да  на  маленьком
островке в Карибском бассейне, Гренаде, к власти пришел  прокубинский  режим
под руководством юриста марксиста-ленинца Мориса Бишопа. Секретные партийные
документы,  захваченные  в   ходе   американского   вторжения   1983   года,
окончательно прояснили марксистское мировоззрение Бишопа, которое, по словам
одного французского студента-революционера,  в  своей  нелепости  марксизмом
было только в применении к братьям-комикам Маркс.  Вот  что  говорил  Бишоп:
"Только подумайте, товарищи: как у нас в стране арестовывают людей.  Нам  не
надо ходить и собирать подписи. Вас арестуют, когда я  подпишу  ордер  после
консультации с комитетом по национальной безопасности  нашей  партии  или  с
вышестоящим партийным органом. Но после того, как я его подпишу,  хотите  вы
этого или нет, для вас все  кончено.  "  После  некоторых  колебаний  Москва
вскоре оказала  Гренаде  широкомасштабную  военную  помощь,  отчасти  и  под
давлением Кубы. Один из гренадских генералов Хадсон Остин в начале 1982 года
направил Андропову письмо, в котором благодарил его  "еще  раз  за  огромную
помощь вашей партии и правительства нашим вооруженным силам", и  просил  его
организовать подготовку 4 сотрудников разведслужбы Гренады. (77)
   Более значительным событием, чем захват Бишопом власти на Гренаде в марте
1979 года, стало изгнание из Никарагуа жестокой  коррумпированной  диктатуры
Сомосы Сандинистским освободительным фронтом 4 месяца  спустя.  Несмотря  на
поддержку Кубы и страстную риторику Леонова, Москва не  сразу  бросилась  на
помощь  сандинистам.  Хотя  Кремль  благожелательно  отнесся   к   поддержке
сандинистов советскому вторжению в Афганистан и с удовлетворением  прослушал
никарагуанский национальный гимн, в котором янки  фигурировали,  как  "враги
человечества",  Кремль  еще  два  года  питал  надежды,  что  маленькая,  но
ортодоксальная Коммунистическая  партия  Никарагуа  сменит  неортодоксальных
сандинистов в системе политической власти нового режима. К концу  1981  года
Фидель Кастро и сообщения КГБ наконец убедили Кремль в том,  что  сандинисты
были  настоящими  революционерами,  которые  пойдут   путем   Кубы,   тропой
Советского Союза. При советской и кубинской поддержке  сандинисты  увеличили
свою национальную армию за шесть лет с 5 тысяч до  119  тысяч  человек,  тем
самым став одной из крупнейших военных держав  за  всю  историю  Центральной
Америки. (Несмотря на американскую поддержку силы  контрас,  даже  по  самым
оптимистичным оценкам, никогда не превышали 20. 000 человек).  Центр  быстро
заключил с Манагуа соглашение о разведслужбах и направил туда  представителя
20 отдела для установления связей с "нашими никарагуанскими друзьями" (так в
КГБ называли дружественные разведслужбы). (78) По свидетельству  перебежчика
из  никарагуанской  разведслужбы  Мигеля   Боланьоса   Хантера,   директором
никарагуанской службы безопасности был офицер кубинской ДГИ, работающий  под
псевдонимом Ренан Монтеро. Центр предоставил никарагуанцам 70  советников  и
построил им школу государственной безопасности. (79)  В  ответ  никарагуанцы
предоставили КГБ 4 базы электронной разведки. (80)
   Бешенство,  с  которым   администрация   Рейгана   восприняла   революцию
Никарагуа, сыграло лишь на руку сандинистам  и  Московскому  центру.  Помощь
Соединенных  Штатов  контрас,  а  также  выплывшее  наружу  участие  ЦРУ   в
минировании никарагуанских портов  1984  года  и  уничтожение  нефтехранилищ
Коринто заставили всех забыть  о  нарушении  прав  человека  сандинистами  и
бесхозяйственности.  Эти  инциденты  лишь  подняли  волну   антиамериканских
настроений в Латинской  Америке  и  за  ее  пределами.  Сандинисты  получили
международную поддержку в своей борьбе  против  американского  империализма.
Несмотря на свою личную популярность, Рейган  так  и  не  сумел  убедить  ни
конгресс, ни американскую общественность  продолжить  финансирование  борьбы
контрас. (81) Официально  помощь  США  контрас  прекратилась  в  1984  году.
Попытки продолжить эту  помощь  неофициально  ввергли  Белый  дом,  к  вящей
радости Московского  центра,  в  затяжную  печальную  комедию  со  скандалом
"Иран-контрас". А в это время в Центре Николай Леонов купался в лучах славы,
исходящей из Центральной  Америки.  Его  точное  указание  в  1979  году  на
наиболее перспективный для  расширения  деятельности  КГБ  регион,  а  также
первый шумный успех с Кастро привел к повышению его в 1983 году на должность
заместителя начальника ПГУ по операциям КГБ в Северной и Южной Америке. (82)
   Разведывательное сотрудничество между СССР и Кубой продолжало расширяться
как в сферах агентурной, так и электронной разведки. В середине 1970-х годов
значительно расширилась совместная база электронной разведки  КГБ  -  ГРУ  в
Лурдесе, расположенная менее  чем  в  ста  милях  от  побережья  Соединенных
Штатов. В 1983 году президент Рейган назвал ее крупнейшей в мире -  "многими
акрами  переплетенных  в  тугой  клубок  антенн  и  датчиков".   По   данным
совместного доклада Госдепартамента и Министерства обороны США, в 1985  году
на Лурдесе работало около 2. 100  советских  техников:  "С  этого  ключевого
поста прослушивания Советы следят за коммерческими американскими спутниками,
связью военных и торговых судов, а также космическими  программами  НАСА  на
мысе Канаверал. С Лурдеса Советы могут прослушивать и телефонные разговоры в
Соединенных Штатах. " (83)
 
   X X X
 
   В середине 70-х годов у КГБ появилось две новые заботы в Западной Европе.
Во-первых, Европейское Сообщество  (ЕС).  До  1976  года  резидентам  КГБ  в
Западной Европе говорили, что в отличие от отдельных стран ЕС как таковое не
представляло особого интереса для Центра, разве что разведданные по  крупным
политическим вопросам были достойны  внимания.  Однако  взгляды  ПГУ  сильно
изменились после того, как в декабре 1975 года премьер-министр  Бельгии  Лео
Тиндеманс выступил с докладом в Европейском Сообществе. В своем  выступлении
Тиндеманс  призвал  Совет  министров  ЕЭС  покончить  с   "шизофреническими"
противоречиями между экономической интеграцией Сообщества и его политической
фрагментацией. Он потребовал от  ЕС  общей  оборонной  стратегии  и  внешней
политики. Значение доклада  Тиндеманса  еще  более  усилилось  с  признаками
растущего интереса Китая к делам Европейского Сообщества.  В  сентябре  1975
года в ЕС был  аккредитован  первый  посол  Китайской  Народной  Республики,
который немедленно начал вести с ним торговые переговоры. (84)
   К лету 1976 года  Крючков  пришел  к  выводу,  что  доклад  Тиндеманса  и
китайская деятельность в Брюсселе свидетельствовали об опасном антисоветском
заговоре. В июле 1976 года циркуляр за его подписью (что само по  себе  было
уже  немало)  потребовал  от  резидентов  "задействовать   все   оперативные
возможности" и срочно собрать как можно больше разведданных о  политике  ЕС.
Крючков  указывал,   что   существовала   реальная   опасность   превращения
Европейского Сообщества в "военно-политический блок, который  может  попасть
под влияние агрессивных и реваншистских сил". Европейское Сообщество и Китай
уже сколачивали антисоветский альянс. Месяцем позже Центр разослал еще  один
более подробный циркуляр  по  растущей  угрозе  со  стороны  ЕС,  в  котором
значительно преувеличивались  как  темпы  политической,  так  и  возможности
военной интеграции. ПГУ явно опасалось злокозненного доклада  Тиндеманса,  в
котором особый упор делался на  следующий  вывод:  "Европейский  союз  будет
нестабильным до тех пор,  пока  не  выработает  общую  оборонную  политику".
Циркуляр августа 1976 года подчеркивал, что главной целью Сообщества  отныне
был "подрыв внешней политики социалистических государств".  "Правящие  круги
ЕС" якобы искали и возможности подорвать социалистическую систему изнутри.
   Поддержка европейской интеграции американцами также указывала на то,  что
весь процесс был частью антисоветского заговора, и на протяжении  нескольких
последующих лет Московский центр неустанно  твердил  об  этом  резидентурам.
Циркуляр,  разосланный  весной  1977  года,  даже  планы  прямых  выборов  в
европейский парламент, предстоящих в следующем году, расценивал  как  угрозу
Советскому  Союзу,  поскольку  они   должны   были   ускорить   политическую
интеграцию.  В  циркуляре  указывалось,  что   Сообщество   превратилось   в
"координированный  центр  для  коллективных  экономических,  политических  и
идеологических  действий,  нацеленных  на  подрыв  международного   престижа
Советского Союза и других стран социалистического содружества. "
   Чтобы  точнее  раскрыть  природу  антисоветского  заговора   ЕС,   срочно
требовался доступ к его секретным документам. А  раздобыть  такие  документы
было возможно только после создания "надежной агентурной базы" в руководящих
органах Сообщества. Резиденты во всех странах ЕС получили указание назначить
старшего сотрудника КГБ, обычно заместителя резидента по ПР, для координации
операций  против  Сообщества.  Наиболее  перспективными   учреждениями   для
вербовки своих  сотрудников  Центр  считал  Европейский  колледж  в  Брюгге,
Европейский университет во Флоренции и Европейский  институт  в  Амстердаме.
ПГУ полагало, что студенты-отличники из этих институтов смогут в  дальнейшем
стать бесценными источниками информации. Но, помимо этих шпионских страстей,
у  сотрудников  резидентур,  координирующих   операции   против   ЕС,   было
полным-полно рутинной работы. Так, им приходилось регулярно посылать в Центр
телефонные справочники ЕС, списки дипломатов и журналистов,  аккредитованных
в  Европейском  Сообществе,  и  подробные  данные  по  всем  чиновникам  ЕС,
посещающим Советский Союз. Центр также подчеркивал  необходимость  "активных
действий" для того,  чтобы  замедлить  европейскую  интеграцию  и  отсрочить
прямые выборы в  Европарламент.  Резидентурам  было  поручено  разместить  в
прессе  статьи,  акцентирующие  противоречия  между   странами   -   членами
Сообщества и между самим  ЕС,  Соединенными  Штатами  и  Японией.  Некоторые
циркуляры по-прежнему  указывали  на  опасность  формирования  ЕС  и  Китаем
антисоветского блока.
   Несмотря на периодические конфликты между странами - членами ЕС и  полным
провалом  концепции  Тиндеманса  об  общей  оборонительной  политике,  Центр
по-прежнему беспокоила грядущая европейская интеграция. Эта тема не  сходила
со страниц циркуляров до ухода Гордиевского из КГБ и, вне всякого  сомнения,
после него. Так, циркуляр, разосланный весной  1984  года  Виктором  Грушко,
заместителем начальника ПГУ по Западной Европе,  еще  раз  вылил  на  головы
резидентов ушат теорий заговоров, разработанных в 1976 году. Грушко сообщал,
что укрепляющееся сотрудничество между Китаем  и  ЕС  вызывало  "тревогу"  в
Центре. ЕС строило далеко идущие планы по подрыву международного престижа  и
политического  единства  стран  социалистического  лагеря;  "особую  угрозу"
представляли планы "реакционных групп",  нацеленные  на  военную  интеграцию
европейских  стран.  Так  что  во  всех  своих  аспектах,  заключал  Грушко,
"интеграция  Западной  Европы  противоречит  интересам   Советского   Союза"
Политбюро (на  жаргоне  КГБ,  "Инстанция")  считало  ЕС  "одним  из  главных
объектов разведывательной работы". (85)
   То, что к началу 80-х годов Европейское Сообщество в глазах КГБ  получило
практически тот же статус, что и основные противники  -  Соединенные  Штаты,
НАТО и Китай, - можно считать свидетельством значительного прогресса на пути
европейской интеграции со времени подписания Римского  договора  1957  года,
как ни иронично это звучит.  Несмотря  на  огромное  количество  информации,
имеющейся в Центре по Европейскому Сообществу (в котором,  однако,  не  было
столь важных секретов, как  в  отдельных  странах-членах),  Центр  оставался
недовольным ее качеством. Он по-прежнему бранил лондонскую  и,  вне  всякого
сомнения, другие западноевропейские  резидентуры  за  "неудовлетворительное"
качество операций против ЕЭС. Резидентурам было поручено, "в соответствии  с
указанием тов. Крючкова", активизировать проникновение агентов и все  другие
формы разведывательной работы в Европейском Сообществе. Однако  недовольство
Центра отражало не малое количество разведданных по ЕС, а скорее, отсутствие
подтверждения собственных теорий о кознях Запада. Когда Центр так и не  смог
получить подробных отчетов о брюссельском заговоре  для  подрыва  государств
Восточной Европы, он сделал вывод, что заговоры  такие  все  же  существуют,
просто резидентуры не справляются  с  задачей.  Крючков  постоянно  требовал
"большей  инициативы"  в  активных  действиях  по   замедлению   европейской
интеграции. (86)
 
   X X X
 
   Второй главной  заботой  Центра  в  Европе  в  середине  70-х  годов  был
арктический  регион  -  архипелаг  Свальбард  (который   включает   в   себя
Шпицберген), а также Баренцево море. Хотя, в соответствии  со  свальбардским
договором 1920 года, подписанным 39 странами, его территория  находится  под
норвежской юрисдикцией, все участницы договора имеют право  на  эксплуатацию
его экономических и природных ресурсов.  Растущий  интерес  стран  Запада  к
нефтяным и газовым месторождениям Свальбарда после нефтяного кризиса 1973-74
годов казался Центру большой стратегической угрозой. Опасения, что  нефтяные
вышки в Свальбарде и Баренцевом море могут быть оборудованы устройствами для
наблюдения за  кораблями  и  подводными  лодками  Северного  военно-морского
флота, лишь осложняли проблему советско-норвежской границы в Баренцевом море
и привели к созданию зимой 1975-76 годов советской межведомственной комиссии
в  Арктике  под  председательством  Н.  А.  Тихонова,  первого   заместителя
Председателя  Совета  Министров.  Крючков  также   играл   важную   роль   в
деятельности этой комиссии.
   Сбор разведданных по Норвегии и Арктике считался  настолько  приоритетной
задачей, что проходил под личным контролем Андропова. (87)
   Ко времени образования межведомственной комиссии у Центра в Норвегии было
два очень крупных козыря: одна козырная дама, которая уже подходила к  концу
в своей долгой карьеры агента КГБ, и второй - метивший  в  козырные  короли.
Первый агент - Гунвор Галтунг Хаавик была  пожилой  секретаршей  норвежского
министра иностранных дел, которая га 30 лет до этого  влюбилась  в  русского
военнопленного Владимира Козлова. Во время германской оккупации  в  Норвегии
она работала медсестрой в больнице и выхаживала Козлова, а потом помогла ему
перебраться в Швецию. В  1947  году  госпожу  Хаавик  направили  работать  в
норвежское посольство в Москве, где она возобновила свои встречи с Козловым.
Козлов к тому времени уже женился, и  МГБ  его  использовало  как  приманку.
Затем, по давно отработанному сценарию, в 1950 году ее начали  шантажировать
и заставили работать на МГБ, дав ей кодовое имя  "Вика".  В  1956  году  она
вернулась в Норвегию  с  уже  новым  кодовым  именем  "Грета"  и  продолжала
получать послания от Козлова и деньги от ее  операторов.  За  27  лет  своей
работы на советскую разведку она более  250  раз  встречалась  с  8  разными
операторами и передала им  тысячи  секретных  документов.  (88)  Гордиевский
впервые узнал о ее существовании во  время  своей  работы  в  Копенгагене  в
середине 70-х годов и предупредил о ней СИС. (89)
   Норвежская служба безопасности арестовала Хаавик к вечеру 27 января  1977
года, когда она передавала  документы  ее  тогдашнему  оператору  Александру
Кирилловичу Принципалову  на  одной  из  темных  улочек  в  пригороде  Осло.
Принципалов затеял было драку,  но  затем  заявил  о  своем  дипломатическом
иммунитете и был отпущен на все четыре стороны. В  кармане  у  него  остался
конверт с двумя тысячами крон в стокроновых банкнотах, предназначавшихся для
Хаавик. На протяжении нескольких часов после ареста, Хаавик твердила лишь  о
своей любовной связи с Козловым, которому она якобы передавала письма  через
советских дипломатов. Затем она замолчала, немного подумала  и  заявила:  "А
сейчас я скажу правду. Я почти 30 лет была русской шпионкой". Через  полгода
она умерла в тюрьме от инфаркта еще до суда. (90)
   В 1978 году Третий отдел передал Филби вычищенное дело Хаавик, в  котором
даже имени ее и национальности не было. Проанализировав дело, Филби пришел к
выводу, что единственным возможным  объяснением  ареста  агента  был  шпион,
прокравшийся в КГБ. После  публичного  прочтения  доклада  Филби,  начальник
Третьего отдела Виктор Федорович Грушко сообщил  своим  сотрудникам:  "Итак,
если Филби прав, у нас в отделе работает предатель!" К  счастью,  Грушко  не
стал развивать эту тему. На встрече присутствовал и Олег  Гордиевский.  И  в
первый раз со времен своей далекой  юности  он  страшно  боялся  покраснеть.
Потребовалась вся его воля, чтобы краска не залила его щеки:  Филби  слишком
близко подобрался к нему. (91)
   Во время допросов  Хаавик  у  норвежской  службы  безопасности  создалось
впечатление, что в последние месяцы КГБ не очень-то интересовался ею.  Тогда
появилось подозрение, не находившее своего подтверждения несколько лет,  что
у КГБ был еще более важный агент в  норвежском  МИДе.  У  норвежской  службы
безопасности был еще один неприятный  сигнал.  Однажды  услышали,  как  жена
молодого офицера КГБ в Осло Владимира Ивановича Жижина спрашивала его вскоре
после ареста Хаавик, не случилось  ли  чего.  В  ответ  Жижин  жизнерадостно
ответил: "Да нет, могло быть и хуже!" (92)
   Самый главный агент центра в Норвегии, Арне  Трехольт,  был  из  того  же
теста, что и Жорж Пак и Хью Хэмблтон. Он  пал  жертвой  своего  тщеславия  и
неуемных амбиций КГБ. Этому смазливому  и  самовлюбленному  типу  к  моменту
ареста не было и 35 лет. Он был женат на  телезвезде  (его  вторая  жена)  и
высоко  стоял  в  норвежской  рабочей  партии.  В  университете  он   изучал
политологию,  и  похоже,  на  сотрудничество  его   подтолкнул   собственный
антиамериканизм. В конце 60-х годов Трехольт принимал участие в  организации
кампании против военной хунты, захватившей власть в Греции, как  он  считал,
при американской поддержке. Трехольт стал помощником видного специалиста  по
международному праву Йенса Эвенсена, который выступал  обвинителем  по  делу
хунты в Европейском суде.
   Резидентура в Осло заметила Трехольта и начала его аккуратно  обхаживать.
Похоже,  что  процесс  вербовки  Трехольту  страшно  нравился.  Позднее   он
вспоминал: "Для меня устраивали шикарные  обеды,  на  которых  мы  обсуждали
норвежскую и международную политику. " Первым офицером, ведущим Трехольта с
   1968 по 1971 год, был Евгений Беляев. Он же постепенно и убедил Трехольта
принять деньги за малозначительную информацию. Вскоре перед своим отъездом в
Москву в 1971 году  на  прощальном  обеде  в  ресторане  "Кок  Д'Ор"  Беляев
познакомил Трехольта  с  его  следующим  оператором,  Геннадием  Федоровичем
Титовым, который был резидентом КГБ в Норвегии с 1972 по 1977 год. В  Центре
у  Титова  было  прозвище  "Крокодил".  Коллеги  его  очень  не  любили,   а
подчиненные, за  исключением  небольшой  группы  протеже,  боялись.  Правда,
начальство относилось к Титову благосклонно. Гордиевскому он запомнился  как
самый неприятный и беспринципный офицер КГБ.
   Титов родился в 1932 году в Карелии.  Когда  Титову  было  лет  пять  или
шесть, его отца расстреляли. В стране бушевал "Великий  Террор".  Сам  Титов
вырос среди шпаны и с младых ногтей впитал в себя уличную мораль. К большому
его удивлению,  несмотря  на  такую  биографию,  Титова  все  же  приняли  в
Ленинградский военный институт КГБ в 1955 году. А уж там он  старался  своим
рвением замыть пятна в биографии. Самым большим  его  талантом,  который  он
применял и в отношениях с начальством и с агентами, была необузданная лесть.
Ею-то он  и  подкупил  и  Трехольта,  и  Крючкова.  Трехольту  он