и сно-
ва он подумал о Тсканай. Она ничего не  изменила.  Хуже  того,
его связь с Катсуком стала еще крепче.
      " Возможно, сейчас мы братья."
      Катсук так и сказал.
     Своим прощением, отказом сердиться, Катсук накинул  новое
бремя на своего пленника. Связующие их цепи стали толще.
     Дэвид попытался представить Катсука и  Тсканай,  занимаю-
щихся любовью. А ведь такое было! Тсканай сама признавалась  в
этом. Но Дэвид не мог представить, чтобы такое было. Ведь тог-
да они были совсем другими людьми - Мэри и Чарли.
     Темнело. Закат наколдовал целое озеро крови на краю  тем-
ной зелени леса. Ветер еще сильнее  зашелестел  в  тростниках,
отгоняя тучи. Вышел месяц, и Дэвид внезапно увидал его  глаза-
ми Катсука: откушенный диск,  небольшой  кусочек,  оставленный
Бобром. И в озере был месяц- Луна. Мальчик следил за ним,  по-
ка тот не проплыл в тростниковые заросли и не  исчез.  Остался
только тростник.
     Один из подростков за спиной у Дэвида закашлялся.  Почему
бы им не поговорить с ним? Дэвид никак не  мог  этого  понять.
Или это Катсук так распорядился?
     Мальчик услыхал далекий гул пролетающего самолета.  Зеле-
ные огни на крыльях машины плыли на север. Вместе с огнями пе-
редвигался и шум моторов, спокойный, отстраненный звук  с  не-
бес. Поначалу, огни и шум разбудили  надежды  мальчика,  потом
они исчезли. Дэвид стал жевать свою  нижнюю  губу.  Сейчас  он
чувствовал, как сам падает в пустоту, небо  раскрылось,  чтобы
поглотить его. А этот самолет, тепло, свет, люди - все  исчез-
ло в каком-то ином измерении.
     В Большом Доме Катсук держал речь, голос его то  подымал-
ся, то становился еле слышимым. Завеса из лосиной  шкуры  была
поднята. Свет костра в доме падал на прогалину.  Дэвид  повер-
нулся спиной к озеру и пошел на свет. В темноте он прошел  ми-
мо двух караулящих его парнишек, но те не дали никакого знака,
что заметили его уход. Дэвид остановился на самой границе све-
та и тьмы, прислушался.
     На мускулистом теле Катсука была только  набедренная  по-
вязка, на ногах - мокасины, голова опоясана  полоской  красной
кедровой коры, в волосах торчало вороново перо.  индеец  стоял
спиной к входу. Пламя отсвечивало каждое  его  движение,  кожа
становилась то янтарной, то кроваво-красной.
     - Разве я нашел Невинного как женщина, в  своем  лоне?  -
напирал Катсук. - Посмотрите! Я - Катсук. Я есть сосредоточие.
Я живу повсюду. Я мог бы надеть знаки вождя. Чего вы  боитесь?
Хокватов? Это не они покорили нас. Нас покорили их ружья,  но-
жи, топоры, иглы, колеса. Но поглядите! Я одет  в  набедренную
повязку из шерсти и мокасины, сделанные женщинами нашего  пле-
мени.
     Он медленно повернулся, всматриваясь в каждое лицо.
     - По вашим лицам я могу видеть, что вы мне  верите.  ваша
вера делает меня сильнее, но этого еще недостаточно.  Мы  были
племенем Хох. а ято мы теперь? Может кто-нибудь  из  вас  наз-
вать себя христианином и посмеяться надо мной?
     Его голос окреп.
     - Мы жили на этих побережьях более пятнадцати тысяч  лет.
Потом пришли хокваты. И теперь на этой земле  почти  не  оста-
лось наших домов. Мы прячемся в лесах, в этих несчастных хижи-
нах. Наши реки, в которых мы ловили лососей, умирают. И я дол-
жен говорить об этом на английском языке, потому что никто  из
вас на родном языке не говорит.
     Он отвернулся от огня, поглядел в темноту,  затем  повер-
нулся обратно.
     - А ведь у нас чудесный язык. По сравнению с ним, англий-
ский прост и беден. в нашем языке все вещи реальны! Говоря  на
родном языке, я перехожу от одного состояния к другому и  чув-
ствую каждое из них. Говоря на английском, я  мало  чего  чув-
ствую.
     Он замолчал, уставившись в огонь.
     Сидящая справа от него женщина подвинулась поближе к кос-
тру, и Дэвиду сразу почудилось,  будто  это  Тсканай,  столько
грации и молодости было в ее движении. Но потом  она  поверну-
лась, огонь ярче осветил ее, и мальчик увидал, что это  старая
Кэлли. вместо лица была мрачная, отталкивающая маска.  Вид  ее
потряс мальчика.
     - Поглядите на все те приготовления, которые  вы  сделали
для меня. вы нанесли на тела раскраску и  принесли  погремушки
Ловца Душ. Зачем вы сделали так, если не ради того, чтобы ока-
зать мне честь?
     Он порложил руку на рукояти висящего на поясе ножа.
     - Я - Друквара, несущий войну по всему миру. У меня  есть
всего два танца. И один из них - Пчелы.
     Кто-то, сидящий в круге у костра, закашлялся.
     - Иш, ответь ему. Ему дожен ответить мужчина,  -  сказала
Кэлли.
     Иш встал напротив Катсука, их разделял  костер.  Долговя-
зое тело старика в отсветах пламени казалось еще выше, в  гла-
зах отражались языки огня.
     - Ты говоришь о прошлом, но ведь сейчас не давние  време-
на, - неуверенно сказал он, в его голосе чувствовался страх.
     - Ты хочешь сказать, что мы больше не барабаним  в  сухие
деревья при восходе луны, - ответил Катсук. Он указал на  мес-
то, где перед тем сидел Иш. - Но ты принес свирель и эту дере-
вянную погремушку, украшенную орлиными перьями. Зачем?
     - Кое-какие древние способы действуют, - ответил ему Иш. -
 Но те племена, те люди были дикарями.
     - Дикарями? - Катсук покачал головой. - У них  была  своя
верность. Их мир имел определенность. Они его так понимали.
     - И все же, они были дикарями.
     - Это хокватское слово! Наши деревья,  наши  звери,  наши
родичи имели свою верность и свою действительность.
     - Действительность? - Иш тоже покачал головой.
     - Вы прибыли сюда по Хох Роад. Черт подери, на  автомоби-
лях! Вы поставили свои машины рядом  с  хокватскими,  а  потом
пришли сюда. Вы видели по дороге знаки новой действительности:
ОСТОРОЖНО! МАШИНЫ! ВНИМАНИЕ! ДИКИЕ ЖИВОТНЫЕ! Чьи  это  машины?
Чьи животные? Мы садимся за  руль  их  машин,  чтобы  помогать
уничтожить нашу землю! Эта пилорама внизу  на  реке,  где  они
дают вам работу... иногда! Вот какая теперь действительность!
     - Так вот чему ты выучился в университете?
     - Ты даже представить не можешь, насколько ты прав, дядя.
Я - последний избранный из материнского клана. когда-то мы бы-
ли сильными и могли противостоять любой беде. Мы помогали  на-
шим соплеменникам. Сейчас же...
     - А сейчас ты навлек беду на всех нас, - сказал Иш.
     - Разве я? А может это мы сами навлекли на  себя  хокват-
ские неприятности? - Катсук указал на запад. - Следы килей на-
ших каноэ, на которых мы выходили охотиться на китов, за тыся-
чи лет изменили очертания берегов. А теперь  мы  должны  посы-
лать прошения в конгресс хокватов, чтобы нам  ответили,  можно
ли нам пользоваться маленьким клочком этой земли? Нашей земли!
     - Если ты говоришь о старом  поселении  на  побережье,  -
сказал Иш, - то мы можем туда вернуться. Бледнолицые уже начи-
нают понимать наши проблемы. У них есть...
     - Жалость! - крикнул Катсук. - Из жалости они кидают  вам
кость - несчастный клочок того, что когда-то было вашим. А  вы
не нуждаетесь в их подачках. Они нас оскорбляют своей, так на-
зываемой, гуманностью!
     - Кого беспокоит то, что белые делают для нас...
     - Меня! - Катсук прикоснулся к груди. - Они пришли на на-
шу землю -  н а ш у  землю! Они срезали все цветы,  чтобы  сде-
лать себе букеты. Они срубили деревья, которые могли бы  расти
и расти. Ради спортивного интереса они вылавливают нашу  рыбу,
которая могла бы кормить наши семьи. При всем том, что  бы  ни
делали хокваты, мы не должны забывать одно: В  своем  благоду-
шии они все равно остаются злыми. они так  довольны,  что  де-
лают все как следует. Будь они прокляты, эти демоны!
     - Но кое-кто из них родился здесь, - запротестовал Иш. -
Они любят эту землю.
     - Ах-ах! - вздохнул Катсук иронически. -  Они  любят  эту
землю и тогда, когда убивают ее, а вместе с нею и нас.
     Дэвида охватило чувство вины. Он подумал:  Я - хокват!
     Это его соплеменники похитили эту  землю.  Он  знал,  что
Катсук говорит правду.
      Мы украли эту землю.
     Так вот почему  два  подростка,  которым  было  приказано
присматривать за ним, не хотели разговаривать. Вот почему  лю-
ди, заполнившие дом, проявляли солидарность с Катсуком, хотя в
их голосах были осторожность и страх.
     Дэвид чувствовал себя заложником за все грехи своего  на-
рода. Он был ответственным даже за то, что его предки  творили
с индейскими женщинами. Он чувствовал себя  совершенно  разби-
тым, брошенным на развалинах прошлой жизни, которая была  ког-
да-то приятной и вечной. Он поглядел в  дверь  Большого  дома:
красноватые тени на опорных столбах, отсветы костра на попере-
чинах... все эти люди - с медово-красной кожей,  с  блестящими
черными волосами, седоволосые, с волосами  гладко  лежащими  и
всклокоченными. Вдруг он увидал Тсканай, неподалеку от Иша,  в
третьем ряду: круглое лицо, фиолетовая блузка,  красно-оливко-
вый оттенок кожи в свете костра. Дэвид судорожно сглотнул слю-
ну, вспомнив шелест ее одежды в темной хижине, танец теней...
     - Вы не остановите меня, - сказал Катсук. - Никто меня не
остановит.
     Кэлли поднялась на ноги.  Ее  движения  были  медленными,
вкрадчивыми. Она поглядела Катсуку прямо в лицо.
     - Мы не собираемся останавливать тебя. Это правда. Но ес-
ли ты убъешь этого мальчишку, для всех нас  это  будет  совсем
плохо. Мне бы не хотелось, чтобы мой родственник сделал это.
     Она повернулась и ушла в тень.
     - Прошлое есть прошлое, его не вернешь, - сказал Иш и сел.
     Катсук напрягся6 поглядел по сторонам, но  не  для  того,
чтобы взглянуть в лица, но чтобы показать свое.
     - Все прошлое заключено в моих словах,  -  сказал  он.  -
Если эти слова умрут, вы позабудете о тех стонах и слезах, что
были в ваших семьях. Вы позабудете о всем том плохом, что хок-
ваты сделали нам. Но я не позабуду! Вот и все, что я хотел вам
сказать.
     Он повернулся и вышел из хижины.
     Не успел Дэвид пошевелиться, Катсук  был  уже  рядом.  Он
схватил мальчика за плечо.
     - Пошли, Хокват. Мы уходим немедленно.

                     *        *        *

                     Шериф МАЙК ПАЛЛАТТ:

     Я уверен, что старая Кэлли видала  своего  племянника.  А
зачем же еще ей приходить к нам со всеми этими предупреждения-
ми? Вместе со своей бандой она была на  Диких  Землях.  Именно
там я и сконцентрировал своих людей. Я очень внимательно  выс-
лушал ее. У этой старухи голова на плечах имеется!  Она  гово-
рит, чтобы мы называли его Катсуком - черт с ним, назовем  его
Катсуком. Если кто назовет его в неподходящий момент  Чарли  -
тот может испортить нам все представление.

                     *        *        *

     Сразу же после того, как Дэвид с Катсуком ушли с прогали-
ны, где стояли хижины индейцев,  погода  испортилась:  дождик,
потом взошла луна, снова дождь. А когда они добрались до  вхо-
да в старую шахту, дождь разошелся не  на  шутку.  Вдали  били
молнии и гремел гром. Дэвид позволял тащить себя сквозь  мрак,
представляя, что это сам Катсук создает каждый последующий шаг
их пути. В этой мокрой темноте даже глаз Катсука не мог разли-
чать дорогу.
     Во время подъема на склон Катсук все еще кипел от  ярости
и негодования.
     Дэвид, у которого сердце трепыхалось в груди, слышал лишь
каркающие звуки и мог различить в них один только  гнев.  Мок-
рые ветки хлестали его по лицу,  корни  хватали  за  ноги,  он
скользил по грязи. Когда они наконец дошли, мальчик  совершен-
но выбился из сил.
     Мысли Катсука находились в полнейшем беспорядке.  Он  ду-
мал:  Ведь все правда! Они же знают, что я говорил  им  правду.
 Но они все еще боятся. Они не доверяют мне. Теперь мои  сопле-
 менники для меня утрачены. Они не хотят той  силы,  которую  я
 мог им дать. И это люди моей крови!
     Он затащил Хоквата под  своды  старой  шахты  и  отпустил
мальчика. С них обоих текла вода. Катсук отжал руками свою на-
бедренную повязку. По ногам потекли струйки. Он продолжал раз-
мышлять:  Нам надо передохнуть, а потом уходить  отсюда.  Среди
 моих соплеменников есть глупые люди. Они могут сказать  хоква-
 там, где я нахожусь. За это им могут дать награду. Кое-кто  из
 моих людей болен хокватскими болезнями и может сделать это ра-
 ди денег. Мои же сородичи выгнали меня из своего  дома.  Здесь
 больше нет для меня дома. Никто из них не придет, чтобы встре-
 титься со мной. Теперь я по-настоящему бездомный.
     Вот только как им удасться отдохнуть  здесь?  Катсук  мог
чувствовать своих сородичей там, у озера  -  их  беспокойство,
возмущение, их разделенность, их  споры.  Они-то  слушали  его
слова, но не чувствовали заключенного в них смысла. К тому же,
разговор велся на языке, который кощунственно искажал все  то,
о чем он говорил.
      Темнота больше не сможет дать мне передышки. Я  буду  ду-
 хом-привидением. Даже Тсканай не поддержала меня...
     Он вспомнил про то, как Тсканай глядела на него. Ее  гла-
за смотрели на него и видели в нем чужака. Она отдала свое те-
ло мальчишке, пытаясь уничтожить в нем невинность. Она  думала
о том, как  сделать  Хоквата  негодным  для  замысла  Катсука.
Только ей это не удалось. Стыд Хоквата еще больше  усилил  его
невинность. Сейчас он был еще невиннее, чем раньше.
     Катсук всматривался в черную пустоту штрека старой шахты.
Он ощущал его размеры своей памятью, осязанием, слухом  и  ню-
хом. Духи были и здесь.
     Хокват стучал зубами. Повидимому, это  духи  вызвали  его
страх.
     - Катсук? - прошептал мальчик.
     - Да.
     - Где это мы?
     - В пещере.
     - В старой шахте?
     - Да.
     - А т-ты н-не хочешь р-разжечь ог-гонь?
     Разряд молнии на мгновение осветил  все  вокруг:  вход  в
старую шахту, качающиеся деревья, отвесные струи дождя.  Потом
раздался такой удар грома, что мальчик даже съежился от страха.
     - По-моему, здесь и так много огня, - сказал Катсук.
     Внезапно весь окружающий мир озарился таким близким  раз-
рядом молнии, что в воздухе запахло  преисподней;  последующий
удар грома чуть не повалил их на землю.
     Свернувшись клубком, мальчик прижался к руке Катсука.
     И снова сверкнула молния, но на  этот  раз  возле  озера.
Гром прозвучал как слабое эхо предыдущего.
     Дэвид хватался за Катсука и трясся всем телом.
     - Это был Квахутце, бог воды и дух  всех  тех  мест,  где
есть вода, - объяснил Катсук.
     - Он был так близко.
     - Это он сказал нам, что эта земля до сих пор его.
     Снова ударила молния - теперь уже на берегу озера.  Потом
зарокотал гром.
     - Я не хочу забирать эту землю, - сказал вдруг мальчик.
     Катсук положил руку ему на плечо.
     - Эта земля не знает, кто ее хозяин.
     - Мне стыдно за то, что мы украли у вас эту землю.
     - Я знаю, Хокват. Ты и вправду невинен. Ты - один из нем-
ногих, кто почувствовал, что эта земля для меня священна.  Сам
ты пришел из чужих краев. Ты не научишься почитать ее как сле-
дует. И это моя земля, потому что я благоговею перед ней.  Ду-
хи знают об этом, а вот сама земля - нет.
     Они замолчали. Катсук освободился от рук мальчика,  думая
при этом:  Хокват со всей его силой зависит от  меня,  но  сила
 эта может быть для меня опасной. Если же заберет мою силу, мне
 прийдется взять силу у него. И тогда мы, возможно, станем  од-
 ной личностью, оба станем Ловцами Душ. Кого тогда я принесу  в
 жертву?
     Дэвид вслушивался в шум дождя, в дальние  раскаты  грома.
Потом он спросил:
     - Катсук?
     - Да.
     - Ты собираешься убить меня... как говорила твоя тетка?
     - Я воспользуюсь тобой, чтобы передать послание.
     Дэвид задумчиво жевал свою нижнюю губу.
     - Но твоя тетка говорила...
     - Пока ты сам не попросишь меня, я тебя не убью.
     Дэвид облегченно вздохнул, потом собрался с духом и  ска-
зал:
     - Но я никогда не попрошу.
     - Хокват, почему ты снова предпочитаешь  язык  губ  языку
тела?
     Катсук направился в сторону штольни.
     Дэвид, которого этот упрек больно стегнул,  снова  задро-
жал. В слова Катсука опять вернулось старое безумие.
     Индеец выкопал откуда-то сверток, пахнущий машинной смаз-
кой. Он развернул ткань, вынул спички и растопку. После  этого
он развел небольшой костерок. По пещере  серой  струей  пополз
дым. Пламя бросало тени на старые бревна креплений и камни.
     Дэвид подсел к огню и протянул к нему  руки,  чтобы  сог-
реть их.
     Катсук перебрал кедровые  ветви  на  бывшей  их  постели,
сверху набросил спальный мешок. Потом он лег, прижавшись  спи-
ной к гнилым доскам.
     Мальчик продолжал сидеть у костра, наклонив  голову.  Се-
рая волна дыма над ним была как дух, что ищет выход  в  темный
мир.
     Катсук достал из-за пояса свою ивовую свирель, поднес  ее
к губам и мягко подул. Чистый, прозрачный звук закружил в  пе-
щере вместе с дымом, забирая с собой все мысли.  Индеец  играл
Песню Кедра, Песню, которой умиротворяли Кедр, просили у  него
прощения, когда брали кору для постройки  домов,  подстилки  и
одежды, ветки для связок. Он тихо выдувал эту  мелодию  -  как
будто птица щебетала под сенью кедровых ветвей.
     Вместе с музыкой пришло и видение: Яниктахт, несущая кор-
зину с кедровой корой и шишками. И он  подумал:   Для  Яниктахт
 так даже лучше. Я не смог бы вечно искать ее лицо среди  чужих
 лиц.
     Слова песни эхом отражались в его сознании: "Дающий жизнь
Кедр... дающий огонь Кедр..."
     Образ  Яниктахт  стал  меняться.  Она  сама   становилась
больше, больше, взрослее, все некрасивее, отвратительнее. Кор-
зина из кедровой коры ссохлась.
     По лбу индейца покатились капли пота. Мысли спутались. Он
опустил свирель.
     - Почему ты перестал играть? - спросил Дэвид.
     Катсук сел, глядя на лежащую рядом злую свирель. Он  пот-
ряс головой. Движение это было будто ветер, ломающий  кедровые
ветви. Полоска кедровой коры стиснула его голову, и он не  мог
ее стянуть.
     - Сними с меня эту немочь, - пробормотал он.
     - Что?
     - Я не хочу, чтобы эта болезнь убила меня.
     - Что случилось?
     Катсук уставился на мальчика через пламя костра.
     - Что делает меня таким несчастным?
     - Ты несчастен?
     Дэвид никак не мог уловить сути этих слов, но чувствовал,
что должен принять участие в разговоре.
     - Это сильнее меня, - сказал  Катсук.  -  Меня  обнаружил
Укорачивающий Жизнь.
     - Катсук, ты говоришь какие-то непонятные мне вещи.
     - На меня наслали злые слова, наговор.
     - Какие слова?
     - У меня есть враги. Они выследили меня. Они хотят,  что-
бы я как можно скорее умер. Люди моего же племени! В  них  нет
ни капли сострадания.
     Дэвид обошел костер, присел рядом с лежащим Катсуком.  Он
прикоснулся к свирели.
     - Мне понравилась эта музыка. Ты не поиграешь еще?
     - Нет!
     - Почему?
     - Потому что я обнаружил дерево, что принесет мне беду.
     Мальчик огорошенно уставился на него.
     Катсук закрыл глаза. Он представил кедр - величественный,
с узловатыми, могучими корнями, глянцевыми иглами, растущий  в
лесной чаще, высасывающий соки из земных недр и  высоко  взды-
мающий свои ветки;  представил  могучую  поросль  молодых  де-
ревьев у подножия великана.
     - Дерево, предвещающее мне беду, - прошептал он.
     - Что это за дерево такое, почему оно принесет беду?
     - Я был первым ребенком у своей матери, - сказал  Катсук.
Он открыл глаза и уставился на клубящийся дым. - Ее брат выре-
зал для меня маленькое каноэ. Он же сделал игрушечную острогу,
погремушку. Все это он сделал из кедра.
     - И это сделало его деревом, предвещающим для тебя беду?
     Каким-то отстраненным, далеким голосом Катсук продолжил:
     - Когда мои родители погибли, они были в кедровом  каноэ.
Яниктахт украла кедровое каноэ, когда  она...  А  еще  заноза!
Как-то я занозил колено и очень долго болел. Говорили,  что  я
даже мог потерять ногу. Так вот, это была кедровая заноза! Все
ясно,