азами,  двойной  подбородок  -  короче,  все  признаки
старости.
     Я поправился от одного  присутствия  Тамары.  Но  и  у  нее  появился
интерес к жизни. Она прошла  реювенализацию,  помолодела  и  уже  добавила
очередного потомка к линии Морин-Нэнси, а теперь  беременна  снова.  Вы  с
Тамарой так похожи, Морин. Она сама любовь в виде  женщины...  как  и  ты.
Но... - Лазарус умолк и нахмурился. - Морин, я не знаю, как убедить тебя в
том, что я говорю правду. Вы все  удостоверитесь  в  этом,  когда  станете
отмечать шестой день рождения Вуди. Вокруг будут  звонить  в  колокола,  а
мальчишки-газетчики будут орать: "Экстренный  выпуск!  Экстренный  выпуск!
Германия капитулировала!" Ну это еще когда  будет,  а  я  хочу  немедленно
положить конец твоим сомнениям.
     - А я уже не сомневаюсь, дорогой мой. Удивительно, невозможно - но  я
верю тебе.
     - Неужели? Ведь я не  дал  никаких  доказательств.  Просто  рассказал
совершенно невозможную байку, если вдуматься.
     - Тем не  менее  я  верю  в  нее.  Значит,  это  будет,  когда  Вудро
исполнится шесть - седьмого ноября...
     - Нет, одиннадцатого!
     - Да, Лазарус. Но откуда ты знаешь, что он родился одиннадцатого?
     - Ты же сама сказала.
     - Дорогой, я говорила, что его день рождения в ноябре. Я не  сказала,
какого числа. И преднамеренно назвала сейчас  другое  число,  но  ты  меня
сразу же поправил.
     - Ну что ж, об этом мне мог сказать Айра. Или  кто-нибудь  из  детей.
Даже сам Вуди.
     - Вудро еще не знает дня своего рождения. Проверь  -  разбуди  его  и
спроси.
     - Я не стану будить его, пока мы не вернемся домой.
     - Ну а когда я родилась, дорогой?
     - Четвертого июля 1882 года.
     - А когда день рождения Мэри?
     - По-моему, ей девять, но даты я не помню.
     - А как насчет остальных детей?
     - То же самое.
     - А день рождения моего отца?
     - И спрашивать нечего - второе августа 1852 года.
     - Лазарус, зовущий  себя  Теодором!  У  меня  есть  твердое  правило,
которого я придерживаюсь в общении со своими детьми. Я скрываю от них дату
их рождения, пока это возможно - чтобы  не  приставали  к  взрослым  и  не
шантажировали их, выклянчивая подарки. Вот когда ребенок идет в школу,  то
ему уже следует знать эту дату. Тогда я считаю детей достаточно  взрослыми
и велю  запомнить  ее,  но  всегда  говорю,  что,  если  кто-нибудь  решит
поторопиться, не видать ему  ни  пирога,  ни  вечеринки.  Но  мне  еще  не
приходилось прибегать к такому наказанию - детишки у меня смышленые.
     В прошлом году Вудро был  еще  слишком  мал,  и  никаких  проблем  не
возникло; день рождения стал для него сюрпризом. Он до сих пор  не  знает,
что у  этого  события  существует  конкретная  дата.  Так  я  предполагаю.
Лазарус, ты знаешь дни рождения своих прямых предков, потому что видел  их
имена в списках Фонда. Но ты не можешь назвать даты рождения  других  моих
детей. Вот тебе и доказательство.
     - Но ты же знаешь, что я имел доступ к архивам. Я  мог  запомнить  их
даты рождения еще в прошлом году.
     - Ух-пух. А почему ты запомнил день рождения только одного ребенка, а
не всех? Зачем запоминать день рождения моего отца, если он не  интересует
тебя? Не сходится, дорогой.  Ты  намеревался  разыскать  своих  предков  и
подготовился к встрече. Я понимаю, что ты объявился в церкви не  случайно;
ты явился  туда,  чтобы  разыскать  меня  -  я  польщена.  И  с  отцом  ты
познакомился в игорном доме тоже не случайно. А  как  ты  узнал,  где  нас
искать? С помощью частных детективов? Едва ли в архивах  Фонда  содержатся
сведения о нашем приходе или игорном доме.
     - Действительно,  я  проделал  нечто  в  этом  роде.  Да,  моя  милая
прародительница, я искал способ познакомиться с вами. И потратил бы на это
годы, если бы потребовалось. Ведь не мог же я позвонить  в  вашу  дверь  и
сказать: "Привет, ребята! Я ваш потомок. Можно войти?"  Вы  бы  немедленно
вызвали полицию.
     - Надеюсь, что я поступила бы по-другому, дорогой, но спасибо тебе за
то, что позаботился о нас. О, Лазарус, я так люблю тебя!  И  верю  каждому
твоему слову. Теперь я знаю, что Брайан вернется ко мне!  Ух!  Я  чувствую
такое воодушевление, какого  не  знала  раньше,  и  хочу  кое-что  узнать.
Расскажи мне о своей семье.
     - Мне всегда приятно говорить о них, потому что я их люблю.
     - Мне льстит сравнение с  твоей  женой  Тамарой.  Дорогой  мой,  если
хочешь, можешь не отвечать: а что, у вас бывает, что  двое  мужей  спят  с
одной женой?
     - О, конечно. Но чаще наоборот: один из нас, Галахад - это  еще  один
из твоих потомков, бабуля, - развлекает сразу двоих наших жен;  он  у  нас
совершенно неутомимый.
     - Забавно, но мне нравится другой вариант. Любимый, мое представление
о рае воплотилось бы, если бы вы с Брайаном оба очутились в моей  постели.
Уж я бы постаралась сделать вас счастливыми. Но я не могу  этого  сделать.
Остается только мечтать... Я буду мечтать об этом.
     - Ну да, представь себе, что ты раздеваешься перед нами в  лесу,  как
та дамочка на французской открытке.
     - Ох! Боюсь, что подумаю об этом - и вспыхну как спичка!
     - Тогда лучше отвезти тебя домой.
     - Да, пожалуй, так будет лучше. Я ужасно  счастлива  -  и  так  будет
всегда - и пылаю  страстью...  к  тебе,  к  Брайану.  Так  хочется  побыть
женщиной с французской открытки... в лесу, посреди бела дня.
     - Морин, попробуй уговорить  Брайана.  Я  пробуду  здесь  до  второго
августа 1926 года.
     - Ну, там посмотрим. А мне бы так хотелось!  -  Она  помолчала.  -  А
можно мне рассказать ему? О том, кто ты, откуда явился и что предсказал?
     - Морин, говори кому хочешь. Тебе не поверят.
     Она вздохнула.
     -  Наверное.  К  тому  же,  если  Брайан  поверит,  что   жизнь   его
предопределена, он может забыть об осторожности. Я горжусь, что  он  будет
сражаться за нас, но не хочу, чтобы он рисковал понапрасну.
     - Я думаю, что ты права, Морин.
     - Теодор, у меня голова пухнет от того, что ты наговорил мне.  Теперь
я знаю, кто ты. Значит, и страна не твоя, и война не твоя - так почему  же
ты записался в добровольцы?
     Лазарус помолчал и решил признаться:
     - Я хотел, чтобы ты гордилась мной.
     - О!
     - Конечно, это не моя страна. Но она твоя,  Морин.  У  других  мужчин
другие причины, а я буду воевать за Морин. Не затем, чтобы "принести  миру
демократию", - эта война закончится ничем, хотя союзники победят.  Я  буду
воевать за Морин.
     - О! Я снова плачу - ничего не могу поделать.
     - Немедленно прекрати!
     - Да, мой воин, да, мой Лазарус. А ты вернешься? Ты ведь  и  об  этом
должен знать.
     - Дорогая, не беспокойся обо мне. Люди много раз пытались убить  меня
самыми разными способами, но я пережил всех покушавшихся. Я как тот  самый
старый кот, который в случае опасности всегда  успевает  вскарабкаться  на
дерево.
     - Ты не ответил мне.
     Он вздохнул.
     - Морин, я знаю, что Брайан вернется домой - это отмечено  в  анналах
Фонда. Он доживет до глубокой старости, но не спрашивай, в каком  возрасте
он умрет, - я не отвечу. Как не скажу, сколько тебе  отпущено  судьбой.  В
будущее лучше не заглядывать. Теперь обо  мне.  Я  не  могу  знать  своего
будущего; оно еще не записано в анналах. И не может попасть туда,  пока  я
жив. Могу только сказать, что для меня  эта  война  не  первая,  а  где-то
пятнадцатая. Во всех предыдущих мне удавалось уцелеть, и потому на сей раз
меня будут стараться убить изо всех сил.  Любимая,  я  твой  воин  и  буду
убивать гансов ради тебя, но  не  позволю  им  убить  меня.  Я  постараюсь
сделать все, что могу. И не собираюсь откалывать номера,  чтобы  заслужить
медаль. Это не для старика Лазаруса.
     - Значит, ты не знаешь своего будущего?
     - Не знаю. Но я обещаю, что  не  буду  высовываться  из  траншеи  без
надобности. И не стану прыгать в немецкий  окоп,  не  бросив  туда  прежде
гранату. И постараюсь не принять живого  немца  за  мертвого  -  я  сперва
удостоверюсь, что он мертв. И не буду экономить  пули,  если  передо  мной
появится удачная мишень. Я старый солдат, а старым  солдатом  можно  стать
только в одном случае: если ты пессимист. Я знаю все эти фокусы,  дорогая.
К тому же я успокоил твои тревоги  относительно  Брайана,  так  что  глупо
беспокоиться еще и обо мне. Не надо!
     Она вздохнула.
     -  Постараюсь.  Если  ты  повернешь  направо,  мы  можем  доехать  до
проспекта, а затем через Линвуд к Бентону.
     - Я довезу тебя до дома. Давай лучше поговорим о любви  -  зачем  нам
война? О нашей девочке Нэнси...  Фонд  уже  ввел  правило  беременности  в
первом браке?
     - Боже! Ты же все-все знаешь.
     - Можешь не отвечать. Это дело Нэнси. Если Джонатан уйдет на войну  -
а я не знаю, уйдет или не уйдет, - можешь быть уверена, что яйца  ему  там
не отстрелят. Я просмотрел в анналах все записи о потомках твоих детей, но
не стал забивать голову датами их рождения... У Джонатана с Нэнси  родится
много детей. А значит, он либо вернется - либо вовсе не попадет на фронт.
     - Это утешает. И сколько же у них будет детей?
     - Экая любопытная девчонка! Да у тебя самой их еще будет  достаточное
количество, бабуся. Я не стану  отвечать  на  этот  вопрос.  И  о  правиле
беременности я не спрашивал.
     - Это секрет, Лазарус.
     - Лучше зови меня снова Теодором. Мы вот-вот приедем.
     -  Да,  сэр  штаб-сержант  Теодор  Бронсон,  ваша  развратная  старая
прапрапрапрабабушка будет вести себя осторожно. Кстати, сколько раз  нужно
повторить это "пра"?
     - Любимая, разве тебе нужен ответ  на  этот  вопрос?  Если  бы  я  не
захотел избавить тебя от страха за жизнь  Брайана,  то  остался  бы  Тедом
Бронсоном. Мне  нравится  быть  "твоим  Теодором".  Что  хорошего  в  роли
загадочного гостя из будущего? Если к тому же  ты  будешь  видеть  во  мне
своего далекого потомка. Сейчас я рядом, с тобой,  а  не  в  каком-то  там
будущем.
     - Рядом. И прикасаешься ко мне. И тем не менее еще не  рожден...  Или
нет! Значит, в твоем времени я давно умерла? И ты знаешь, когда я умру, но
не хочешь мне об этом говорить.
     - Забудь об этом, Морин. Ты не должна была знать этого  обо  мне.  Но
мне пришлось открыться ради тебя.
     - Извини, Лаз... Теодор, мой воин, я не буду больше задавать вопросы.
     - Любимая, мы рядом, а это значит, что и ты жива, и я, вне  сомнения,
был рожден. Ущипни  себя  и  убедишься.  Все  "сейчас"  эквивалентны;  это
основная теорема путешествия  во  времени.  Они  не  исчезают;  прошлое  и
будущее - математические абстракции, но "сейчас" неизменно. А что касается
того дня, когда ты умерла или умрешь - что одно и то же, - я не знаю  его.
Мне известно только, что у тебя было, есть и будет  много  детей,  что  ты
проживешь долгую жизнь и так и не поседеешь. Но Фонд потерял твои следы...
или еще потеряет. Дата твоей смерти в анналах отсутствует. Быть может,  ты
просто куда-то уехала, не известив об этом Фонд. Возможно, я еще  вернусь,
когда ты состаришься, и увезу тебя на Тертиус.
     - Куда?
     - К себе домой.  Я  думаю,  тебе  там  понравится.  Весь  день  можно
расхаживать без одежды - как на той французской открытке.
     - Мне-то понравится. Только едва ли это пристало старухе.
     - Тебе придется попросить Иштар,  чтобы  она  реювенализировала  твое
тело. Я же сказал, что она сделала из Тамары, когда у той груди повисли до
пояса и превратились в пустые мешки.  А  погляди  на  Тамару  сейчас  -  в
будущем "сейчас"; она  беременна,  как  молодая.  Но  забудь  о  том,  что
случилось и о том, что еще случится.
     Мама Морин - черт меня побери, если я вновь назову тебя  бабушкой,  -
мне известно лишь то, что анналы не зафиксировали даты твоей смерти; я рад
этому, и ты радуйся тоже. Carpe diem! ["срывай  день"  (лат.),  т.е.  лови
момент] Мы уже почти приехали. Ты что-то  начала  говорить,  а  я  сказал:
"Зови меня Теодором" - и мы отклонились от темы. Кажется,  мы  говорили  о
Тамаре?
     - Да-да... Теодор! Когда тебе  нужно  будет  возвращаться  домой,  ты
можешь прихватить с собой что-нибудь? Или ты должен вернуться как есть?
     - Отчего же, ведь я прибыл сюда с деньгами и одетый.
     - Мне бы хотелось  послать  небольшой  подарок  Тамаре.  Но  не  могу
представить, что нравится женщинам в этом вашем удивительном веке. Ты  мне
не посоветуешь?
     - Ммм... Тамара с восторгом примет от тебя все что угодно. Она  знает
о своем происхождении и с большой нежностью относится ко всем членам твоей
семьи. Но это должно быть небольшим, чтобы я смог носить его  с  собой  на
фронте, поскольку там мне,  быть  может,  придется  расстаться  с  вещами,
которые не умещаются в кармане. Украшений не  надо.  Для  Тамары  алмазный
браслет  не  дороже  булавки.  Впрочем,  булавка  может  оказаться  дороже
драгоценностей, если я скажу, что она твоя. Дай  что-нибудь  небольшое  из
того, что ты носишь. Знаешь что... пусть это будет подвязка!  Великолепная
мысль! С твоей ноги.
     - А может, лучше послать ей новую  пару?  Я  натяну  их  на  ноги  на
минутку, чтобы  ты  мог  сказать,  что  я  носила  их.  А  эти...  старые,
поношенные, к тому же пропотели за сегодняшний вечер. Кроме того,  на  них
совершенно неприличная надпись.
     - Нет-нет, пусть будет одна  из  этих.  Любимая,  все  ваши  нынешние
неприличия на Тертиусе пустяк. Мне придется растолковывать Тамаре даже то,
для чего они предназначены. Что же касается пота -  надеюсь,  на  подвязке
сохранится хоть немного сладкого аромата твоего тела, пока я буду  таскать
ее с собой. Тамара будет в восторге. Ты сказала, что эта пара не из новых.
Морин, а им, случайно, не шесть лет?
     - Я же сказала тебе, что сентиментальна. Да, это та самая  пара.  Они
старые, изношенные, я заменила резинку и надела их специально ради тебя.
     - Значит, вторую ты подаришь мне?
     - Обожаемый Теодор, я хотела предложить тебе обе,  а  Тамаре  послать
новую пару. Ну хорошо, дорогой, пусть будет  одна  тебе,  другая  ей.  Как
только мы приедем, я поднимусь к себе и упакую подарок. Только ты  его  не
разворачивай, пока не вернешься в лагерь. Ага, над  крыльцом  горит  свет,
значит, пора мне опускать юбку и принимать  облик  строгой  миссис  Брайан
Смит. Но какой вулкан пылает в душе! Благодарю вас, штаб-сержант  Бронсон.
Вы подарили мне и сыну восхитительный вечер.
     - Спасибо и тебе, хорошенькая киска в зеленых подвязках и без трусов.
Бери мишку Тедди и куклу Кьюпи, а я понесу нашего лиходея.


     Айры Джонсона и  Нэнси  еще  не  было  дома.  Брайан-младший  взял  у
Лазаруса  ребенка  и  понес  его  наверх.  С   ним   отправилась   Кэролл,
предварительно взяв у  Теда  обещание  не  ложиться  спать,  пока  она  не
вернется. Джордж стал спрашивать, где они были и что  делали,  но  Лазарус
отделался от него какой-то незначительной фразой и закрылся в ванной.
     Волосы лохматые... Слава Богу, респектабельные женщины помадой сейчас
не пользуются. Форма помята, но это ничего. Через пять минут, приведя себя
в порядок и в последний раз взглянув  в  зеркало,  Лазарус  возвратился  в
гостиную и представил  Джорджу  и  Брайану-младшему  отчет  о  проведенном
вечере - до мельчайших подробностей.
     Он только начал говорить, когда вниз спустилась Кэролл и  тоже  стала
слушать. Последней к слушателям присоединилась миссис Смит - как всегда  с
королевским  достоинством  -  и  протянула  Лазарусу  небольшой   сверток,
завернутый в волокнистую бумагу.
     - Вот вам приз, сержант Теодор.  Только,  пожалуйста,  не  открывайте
его, пока не приедете в лагерь.
     - Тогда лучше сразу уложить его в саквояж.
     - Как хотите, сэр. А вам, дорогие мои, пора ложиться в постель.
     - Да, мама, - согласилась Кэролл. - Но дядя Тед рассказывал нам,  как
ты сшибла все молочные бутылки.
     - Он сказал, что ты могла бы выступать  за  синих,  мама!  -  добавил
Джордж.
     - Ну хорошо, даю еще пятнадцать минут.
     - Миссис Смит, - проговорил Лазарус, - не начинайте  отсчет  времени,
пока я не вернусь.
     - Вы избалованы, как мои дети, сержант. Ладно.
     Лазарус положил сверток в саквояж, запер его  по  давней  привычке  и
вернулся. Пришла Нэнси с молодым человеком и представила его Лазарусу. Тот
с интересом уставился на Джонатана  Везерела.  Приятный  молодой  человек,
правда, чуть простоват... Тамаре и Айре будет  интересно.  Запомни-ка  его
как следует, ведь придется описывать его внешность и рассказывать  о  том,
что он говорил.
     Миссис Смит пригласила своего  будущего  зятя  в  гостиную,  а  Нэнси
куда-то отослала. Лазарус продолжал описывать их приключения в парке,  тем
временем Джонатан почтительно скучал.
     Миссис Смит вернулась с полным подносом и сказала:
     - Пятнадцать минут прошли, дорогие мои. Джонатан, Нэнси  просит  тебя
помочь ей. Не посмотришь ли, в чем там дело? Она на кухне.
     Брайан-младший попросил разрешения поставить автомобиль в сарай.
     - Сержант дядя Тед, я никогда не оставлял  ваш  автомобиль  ночью  на
улице. Ни разу. Но я выкачу его сразу, как только проснусь.
     Лазарус поблагодарил его и поцеловал на ночь Кэролл  -  девочка  явно
ждала поцелуя. Джордж колебался, размышляя, перерос  он  поцелуй  или  еще
нет, и Лазарус разрешил его сомнения крепким рукопожатием.
     Тут домой вернулся мистер Джонсон, и начались ночные посиделки. Через
пять минут миссис Смит, ее отец и Лазарус уже сидели в гостиной за кофе  и
пирогом, и Лазарус вдруг вспомнил тот вечер, когда его впервые  пригласили
в дом. Все было как тогда, только мужчины в форме. Тот же стол, скатерть и
приборы, каждый сидел на том же месте, что и тогда, миссис Смит  разливала
кофе с той же  невозмутимой  серьезностью,  даже  закуски  были  теми  же.
Лазарус попробовал найти различия, но  обнаружил  только  три:  на  кресле
миссис Смит теперь не было слоника; на столике возле двери были сложены их
призы, выигранные в парке, а на пианино  лежал  листок  с  текстом  песни,
которая начиналась словами: "Алло, центральная, соедините меня со страной,
где еще не побывал человек..."
     - Ты сегодня задержался, отец.
     - Семеро новобранцев - а форма  или  чересчур  большая,  или  слишком
маленькая. Тед, мы получаем только то, что не нужно армии.  Так  и  должно
быть, конечно. Во всяком случае теперь у нас  роты  автоматчиков  снабжены
автоматами Льюиса, хватает и винтовок Спрингфилда для  караула,  с  каждым
днем мы все меньше и меньше похожи на бандитов Виллы. Я не жалуюсь.  Дочь,
а что это за вещи на том столе? Им здесь не место.
     - Куколку Кьюпи выиграла я. И хочу посадить ее на почетное  место  на
пианино. А мишку Рузвельта - сержант Теодор; быть может, он возьмет его  с
собой во Францию. Мы ездили в Электропарк, отец, и я полагаю, что  поездка
обошлась сержанту Теодору раза в два дороже,  чем  эти  призы.  Мы  хорошо
провели вечер, и нам повезло.
     Лазарус  заметил,  что  старик  помрачнел.  Она  ездила  в   парк   с
холостяком? Без мужа? И он заговорил:
     - Я не могу взять его во Францию, миссис Смит. Я договорился с  Вуди,
разве вы не  помните?  Меняю  моего  мишку  на  его  слоника.  Сделка  уже
совершена и вступила в силу.
     - Если вы не оформили ее письменно, он вас надует, -  заметил  мистер
Джонсон. - Значит, как я понимаю, Вуди был в Электропарке вместе с вами?
     - Да, сэр. Честно говоря, я собираюсь оставить слоника в распоряжении
Вуди на время моего отсутствия, но сперва все-таки хочу с ним поменяться.
     - Надует, ей-Богу, надует. Морин, я-то хотел, чтобы ты  отдохнула  от
детей, особенно от Вуди. Какого же беса ты взяла его с собой?
     - Я не могу сказать, что мы его взяли, отец. Он сам поехал с нами.  -
И она обо всем рассказала отцу, умолчав, правда, о некоторых подробностях.
     Мистер Джонсон покачал головой и просветлел.
     - Этот мальчик далеко пойдет, если его не повесят. Морин,  тебе  надо
было отшлепать его