днако в новорожденной колонии подобное сооружение  выглядело  явно
неуместным и совершенно не сочеталось с тем, что я знал о старейшем по его
многочисленным жизням.
     Но все оказалось просто. Половину здания занимали  реювенализационная
клиника, лечебница и изолятор: в них можно было зайти прямо с улицы. Число
семейных  комнат  не  было  постоянным,  стены  между  ними  сдвигались  и
раздвигались. Как только  потребности  колонии  увеличатся  или  семейству
старейшего понадобится просторное помещение, клиника должна была переехать
в ближайший город.
     Мне повезло: когда я приехал, в реювенализационной  не  оказалось  ни
одного клиента, в больнице тоже не было пациентов, и семейство Лонг  могло
посвятить время мне.
     Количество членов семейства оказалось столь же неопределенным, как  и
число комнат. Я предположил, что их восемь: трос мужчин - старейший,  Айра
и Галахад; трое женщин - Иштар, Гамадриада и Минерва; двое детей - Лорелея
Ли и Ляпис Лазулия. Но я  не  подозревал,  что  в  доме  обитают  еще  две
малышки, недавно научившиеся ходить, и маленький мальчик. Выяснилось,  что
я оказался не первым и  не  последним,  кого  пригласили  в  этот  дом  на
неопределенное время. Но кем мне считать себя:  гостем  или  членом  семьи
старейшего?
     Отношения  внутри  семейства  также  были   крайне   непонятными.   У
колонистов  всегда  есть  семьи.  Колонист-одиночка  -   эти   два   слова
противоречат друг другу. Но на Тертиусе все колонисты были  говардианцами,
а у нас в ходу любая  разновидность  брака,  за  исключением,  я  полагаю,
пожизненной моногамии.
     На Тертиусе не было никаких законов, касающихся брака;  старейший  не
видел в них необходимости. Немногие законы, которые действуют на Тертиусе,
учтены в миграционном контракте, составленном Айрой и Лазарусом.  Документ
этот включает обычные условия договора с сельским владельцем; предводитель
колонии вплоть до момента отставки  является  абсолютным  арбитром.  Но  в
тамошнем кодексе нет ни слова,  определяющего  условия  брака  и  семейные
взаимоотношения. Колонисты,  как  и  подобает  говардианцам,  регистрируют
своих  детей:  в  данном  случае  компьютер  Афина  заменяет  архивы.  Но,
просматривая его  записи,  я  обнаружил,  что  перечень  предков  зачастую
заменен генетическим  классификационным  кодом.  На  такой  систематизации
генетики Семейств настаивает уже не одно поколение - и я с ними  согласен,
- однако она заставляет генеалога действительно потрудиться; в особенности
если брак не зафиксирован, как это нередко бывает.
     У одной пары оказалось одиннадцать детей: шестеро - его, пятеро - ее,
общих не было. Я понял это из  их  кодов...  полностью  несовместимых.  А
потом познакомился с ними - прекрасное семейство,  процветающая  ферма,  и
никакого намека на то, что хоть один из этой детской оравы считает кого-то
из родителей не своим.
     Но Семейство старейшего было еще более  неопределенным.  Конечно  же,
генетические отношения фиксировались в каждом случае... но кто тут женат и
на ком?


     Купальня оказалась, как и было обещано, декадентской. Она состояла из
гостиной и холла и предназначалась для  семейного  отдыха  и  развлечений.
Помещение тянулось вдоль всего первого этажа. Стенки легко раздвигались, и
в хорошую погоду можно было выйти в сад - а  тогда  как  раз  было  тепло.
Здесь находилось все, что мог бы придумать самый придирчивый из сибаритов:
в центре его, напротив садового фонтана, располагался еще один  фонтан.  И
тот и другой окружали широкие сиденья, на  которых  можно  было  посидеть,
болтая в воде усталыми ногами  и  наслаждаясь  прохладительным  питьем.  В
одном углу находилась сауна, в другом  -  огромный  душ  со  всевозможными
приспособлениями. Здесь же были сложный пульт управления, длинный бассейн:
в одном его конце, голубом, вода доходила до колен, в другом, красном - до
подбородка. По обе стороны бассейна располагались  две  ванны,  достаточно
просторные для одного человека, но  вполне  удобные  для  двух  или  трех.
Стояли кушетки, где можно было подремать, отдохнуть, попотеть и поболтать;
косметический столик с большим дуозеркалом, в котором, попросив  помощи  у
Афины, можно было увидеть собственный затылок; уголок  на  дюжину  персон,
пол которого покрывал мягкий ковер; лежали подушки, большие  и  маленькие,
твердые и мягкие. Был здесь и бар с освежающими напитками, кухня... если я
забыл что-либо назвать, то по собственной вине, а не по вине  архитектора.
Все прочие, более привычные услады тоже были на месте.
     Сначала я думал, что купальня освещается рассеянным светом,  а  потом
понял,  что  Афина  все  время  переключает   его,   поддерживая   уровень
освещенности во всех частях большой комнаты в соответствии с тем, что  там
происходит: поярче - для желающих охорошиться, потемнее - чтобы подремать,
и так далее - а также в соответствии  с  персональными  запросами:  вокруг
наших  рыжих  головок  всегда  плясало  облачко  света,  где  бы  они   ни
появлялись.
     В доме и в саду играла тихая музыка, которую предпочитала Афина, если
у нее не просили чего-нибудь иного... Компьютер  этот,  похоже,  хранил  в
памяти всю музыку, которая когда-либо была написана. Она  могла  распевать
хором с близнецами и в то же время  принимать  участие  в  трех  различных
разговорах,  происходящих  в  разных  частях  купальни.  Осознающий   себя
компьютер ее класса  -  способный  править  Секундусом  -  зачастую  может
говорить одновременно со многими, однако я никогда не сталкивался  с  этим
раньше. Что ж, крупные компьютеры не часто бывают членами семей.
     В остальном дом был почти не  автоматизирован.  Что  ж,  дело  вкуса.
Возможности Афины оставались неиспользованными. Мои хозяйки готовили сами,
а Афина только приглядывала, чтобы ничего не пригорело, да замечала время.
Дважды Афина звала на кухню Гамадриаду, и один раз в  спешке  та  вылетела
голая, мокрая, даже не остановившись, чтобы накинуть банный халат.
     Купаться  с  Лази  и  Лори  оказалось   действительно   забавно,   но
утомительно, поскольку они визжали, хихикали и  болтали  в  своей  обычной
манере, говоря каждую фразу вместе, но по  очереди.  Я  подумал,  что  они
телепаты по отношению друг к другу,  и  даже  заподозрил,  что  порой  они
действительно, читают мысли присутствующих -  однако  ничего  выяснять  не
стал.
     Сначала меня всего намазали душистым жидким мылом  и  потребовали  от
меня подобной услуги, а когда я проявил нерасторопность, принялись  пугать
меня дрожащими подбородками. Наконец мне было заявлено, что дядя  Гладя  -
мой старый приятель Обадия, ныне Галахад - моет их лучше,  а  ведь  всякий
знает, как он ленив. А может, они мне не нравятся,  и  я  просто  не  хочу
хорошенько потереть им спинку? Если они  выйдут  за  меня  замуж,  то  мне
придется летать в  их  корабле,  а  пока  они  девственницы,  и  не  из-за
отсутствия возможностей, об этом можно  не  беспокоиться,  поскольку  мама
Гамадриада  и  мама  Иштар  наставляют  их  и  в  основах  и  в  тонкостях
сексуальности и охотно ускорят обучение, ежели я решу немедленно  жениться
на них... Не так ли, мама Гамадуся? Скажи ему!
     Гамадриада, которая в метре от нас мылила Айру, заверила  девиц,  что
обязательно так и поступит, если только они сумеют убедить  меня  жениться
на них побыстрей. Я знал, что молодежь дурачит меня, а их мать -  одна  из
двоих матерей - подыгрывает им. И  все-таки  подумал,  а  не  теряю  ли  я
великолепную возможность? Лазарус все слышал,  но  не  стал  запрещать  им
дразнить меня, а просто посоветовал мне не заключать с ними контракт более
чем на десять лет, поскольку во внимании их на более долгий период  нельзя
быть уверенным. Девицы стали возмущаться.
     Ежели  они  собираются  выскочить  замуж  сегодня  же  ночью,  сказал
Лазарус, им следует немедленно вычистить ногти. Они возмутились еще больше
и, оставив меня, насели на Лазаруса. Ухватив брыкавшихся невест под мышки,
Лазарус поинтересовался, принимаю ли я предложение. В противном случае  он
просто утопит их в  глубоком  конце  бассейна.  Пришлось  согласиться.  Мы
сполоснулись под душем и полезли в бассейн. Я зашел  в  воду  по  плечи  и
прислонился к бортику, поддерживая девчонок, поскольку они не доставали до
дна - и тут чьи-то ладони закрыли мне глаза.
     - Тетя Тами! - завопили близнецы, и не успел я  обернуться,  как  они
уже вылетели из воды.
     Передо мной  стояла  Тамара  Сперлинг.  А  я-то  думал,  что  она  на
Секундусе, наслаждается законным  отдыхом  в  сельской  местности,  Тамара
Великолепная, Тамара Непревзойденная, Тамара Уникальная  -  с  моей  точки
зрения, разделяемой, впрочем, многими; талантливый художник. Уверен, что я
был не единственным, кто долго влачил холостое существование  после  того,
как она оставила Новый Рим.
     Она вошла в дом, увидела семейство в купальне, сняла в саду платье  -
она так торопилась, что даже не сбросила высокие сандалии, - увидела  меня
и закрыла мне глаза своими прекрасными ладонями.
     Почему? Прежде мы с ней частенько обедали и - если верить тому, что я
недавно слышал - она  была  готова  стать  моей  гостевой  женой,  если  я
пожелаю. Пожелаю? Пятьдесят лет назад я при каждой  встрече  предлагал  ей
контракт на любых условиях и заткнулся лишь после того,  как  в  очередной
раз услышал - это было сказано терпеливо и мягко - что она не намеревается
заводить детей и замуж больше не выйдет.
     И вот она передо мной после реювенализации - впрочем, это неважно,  -
прекрасно  выглядит,  молодая,  полная  сил...  колонистка.  Я   удивился,
позавидовав тому, кто сумел уговорить ее уехать. Он, должно быть, обладает
сверхчеловеческими способностями. Но как  бы  там  ни  было,  если  Тамара
готова разделить со мной ложе, пусть даже на  одну  ночь  и  ради  старого
знакомства, я с радостью принял бы дар богов, ничуть не заботясь  об  этом
человеке. Ее богатства бесконечны и неистощимы. Тамара! Это имя напоминает
мне звон колокола.
     Она поцеловала  двух  мокрых  девиц,  а  потом  спрыгнула  в  воду  и
поцеловала меня.
     - Дорогой мой, - прошептала она, приблизив ко мне лицо, - я услышала,
что ты здесь, и прибежала. Ми ларуна де'вашти миц ду?
     - Да! Как только у тебя будет свободная ночь.
     - Не так быстро по-английски, дорит ми. Я учу его  -  но  медленно  -
потому что  моя  дочь  хочет,  чтобы  ее  помощники  в  реювенализационной
говорили на языке, неизвестном большей части пациентов...  и  еще  потому,
что в нашей семье английский в ходу не менее, чем галакт.
     - Значит, ты теперь реювенализатор? И у тебя здесь дочь?
     - Иштар даттер ми. Разве ты не  знал,  петчан  ми-ми?  Нет,  я  всего
только медсестра. Но я учусь, и Иштар надеется, что я сделаюсь  помощником
техника через половину горсточки лет. Хорошо - нет?
     - Хорошо, я полагаю. Но какая потеря для искусства!
     - Бландер,  -  проговорила  она  радостно,  взлохмачивая  мою  мокрую
шевелюру. - Здесь даже реювенализированной - ты заметил? - мне  искусством
не прокормиться. Слишком много желающих, милых, молодых и хорошеньких... -
Близнецы крутились возле нас,  прислушиваясь,  и  на  мгновение  притихли.
Тамара обняла их и прижала к себе. - Вот пример.  Это  мои  внучки.  Хотят
вырасти повыше, чтобы  поскорее  лечь  и  стать  ниже.  -  Она  поцеловала
девочек. - Какие у них огненные кудряшки. У меня таких нет.
     Я начал было объяснять, что ни возраст, ни рыжие кудряшки  ничего  не
значат, но быстро понял, что комплимент  Тамаре  в  подобной  формулировке
может стать причиной дрожания подбородков. Однако  было  поздно  -  фонтан
вновь забил:
     - Тетя Тами, мы не рвемся...
     - ...просто мы практичные и собираемся...
     - ...он ни за что не женится на нас...
     - ...он просто дразнит нас...
     - ...и ты не можешь быть нашей бабушкой...
     -   ...потому   что   тогда   ты   была   бы   и   бабушкой    нашего
старичины-молодчины...
     - ...а это нелогично, невозможно и просто смешно...
     - ...поэтому ты останешься просто нашей тетей Тами.
     Их  логику  я  счел  дважды  энтимематичной   [энтимема   -   неполно
приведенный   аргумент,   недостающие   части   которого   подразумеваются
очевидными], если не совершенно  путаной,  но  вынужден  был  согласиться,
потому что не мог представить себе Тамару бабушкой.  Поэтому  я  переменил
тему:
     - Тамара, дорогая, ты не позволишь мне снять с тебя сандалии?  Может,
мне их высушить?
     Она не успела ответить.
     - Мы торопились, чтобы успеть вовремя...
     - ...потому что мама Гамадриада уже закончила  лицо  и  приступила  к
соскам...
     - ...поэтому, если мы не  поторопимся,  нам  придется  идти  на  обед
совершенно голыми...
     - ...а так нельзя...
     - ...и вам обоим лучше тоже поторопиться...
     -  ...иначе  старичина-молодчина  обещал   бросить   все   поросятам.
Извините!
     Я выбрался из бассейна, и Тамара стала вытирать меня полотенцем.  Это
было не обязательно, потому что неподалеку  находилась  сушилка.  Но  если
Тамара мне что-нибудь предлагает, я отвечаю - да. На  это  ушло  некоторое
время: мы прикасались друг к другу и болтали.  А  есть  ли  лучший  способ
провести время?
     Обсушившись, я подумал, не воспользоваться ли косметикой -  вообще-то
я ею не пользуюсь, ограничиваюсь эпиляторами - но тут  одна  из  близняшек
подскочила ко мне с голубой хламидой. Запыхавшись она выпалила:
     - Лазарус предлагает вам это; можете попросить что-нибудь другое,  но
нет необходимости что-нибудь надевать, потому что ночью жарко, и вообще вы
член семьи, потому что вы один из нас.
     Мне показалось, что я сумел подметить определенную  закономерность  в
расположении веснушек.
     - Спасибо тебе, Лорелея, я надену хламиду.
     Я всегда считал, что в доме, где нравы  достаточно  свободны,  жарким
вечером к обеду можно выходить,  лишь  подвязав  салфетку.  Однако  я  был
почетным гостем и не мог выйти к столу раздетым.
     - Мы ждем вас, только я капитан Лазулия, но это все равно,  извините!
- Она исчезла.
     Я набросил хламиду; потом мы спустились  в  сад  и  подобрали  платье
Тамары. Оно было такое же голубое, как мое одеяние, и, казалось,  источало
аромат золотого века Эллады. Не платье, а два грамма голубого тумана. Юбка
была длиннее моей. Это вполне понятно: греки  золотого  века  носили  юбки
более короткие, чем женщины. На Секундусе все было  наоборот.  (Я  еще  не
знал, какой обычай установился на Тертиусе.) Мы были красивой парой,  и  я
чувствовал себя счастливым.
     Случайность? Если рядом старейший, случайности всегда запланированы.
     Мы ели в саду, каждая  пара  сидела  на  отдельной  кушетке,  которые
образовывали шестиугольник. Шестой стороной служил фонтан.  Начался  танец
воды, которым управляла Афина, и в такт музыке в воде  отражались  цветные
огни. Все женщины, кроме Тамары, подавали еду;  Лори  и  Лази  то  и  дело
выполняли роль виночерпиев - нельзя было даже мечтать  о  том,  чтобы  они
спокойно посидели на своей  кушетке.  Когда  пир  начался,  Айра  сидел  с
Минервой, Лазарус - с Иштар, Галахад - с Гамадриадой, а близнецы - друг  с
другом. Но женщины, как шахматные фигуры,  двигались  по  кругу,  менялись
местами. Несколько глотков, легкое прикосновение и -  дальше.  Все,  кроме
Тамары, чей упругий и мягкий задок я чувствовал коленями в  течение  всего
пира. Было неплохо, что она не шевелится: я не застенчив,  но  предпочитаю
не выказывать галантный рефлекс, когда в этом нет необходимости. Я  просто
с удовольствием ощущал прикосновение ее дивного теплого тела, тогда как  с
Лазарусом сначала посидела Иштар, потом ее сменила Минерва,  следующей  на
этом месте оказалась одна из близняшек, не знаю которая, и т.д.
     Не буду описывать пир, скажу лишь, что  не  знаток  по  части  нравов
молодых колоний, и добавлю, что в знаменитых ресторанах  Нового  Рима  мне
приходилось весьма дорого платить за гораздо худший обед.
     Все,  кроме  Лазаруса  и   его   сестер,   были   одеты   в   цветные
псевдогреческие одеяния. Лазарус был одет, как  шотландский  вождь  две  с
половиной тысячи лет назад; килт, берет, сумка, кинжал etc. Меч он отложил
в сторону, но держал под рукою, словно на всякий  случай.  Могу  заверить,
что по законам давно позабытых шотландских кланов,  он  не  имел  никакого
права одеваться как вождь. Сомневаюсь  даже  в  праве  его  вообще  носить
шотландскую одежду. Как-то старейший назвал себя шотландским виски пополам
с содовой; в другой раз он рассказал Айре Везерелу, что впервые надел килт
незадолго до полета "Нью Фронтирс", когда такой стиль был популярен на его
родине, потом обнаружил, что одежда ему понравилась, и после  этого  носил
килт там, где это допускалось местными обычаями. В эту ночь его  роскошный
наряд дополняли залихватские усы.
     Его сестрицы-близняшки были одеты в точности, как он. Я  до  сих  пор
гадаю, было ли это сделано в мою  честь,  или  чтобы  произвести  на  меня
впечатление, или просто развлечения  ради.  Быть  может,  верно  и  то,  и
другое, и третье.


     Я бы с удовольствием провел эти  три  часа  в  уединении,  угощал  бы
Тамару, а она угощала бы меня. Я бы наслаждался душевным  покоем,  который
нисходит на меня, когда я касаюсь ее тела. Однако  старейший  рассчитывал,
что мы, члены этого замкнутого счастливого кружка (а он действительно  был
замкнут, и голос Афины доносился  теперь  из  фонтана),  сядем  рядком  да
поговорим и послушаем ладком, как  в  салонах  Нового  Рима  со  всеми  их
протоколами.  Так  мы  и  поступили.  То  была  общая  мягкая  гармония  с
неожиданными нотками изящества, которые добавляли близнецы, однако чаще им
удавалось сдержать свое рвение, не проявляя излишней "взрослости".
     Разговор затеял старейший, обратившись к Айре:
     - Айра, а как бы ты поступил, если бы сейчас через эту  дверь  к  нам
вошел бог?
     - Я бы велел ему вытереть ноги. Иштар не пускает в этот дом  богов  с
грязными ногами.
     - Но у всех богов глиняные ноги.
     - Вчера ты говорил совсем другое.
     - Айра, вчера - не сегодня. Я видел тысячу богов, и у всех были  ноги
из глины. И все они лгали, - Лазарус стал загибать пальцы, - во-первых, на
радость шаманам,  во-вторых,  на  радость  королям,  в-третьих,  опять  на
радость тем же шаманам. Но я встретил тысяча  первого  бога.  -  Старейший
замолчал.
     Айра взглянул на меня.
     - Предполагается, что я скажу: давай рассказывай!  Или  что-нибудь  в
этом роде, а все остальные примутся  выкрикивать:  да-да,  Лазарус!  Такой
вариант обладает известными достоинствами, ибо нам достанется  по  крайней
мере минут двадцать, чтобы как следует наесться и напиться. Но я собираюсь
одурачить его. Он хочет нам рассказать,  как  убил  всех  богов  Джокайры,
воспользовавшись пугачом и своим моральным превосходством.  Поскольку  эта
байка уже занесена в его  мемуары  в  четырех  противоречащих  друг  другу
версиях, нам незачем выслушивать пятую.
     - Это был не пугач, а  бластер.  "Ремингтон-19",  с  полным  зарядом.
Более совершенного оружия в то время не было. А когда я перебил  их,  вони
было больше, чем в Гормон-холле на следующий  день  после  получки.  Кроме
того, мое превосходство никогда не бывает моральным, потому что  я  всегда
успеваю первым, пока некто раздумывает, что делать со мной. Но  главное  в
истории, которую Айра не дает мне  рассказать,  то,  что  эти  жлобы  были
настоящими богами, потому что ни шаманы, ни короли не получили своей  доли
и были тоже одурачены. Этот собачий народ был собственностью своих богов -
богов в том смысле, в  каком  человек  может  быть  богом  для  дворняжки.
Впервые я заподозрил это после того,  как  они  выгнали  бедного  Слейтона
Форда из его мыслебака и едва не убили его.  А  через  восемь  или  девять
сотен лет мы с Энди Либби доказали, что так оно и было. "Каким образом?" -
спросите вы...
     - Не спросим.