ощение. Надеюсь, оно придется вам по
вкусу.
   (На самом деле все это испекла Уточка, но сейчас был день, и она, как
все Ночные друзья, обратилась в тряпичную игрушку.)
   Барон Джек жадно посмотрел на стол и гнев его немного утих.
   - Ладно, попробую, - сказал он, - но ежели мне не понравится, или  вы
будете недостаточно расторопны, я насажу ваши головы на копья вот так! -
И он растопыренными пальцами ткнул Гарву в глаза.
   Гарв разозлился и чуть все  не  испортил,  но  Нелл  вспомнила  слова
Мальвины, что скрытный  путь  -  лучший,  и  сказала  сладким-пресладким
голоском:
   - Если мы вам не угодим, то ничего иного и не заслуживаем.
   Барон Джек начал есть, и так  вкусно  Уточка  приготовила,  что,  раз
начавши, он уже не мог остановиться. Он гонял детей на кухню  и  обратно
за все новыми и новыми  блюдами  и,  хотя  все  время  находил,  к  чему
придраться, вставал со стула и лупил их,  видимо,  решил  все-таки,  что
живые они полезнее мертвых.
 
   - Иногда он еще прижигал их сигаретами, - прошептала Нелл.
   Буквы на странице изменились.
   - Писы в горшочке у принцессы Нелл стали красные, - сказала  Нелл,  -
потому что барон - очень плохой. И зовут его  вовсе  не  барон  Джек,  а
Берт.
   Как только Нелл сказала эти слова, история в Букваре изменилась.
   - А у Гарва одна рука не  работала,  и  ему  приходилось  носить  еду
другой, а все потому, что Берт -  очень  плохой,  и  дерется  по  правде
сильно, - продолжала Нелл.
   Наступило долгое молчание,  потом  Букварь  заговорил  снова,  только
приятный викторианский голос, читавший  сказку,  стал  хриплым  и  часто
запинался посреди фразы.
 
/ Барон Берт ел весь день, и наконец село солнце. 
   - Заприте дверь! - раздался  тонюсенький  голос.  -  Или  нас  съедят
тролли!
   Говорил маленький человечек в костюме и цилиндре, который только  что
вошел в зал и теперь тревожно смотрел на закат.
   - Кто тут пищит, мешает мне обедать?! - взревел барон Берт.
   - Наш сосед, - сказала принцесса Нелл. -  Он  заходит  к  нам  каждый
вечер. Пожалуйста, разрешите ему сесть у огня.
   Барон Берт взглянул с подозрением, но в этот самый миг Гарв  поставил
перед ним творожный торт с клубникой, и он  совсем  забыл  о  человечке,
пока через несколько минут пронзительный голос не заговорил снова:
 
   Вот так барон по имени Берт!
   Самый острый меч его не берет,
   Медведя осилит, но скажем не робко,
   Что с первой же стопки
   Его, словно маленького, развезет.
 
   - Кто смеет насмехаться над бароном?! - взвыл барон Берт  и  взглянул
на пришельца, который,  опершись  на  тросточку,  дерзко  салютовал  ему
бокалом.
 
   Величество ваше проделали путь
   Неблизкий, и хочет, небось, отдохнуть.
   Житейское дело! Пожалуй, с устатку
   Пора вам в кроватку,
   А то ведь недолго и лужу надуть.
 
   - Принесите мне бочку эля! - вскричал барон Берт. -  И  вторую  этому
хвастуну! Посмотрим, кто кого перепьет!
   Гарв вкатил в комнату две бочки крепкого эля. Барон Берт поднес  свою
к губам и опорожнил одним глотком. Человечек сделал то же самое.
   Внесли два бурдюка с вином.  Снова  и  Берт,  и  человечек  легко  их
осушили.
   Наконец внесли две бутыли с крепкой наливкой. Барон  и  человечек,  в
свой черед, отпивали по глотку, и  вскоре  обе  бутыли  опустели.  Барон
дивился стойкости человечка; тот ни мало не захмелел, в то время как сам
барон был уже очень пьян.
   Наконец человечек вынул из кармана фляжку и сказал:
 
   Эль пьет молодой, коли храбр и влюблен,
   Вино - кто сединами убелен,
   Наливка годится
   Царям и царицам,
   Но всех их забористее самогон!
 
   Он откупорил фляжку и отпил глоток, потом протянул барону Берту,  тот
только пригубил и сразу заснул, где сидел.
   - Готово, -  сказал  человечек,  отвешивая  низкий  поклон  и  снимая
цилиндр, так что стали видны длинные мохнатые ушки. Разумеется, это  был
Питер собственной персоной.
   Принцесса Нелл побежала на кухню рассказать  все  Динозавру,  который
сидел у огня с длинной палкой, тыкал ей  в  угли  и  поворачивал,  чтобы
конец стал острый-преострый.
   - Он спит! - прошептала принцесса Нелл.
 
   Миранда в театре "Парнас" почувствовала огромное  облегчение,  увидев
на суфлере следующую реплику. Она  глубоко  вдохнула,  закрыла  глаза  и
постаралась мысленно перенестись в Темный замок. Она заглянула принцессе
Нелл в глаза и вложила в строку все свое умение и талант.
 
/  - Хорошо, - сказал Динозавр. - Теперь вам с Гарвом пора уходить из Темного замка! Ступайте тихо, как мышки! Я вас догоню. 
 
   Пожалуйста, уходи. Беги, прошу тебя. Беги из этой комнаты  ужасов,  в
которой ты живешь, Нелл, в сиротский приют, в полицию, а я  тебя  отыщу.
Где бы ты ни была, я тебя найду.
   Миранда уже все придумала: она сделает лишний матрас, положит Нелл  у
себя в спальне, Гарва - в гостиной. Лишь бы знать, где они.
   Принцесса Нелл не отвечала. Она задумалась,  совсем  не  ко  времени.
Уходи! Беги!
   - А зачем ты держишь палку в огне?
   - Мой долг - навсегда избавить вас от злого барона, - прочла  Миранда
с суфлера.
   - А зачем тебе палка?
   Пожалуйста, не надо! Сейчас не время!
   - Торопись! - прочла Миранда, вкладывая в слова всю  силу  убеждения.
Однако принцесса Нелл играла с Букварем уже года два и привыкла задавать
бесконечные вопросы.
   - Зачем ты остришь палку?
   - Так мы с Одиссеем победили циклопа.
   Черт. Все не туда.
   - Кто такой циклоп? - спросила Нелл.
   На соседней странице появилась  картинка:  одноглазый  великан  пасет
овечье стадо.
   Динозавр рассказал, как Одиссей  ослепил  циклопа  такой  же  палкой,
какую он сейчас острит на барона Берта. Нелл потребовала рассказать, что
было  дальше.  Одна  история  цеплялась  за  другую.  Миранда  старалась
говорить как можно быстрее, скучным нетерпеливым голосом,  что  не  было
несложно - она сама готова была  запаниковать.  Надо  вытащить  Нелл  из
квартиры, пока Берт не очнулся от пьяного сна.
 
/ Небо на востоке начало розоветь... 
 
   Черт! Беги, Нелл!
   Динозавр дошел  до  середины  рассказа  о  злой  волшебнице,  которая
превращала мужчин в свиней, как вдруг - хлоп! -  он  обернулся  плюшевой
игрушкой. Солнце встало.
   Нелл немного опешила. Она закрыла книгу и  какое-то  время  сидела  в
темноте, прислушиваясь к сопению Гарва и храпу Берта за стенкой.  Она-то
ждала, что Динозавр убьет барона Берта, как Одиссей  -  циклопа.  Теперь
ничего этого не будет. Барон Берт проснется, поймет, что его обдурили, и
отлупит их еще больнее. Они навсегда останутся в Темном замке.
   Нелл устала от Темного замка. Ей хотелось наружу.
   Она открыла Букварь.
   - Принцесса Нелл знала, что ей делать, - сказала  Нелл.  Она  закрыла
Букварь и оставила его на подушке.
   Читать она умела еще плохо, но нужный медиаглиф  на  МС  нашла  почти
сразу. Такую штуку она видела  в  старых  пассивках  и  еще  у  маминого
приятеля  Брэда  в  Городе  Мастеров.  Это  называется  отвертка,  и  МС
предлагал отвертки  самой  разной  формы:  длинные,  короткие,  толстые,
худые.
   Она велела сделать самую длинную и худую.  Когда  МС  закончил  и  по
обыкновению  зашипел,  ей  почудилось,  что  Берт  в  соседней   комнате
ворочается.
   Она заглянула в гостиную. Берт по-прежнему лежал с закрытыми глазами,
но рука его уже шарила по матрасу. Он повернул голову, и  Нелл  увидела,
как блеснул за полуприкрытым веком зрачок.
   Сейчас он проснется и отлупит ее еще больнее.
   Она выставила отвертку, как копье, и побежала на Берта.
   В последнее мгновение рука  у  нее  дрогнула,  отвертка  соскочила  и
царапнула Берту лоб. Нелл так испугалась при виде красной  дорожки,  что
бросила отвертку и отскочила назад. Берт замотал головой.
   Он открыл глаза и посмотрел прямо  на  Нелл,  потом  медленно  провел
рукой по лбу и удивленно воззрился на кровь. Он сел, по-прежнему  ничего
не понимая. Отвертка скатилась с одеяла и упала на пол. Берт поднял  ее,
увидел окровавленное острие и перевел взгляд на Нелл, которая  от  ужаса
забилась в угол.
   Нелл понимала, что все сделала не так. Динозавр сказал ей  бежать  из
замка, а она приставала к нему с вопросами.
   - Гарв! - позвала она, но получился неслышный мышиный писк. - Летим!
   - Ага, щас вы у меня полетите, - сказал Берт, скидывая ноги с дивана.
- Прям в е...нное окошко и полетите.
   Вышел Гарв. Здоровой рукой он держал  Букварь,  а  под  мышкой  зажал
нунчаки. Книга раскрылась. На картинке дети бежали из Замка, Берт гнался
за ними по пятам.
   - Нелл, твоя книга заговорила со мной, - сказал он. - Она велела  нам
бежать.
   Тут он увидел, что  Берт  встает  с  дивана,  а  в  руках  у  него  -
окровавленная отвертка.
   Гарв не стал возиться с нунчаками. Он рванул  через  комнату,  бросил
Букварь, освобождая здоровую руку, и распахнул дверь. Нелл  вылетела  из
угла и устремилась к выходу, как  пущенная  с  тетивы  стрела,  на  бегу
подхватив Букварь. Они выскочили в коридор, Берт - за ними.
   До лифтов было довольно далеко. Нелл, повинуясь порыву,  остановилась
и села на корточки, прямо у Берта на пути.  Гарв  обернулся  и  обомлел.
"Нелл!" - крикнул он.
   Берт  с  разгону  налетел  на  Нелл,  качнулся  вперед,  грохнулся  и
проехался по полу, к самым ногам Гарва. Тот развернулся и пустил  в  ход
нунчаки. Он несколько  раз  ударил  Берта  по  голове,  но  страх  мешал
соображать. Берт  поймал  цепь,  которой  соединялись  палки.  Нелл  уже
вскочила, забежала Берту за спину и впилась зубами  в  мясистый  большой
палец. Дальше все происходило очень быстро и непонятно: Нелл  покатилась
по полу, Гарв рывком поднял  ее  на  ноги,  она  потянулась  к  Букварю,
который опять выронила. Они вылетели на черную лестницу  и  понеслись  в
туннеле изрисованных, залитых мочой  стен,  через  груды  мусора,  через
спящего в странной позе человека, вниз. Берт отставал на пару  пролетов.
Он решил для скорости махнуть через перила, как в  рактивке,  но  пьяное
тело рассудило по-своему,  и  он  пересчитал  десятка  два  ступенек  до
следующей площадки, ругаясь и вопя, осатаневший от боли и ярости. Нелл и
Гарв продолжали бежать.
   Дурость Берта дала им приличную фору. Они вылетели в холл, оттуда  на
улицу. Едва светало. Нормально в это время здесь бродили бы тучи маньков
и локаторов наркофабрики, но сейчас  они  куда-то  подевались.  На  весь
квартал был только один человек: здоровенный китаец с бородкой и коротко
стриженными волосами, в  национальных  синих  штанах  и  черной  кожаной
шапочке. Он стоял посреди улицы, спрятав руки в рукава, и проводил детей
заинтересованным взглядом.  Нелл  не  обратила  на  него  внимания:  она
мчалась со всех ног.
   - Нелл! - позвал Гарв. - Нелл, смотри!
   Она боялась смотреть. Она бежала.
   - Нелл! Стой! Посмотри! - кричал Гарв упоенно.
   Наконец Нелл  забежала  за  угол  дома,  остановилась  и  с  надеждой
выглянула.
   Она видела пустую улицу перед домом, в котором прошла вся ее жизнь. В
конце квартала большой медиатронный щит светился  рекламой  Кока-Колы  в
издревле принятых этой компанией багрово-красных тонах.
   На его фоне четко вырисовывались два силуэта: Берта и  круглоголового
китайцы.
   Они танцевали.
   Нет, танцевал только китаец. Берт просто шатался, как пьяный.
   Нет, китаец не танцевал. Он делал упражнения, которые Самбо показывал
Нелл. Он двигался плавно и красиво, и  лишь  на  какой-то  миг  все  его
мускулы соединились в одно взрывное движение. И взрыв этот был направлен
на Берта.
   Берт упал и с трудом поднялся на колени.
   Китаец собрался в одно черное семя, взмыл в воздух  и  распустился  в
цветок. Нога его коснулась Бертова подбородка,  но  не  остановилась,  а
продолжала двигаться. Берт рухнул, как выплеснутая из бочки вода. Китаец
замер, выровнял дыхание, поправил шапочку и кушак. Потом он повернулся к
детям спиной и пошел по середине улицы.
   Нелл открыла Букварь. На картинке Динозавр, черный  на  фоне  красных
замковых окон, стоял над поверженным бароном Бертом. В зубах  он  держал
дымящуюся жердину.
   Нелл сказала:
   - Мальчик и девочка убежали в Страну-за-морями.
 
Хакворт отбывает из Шанхая; его размышления о возможных мотивах доктора Икс 
 
   Как только диктор  произносил  в  микрофон  имена  древних  китайских
городов, отправляющиеся резко тормозили на замызганном полу  шанхайского
аэропорта. Они ставили сумки, шипели на детей, сдвигали брови, подносили
ладони  к  ушам  и  растерянно  кусали  губы.  Положение   не   улучшило
многочисленное бурское семейство (женщины в  чепцах,  мужчины  в  грубых
деревенских штанах), которое  сошло  с  дирижабля  и  хриплыми,  низкими
голосами затянуло благодарственный псалом.
   Объявляя рейс Хакворта (Сан-Диего с посадками в Сеуле,  Владивостоке,
Магадане, Анкоридже, Джюно, Принс-Руперте, Ванкувере, Сиэтле, Портленде,
Сан-Франциско, Санта-Барбаре и Лос-Анжелесе), диктор явно посчитал  ниже
своего достоинства, выше  своих  возможностей,  либо  и  то,  и  другое,
говорить в одной фразе на корейском, русском,  английском,  французском,
сэлишском и испанском, поэтому некоторое время просто бубнил в микрофон,
будто не профессиональный диктор вовсе, а разочарованный жизнью вокалист
в третьем ряду огромного хора.
   Хакворт знал, что до самой посадки может пройти  несколько  часов,  а
там еще невесть сколько дожидаться  взлета.  Однако  прощаться  когда-то
надо, почему бы не сейчас. Держа Фиону (такую уже большую и тяжелую)  на
одной руке, а другой сжимая ладонь  Гвен,  он  протиснулся  через  толпу
пассажиров,  нищих,  карманников  и  лоточников  с  самым  разнообразным
товаром - от рулонов натурального шелка  до  краденной  интеллектуальной
собственности - в уголок, где царило относительное затишье и  где  Фиону
можно было безопасно спустить на пол.
   Сперва он обернулся к Гвен. Потерянное выражение застыло на ее лице с
того дня, как он объявил о своем новом назначении, "природу коего  я  не
вправе разглашать, скажу лишь, что оно затрагивает не один мой  отдел  и
не Джон-дзайбацу только, но будущее всей филы, которую ты имеешь счастье
от  рождения  называть  своей,  и  которой  я  присягнул  в  неумирающей
верности" и скором отъезде в Северную Америку на  "неопределенно  долгий
срок". Постепенно стало ясно, что Гвен  не  понимает.  Поначалу  Хакворт
досадовал, видя в  этом  симптом  незамеченной  прежде  интеллектуальной
ограниченности, но потом понял, что дело -  в  состоянии  души.  Хакворт
отправлялся   в   крайне   романтическое    предприятие    из    разряда
"Джонни-следопыт в тылу врага". Гвен росла совсем на  других  книжках  и
попросту не могла все это вместить. Она пошмыгала носом,  утерла  слезы,
чмокнула  мужа  в  щеку,  обняла  и,  выполнив  свою  роль,  без  всякой
мелодраматичности  отступила   в   сторону.   Хакворт,   чувствуя   себя
обделенным, сел на корточки перед Фионой.
   Дочь,  похоже,  лучше  прочувствовала  ситуацию;  она   плохо   спала
последние несколько ночей, просыпалась, жаловалась  на  кошмары,  а  всю
дорогу к аэропорту сидела смирная и притихшая. Она  подняла  заплаканное
личико. Слезы навернулись Хакворту на глаза, из носа потекло. Он  громко
высморкался, на мгновение закрылся платком и взял себя в руки.
   Затем  он  вытащил  из  внутреннего  кармана  прямоугольный  сверток,
завернутый в медиатронную бумагу, на которой качались  от  ветра  нежные
весенние цветы. Фиона мгновенно просветлела, и  Хакворт  в  который  раз
невольно улыбнулся прелестной готовности маленьких  людей  сдаваться  на
откровенный подкуп.
   - Извини, что порчу сюрприз, - сказал он, - но я сразу  объясню,  что
это - книга. Волшебная. Я сделал ее, потому что очень тебя  люблю  и  не
мог придумать, как иначе выразить эту любовь. Где бы я  ни  был,  всякий
раз, как ты откроешь страницы, я буду с тобой.
   - Спасибо огромное, папочка, - сказала Фиона, принимая подарок обеими
руками. Хакворт  не  удержался,  сгреб  ее  в  охапку,  крепко  обнял  и
поцеловал.
   - До свидания, мое сокровище, я буду тебе сниться, - прошептал  он  в
крохотное безупречное ушко и быстро пошел прочь, пока Фиона  не  увидела
слез на его лице.
   Свободный человек Хакворт шел по аэродрому в эмоциональном ступоре  и
попал на свой дирижабль лишь посредством того стадного чувства,  которым
аборигены находили свои.  Всякий  раз,  заприметив,  что  больше  одного
гуайло куда-то целенаправленно движутся, он пристраивался  в  хвост,  за
ним пристраивался кто-то еще, и таким образом из  концентрации  примерно
один заморский дьявол на сотню коренных жителей  постепенно  стягивалась
плотная белолицая толпа.  Через  два  часа  после  объявленного  времени
взлета они прорвались в магнитные ворота и ввалились в дирижабль "Нанкин
Тахома" - может их, а может  и  не  их,  но  теперь  у  пассажиров  было
численное превосходство, чтобы угнать его в Америку, а  в  Китае  только
это одно и может иметь вес.
   Его затребовала Поднебесная. Теперь он  летел  в  то  место,  которое
по-прежнему обобщенно называлось Америкой. Глаза его были красны от слез
по Фионе и Гвен, в крови кишели нанозиты, о  назначении  которых  никто,
кроме доктора Икс, не ведал; придя в фактороию, Хакворт  лег  на  спину,
закрыл глаза, закатал рукав  и  твердил  про  себя  "Правь,  Атлантида",
покуда врачи (по крайней мере, хотелось бы верить,  что  врачи)  вгоняли
ему в вену толстую иглу. Трубочка от иглы вела к  матсборщику;  Хакворта
подключили непосредственно к подаче, не стандартной атлантической,  а  к
самопальному детищу доктора Икс. Хакворт надеялся  лишь,  что  программа
задана правильно и в его  руке  не  материализуется  стиральная  машина,
медиатронные палочки для еды или килограмм чистого героина. После  этого
несколько раз накатывал озноб:  видимо,  организм  боролся  с  тем,  чем
накачал его доктор  Икс.  Иммунная  система  либо  свыкнется  с  чуждыми
нанозитами, либо (что предпочтительно) уничтожит их.
   Дирижабль принадлежал к типу "дромонд" - самых  больших  пассажирских
судов, и делился на четыре палубы. Место Хакворта было на второй  палубе
снизу, то есть  в  третьем  классе.  Нижним,  четвертым,  путешествовали
мигранты-плебы и "летчицы"  -  воздушные  проститутки.  Уже  сейчас  они
подкупом проникали  мимо  стюардов  в  салон  третьего  класса,  зазывно
поглядывая на Хакворта и прилично  одетых  sararimen'ов  .  Эти  господа
выросли    в    том    или    ином     перенаселенном     южно-азиатском
государстве-драконе, и  умели  создать  вокруг  себя  мысленный  барьер,
сознательно не замечая друг друга. Хакворт дошел до той точки, когда уже
все равно, и в открытую пялился на этих людей,  передовых  солдат  своих
карликовых государств, когда  те  складывали  синие  пиджаки  и  локтями
пропихивались  в  свои  пенальчики,  словно  пехотинцы  под  проволочное
заграждение, кто с боевой подругой, кто без.
   Хакворту праздно гадал, неужели среди двух тысяч пассажиров  он  один
считает проституцию (или вообще что-нибудь) аморальной. В этой мысли  не
было ханжества, только жестокое любопытство; некоторые летчицы выглядели
вполне аппетитно. Однако, втискивая в микрокаютку, он снова затрясся  от
озноба, напомнившего, что, пусть дух  его  бодр,  плоть  просто  слишком
немощна.
   Для лихорадки могло быть иное объяснение: нанозиты доктора Икс ищут и
уничтожат другие, введенные сводными Ея Величества вооруженными  силами;
ведут гангстерские разборки в его теле,  а  иммунная  система,  не  щадя
живота, расчищает завалы трупов. Неожиданно для себя Хакворт уснул  даже
прежде,  чем  дирижабль  снялся  с   причальной   мачты.   Ему   снились
мушки-убийцы  на  медиатроне  доктора  Икс  в  тот  еще,  первый  визит.
Абстрактные, они выглядели достаточно пугающе. Ну и пусть в крови у него
рассекают миллионы таких. Все лучше, чем спирохеты, а ведь люди и с этим
жили. Удивительно, к чему только человек ни привыкает.
   Укладываясь,  Хакворт  услышал  тихий   звон,   как   от   волшебного
к