исключительно, партией мелкобуржуазной ориентации; более того, она
никогда не отказывалась от притязаний привлечь к  себе  и  представлять  все
слои  населения,  в  том  числе  рабочих,  вначале  мало  податливых  на  ее
пропаганду. Избирательными успехами она была обязана  не  только  социальным
требованиям и намеренно туманным экономическим целям своей программы.  Столь
же привлекательными оказались националистические и антисемитские пункты этой
программы, а также стиль ее  политики,  отвечавший  эмоциям  людей  из  всех
социальных слоев. Многих привлекала к НСДАП не ее программа, а внешний образ
этой  партии,  отождествляемый  с  силой,  сплоченностью   и   специфической
мужественностью. В особенности это касается молодежи мужского пола. В  самом
деле,  часто  упускают  из  виду,  что  НСДАП,  подобно  НФП   (Национальной
фашистской партии Италии)  и  другим  фашистским  движениям,  была  в  своем
активном ядре чисто мужским  союзом,  представлявшим  привлекательные  в  то
время  добродетели  -  товарищество,  юность   и   подчеркнуто   солдатское,
агрессивное поведение.
     Столь   же   односторонним   и   столь   же   неверным,    как    тезис
мелкобуржуазности, был другой взгляд, распространенный в то время и  даже  в
наши дни, согласно которому  НСДАП  представляла  собой  не  что  иное,  как
орудие, оплачиваемое  и  направляемое  ведущими  промышленниками!",  в  этом
утверждении, высказанном некоторыми марксистскими теоретиками фашизма,  есть
и доля правды, поскольку НСДАП, как и другие партии, получала  от  отдельных
промышленников  пожертвования,  отчасти  покрывавшие   весьма   значительную
стоимость ее пропагандистских и избирательных кампаний. Но о  размерах  этих
пожертвований до сих пор нет надежных и достаточно полных  данных.  Впрочем,
многое говорит за то, что "самофинансирование" НСДАП, т. е.  поступления  от
членских взносов  и  входных  билетов  на  различные  национал-социалистские
мероприятия,  было  значительнее,  чем  пожертвования^.   Напротив,   твердо
установлено, что вклады промышленности были скорее следствием, чем  причиной
избирательных успехов национал-социалистов.
     Для подъема национал-социализма решающее значение  имели  не  кризисные
явления в экономике и в общественной жизни, не восприимчивость  значительной
части мелкой буржуазии и  не  готовность  отдельных  ведущих  промышленников
оказывать  НСДАП  материальную  поддержку  -  гораздо  важнее  были   ошибки
нефашистских и антифашистских общественных сил и партий Германии.
     Коммунистическая партия Германии (КПГ) и Социал-демократическая  партия
Германии (СДПГ)  оказались  неспособны  извлечь  уроки  из  ошибок  братских
итальянских партий, безуспешно  пытавшихся  помешать  подъему  и  приходу  к
власти фашизма16. И хотя они могли  и  должны  были  знать  по  итальянскому
опыту, что ждет их в случае победы фашизма,  обе  немецкие  рабочие  партии,
глубоко  враждебные  друг  другу,  не  сумели  преодолеть   разделявшие   их
программные различия и построить единый оборонительный фронт против фашизма.
Исходя из чисто функционального  определения  фашизма,  лидеры  КПГ  считали
"фашистскими" не только все буржуазные партии1 и правительства, но даже СДПГ
и боролись против  них  под  этим  лозунгом.  Они  оправдывали  такую  линию
авантюристическим, хотя и формально логичным  доводом,  будто  буржуазные  и
социал-демократические   политики,   защищая    парламентско-демократическую
систему, по меньшей мере косвенно поддерживают  капитализм.  "Социал-фашизм"
СДПГ отличается от "национал-фашизма" НСДАП, говорили они, лишь применяемыми
методами. Если "национал-фашизм" выступает как прямая агентура капитала,  то
"социал-фашисты"   своей   приверженностью   к   парламентской    демократии
поддерживают капитализм косвенным образом, поскольку демократия - всего лишь
замаскированная  по  необходимости  форма   капиталистического   господства.
Несмотря  на  некоторые  призывы  к  единому  фронту,   адресованные   почти
исключительно не  к  руководству,  а  к  рядовым  членам  СДПГ  и  Всеобщего
объединения германских профсоюзов (ВОГП) и имевшие целью  в  конечном  счете
лишь побудить их перейти в КПГ и подчиненные ей организации,  КПГ  не  могла
решиться ни на защиту демократии, ни на  совместные  действия  с  СДПГ.  КПГ
чувствовала себя достаточно сильной, чтобы бороться и с СДПГ, и с НСДАП. При
этом она колебалась между чисто насильственной тактикой  под  лозунгом  "Бей
фашиста, когда  его  увидишь!"  и  стремлением,  переняв  националистические
требования, побудить сторонников  НСДАП  к  переходу  в  КПГ.  Эта  тактика,
названная по имени перешедшего из НСДАП в КПГ лейтенанта  рейхсвера  "курсом
Шерингера",  увенчалась  провозглашенной  в   1930   году   коммунистической
"Программой национального и социального  освобождения  германского  народа".
Эта националистическая "стратегия объятий" и тезис "социал-фашизма"  привели
даже к  тому,  что  КПГ  заключала  некоторые  частичные  и  кратковременные
соглашения с НСДАП.  Так  обстояло  дело  в  случае  референдума,  совместно
организованного обеими партиями летом 1931 года, который привел  к  роспуску
прусского ландтага и к падению социал-демократического  правительства  земли
Пруссия; и точно так же - при забастовке рабочих  Берлинского  транспортного
общества осенью 1932 года17.
     Социал-демократы видели  в  таких  явлениях  дополнительное  оправдание
своих  сомнений,  следует  ли  начинать  серьезные  переговоры  о  союзе   с
коммунистами,  поскольку  и  .национал-социалисты,  и  коммунисты  одинаково
стремились разрушить созданную и защищаемую ими демократию. Они полагались в
своей защите на убедительность своих аргументов, которые они пытались -  без
особого успеха - противопоставить национал-социалистской пропаганде, а также
на завоеванные и укрепленные ими политические позиции. К их числу  относился
прежде   всего   руководимый   социал-демократами   союз    "Государственный
черно-красно-золотой флаг" ("Reichsbanner Schwarz-Rot-Gold"),  насчитывавший
2 миллиона членов и составлявший противовес СА. Если бы  национал-социалисты
попытались насильственно захватить власть, по примеру итальянских  фашистов,
этот союз должен был прийти на помощь полиции, которая - по крайней  мере  в
Пруссии - находилась под влиянием СДПГ. Но когда рейхсканцлер фон  Папен  20
июля 1932 года, явно нарушив закон, сместил  руководимое  социал-демократами
правительство  земли  Пруссия,   не   встретив   при   этом   сопротивления,
антифашистская концепция СДПГ потеряла свою  опору.  "Союз  государственного
флага" ни разу - ни 20 июля 1932 года, ни 30  января  1933  года  -  не  был
приведен в действие. Это отступление без борьбы указывает на фундаментальную
ошибку в антифашистской стратегии СДПГ. При защите демократии она  применяла
только демократические методы и  ошибочно  рассчитывала,  что  и  противники
демократии в правых  партиях,  в  чиновничестве,  в  экономике  и  в  армии,
несмотря на свою  открытую  враждебность  республике,  будут  придерживаться
демократических правил игры. Она слишком поздно и слишком слабо  реагировала
на тот факт, что и другие демократические партии Веймарской  республики  шаг
за шагом разоружались и покидали демократию. Чтобы  "избежать  худшего",  то
есть захвата власти фашистами, который они боязливо представляли себе лишь в
насильственной форме путча по итальянскому  образцу,  социал-демократические
лидеры допустили в конечной фазе  Веймарской  республики  посягательства  на
социальные завоевания  1918  года  и  даже  терпели  выхолащивание  основных
демократических прав и свобод. Так и возник  тот  "вакуум  власти",  который
национал-социалисты смогли использовать для своего захвата власти".
     Но, конечно, эта критика антифашистской стратегии  КПГ  и  СДПГ  никоим
образом  не  оправдывает  поведение  лидеров  буржуазных  партий,  а   также
представителей армии, промышленности и сельского хозяйства.  Эти  силы  были
ответственны  не  только  за  строго  дефляционную  экономическую  политику,
увеличивавшую безработицу с ее опустошительными социальными и  политическими
последствиями, но также и  за  политический  курс  кабинетов  Брюнинга,  фон
Палена и фон Шлейхера, которые, не  располагая  парламентским  большинством,
подрывали  конституцию  и  постепенно  разрушали  и   без   того   непрочную
демократическую систему. И хотя на выборах в рейхстаг  6  ноября  1932  года
НСДАП потеряла 34 места и оказалась в кризисе, который мог бы привести к  ее
упадку, по инициативе руководящих деятелей германской крупной промышленности
и сельского хозяйства и  при  поддержке  некоторых  политиков  из  окружения
президента фон Гинденбурга был свергнут  рейхсканцлер  фон  Шлейхер  и  было
образовано коалиционное правительство во главе с Адольфом Гитлером.

       "Третий рейх"

     В кабинет, законным образом сформированный 30 января 1933  года,  кроме
самого Гитлера, входило всего два других национал-социалиста: Вильгельм Фрик
стал министром внутренних дел, а Герман Геринг был  назначен  министром  без
портфеля,  но  одновременно  в  качестве  министра  внутренних  дел  Пруссии
распоряжался полицией этой  крупнейшей  из  германских  земель.  Сверх  того
национал-социалисты,  со  своей  миллионной  партией  и  организованными  по
военному образцу, отчасти вооруженными подразделениями СА и СС,  располагали
такими средствами власти, с которыми и до 30 января  1933  года  едва  могли
справиться демократические правительства  и  местные  власти.  Поэтому  были
более  чем  близоруки,  а  в  свете  итальянского  опыта  просто  несерьезны
намерения консервативных партнеров Гитлера  интегрировать  и  контролировать
массовое движение НСДАП, передав  национал-социалистским  фюрерам  вместе  с
руководством  полиции   значительную   часть   государственной   власти.   В
действительности национал-социалисты воспользовались переданной им 30 января
1933 года властью, чтобы с  помощью  своих  партийных  организаций  подавить
политических  противников  и   вытеснить   консервативных   партнеров.   Так
называемый "захват власти" национал-социалистами был не единичным  актом,  а
процессом, впрочем, в основном завершившимся в  течение  каких-нибудь  шести
месяцев. Итальянским фашистам для этого понадобилось более шести лет19.
     Сразу же после назначения Гитлера рейхсканцлером был распущен  рейхстаг
и объявлены новые выборы.  В  последовавшей  за  этим  избирательной  борьбе
национал-социалисты   могли    не    только    использовать    пожертвования
промышленников - излившиеся теперь мощным  потоком  -  но  и  без  стеснения
эффективно  использовать  свою  позицию  силы.  Для  этого  они  располагали
средствами  -  государственной  властью  и  партийной  армией,  к  тому   же
наполовину принявшей государственный характер. В Пруссии двумя приказами (11
и 22 февраля) 40000 штурмовиков и эсэсовцев были включены во вспомогательную
полицию. 17  февраля  Геринг  потребовал  от  них  безжалостно  преследовать
политических противников, применяя  огнестрельное  оружие.  В  ночь  поджога
рейхстага (27 февраля 1933  года),  в  котором  обвинили  коммунистов,  были
арестованы  тысячи  коммунистических  активистов  по  заранее   составленным
спискам. Днем позже  эта  беспримерная  волна  арестов  была  задним  числом
"легализована" так называемым "Распоряжением рейхспрезидента о защите народа
и   государства",   вследствие   чего   потеряли   силу   важнейшие   права,
гарантированные Веймарской конституцией. Тем самым члены КПГ были фактически
поставлены вне закона, хотя их партия могла еще принять участие в выборах  в
рейхстаг 5 марта. Она получила  81  место,  но  13  марта  ее  мандаты  были
аннулированы.
     На  этих  выборах  в   рейхстаг,   которые   вследствие   преследований
коммунистов и социалистов уже нельзя было считать свободными, НСДАП получила
43,9% поданных  голосов.  Таким  образом,  национал-социалисты  не  добились
абсолютного большинства, к которому стремились. Поэтому для них было большим
пропагандистским и политическим успехом,  когда  "Черно-бело-красный  боевой
фронт", возникший из объединения Германской национальной народной  партии  и
"Стального шлема" и получивший 8% голосов,  согласился  поддержать  Гитлера.
Террор против коммунистов и социалистов продолжался, штурмовики  и  эсэсовцы
отправляли их в "дикие" концентрационные лагеря, где их избивали  и  нередко
пытали до смерти - при невмешательстве государственных учреждений,  полиции,
правосудия и рейхсвера; и одновременно с этим  продолжалось  систематическое
подчинение  и  устранение  политических  противников  и   союзников   НСДАП.
Немедленно после выборов в рейхстаг 5 марта  все  правительства  земель,  не
возглавляемые национал-социалистами, были смещены и на их  место  поставлены
так называемые рейхскомиссары. 31  марта  был  издан  закон  "о  равноправии
земель и рейха", по  которому  парламенты  земель  были  сконструированы  по
результатам выборов в рейхстаг 5 марта без всяких местных выборов. За восемь
дней до этого, 23 марта, "закон о прекращении народного  и  государственного
бедствия" фактически устранил  рейхстаг,  поскольку  национал-социалистскому
правительству предоставлялось право издавать законы без согласия и даже  без
участия рейхстага и государственного совета. Этот "закон о полномочиях"  был
принят квалифицированным большинством в две  трети,  так  как  его  отвергли
только еще не арестованные и  не  бежавшие  депутаты  социал-демократической
партии. После унификации и  очистки  парламента  законом  о  "восстановлении
корпуса гражданских служащих" от 7 апреля были изгнаны  из  всех  учреждений
политические противники и те евреи, которые не  пользовались  защищавшим  их
некоторое время статусом членов "Фронта". 2 мая были распущены профсоюзы, их
здания  захвачены,  а  их   имущество   было   в   конце   концов   передано
национал-социалистскому "Германскому рабочему фронту". 22  июня  была  также
запрещена СДПГ и арестованы ее деятели, которые  не  сидели  еще  в  "диких"
концентрационных лагерях или не эмигрировали. После того как в июне  и  июле
все еще остававшиеся буржуазные партии самораспустились, закон  от  14  июля
1933   года   объявил   НСДАП   единственной   партией    Германии.    Этими
террористическими и псевдолегальными методами, применяемыми сверху и  снизу,
более или менее завершился процесс захвата власти.
     С этого времени кроме НСДАП только армия и  церковь  обладали  еще,  по
крайней мере потенциально, политической и моральной властью.  Хотя  оба  эти
учреждения никогда не были полностью унифицированы, они были в  значительной
мере лишены влияния. Армия уже разделила вину и объективно стала  сообщницей
насильственной власти национал-социалистов, хотя бы  своим  благожелательным
нейтралитетом во  время  их  террористического  похода  против  политических
противников и своим пассивным поведением во  время  так  называемого  "путча
Рема" 30 июня 1934 года. Жертвами  этой  расправы  пали,  наряду  с  разными
руководителями СА, также некоторые  консервативные  политики,  в  том  числе
бывший рейхсканцлер генерал фон Шлейхер. Даже  когда  в  1938  году  военный
министр фон Бломберг и верховный командующий армией фон Фрич были смещены со
своих постов по ничтожным, даже смехотворным мотивам - одному вменили в вину
мнимые  гомосексуальные  наклонности,  другому  "не   соответствующую"   его
достоинству жену,- рейхсвер не заявил  ни  малейшего  протеста.  Большинство
офицеров с большим или  меньшим  энтузиазмом  участвовало  в  перевооружении
Германии, а потом в победоносных  походах  начала  войны;  более  того,  они
считали себя связанными принесенной Гитлеру присягой даже тогда, когда стали
очевидны  и  приближавшееся  катастрофическое  поражение,  и   беспредельные
преступления национал-социалистского режима. Однако сопротивление  некоторых
военных кругов указывает на уже упомянутый факт, что национал-социалистам не
удалось полностью унифицировать и подчинить себе армию20.
     Еще сложнее было положение в "третьем рейхе" обеих церквей. Поспешному,
иногда  чересчур  поспешному  приспособлению   многих   церковных   деятелей
противостояло   здесь   сопротивление   некоторых,   правда,    относительно
немногочисленных, групп и отдельных лиц. И приспособление,  и  сопротивление
обосновывались при этом как  религиозными,  так  и  политическими  мотивами,
которые в этих христианских исповеданиях не были  тождественны.  Руководство
католической  церкви,  до  1933  года  резко  отрицательно  относившееся   к
национал-социализму,   затем   очень   быстро   сменило   эту   позицию   на
благожелательную симпатию.  Это  определялось  конкордатом  между  курией  и
"третьим  рейхом",  предложенным  Гитлером  сразу  же  после  вступления   в
должность и заключенным уже 20 июля  1933  года.  Этот  договор  был  весьма
выгоден для католической церкви, так как он не только признавал, но и ставил
под защиту закона конфессиональные школы, так же  как  существование  многих
католических объединений - светских, профессиональных, женских и  юношеских.
Впрочем, католическая церковь дорого заплатила за это,  пожертвовав  Партией
центра, одобрившей "закон о полномочиях" и вскоре после  этого  распущенной.
Католическая церковь приняла на себя не только это, но и выразила в связи  с
конкордатом чрезвычайно важное в политическом и  пропагандистском  отношении
признание и уважительное отношение  к  "третьему  рейху",  надеясь  избежать
таким образом унификации  своих  обществ  и  союзов.  На  первых  порах  эти
надежды, казалось, оправдывались: национал-социалисты терпимо  относились  к
росту католических  обществ  в  1933  и  1934  годах  и  даже  содействовали
возрастанию числа верующих и открытию католических церковных школ.
     Но с 1935 года НСДАП все более активно  стремилась  ограничить  влияние
католических юношеских обществ, а затем стала распускать  их  и  включать  в
состав "гитлерюгенда". В ходе принятого ими курса на ослабление  религиозных
убеждений национал-социалисты усиливали  свою  кампанию  против  религиозных
школ и против католической печати, до тех пор, пока в 1941 году не перестали
выходить еще остававшиеся епископальные  бюллетени.  Сверх  того,  развернув
коварную клеветническую кампанию против членов католических орденов, которым
ставились в вину нравственные пороки и нарушения валютного законодательства,
национал-социалисты стремились отдалить верующих католиков от их церкви. Эта
все более  враждебная  церкви  политика  вызывала  протест  и  сопротивление
отдельных католиков,  впрочем,  никогда  не  получившее  полной  и  открытой
поддержки католической церкви в целом.
     Что касается евангелической церкви, то, если  не  считать  относительно
малочисленных групп либеральных теологов и верующих социалистов, подавляющая
часть ее одобрительно, а порой даже с  энтузиазмом  отнеслась  к  разрушению
демократии и установлению национал-социалистского террористического  режима.
Это объяснялось не только традиционной в евангелической церкви политически и
религиозно аргументируемой покорностью начальству, но  также  ее  религиозно
окрашенным  превозношением  немецкой  нации  и  презрением  к  социализму  и
демократии. Однако  попытки  организационной  унификации  28  евангелических
церквей отдельных земель, предпринятые  некоторыми  национал-социалистами  в
начале 1933 года, не  достигли  цели.  "Государственный  комиссар  по  делам
земельных евангелических церквей" Август Егер, назначенный на эту  должность
уже 24 июня 1933 года,  был  отозван  с  нее,  когда  некоторые  священники,
объединившиеся в "движение  молодых  реформаторов",  и  прежние  руководящие
учреждения церкви заявили протест против такой тотальной  формы  унификации,
вызвавшей даже критику президента фон Гинденбурга.
     Впрочем,    этот    конфликт    завершился    вес