного заключения, из которых  он  отбыл  десять.  В  его  квартире
сотрудники МИ5 обнаружили миниатюрный фотоаппарат "Практика" для  переснятия
документов,  камеру  "Минокс"  и  фотографии  176  секретных  документов  на
35-миллиметровых кассетах, спрятанных в потайном ящике. (69)
   Вторая лондонская командировка Родина  в  качестве  легального  резидента
совпала с пребыванием в Великобритании Конона Трофимовича Молодыя, одного из
самых талантливых нелегальных резидентов  КГБ,  который  работал  совершенно
независимо от легальной резидентуры. (70) Молодый родился в  Москве  в  1922
году в семье видного  русского  ученого.  Когда  ему  было  семь  лет,  мать
отправила его жить к тетке в Беркли (штат Калифорния),  где  он  и  пошел  в
школу. В 1938 году вместо того, чтобы принять американское  гражданство,  он
решил вернуться в Советский Союз и во время войны поступил на службу в НКВД.
В 1954 году Молодый приехал по фальшивому  паспорту  в  Канаду,  где  достал
метрику умершего канадца финского происхождения Гордона Арнольда Лонсдейла и
присвоил себе его имя. В 1955  году  вновь  испеченный  канадский  гражданин
Лонсдейл приехал в Лондон, записался  на  курсы  китайского  языка  в  Школе
изучения стран Востока и Африки при Лондонском университете  и  на  средства
КГБ открыл собственное дело, став директором нескольких компаний по  прокату
музыкальных,  игральных  и  торговых  автоматов.   (71)   Как   он   пояснил
Гордиевскому, вернувшись девять лет спустя в Москву,  занятия  языком  много
сил не отнимали, поскольку он уже прилично владел китайским, хотя и  скрывал
это от преподавателей  и  сокурсников.  Среди  его  сокурсников  было  много
сотрудников  западных  разведслужб.  Для  того,  чтобы   завязать   с   ними
знакомства, Молодый и  поступил  на  курсы.  Потом  он  любил  вспоминать  в
разговорах в Центре, как один из сокурсников  как-то  сказал  ему:  "Гордон,
наверное, кроме нас с вами, остальные здесь все шпионы. " Молодый гордился и
своими предпринимательскими успехами. Он показывал  Гордиевскому  фотографию
изготовленного на одной из его фирм электронного замка, который в 1960  году
получил золотую медаль  на  выставке  Международной  организации  ассоциаций
изобретателей в Брюсселе. Очень скоро шпионская деятельность Молодыя перешла
на самоокупаемость и, несмотря на то, что ему приходилось  платить  огромные
суммы своим агентам, он еще приносил и существенную прибыль КГБ. Позж
 
 
е Молодый так сказал в беседе с советским журналистом: "Напомню: весь оборотный капитал и прибыль моих четырех фирм (а это миллионы фунтов стерлингов !), умножаемые каждый год не без моей помощи, были "социалистическим имуществом". Парадоксально, но факт!". (73) 
   К своим английским агентам Молодый относился с тем цинизмом, который  был
так характерен для профессионалов КГБ времен холодной войны:
   "Резидент, которого еще называют "шефом", если вербует агента,  по-нашему
"помощника", делает вид, что вовсе его не вербует, а просто покупает  нужную
информацию... А коготок у агента увяз, он из этого уже не вылезет. Агент тот
хорош,  кто  обладает  следующими  данными:  служит,  например,  в   военном
ведомстве на невысокой, но ключевой должности, дающей доступ  к  информации,
не выслуживается в старшие  офицеры,  носит  амплуа  неудачника  (не  сумел,
положим, окончить  академию  генерального  штаба,  так  как  болезнь  отняла
"лучшие годы"), любит  выпить  (а  это  дорого  стоит!),  имеет  слабость  к
женскому  полу  (что  тоже  недешево!),  критически   относится   к   своему
правительству и лояльно к правительству резидента. "
   Молодый признавал, впрочем,  что  было  бы  предпочтительно,  если  бы  у
агентов была "четкая идейная основа". Но, к сожалению, такие идейные агенты,
как, например, "великолепная пятерка" и Джордж Блейк, в послевоенной  Англии
стали "чрезвычайной редкостью": "Средний англичанин аполитичен и равнодушен:
ему совершенно наплевать, кто им правит и куда ведет страну, чем  хорош  или
плох "Общий рынок", его интересует собственный заработок, работа и чтоб жена
была довольна. "
   Так же  цинично  отзывался  Молодый  и  о  том,  что  разведчик  вынужден
довольствоваться случайным сексом вместо большого чувства:  "И  без  женщины
разведчику нельзя, и с нею тоже невозможно! Один мой  коллега,  намучившись,
поступил так. В Англию из Франции приезжали  на  языковую  практику  молодые
женщины, это называется "опэр" (на пару)... Главное их достоинство, с  точки
зрения моего  коллеги,  заключалось  в  том,  что  пребывание  их  в  стране
ограничивалось трехмесячным сроком. С этими молодыми и прекрасными дамами он
и появлялся на людях. Через три месяца: гуд бай, май диа гел! Адью,  сэр!  И
на память о замечательно проведенном времени невинный презент: то ли  шубка,
то ли колечко... " (74)
   Такое отношение Молодыя было весьма типичным для КГБ  при  Серове,  да  и
после  него.  Серов  был  категорически  против   использования   женщин   в
оперативной работе и считал, что их можно использовать только как приманку и
лишь иногда для вербовки других женщин. Серьезные предубеждения существовали
и против использования женщин на  кабинетной  работе.  Несмотря