ашка слушал  и  не  понимал - при чем тут профсоюз,  его
члены и он, Кондрашов, лично!
   - Да-а,  -  прошептал  сидящей  рядом машинистке Леночке,
глубокомысленно и опять-таки как бы со стороны,  - тут дело,
конечно, в алгоритме.
   Начальник обладал острым слухом и хорошей реакцией.
   - Кондрашов желает что-нибудь дополнить, уточнить? Прошу!
   Сашка перепугался, сник, замотал головой.
   - А алгоритм успеха вот в чем...
   Выступления он не слышал и не слушал,  своих проблем хва-
тало.  Выход виделся один - надо менять что-то, иначе вконец
изведешься. "Твердость, воля, непреклонность и, главное, аб-
солютное безразличие ко всему на свете, что бы ни происходи-
ло! - решал он, натягивая куртку и заматывая поверху толстый
белый  шарф.  - Строгий,  спартанский образ жизни - и за не-
дельку нервишки перестанут трепыхаться".
   - Счастливо,  Сашок! - кивнула на прощание Леночка. Она к
нему неровно дышала.
   Сашка чуть склонил голову - начинать, так прямо сейчас. И
пошел на выход. По дороге забежал в буфет. Хозяйка пищеблока
Наташа сидела и читала книжку, спешить ей было некуда.
   - Привет,  подруга, - с ходу бросил Сашка, протягивая мя-
тый трояк, - мне парочку.
   Наташа сначала одернула свою белую  форменку,  пригладила
волосы, а уже потом удивилась.
   - Ты что?!
   - Спокуха, я видел, как завозили.
   - Так это для руководящего состава!
   - И для нас парочка найдется, так? - Улыбка довершила де-
ло.
   Быстро запихнул  две  бутылки пива в "дипломат" и убежал,
не попрощавшись. Буфетчица Наташа долго смотрела на оставшу-
юся открытой дверь.
   В автобус Сашка влез перед самым носом  начальника,  чего
раньше никогда не бывало.  И от этого почувствовал себя если
не героем, то, по крайней мере, человеком, способным на пос-
тупок.  "Вот так и держать!" - подбодрил себя,  не догадыва-
ясь,  что начальнику было по большому счету наплевать - впе-
реди  ли  него  какой-то там Сашка Кондрашов или позади.  На
четвертой остановке выскочил из автобуса, уверенно раздвигая
штурмовавших двери.
   - Эй, полегче! - прохрипели в затылок.
   Сашка ответом не удостоил,  прошел мимо,  к метро.  После
темной улицы свет казался  чересчур  нахальным,  приходилось
щурить глаза.
   В метро Сашка чувствовал себя неуютно, выставленным напо-
каз. Особенно когда было мало народа: сиди и смотри на целый
ряд незнакомых людей, а они на тебя пялятся - кино наоборот.
Хорошо,  когда читают или спят,  хорошо,  но всегда найдется
тип,  а чаще этакая неестественно прямо сидящая дама - и на-
чинают  перебирать  глазами  каждую  черточку лица,  складку
одежды,  да при всем при том вовсе не пытаются скрыть своего
отношения к увиденному, отношения, как правило, малоприятно-
го.  Нет,  не любил этого Сашка. В толчее было лучше - уста-
вишься кому-нибудь в затылок или в стенку и стоишь себе.
   Но самое худшее,  когда ни то ни се, когда народу средне.
Читать  Сашка  в метро не мог,  спать или притворяться,  что
спишь,  тем более. И его обжигало на каждой остановке. Двери
разъезжались,  люди входили... и хорошо, если это была моло-
дежь - тогда он спокойно сидел - или пожилые,  беременные, с
детьми на руках - тогда он сразу вскакивал,  но было и нечто
среднее, не вписывающееся в категории, заставлявшее мучиться
сомнениями  - то ли уступить,  то ли это будет смешно выгля-
деть. Он клял про себя моложавых старцев и подтянутых загри-
мированных  старушек,  ругал последними словами эту дурацкую
широченную моду в женской одежде,  когда самая юная и строй-
ная школьница выглядела будущей мамашей, направляющейся пря-
мехонько в роддом. Но чаще поднимался, лишь бы не сидеть, не
мучить себя.  Вставал всегда первым,  даже если рядом сидели
пионеры-всемпримеры, солидные абитуриенты и уже подрастеряв-
шие солидность студенты-старшекурсники.  При этом всегда за-
видовал их выдержке,  а себя казнил за  слабость  характера.
Каждая  поездка домой превращалась в пытку,  не очень страш-
ную,  не грозящую лютыми последствиями,  но изощренную и за-
тяжную. На работу ехать было приятней - в транспорте, исклю-
чая редких ранних пташек пенсионного возраста, толпился лишь
здоровый и моложавый служиворабочий люд.
   Но сегодня все должно быть иначе! Сегодня Сашка решил за-
давить в ,себе уколы и трепыхания совести.  Твердость, воля,
непреклонность,  безразличие... Пускай мелочь, вот с мелочей
и начнем.  Ведь удается же другим,  да почти всем, а он что,
хуже?!
   Проскользнул в дверь,  не дожидаясь,  пока все выйдут,  и
уверенно плюхнулся на свободное место.  В ту же секунду  над
ним  нависла чья-то раскормленная до чудовищных размеров фи-
гура в сером буклястом пальто. Старичок, сидевший рядом, по-
косился на Сашку,  но головы не повернул и ничего не сказал.
Не выдержал сосед слева,  уступил. "Так и держать, - отозва-
лось победно в груди,  - выигрывает тот, у кого выдержки по-
больше.  Главное, чувствовать себя на своем месте!" Но радо-
вался недолго.  Перед  ним  застыла  пожилая женщина с двумя
сумками в руках и усталым  лицом.  "Ну  чего,  спрашивается,
места мало? - Да вон же, оборотись - три девчонки сидят, са-
мое большее семиклассницы, ну что же вы молодежь-то не хоти-
те воспитывать, привыкли, что одни и те же уступают, и когда
им по десять было,  и по двадцать,  и по тридцать пять, при-
выкли,  что они не откажут,  а другие поколения как же,  как
сидели в двенадцать,  так и в двадцать пять и в сорок сидеть
будут! Ну чего не перед ними встала-то, ведь помоложе, ну до
каких же..." Сашке стало не по себе.  Угрызения совести тер-
зали его нешуточно.  "Ну нет,  хоть наводнение,  хоть пожар,
триста беременных инвалидов - не шелохнусь!" Старичок  вновь
покосился, вздохнул протяжно, еле слышно. Сашка опустил гла-
за,  чувствуя, как судорогой сковало шею и затылок. Девчонки
напротив  трещали без умолку,  похохатывали,  елозили по си-
денью.  "Ведь вот же, хоть бы что, ну почему им все до фона-
ря,  а я как на сковородке, как на скамье подсудимых?! А па-
ренек в конце сиденья?  Уперся в свой детективчик - и  трава
не расти,  а на лице - игра интеллекта,  увлеченность.  Ведь
могут же люди!  Эх,  неврастеник законченный,  ладно,  тихо.
Спокойствие,  безразличие..."  Через  две  остановки женщина
вышла. А взамен нее в дверь не вошел, но прямо-таки ввалился
и двинул к Сашке,  чуть не падая,  пошатываясь на трясущихся
полусогнутых ногах,  еле живой пенсионер,  подслеповатый и с
палкой в руке.  "Чуют они,  что ли?! Нет, нет, нет, держать-
ся!" Сашка склонил голову еще ниже.  Старик  рядом  вздохнул
протяжнее и встал.
   На душе было слякотно и гадко. Девчонки по-прежнему щебе-
тали,  паренек упивался чтивом,  а Сашка пылал на костре.  И
казалось ему,  что все в вагоне наслаждаются созерцанием его
медленного и мучительного самосожжения.  Безразличным и спо-
койным оставаться не удавалось.  Куда там!  Он не помнил мо-
мента, когда чувствовал себя поганее.
   Вышел на три остановки раньше в наипаскуднейшем  настрое-
нии, взвинченный до предела. Пробираясь к эскалатору, каждый
случайный толчок воспринимал как пощечину.  С большим трудом
сдерживал  себя - еще не хватало вспылить,  наделать глупос-
тей.  И опять ему казалось,  что все смотрят на него,  и  не
только  осуждающе и насмешливо,  но вообще как на чокнутого.
"К черту все!  Не к невропатологу надо, а в психушку, сразу,
без  всяких  там  консультаций!"  Его  сильно тянуло наверх,
глотнуть чистого холодного воздуха, выбиться из толчеи, пос-
тоять где-нибудь в безлюдье, в темноте.
   Милционер, застывший у  будки,  из  которой  просвечивала
красная метрополитеновская шапочка,  покосился на Сашку. И у
того вовсе ноги ослабели.  "Докатился, за пьяного Принимают.
А чего такого, может, так и есть, может, с ходу надо таких в
вытрезвитель тащить!"
   При входе  на  эскалатор  он  споткнулся и толкнул грудью
женщину, стоявшую впереди. Та обернулась, раскрыла было тон-
кий яркий ротик,  но промолчала. А он как застыл с виноватой
улыбкой на первой ступеньке,  так и выкатился с нею на  пло-
щадь.  "Доэкспериментировался, к черту, надо увольняться и в
глушь: в Сибирь лесником, на Камчатку смотрителем маяка, по-
дальше от людей!  Или вообще..." Последнее вытащило Сашку из
бешеного ритма самобичевания и рассмешило.  Он вдруг почувс-
твовал облегчение.  Все показалось пустяками нестоящими, се-
мечками.  Он сменил виноватую улыбку на бодрую, даже самодо-
вольную, вдохнул  поглубже,  зажмурил глаза и...  полетел на
тротуар - поскользнувшийся парень сбил его  с  ног,  но  сам
удержался,  побежал дальше, бросив обычное "извините". Сашка
был готов расплакаться.  Встал,  отошел к барьерчику, присел
на него. В глазах зарябило, домой ехать расхотелось.
   Он порылся в карманах,  вытащил пригоршю медяков.  Двушек
было полно.  Метнулся к телефонной будке. Но тяжелая заледе-
нелая дверь дрогнула перед самым носом - две  студенточки  с
тубусами  под  мышками заговорщицки переглядывались за стек-
лом, на Сашку внимания не обращали. .Через пять минут ожида-
ния он постучал монетой,  показал на часы.  От него отверну-
лись.  Четыре пушистых разноцветных помпончика,  свисающие с
шапок, мелко трялись над воротниками. Когда хохот становился
столь громок, что вырывался из будки, тряслись и сами шапки,
и воротники,  и спины. Сашке было совсем не смешно. Бежать к
другому автомату?  Только отойдешь, эти болтушки выскочат, а
какойнибудь шустряк влезет, нет! К Светке, все остальное по-
боку!  Сашка как загипнотизированный вперился в спины. Ветер
выдувал слезу,  но он не отворачивался, не прятал лица. Лишь
на миг его оторвал от созерцания неуемного веселья визг тор-
моза. И этого хватило.
   - Извиняй,  приятель,  спешу, - хлопнув Сашку по плечу, в
будку влез-таки шустряк в необъятной шубе.
   Выпорхнувшие девчонки будто по  команде  развернулись,  с
восхищением  глядя на шустряка.  Тот одной рукой придерживал
дверь - на случай,  если "приятель"  будет  рваться  внутрь,
другой  крутил  диск - трубка пропала в зарослях воротника и
длинных лохм, свисающих из-под несерьезной, как с детсадовца
снятой,  пестренькой шапчонки. Когда подруги заметили Сашку,
настроение у них явно испортилось.
   - Пошли,  - брезгливо сказала одна,  повыше, и бросила на
Сашку такой взгляд, словно он ей на ногу наступил.
   Сашка повернулся  к  уходящим  студенткам боком - в спину
ударила дверь, ручкой промеж лопаток - он чуть не упал, шап-
ка съехала на висок.
   - Спасибо,  браток,  выручил, - крикнул на ходу шустряк в
шубе, - с меня рупь! - и слился с толпой.
   Забыв про боль и обиду,  Сашка нырнул в будку. Три двушки
автомат  слопал.  На  четвертую  и пятую отзывался короткими
гудками, но монеты не возвращал.  Сашка взмахнул  кулаком  -
терпению его подходил конец...  но вдруг виновато оглянулся.
За стеклом в темноте белело суровое лицо  с  разлохмаченными
бровями и бородавкой на верхней губе. Глаза застывше следили
за кулаком, бородавка подрагивала. Сашка обмяк - рука нехотя
опустилась, полезла в карман.
   На гривенник автомат отозвался густым,  даже каким-то си-
ропным баритоном:
   - Вас слушают.
   Сашка ударил пальцем по рычажку,  черт,  не туда попал! В
щель полетела еще одна десятикопеечная монета. Набирал номер
со всем тщанием.  На этот раз сиропа в баритоне было помень-
ше.
   - Да  говорите  же!  - донеслось из трубки так явственно,
будто обладатель баритона в ней и сидел.
   Сашка опешил - ошибиться он не мог; но ведь Светка всегда
одна: ни друзей, ни подруг, ни родственников...
   - Ну говорите,  наконец! - взвыл баритон совсем без сиро-
па.
   А потом,  уже тише,  будто издалека, трубка поинтересова-
лась Светкиным голосом:
   - Кто там?
   - Молчат, шутники! - баритон оборвался.
   И внутри у Сашки все оборвалось.  Нет, он не ошибся - это
был Светкин телефон,  Светкина квартира,  Светкин голос.  Но
кто же тогда? Голова гудела.
   - Болтают часами! - бородавка запрыгала вместе с губой. -
Тунеядцы!
   С кем его отождествлял старик,  Сашка не понял.  Да и  не
расслышал он толком сердитой фразы.  Под ногами "бешено зак-
ружилась поземка, задуло под брючины.
   От кого угодно мог ждать чего угодно,  но Светка!  Он ни-
когда не испытывал чувства ревности,  поводов не было, а тут
накатило - да такой жгучей обидой, что завыл бы, да неудобно
перед людьми. А те спешили с работы по домам так, словно все
как один оставили на столах включенные утюги.  Вместе с оби-
дой пришла растерянность,  вслед за ней острая жалость к се-
бе.  "Все  они...  сговорились будто..." - закружило в мозгу
поземкой.  "Ну и пусть!  Ничего нет и не было, хватит! Твер-
дость, воля безразличие..."
   Вопреки настроению,  даже наперекор ему,  он решил загля-
нуть в книжный магазин - благо по дороге.  Там в отделе кни-
гообмена у него стоял "прогрессовский" сборник под названием
"Английский политический детектив". Сборник пользовался сре-
ди детективщиков и менял огромным спросом и на черном  рынке
стоил четверть Сашкиной зарплаты. А просил он "Пьесы" Булга-
кова, книгу тоже ценную, но все-таки не такую дорогую - при-
мерно в одну пятую той же зарплаты. Не несли. Вот уже полто-
ра месяца.  И через пятнадцать дней срок  истечет,  придется
выкупать ненужный детектив,  если, конечно, по странной слу-
чайности, он не пропадет под конец срока, как это часто слу-
чалось  в  обменах,  и особенно с остродефицитными книгами -
твердой валютой черных рынков.
   Сашка брел,  не замечая прохожих, часто натыкался на них,
извинялся,  но осмотрительнее не становился - мозг не подда-
вался волевым командам, перебирал одно и то же. Перед каждым
очередным походом в книгообмен настроение у него резко пада-
ло, внимание рассеивалось. "Да на таких условиях любому дру-
гому в тот же день бы пару Булгаковых принесли!" - думал он.
И, в общем-то, был прав - условия сверхльготные.
   - Извините,  я нечаянно, - промямлил он на очередной тол-
чок, склонил голову.
   - Смотреть надо под ноги! - проскрипело над ухом.
   Сашка еще раз улыбнулся виновато, ссутулился. "Интересно,
почему это под ноги?  - подумал вскользь. - Что они, под но-
гами,  что ли,  ползают?" Холод пробирался под куртку. Сашка
ежился.  И одновременно чувствовал,  как его начинает  поти-
хоньку бросать в жар. До дверей магазина оставалось несколь-
ко метров.
   На ходу  он вытащил очки,  нацепил их - зрение,  в целом,
было нормальное,  но когда приходилось  высматривать  что-то
вдалеке,  давали о себе знать недостающие диоптрии. Перчатки
сразу же, чтоб не мешались, сунул в карман.
   В дверях  он долго не мог разминуться с низенькой старуш-
кой.  Та почему-то выносила из книжного две авоськи,  разду-
тые,  как шары,  и была очень вежливой, все норовила пропус-
тить входящего Сашку.  Тот, со своей стороны, демонстрировал
собственную  вежливость.  Очки  начинали  запотевать,  как и
всегда при входе с мороза в теплое помещение. И оттого Сашка
полуослеп.  Они  со  старушкой  еще долго бы деликатничали в
дверях, но помог бородатый верзила,  который впихнул обоих в
магазин и, даже не заметив своего решительного поступка, тут
же устремился к прилавку.
   Часть собранной воли Сашка уже порастерял. Долго топтался
за спинами покупателей-обменщиков. Потом протиснулся-таки и,
отыскав  на полке свой номер,  увидел пустое место.  "Неуже-
ли?!" - трепенулось в груди.  Он протер очки,  еще раз вгля-
делся, убедился окончатся ьно.
   Продавщица, она же товаровед,  очень  миленькая  и  очень
фирменная,  вся в сплошных этикетках,  девушка,  старательно
втолковывала пожилому человеку в черной папахе и черном ста-
ромодном  пальто очевидное для клиентов,  толпящихся тут же,
возле прилавка:
   - Да поймите же вы,  ну кто принесет за вашего Гоголя Дю-
ма, ну что вы?!
   - А я не понимаю,  чем Дюма лучше?  - стоял на своем ста-
рик.
   Продавщица изо всех сил старалась быть вежливой.  Молодые
люди по краям прилавка,  знакомые все лица, наперебой совес-
тили настойчивого клиента.
   - Бессмысленно ставить, вы понимаете? - говорил один, та-
раща  покрасневшие от чтения глаза и потрясая в воздухе тоже
красным,  припухлым пальцем.  - Вы только двадцать процентов
потеряете...  ну-ка,  сколько это там, - он повертел книгу в
руке, - ого, шестьдесят копеек! И все, понимаете?!
   Упорство пожилого  свидетельствовало  о  старой закалке и
крепких нервах.  Он не кипятился,  не обижался  и  продолжал
стоять на своем:
   - Нет, это вы не понимаете, молодой человек: магазин, го-
сударство получает двадцать процентов,  или шестьдесят копе-
ек, как вы изволили милостиво подсчитать,  - и слава Богу, я
за!  Всем польза. А не поменяют, расстраиваться не буду. Тем
более что и места свободные есть.  - Последнюю фразу он про-
изнес тверже и обратил ее к продавщице.
   Та закатила глаза,  забарабанила пальцами по пухлому жур-
налу.  Неимоверная усталость и безграничное терпение отрази-
лись на ее юном,  гладком лице. "И почему они все такие сим-
патичные?" - подумал неожиданно Сашка,  совершенно позабыв и
про Светку,  и про все остальное. Но сказать слово старику в
поддержку не решился, боялся сглазить удачу. Да и вообще ему
хотелось побыстрее завершить всю эту процедуру и уйти  отсю-
да.
   Красноглазый молодой человек  тяжело  отдувался,  пожимал
плечами. В очереди начинали беспокоиться.
   - Других не уважаете,  так хоть себя уважайте!  -  сказал
кто-то.
   - Хватит уже с ним одним возиться! - поддержала женщина в
искусственной шубке, стоявшая последней.
   "И когда они только набежать успели?  - удивленно подумал
Сашка.  - Десять минут назад всего трое было". И его прорва-
ло.
   - Вы стоите,  и человек стоял!  - сказал он резко, полуо-
бернувшись к очереди.  - У нас у всех  вон  полные  портфели
книг, а у него всего одна-дела на полминуты...
   Оборвал неожиданно.  Его речь,  вместо очереди ударяла по
продавщице - а это вовсе не входило в Сашкины планы.
   - Ладно, давайте вашу книгу.
   Оформление квитанции,  как Сашка и предполагал, занялR не
больше полминуты. Причем "спасибо" старик не сказал, он лишь
чуть склонил голову,  отворачиваясь от прилавка.  А на Сашку
взглянул очень по-доброму,  даже как-то не по-стариковски, а
по-детски, беззащитно и веряще.
   И тот почувствовал себя не виноватым перед всеми на  све-
те,  а нормальным,  уверенным человеком, протянул квитанцию.
Девушка в наклейках полистала журнал и сказала:
   - Платите в кассу, два шестьдесят.
   Сашка дернулся было,  но с места не сошел, стоял, потирая
руки,  чувствуя, как они становятся влажными. "Дипломат" ко-
ленями прижимал к прилавку,  не хотелось ставить на  слякот-
но-затоптанный линолеум.
   - А посмотреть можно? - проговорил он вкрадчиво.
   - Ну  что  там смотреть?  - Продавщица все же полезла ку-
да-то под прилавок,  на секунду задержала там  руку.  -  Что
просили, то и принесли, чего смотреть!
   Сашка начинал потихоньку краснеть. Сдвинул шапку набок.
   - Ну, знаете кота в мешке... - попытался он отшутиться, -
хотелось бы взглянуть.
   Книга выпрыгнула на прилавок.  Продавщица не сводила глаз
с Сашки,  прямо-таки прожигала насквозь. Красноглазый, види-
мо, прописавшийся навечно у прилавка, шумно засопел, скривил
губы в добродушнопренебрежительной улыбочке. Сашка повернул-
ся  к нему спиной.  Он все еще не верил своим глазам:  перед
ним лежал Булгаков,  тот самый,  нужный ему, но что это была
за книга - на ней не только ели, сидели, пили, но, наверное,
и спали: затертая, обмусоленная, перекошенная...
   - Но я же просил...  - голос дрогнул, - ведь я ставил со-
вершенно новую книгу, я же просил, чтоб и мне в хорошем сос-
тоянии!
   В очереди шумно обсуждали Сашкины дела,  посмеивались. Но
он ничего не слышал.
   - А это, по-вашему, плохое?! - Продавщица двумя пальчика-
ми с серебристыми в блестках ноготками,  как дохлую крысу за
хвост,  приподняла книгу над прилавком и... блок выскользнул
из обложки, полурассыпался.
   - Им лишь бы состояние,  - послышалось из очереди, - лишь
бы на полочку пос