Джек ФИННЕЙ
   МЕЖ ДВУХ ВРЕМЕН



Глава 1

   Все шло как обычно: я сидел без пиджака и набрасывал на бумаге  эскиз
куска мыла, прикрепленного клейкой  лентой  к  верхнему  углу  чертежной
доски.  Золотистая  фольга  обертки  была  тщательно   отогнута,   чтобы
покупатель мог прочесть большую часть названия фирмы, выпускающей именно
этот сорт мыла; я  перепортил  полдюжины  оберток,  прежде  чем  добился
желаемого эффекта.  Идея  заключалась  в  том,  чтобы  показать  продукт
готовым к употреблению:  возьмите  его  в  руки,  и,  как  говорилось  в
сопроводительном тексте, "ваша кожа станет нежна и на бархат похожа",  -
а моя задача состояла в том, чтобы изобразить его, это мыло,  на  бумаге
под разными ракурсами.
   Работа была не менее скучной, чем ее описание, и я решил  передохнуть
и взглянуть, благо  сидел  у  окна,  со  своего  двенадцатого  этажа  на
крохотные головы прохожих внизу, на тротуаре Пятьдесят четвертой  улицы.
Был солнечный, пронзительно ясный день в середине ноября, и так хотелось
окунуться в него, попасть туда, на улицу, и чтобы  впереди  лежал  целый
день и не маячило никаких дел - никаких обязательных дел...
   У монтажного стола стоял Винс Мэндел, наш шрифтовик, худой и смуглый,
- наверно, как и я, он чувствовал себя здесь сегодня взаперти;  в  руках
он  держал  распылитель,  а  на  носу  у   него   красовалась   марлевая
хирургическая  маска.  Он  наносил  слой  краски  телесного   цвета   на
фотографию девицы в купальном костюме,  вырезанную  из  журнала  "Лайф".
Результатом его трудов должна была явиться та  же  девица,  но  уже  без
купальника - совершенно голенькая, не  считая  ленты  с  надписью  "Мисс
Арифмометр" от плеча к поясу. Такого рода метаморфозы  стали  для  Винса
излюбленным занятием в рабочее время с тех самых  пор,  как  он  изобрел
этот фокус; когда ретушь будет закончена, фотография,  вероятно,  займет
место в  ряду  других  подобных  творений  на  доске  объявлений  нашего
художественного отдела.
   Фрэнк Дэпп, заведующий  отделом,  кругленький  деятельный  человечек,
пробежал рысцой к себе в кабинет, отгороженный в углу общего загона.  По
пути он выбил оглушительную дробь по дверце  большого  железного  шкафа,
где мы держали всякие подсобные материалы, и  издал  громоподобный  рык.
Это был привычный для него способ выпустить излишки  энергии  -  подобно
тому, как паровоз выпускает излишки пара. Ни Винс, ни я, ни Карл Джонас,
работавший за соседней доской, даже не подняли головы.
   Был самый обыкновенный день, обыкновенная пятница, и  оставалось  еще
двадцать минут до обеда, пять часов до конца работы  и  начала  уикэнда,
десять месяцев до отпуска и тридцать семь лет до пенсии. И тут  зазвонил
телефон.
   - Какой-то мужчина спрашивает вас, Сай, - сообщила Вера, телефонистка
с коммутатора. - Но заранее он с вами не договаривался...
   - Ничего. Это мой родственник. Он должен мне кое в чем помочь.
   - Вам уже никто не поможет, - сказала Вера и повесила трубку.
   Я направился к двери,  размышляя,  кто  бы  это  мог  быть;  художник
рекламного агентства, как правило, не страдает от  избытка  посетителей.
Главная приемная  находилась  этажом  ниже,  и  я  пошел  самой  длинной
дорогой, через бухгалтерию и отдел печати, но ни  одной  новой  девушки,
достойной внимания, не обнаружил.
   Фрэнк Дэпп называл главную  приемную  "Микро-Бродвеем".  Ее  украшали
настоящий восточный ковер, несколько стендов со  старинным  серебром  из
коллекции жены одного из совладельцев агентства  и  матрона  с  волосами
цвета старинного серебра, в обязанности которой входило передавать  Вере
просьбы посетителей. Когда я вошел, мой посетитель стоял и  рассматривал
одну из наших реклам,  развешанных  в  рамках  по  стенам.  Я  не  люблю
признаваться в этом, но при встрече с незнакомыми людьми я робею, хотя и
научился кое-как  маскировать  свою  робость.  Вот  и  теперь,  едва  он
обернулся на звук шагов, я ощутил знакомый  легкий  страх  и  мимолетное
замешательство. Он был лысый и низкорослый, его макушка едва доходила до
уровня моих глаз, а во мне самом-то росту едва сто восемьдесят. На вид я
дал бы ему лет тридцать пять - так я решил, приближаясь к  нему,  и  еще
отметил, что у него мощная грудь и весит он явно больше меня - а ведь не
толст. Одет он  был  в  оливково-зеленый  габардиновый  костюм,  который
совсем не шел к его розовым щекам  и  рыжим  волосам.  "Надеюсь,  он  не
коммивояжер", - подумал я. Тут он улыбнулся - улыбка  у  него  оказалась
настоящая, она сразу понравилась мне, и волнение мое улеглось. "Ну  нет,
- сказал я себе, - этот ничем не торгует",  -  и  не  мог  бы  ошибиться
сильнее, чем ошибся тогда.
   - Мистер Морли?
   Я кивнул, улыбнувшись ему в ответ.
   - Мистер Саймон Морли? - повторил он вопрос, будто  опасался,  что  у
нас в агентстве несколько человек с фамилией Морли, и  хотел  увериться,
что я именно тот, кто ему нужен.
   - Да.
   Но он все еще не был удовлетворен.
   - Вы случайно не помните свой воинский номер?
   Взяв меня под локоть, он  двинулся  из  приемной  в  сторону  лифтов,
подальше  от  секретарши.  Я  отбарабанил  свой  номер,  даже  не  успев
удивиться, почему это я отвечаю ему, незнакомому  человеку,  без  всяких
встречных вопросов.
   - Все верно!  -  сказал  он  с  одобрением,  и  я  почувствовал  себя
польщенным. Мы уже вышли в коридор, поблизости никого не было.
   -  А  вы  что,  из  армии?  Если  да,  то  у  меня  сегодня  штатское
настроение...
   Он улыбнулся, но, как я про себя отметил, оставил вопрос без ответа.
   - Меня зовут Рюбен Прайен, - заявил он и выждал, словно думал, что  я
узнаю его по имени, потом продолжал:
   - Конечно, следовало позвонить и договориться с вами о встрече, но  я
очень спешу, вот и рискнул заскочить к вам...
   - Это не страшно, я тут ничем, кроме работы, не занят. Чем могу  быть
полезен?
   Он скорчил смешную физиономию - мол, объяснить сие не так-то просто.
   - Мне придется занять у вас около часа времени. И не откладывая, если
можно. - Он и сам был, видимо, слегка смущен.
   - Вы уж извините меня, по... поверьте мне пока на слово, и я буду вам
очень признателен...
   Тут-то я и попался - он меня заинтересовал.
   - Ладно. Сейчас без десяти двенадцать. Вы не хотите перекусить?  Могу
уйти на обед чуть пораньше...
   - Отлично, только я не хотел бы разговаривать в помещении.
   Давайте возьмем бутербродов и пойдем в парк. Договорились?
   Сегодня не очень холодно.
   Я кивнул.
   - Схожу за пальто и вернусь к вам сюда. Вы меня просто заинтриговали.
-  Я  постоял  в  нерешительности,  присмотрелся  внимательно  к   этому
приятному, крепко сбитому лысому человеку, а затем высказался начистоту:
   -  Да  вы,  наверно,  и  сами  это  знаете.  Ведь  не  в  первый  раз
проделываете  такую  штуку,   не   правда   ли?   Включая   и   показное
замешательство...
   Он усмехнулся и слегка прищелкнул пальцами.
   -  А  я-то  думал,  что  у  меня  получается!  Что  ж,  придется  еще
порепетировать перед зеркалом. Идите же за  своим  пальто  -  мы  теряем
время...
   Мы вышли на Пятую авеню и пошли на север, мимо немыслимых  зданий  из
стекла и стали, стекла и блистающего  металла,  стекла  и  мрамора  -  и
зданий постарше, в которых больше камня, чем стекла.  Умопомрачительная,
прямо невероятная улица; я никак не могу к ней  привыкнуть,  да,  должно
быть, и никто не может. Есть ли в мире другая  такая  улица,  где  гряда
облаков отразилась бы целиком в окнах одной  стены  одного-единственного
дома да еще и место осталось бы? Сегодня на Пятой  авеню  было  особенно
хорошо, температура поднялась градусов до  десяти,  и  воздух  наполняла
приятная прохлада поздней осени. К тому же наступил полдень, и изо  всех
контор, мимо которых мы  проходили,  выбегали,  пританцовывая,  красивые
девушки, и я подумал: как жаль, что с большинством из них я  никогда  не
познакомлюсь и даже не перекинусь словом. Вот тут-то мой маленький лысый
провожатый и заговорил:
   - Я сейчас выскажу то, с чем пришел к вам, а потом вы можете задавать
вопросы. Не исключено, что я даже отвечу на  некоторые  из  них.  Однако
все, что я вправе сообщить вам по существу, затянется самое  большее  на
два квартала. Я проделывал это уже тридцать с чем-то раз, но до сих  пор
не знаю, какие выбрать выражения, чтобы они звучали не  как  совершенный
бред. Ну, ладно, слушайте.
   Дело  касается  некоего   проекта.   Пожалуй,   следует   сказать   -
правительственного проекта. Секретного, разумеется, -  впрочем,  в  наше
время несекретных дел у  правительства  просто  не  осталось.  По  моему
убеждению и по убеждению горстки осведомленных лиц, этот проект  важнее,
чем все ядерные программы, космические исследования, спутники и  ракеты,
вместе взятые, важнее, хотя и значительно  меньше  по  масштабам.  Скажу
сразу, что не могу позволить себе даже  намека  на  то,  какой  характер
носит этот проект. А вы сами, уж поверьте мне, ни за что не догадаетесь.
Зато могу  и  хочу  сказать  другое:  ни  одно  предприятие,  когда-либо
затеянное людьми за всю сумасшедшую историю человечества, не идет  ни  в
какое сравнение с этим проектом по смелости. Когда мне впервые случилось
осознать его суть, я две ночи не спал, и я ничуть не сгущаю краски -  не
спал в буквальном смысле слова. Да и на третью ночь уснул  только  после
снотворного, а ведь считаюсь человеком уравновешенным  и  спокойным.  Вы
слушаете меня?
   - Слушаю, Если я вас правильно понял, вы открыли  наконец  нечто  еще
более интересное, чем любовь.
   - Может, со временем вы и сами убедитесь, что не  преувеличили.  Даже
путешествие на Луну покажется пресным  по  сравнению  с  тем,  что  вам,
возможно, предстоит испытать. Это величайшее из приключений. Я отдал  бы
все, что у меня есть, и все, что когда-нибудь будет, просто за то, чтобы
побывать в вашей шкуре, отдал бы годы жизни за один только  шанс  как-то
подменить вас. Вот, собственно, и все, дружище Морли. Я мог бы  говорить
еще и буду говорить еще, но в сущности все, что я должен был сказать,  я
уже сказал. Кроме одного: вас приглашают  участвовать  в  этом  проекте.
Приглашают не из-за каких-то особых ваших добродетелей или достоинств, а
просто в силу слепого счастья. Теперь вы вольны принять это  предложение
или отказаться. Дело ваше. Понимаю, что предлагаю кота в мешке, но знали
бы вы, какого кота!.. Тут на Пятьдесят седьмой улице неплохой кулинарный
магазин - какие бутерброды вы любите?
   Мы  купили  бутербродов  и  яблок  и  прошли  еще  два  квартала   до
Сентрал-парка. Прайен ждал хоть какого-нибудь ответа, и с полквартала мы
прошагали в полном молчании, потом я раздраженно пожал  плечами  -  я  и
хотел бы быть вежливым, но не придумал никакого ответа.
   - Что, по-вашему, я должен вам сказать?
   - Что хотите.
   - Ну, ладно: почему я?
   - Ну что ж, как выражаются политические деятели, я рад, что вы задали
этот вопрос. Нам  нужен  не  просто  любой  человек,  а  такой,  который
обладает определенными качествами. Довольно специфическими качествами, и
список их  достаточно  велик.  Кроме  того,  эти  качества  должны  быть
представлены, так сказать, в определенной пропорции. Сначала мы этого не
знали. Думали - подойдет почти любой энтузиаст, если он  умен  и  молод.
Например, я. Но теперь мы знаем - или  думаем,  что  знаем,  -  что  наш
кандидат  должен  отвечать  определенным  требованиям  и  физически,   и
психологически, и по темпераменту. У него должен быть особый  взгляд  на
вещи. Он должен  обладать  способностью,  оказывается  довольно  редкой,
видеть все вокруг таким, как оно есть, и  одновременно  таким,  как  оно
могло бы быть. Если только вы понимаете, что я имею  в  виду.  Может,  и
понимаете. Может статься, нам нужен именно такой взгляд  на  мир,  какой
присущ художнику. Это лишь некоторые из требований к кандидату - есть  и
другие, но о них я пока умолчу. Вся беда в том,  что  по  той  или  иной
причине  нашим  требованиям  не  удовлетворяет  почти  никто  на  Земле.
Единственным  целесообразным  способом  выявления  возможных  кандидатур
оказалось изучение армейских тестов для новобранцев -  вы  их,  наверно,
помните...
   - Смутно.
   - Уж и не знаю, сколько подобных  тестов  пришлось  проанализировать,
это  вне  моей  компетенции.  Вероятно,  миллионы.  На   первой   стадии
применяются электронно-вычислительные машины - они  отделяют  всех,  кто
явно не подходит. А таких абсолютное большинство.  После  этого  в  дело
включаются живые  люди.  Мы  не  хотим  пропустить  ни  одной  возможной
кандидатуры - потому что выяснили, что их чертовски мало. Мы просмотрели
бог знает сколько миллионов личных дел на  военнослужащих  обоих  полов.
Почему-то среди женщин кандидаты  выявляются  чаще,  чем  среди  мужчин;
хотелось бы, чтобы в армии было больше женщин. Но так  или  иначе  некто
Саймон Л. Морли с названным вами многозначным воинским номером похож  на
вероятного кандидата.  Как  случилось,  что  вы  дослужились  только  до
ефрейтора?
   - Отсутствие наклонностей к шагистике и прочим идиотским вещам.
   - Кажется,  это  называется  "что  ни  шаг,  то  с  левой"?  Из  всех
выявленных нами кандидатов -  а  их  всего-то  около  сотни  -  примерно
пятьдесят выслушали то же, что и вы до сих пор,  и  наотрез  отказались.
Пятьдесят других согласились, но более  сорока  из  них  провалились  на
последующих испытаниях. И вот после чертовой уймы работы у нас  остались
пять мужчин и две женщины, которые, быть может, подойдут. Большинство из
них, если не все, вероятно, не  смогут  выполнить  первое  же  настоящее
задание - у нас нет  ни  одного,  в  ком  мы  можем  быть  действительно
уверены. Мы хотели бы заполучить кандидатов двадцать пять, если  сумеем.
Хотели бы сотню, да не верим, что столько наберется  во  всем  мире;  во
всяком случае, мы не ведаем, как их разыскать. И вот вы, возможно,  один
из немногих...
   - Ну и ну!
   У Пятьдесят девятой улицы мы остановились  по  сигналу  светофора,  я
увидел своего собеседника в профиль и сказал:
   - Рюбен Прайен. Ну да! Вы же играли в  регби.  Когда  это  было?  Лет
десять назад... Он повернулся ко мне с улыбкой.
   - Вспомнили!.. Только было это пятнадцать лет назад - я вовсе не  так
завидно молод, как вам, наверно, кажется.
   - За кого же вы играли? Что-то я не припомню.
   Зажегся зеленый свет, и мы сошли с тротуара на мостовую.
   - Уэст-Пойнт <Уэст-Пойнт в штате Нью-Йорк, где Академия  генерального
штаба американской армии и некоторые другие военные учреждения. -  Здесь
и далее прим. перев.>.
   - Так я и знал! Значит, вы в армии?
   - Ну да...
   Я затряс головой.
   - Тогда прошу прощения, но меня вы не заманите. Придется вам  вызвать
пятерку дюжих ребят из военной полиции и тащить меня  волоком,  и  то  я
буду орать и лягаться всю дорогу. Перспектива бессонных  ночей  в  армии
меня не соблазняет, я свое отслужил.
   Мы пересекли улицу, поднялись на тротуар, потом свернули на грунтовую
аллею Сентрал-парка и пошли вдоль нее, высматривая свободную скамейку.
   - Чем же плоха армия? - спросил Рюбен с напускной обидой.
   - Вы сказали, вам понадобится час. Мне потребовалась бы неделя, чтобы
только перечислить по пунктам...
   - Ладно, не надо в армию. Идите во флот, мы вам присвоим любое звание
от мичмана до капитан-лейтенанта. Или в министерство внутренних  дел,  -
Рюбен снова был в хорошем  настроении,  -  в  министерство  связи,  если
хотите.  Выбирайте  себе  любое   правительственное   ведомство,   кроме
госдепартамента и дипломатического корпуса. Любую должность, лишь бы она
была не выборная и с окладом не выше двенадцати тысяч  долларов  в  год.
Потому что, Сай, - можно мне называть вас Сай?..
   - Разумеется.
   - А вы зовите меня Рюб, если хотите. Так вот, Сай,  неважно,  где  вы
будете числиться в штате. Когда я говорю, что проект секретный, я имею в
виду  именно  то,  что  говорю.  Наш  бюджет  рассыпан  по  бухгалтериям
всевозможных департаментов  и  бюро,  а  сотрудники  наши  числятся  где
угодно, только не у нас. Официально нас просто не существует, а я -  да,
я все еще военный. Служба идет, пенсия приближается, и, кроме того,  как
ни странно, но армия мне нравится. Правда, мундир  мой  висит  в  шкафу,
честь я никому сейчас не отдаю, а приказы по большей  части  получаю  от
историка, временно откомандированного из  Колумбийского  университета...
На скамейках в тени прохладно, давайте сядем на солнышке.
   Мы выбрали местечко метрах в десяти от аллеи подле  большого  черного
валуна, присели на солнечной стороне, откинувшись на  теплый  камень,  и
развернули свои бутерброды. К югу, западу и востоку  вздымались  громады
зданий, нависали над границами парка, как банда, готовая напасть на него
и залить всю зелень бетоном.
   - Вы, наверно, еще в школу ходили, когда  читали  про  Рюба  Прайена,
быстроногого полузащитника...
   - Наверно. Мне сейчас двадцать восемь. Я откусил кусок бутерброда.
   - Вам будет двадцать восемь одиннадцатого марта, - сказал Рюб.
   - Вы и это знаете? Ваши сыщики недаром хлеб едят...
   - Это же у вас в армейском личном  деле  записано.  Но  нам  известно
кое-что, чего там нет.  Например,  мы  знаем,  что  два  года  назад  вы
развелись с женой, и знаем, почему.
   - А вы не могли бы мне рассказать, почему? Я лично все еще не знаю.
   - Вы все равно не поймете. Нам также известно, что за последние  пять
месяцев вы встречались с девятью женщинами и только с  четырьмя  из  них
больше одного раза. Что  за  последние  полтора  месяца  все  отчетливее
выделяется одна. Тем не менее мы полагаем, что для второго брака вы  еще
не созрели. Может, вы и  подумываете  об  этом,  но,  наверно,  все  еще
боитесь. У вас есть  два  приятеля,  с  которыми  вы  время  от  времени
обедаете вместе или  ужинаете.  Родители  ваши  умерли.  У  вас  нет  ни
братьев, ни...
   Кровь бросилась мне в лицо; я  почувствовал  это  сам  и  постарался,
чтобы мой голос звучал как можно ровнее.
   - Рюб, - сказал я, - лично вы мне нравитесь. Но, мне думается, я могу
спросить: кто дал вам или кому бы то ни было право совать свой нос в мои
дела?
   - Не сердитесь, Сай. Не стоит. Мы не так уж далеко залезли.
   Да и не делали ничего сверхъестественного и ничего  противозаконного.
Мы не то что иные правительственные  учреждения,  которые  я  мог  бы  и
назвать, - мы не считаем себя подотчетными только господу  богу.  Мы  не
подслушиваем  телефонных  разговоров,  не  устраиваем  тайных   обысков.
Короче, закон и про нас писан. Но перед тем как нам расстаться, я  хотел
бы просить у вас разрешения обыскать вашу квартиру до того, как вы  туда
сегодня вернетесь.
   Я плотно сжал губы и покачал головой. Рюб  улыбнулся,  наклонился  ко
мне и тронул меня за руку.
   - А я просто дразню вас. Но надеюсь, вы еще передумаете.
   Ведь  я   предлагаю   вам   чертовски   увлекательную   вещь,   самую
замечательную из всего, что когда-либо пережито человеком.
   - И не хотите сказать мне  о  ней  ничегошеньки?  Удивляюсь,  как  вы
семерых-то нашли. Даже одного...
   Рюб уставился на траву, размышляя, что  бы  мне  еще  сказать,  потом
опять взглянул на меня.
   - Мы хотели бы знать больше, чем знаем,  -  сказал  он  раздельно.  -
Хотели бы подвергнуть вас некоторым  испытаниям.  В  то  же  время  нам,
кажется, и  сейчас  известно  кое-что  о  вас,  о  строе  ваших  мыслей.
Например, у нас есть две  картины  кисти  Саймона  Морли,  приобретенные
прошлой весной на выставке  вашего  художественного  отдела,  плюс  одна
акварель и несколько эскизов - за все заплачено сполна. Нам  известно  в
общем, что вы за человек, да и сегодня я кое-что узнал. Думаю, что  могу
вам сказать: я почти гарантирую вам, нет, я, пожалуй, прямо  гарантирую,
что если вы примете мои слова на веру и подпишете контракт на два  года,
то - при условии, что  благополучно  пройдете  дальнейшие  испытания,  -
скажете мне спасибо. Увидите, что я б