едными
нашлепками на костяшках, прихватывал и запрещенное оружие. Но все равно на
улицах появлялись редко; все старались держаться поближе к остановкам и
выходили из транспорта только там, где дежурила полиция, особенно после
темноты.
Но здесь и сейчас оружие разрешено, но его никто не носил.
Лазарус вышел из автобуса в Мак-Джи и, спросив дорогу у полисмена,
отыскал Ассоциацию христианской молодежи. Там, уплатив полдоллара, он
получил ключ от небольшой комнатушки, полотенце и кусок мыла.
Понежившись под душем, Лазарус возвращался к себе и в коридоре на
столе увидел телефонные аппараты Белла и Хоума. Рядом стояла табличка:
"Местный разговор 5 центов. Платить клерку". Лазарус попросил телефонную
книгу и в системе Белла обнаружил: "Чепмен, Боулз и Финнеган, адвокаты,
юристы", в здании Р.А.Лонга. Да это то, что надо. Он поискал еще и нашел
адрес Артура Дж.Чепмена, адвоката, проживающего в Пасео.
Ждать до завтра? Не стоит, ведь Джастин сообщил ему пароль. Лазарус
подал никелевую монетку клерку и протянул руку к телефону Белла.
- Номер, пожалуйста!
- Центральная, Атуотер-один-два-два-четыре.
- Алло! Это дом мистера Артура Дж.Чепмена, адвоката?
- Я слушаю.
- Мистер Айра Говард сказал, что я могу обратиться к вам, советник.
- Интересно. Кто вы?
- Жизнь коротка...
- Но годы длинны, - ответил адвокат.
- Пока не наступили злые дни.
- Очень хорошо. Что я могу сделать для вас, сэр? У вас какие-нибудь
проблемы?
- Нет, сэр. Не могли бы вы взять у меня конвертик и передать его
секретарю Фонда?
- Да. Вы можете привезти его в мой офис?
- Завтра утром, сэр?
- Примерно в полдесятого. В девять я должен быть в суде.
- Благодарю вас, сэр, я приду. Спокойной ночи.
- Рад буду встретиться с вами. Спокойной ночи.
Рядом стоял письменный стол, вновь призывающий обратиться к услугам
клерка; над ним висел лист бумаги с укоризненной надписью: "А ты писал
матери на этой неделе?". Лазарус попросил лист бумаги, конверт, честно
сознавшись, что намеревается написать домой. Клерк подал ему бумагу.
- Приятно слышать, мистер Дженкинс. Вы уверены, что одного листа вам
хватит?
- Если нет, я попрошу у вас еще один. Благодарю.
Позавтракав (кофе и пончики, пять центов), Лазарус отыскал на
Гранд-Авеню магазин, где истратил пятнадцать центов на пять конвертов,
потом вернулся в ассоциацию и подготовил послание. Конверт он вручил
мистеру Чепмену лично в руки, не обращая внимания на явное неодобрение его
секретарши.
На конверте было написано: "Секретарю Фонда Айры Говарда".
В нем лежал другой конверт с надписью: "Секретарю ассоциации Семейств
Говарда в 2100 году от Рождества Христова".
На третьем конверте значилось: "Прошу хранить в архивах Семейств
тысячу лет. Рекомендуется инертная атмосфера".
На четвертом: "Вскрыть главному архивариусу в 4291 григорианском
году".
И наконец на пятом: "Вручить по требованию Лазарусу Лонгу или любому
члену его Семьи, проживающей в колонии на Тертиусе". В этот конверт
Лазарус вложил конверт, который ему дали в Ассоциации христианской
молодежи, а в нем находилась записка, которую Лазарус написал предыдущей
ночью. На конверте были перечислены имена всех членов Семейства,
проживающих в Доброй Пристани. Ляпис Лазулия и Лорелея Ли возглавляли
список.
"4 августа 1916 г. григ.
Дорогие мои!
Я ошибся: прибыл два дня назад - и на три года раньше срока! Но я
по-прежнему хочу, чтобы вы подобрали меня точно через десять лет после
высадки возле кратера, а именно 2 августа 1926 года по григорианскому
календарю.
И, пожалуйста, убедите Дору, что она ни в чем не виновата. Ошибся или
я, или Энди, а может быть, инструменты, которыми мы располагали, оказались
недостаточно точными. Если Дора хочет перекалиброваться (а ей
необязательно это делать, поскольку до встречи остается ровно десять
земных лет), скажите ей, чтобы узнала у Афины даты затмения Солнца Луной.
Я еще не имел возможности уточнить их, поскольку только что добрался до
Канзас-Сити.
Все в порядке. Я нахожусь в добром здравии, у меня достаточно денег,
и я чувствую себя в безопасности. Я напишу еще не раз и побольше, и письма
будут заклеены понадежнее, но пока у меня нет времени, чтобы соблюсти все
почтовые требования Джастина.
Целую всех. Потом напишу побольше. Вечно любящий вас
старичина-молодчина
P.S. Надеюсь, что будет мальчик и девочка. Вот забавно!"
25 сентября 1916 г. григ.
Дорогие Лаз и Лор!
Это второе письмо, которые я попытаюсь отослать с помощью тех
почтовых средств, которые предложил Джастин. Я пользуюсь услугами трех
юридических фирм и Национального банка Чейза. Временная капсула будет
направлена с инструкциями доктору Гордону Харди через В. У. Смита и
абонементный ящик (ненадежный тип этот Смит; он наверняка вскроет его и
тем самым уничтожит). Если я сумею отослать это письмо в архивы еще до
Диаспоры, оно будет вручено вам в 4291 году в соответствии с той схемой,
которую мы разработали.
Вероятно, вы получите сразу не одну дюжину писем. Они составят отчет
о прожитых мною 10 годах. В воспоминаниях могут оказаться пробелы
(какие-то письма могут потеряться). В этом случае я (после того, как вы
подберете меня) продиктую недостающее Афине и таким образом удовлетворю
Джастина и Галахада, которые требуют полного отчета. Но я буду рад, если
до вас дойдет хотя бы одно письмо. Скажите Афине, чтобы она поработала над
временной капсулой, чтобы отложенную почту можно было получать из более
ранних столетий; следует обеспечить ее надежность.
Я буду пользоваться большим количеством адресов плюс тот, который я
придумал. Письма, вложенные в несколько конвертов, буду посылать
исполнительному компьютеру на Секундусе в 2000 год Диаспоры. Их вскроет и
прочитает компьютер, а человеческие руки не должны прикасаться к ним, и
уже программа распорядится, чтобы сообщение было сохранено и передано
руководителю колонии на Тертиусе на следующий день после нашего отлета.
Я не верю в парадоксы. Либо Минерва получила это послание еще до
вашего рождения и поместила в архив, который потом передала Афине, а Айра
получил его и уже передал вам обеим, или же этого не случилось вообще.
Никаких аномалий, никаких парадоксов - либо полный успех, либо полная
неудача. Идею эту я почерпнул из того факта, что исполнительный компьютер
вскрывает, прочитывает и отвечает на бесконечное количество писем и
сообщений, не передавая их содержание исполняющему обязанности
председателя или кому-то вообще, если в этом нет необходимости. Главное: я
писал об этом в моем первом письме и буду повторять в каждом последующем.
Я ошибся при калибровке и прибыл за три года до срока. Дора не виновата.
Убедительно прошу объяснить ей это. Приободрите ее. Несмотря на ее
мальчишескую грубость, она очень чувствительна и ранима. Если бы я сумел
предоставить ей более точные данные, она привезла бы меня сюда с точностью
до секунды, в этом сомневаться не приходится.
Базовая дата и место рандеву остаются прежними: через 10 земных лет
после высадки возле кратера в Аризоне. Моя ошибка изменяет григорианскую
дату рандеву на 2 августа 1926 года, тем не менее до нее осталось 10
земных лет, как я и запланировал.
Дора, конечно, захочет найти ошибку в тех данных, которые я ей
передал. Привожу временные метки, на которые она может положиться: даты
полных затмений Луны Солнцем, наблюдавшихся на Земле между 2 августа 1916
и 2 августа 1926 г.
8 июня 1918 г. 10 сентября 1923 г.
29 мая 1919 г. 24 января 1925 г.
21 сентября 1922 г. 14 января 1926 г.
Если Дора захочет еще похлопотать, то может затребовать у Афины все
данные о Солнечной системе в древности, которые ей могут потребоваться;
великая библиотека Нового Рима набита подобными материалами. Однако все
действительно необходимое содержится в самой Доре, в ее собственном нутре.
Напоминание:
1. Подберите меня через 10 земных лет после высадки.
2. Я оказался здесь за три года до срока по собственной вине, а не
из-за ошибки Доры.
3. Я прекрасно себя чувствую, здоров, в безопасности, вполне
управляюсь с делами, скучаю о моих дорогих и всем передаю привет.
А теперь о жутких и таинственных приключениях путешественника во
времени. Начнем с того, что их нельзя назвать жуткими и таинственными. Я
старался не привлекать ничьего внимания, то есть вел себя как мышь на
кошачьей выставке. Если туземцы раскрашивают свои пупки голубой глиной, то
и я мажу себе пузо тем же. И соглашаюсь с мнением каждого, кто со мной
разговаривает; посещаю его церковь, смиренно признаваясь в том, что
последнее время пропускаю службы; слушаю, а не говорю (конечно, вам в это
трудно поверить) и никогда не возражаю, если меня пытаются ограбить, даже
не пытаюсь убить обидчика или хотя бы сломать ему руку; я молча отдаю ему
все, что у меня есть. Я непременно должен оказаться на краю того самого
кратера в Аризоне через 10 лет и не могу позволить, чтобы что-нибудь мне
помешало. Я прибыл сюда не для того, чтобы преобразить мир; мне просто
захотелось вновь посетить свое собственное детство.
Все оказалось легче, чем я ожидал. Поначалу некоторое беспокойство
причинял мне акцент. Но я внимательно слушал и вновь научился
разговаривать отрывисто, как и подобает уроженцу кукурузного пояса.
Удивительно, как быстро возвращается память. Могу по опыту подтвердить,
что права теория, утверждающая, что воспоминания детства остаются
навсегда, хотя порой "забываются" до тех пор, пока их вновь что-либо не
вызовет. Я покинул этот город, будучи моложе вас обеих, и с тех пор
побывал больше чем на двух сотнях планет. И большинство из них я забыл.
Однако этот город я помню прекрасно.
Кое-что здесь переменилось, но в противоположную сторону на
энтропийной оси; я вижу свой родной город таким, каким он был в мои четыре
земных года. И сейчас этот малыш живет где-то неподалеку. Я держусь
подальше от тех мест и ни разу не пытался увидеть мою первую семью. Мысль
о ней несколько смущает меня. О, конечно, я навещу их, прежде чем
отправиться путешествовать по стране; нечего опасаться, что они меня
узнают. Это невозможно! Я выгляжу молодо и, надо думать, похож на себя
молодого. Но здесь еще не знают, каким станет этот четырехлетка, когда
вырастет. Я не пытаюсь говорить правду - это опасно. Даже если расскажу
все как есть, мне никто не поверит - потому что здесь никто не верит даже
в космические полеты, не говоря уж о путешествиях во времени, - и тогда
меня могут арестовать как сумасшедшего - термин не научный, им
обозначается личность, воспринимающая мир не так, как принято.
Канзас-Сити, 1916 год. Вы высадили меня на лугу; я перелез через
забор и пешком дошел до ближайшего города. Никто нас не заметил. (Скажите
Доре, что она сработала ловко, словно карманник.) Городок оказался
симпатичным, люди в нем дружелюбные. Я провел там день, чтобы
сориентироваться, а потом перебрался в более крупный город, сделал там то
же самое, раздобыл другую одежду и стал похож уже не на фермера, а на
горожанина.
Дорогие мои, вы не носите одежды, если она вам не нужна, кроме
праздников, и просто не поверите, насколько в этом "здесь и сейчас"
общественный статус зависит от одежды. Гораздо больше, чем в Новом Риме.
Здесь можно только взглянуть на человека и по его платью определить
возраст, пол, социальный статус, материальное состояние, возможный род
занятий, примерный уровень образованности и многое другое. Эти люди
купаются одетыми! Я не шучу, спросите у Афины. Дорогие мои, они даже спят
в одежде!
По железной дороге я переехал в Канзас-Сити. Попросите Афину показать
вам снимки, сохранившиеся с тех времен. Здешнее общество является
прототехническим; оно как раз начинает переходить от мускульной силы
человека и животных к генерируемой энергии. Здесь ее получают, сжигая
естественное топливо или используя силу ветра и падающей воды. Известная
часть энергии питает примитивные электрические машины. А поезд, в котором
я ехал, двигался за счет сгорания угля, производящего расширяющийся пар.
Атомная энергия не известна даже в теории. О ней подумывают лишь
мечтатели; даже к Санта-Клаусу здесь относятся серьезно. Что же касается
способа, которым передвигается Дора, так никто не имеет даже малейшего
представления о том, что можно передвигаться, отталкиваясь от ткани
пространства-времени.
(Тут я могу и ошибаться. Многочисленные рассказы об НЛО и странных
гостях с неба существовали на Земле во все века; так что я наверняка не
первый путешественник во времени, а может, тысячный или даже миллионный,
однако гости эти столь же опасаются обеспокоить диких туземцев, как и я.)
Прибыв в Канзас-Сити, я остановился в религиозном хилтоне. Если вы
получили мое первое письмо, на бумаге была эмблема этого заведения.
(Надеюсь, что эта записка окажется последней, которую пришлось
доверить чернилам и бумаге. Я потратил уйму времени, чтобы фотографическим
способом уменьшить ее и выгравировать. Технология и материалы уже доступны
в этом "здесь и сейчас", однако весьма примитивны, и я пытаюсь
пользоваться иными методами.)
В качестве временного пристанища религиозный хилтон вполне меня
устраивает. Он дешев, а я еще не успел раздобыть достаточного количества
местных денег. Здесь чище и спокойнее по сравнению с коммерческими
гостиницами, а цена та же. Гостиница расположена возле делового района. И
предлагает лишь то, в чем я теперь нуждаюсь, не более: мой здешний образ
жизни можно назвать монашеским.
Да-да, монашеским. Не удивляйтесь, мои любимые. Я намереваюсь жить
монахом все десять лет, мечтая о моих дорогих, которые так от меня далеко.
Почему? Местные нравы запрещают любое соединение мужчины и женщины,
за исключением разрешенного государством моногамного брака, который влечет
за собой бесконечные юридические, экономические и социальные последствия.
Законы созданы для того, чтобы их нарушать. Так и происходит. Через
три квартала от монашеского хилтона начинается улица Красных Фонарей -
место незаконного промысла проституток. Берут они недорого. Нет-нет, я
слишком ленив, чтобы тащиться в такую даль; просто я успел переговорить с
некоторыми из женщин, поскольку днем они бродят по улицам, предлагая свои
услуги мужчинам. Дорогие мои, здесь этих женщин не считают артистками,
гордыми своим великим призванием. О нет, дорогие мои! Забитые, убогие, они
стыдятся своей профессии и находятся у самого подножья социальной
пирамиды; многие из них - пожалуй, большая часть - порабощены мужчинами,
отбирающими их скромный заработок.
Не думаю, что в Канзас-Сити могла бы жить Тамара или хотя бы
псевдо-Тамара. Вне улицы Красных Фонарей встречаются молодые красивые
женщины, которые и берут больше, и попасть к ним сложнее, но статус их
также невысок. Тут нет счастливых гордых художниц. Они не искушают; трудно
даже придумать, с каким отвращением относится к ним здесь закон и обычай.
Дамам, с которыми я разговаривал, пришлось заплатить; для них время -
деньги.
Но есть и женщины, не занимающиеся такой работой.
По прежним жизням я знаю, что и среди одиноких и замужних женщин
(подобная дихотомия проявляется здесь куда резче, чем на Тертиусе или даже
на Секундусе) многие охотно пойдут на нелицензированное соитие ради
забавы, в поисках приключений и даже по любви или по другим причинам.
Таким образом, здесь доступны - пусть и не постоянно - множество женщин и
даже некоторые мужчины, хотя последних преследуют особенно рьяно.
Я уверен в себе и не одобряю местных "моральных" норм, но я все-таки
отвечу "нет". Почему?
Первая причина: тут за это вполне могут отстрелить задницу!
Я не шучу, дорогие. Здесь и сейчас почти каждая женщина находится в
исключительной собственности кого-нибудь из мужчин. Мужа, отца, любовника,
жениха - кого угодно. И если он поймает вас, то имеет право убить, и
общественное мнение окажется на его стороне: скорее всего его за это даже
не накажут. Но если умрет он, а не ты, то тебя повесят за шею и оставят
висеть до самой смерти, смерти, смерти!
Цена явно чересчур велика, и я не собираюсь рисковать понапрасну.
Впрочем, существует небольшое и тем не менее заметное число женщин,
не являющихся "собственностью" какого-либо самца. Так что же сдерживает
тебя, Лазарус?
В первую очередь - хлопоты. (Не говорите этого Галахаду, а то сердце
его разобьется.) Уговоры и переговоры обычно затягиваются надолго, дело
это непростое и требует затрат. В случае успеха она будет считать ваш
устный договор неким эквивалентом пожизненного брачного контракта.
Кроме того, она вполне может забеременеть. Надо было попросить Иштар
сделать меня стерильным на время путешествия. (Я ужасно рад, что не
попросил об этом.)
Я рвусь к вам, мои дорогие, мое второе и третье "я", и бесконечно
благодарен вам за то, что вы поставили меня с ног на голову. Я же не мог
сам проявить инициативу, как бы мне ни хотелось!
Лаз и Лор, поверьте мне, если можете: зрелые женщины здесь не знают,
когда они могут забеременеть. Они полагаются либо на удачу, либо на
средства контрацепции, которые здесь либо ненадежные, либо вовсе
никчемные. Этого они не могут узнать даже от своего врача: медики еще не
умеют определить дату зачатия. Генетиков вообще не существует. В 1916 году
медицина весьма примитивна. Врачи-то усердствуют, только их искусство еще
здорово смахивает на шаманство. Примитивная хирургия да горстка лекарств,
насколько я знаю, бесполезных или даже вредных. Что же касается
контрацепции - держитесь покрепче! - она запрещена законом.
Вот еще один закон, который создан, чтобы его нарушали... так здесь и
поступают. Но закон и обычай одерживают прогресс в подобных вопросах. В
настоящее время (1916 год) наиболее распространенный способ предохранения
состоит в том, что на мужской орган надевают упругий мешочек... другими
словами, они совокупляются, не соприкасаясь. Не надо визжать; вас никогда
и никто не заставит использовать этот способ. Конечно, даже слушать
противно.
Но самое интересное я приберег напоследок. Дорогие мои, я безнадежно
испорчен. В 1916 году принято мыться не чаще раза в неделю; многие
считают, что этого вполне достаточно: по мнению остальных, незачем мыться
часто. Иные времена, иные нравы. Если чего-то нельзя избежать, нужно
просто не обращать внимания. Я прекрасно понимаю, что теперь и сам воняю,
как старый козел. Но когда-то я наслаждался обществом шести самых
изысканных созданий в Галактике, так что можно и потерпеть. Пустяк - всего
десять лет.
Если вы получили хотя бы одно из моих писем, которые я пошлю вам за
ближайшие десять лет, вы, возможно, броситесь уточнять даты григорианского
календаря 1916-1919 гг. Я выбрал период с 1919 по 1929 г., потому что это
был последний сч
Научная фантастика