, что рука ее дрожит. И  смотрит  она
не на страницу, а сквозь нее.
   - Непросты дела Твои, Господи...  -  раздумчиво  протянул  Сильвестр,
разглядывая бокал. - Значит, Дора Хасановна, старые это  ваши  знакомцы,
да? И что же там дальше-то происходило, не помните?
   - Как не помнить. - Хасановна  усмехнулась.  -  Вернулись  гаврики  и
такой отчет написали, что вывели весь  проект  из-под  крылышка  Феликса
Эдмундовича и перевели в непосредственное подчинение  Рабкрину.  В  ОГПУ
зачистку провели всех посвященных, а Рабкрину ненужных - в распыл. Да  и
сам Феликс долго не зажился после  этого,  через  полтора  месяца  всего
заказал Шопена...
   - Молочка, говорят, несвежего  выпил?  -  спросил,  криво  усмехаясь,
Сильвестр.
   - Может, и молочка, деталей не знаю.  Потому  как  именно  в  те  дни
вторую экспедицию послали, на сверку данных. Но - не  долетели  товарищи
наши до цели, и потом Шпац со Стрыйским вычислили, что упали они  где-то
году в восемьдесят третьем, поздней осенью или зимой.  Искать  их  после
пытались, да не нашли. Третью  экспедицию  только  полтора  года  спустя
сладили, к десятой годовщине Революции  приурочили  -  ну  и  отправили,
понятно, в две тысячи семнадцатый год... Один только вернулся живым,  да
и то скоро от инфлюэнцы сгорел. Но  рассказать  успел,  что  там  голод,
монархия и поповское засилье. Да... Ты, Сильвестр, не  обижайся,  говорю
как есть.
   Тот кивнул. Очень серьезно кивнул, без тени усмешки.
   -  Проект,  понятно,  запретили  и  материалы  по  нему   уничтожили,
сотрудников всех в расход пустили, один только  Панкратов  исчез.  Долго
его потом искали по  всей  стране,  но  -  сумел  укрыться  от  карающих
органов...
   - А сама? - тихо спросил Сильвестр.
   - Я была секретным комиссаром Рабкрина, и меня  санкциям  подвергнуть
мог только председатель товарищ Потапкин. Пришлось,  конечно,  некоторое
время потрудиться на бумажном  фронте,  не  без  того,  но  потом  вновь
вернулась к живому делу: техником-электриком  в  лабораторию  спецотдела
ОГПУ к товарищу Гопиусу и профессору Барченко. Необыкновенно  интересная
работа  была  ими  проведена  в  области  некробиотики.  Можно  сказать,
экспериментально доказано было существование души...
   И тут меня будто качнуло какой-то волной.
   - Хасановна! А эти парни в своем рапорте встречу с тобой отметили?
   Она прервала на полуслове свой рассказ и посмотрела сначала на  меня,
потом на спящих.
   - Нет... Скрыли, значит. Они  вообще  не  упоминали  об  остановке  в
девяносто восьмом году. Вот ведь... уклонисты скользкие...
   - Постой-постой-постой... Крис, который встречался с ними в  будущем,
не упомянул про все это, - я махнул рукой, как бы очерчивая руг,  -  они
тоже не упоминают про встречу  с  нами...  ладно,  это  можно  объяснить
какими-то  конспиративными  моментами,  но  -  последняя-то   экспедиция
вернулась не из того будущего, в котором побывали они! А значит...
   - Это значит, что все меняется, - тихо и медленно проговорила Ираида.
- Я тоже это поняла, да не знала, как сказать.  Но  перемены  происходят
только от каких-то непрямых действий... наверное. От тех, которые  целят
совсем в другую сторону...
   - Спокойно, - сказал я, помавая руками, - спокойно...
   У меня был, наверное, идиотский вид. Но какой еще вид  может  быть  у
человека, которому показалось, что вот сейчас он все объяснит и  все  на
свете поймет, - и показалось, и показалось, и еще  раз  показалось...  А
потом спряталось.
   - Уточним, - сказал Сильвестр. Он  допил  виски,  подошел  к  спящим,
присмотрелся к ним и тронул за плечо Маркова. Тот распахнул глаза:
   - Что?!
   - Ш-ш... - приложил палец к губам Сильвестр. -  Мы  тут  на  коллизию
наткнулись.  Ну-ка,  ответь:  вы  там,  в  будущем,   последовательность
исторических событий освоили?
   - А как же. За этим и посылали нас...
   - Была в две тысячи семнадцатом году монархия с поповским засильем?
   - Да ну, что ты, батя! Нет, конечно.  В  семнадцатом  власть  была  у
Народного Конгресса во главе с генералом Расторгуевым... А что?
   - Все нормально, боец. Спи дальше.  Похоже  на  то,  что  гражданскую
войну и интервенцию вы уже предотвратили. Не знаю, правда, как-Неужели -
просто напугав этого клоуна? - привстала Ираида.
   - Да какое тут может быть "спи"! возмутился  Марков.  -  Когда  такое
происходит!
   -  Ничего  не  происходит,  -  сказал  я.  -  Умствования   сплошные.
Хасановна, на пару слов - приватно?
   Мы вышли в  боковой  коридор  -  кафельный,  полутемный,  похожий  на
бесконечную душевую. И пахло здесь как-то похоже: дезинфекцией, сыростью
и мылом.
   - Этих ребят тоже пустили в распыл?  -  спросил  я  шепотом,  поднося
огонек к жуткой ее папиросе.
   Хасановна покачала головой:
   - Это они и есть - пропавшие. В восемьдесят третьем.
   - То есть - это именно их искали тогда по баням и магазинам?
   - Да.
   - А - нашли?
   - Вот этого я не знаю...
   - До какого года просуществовал Рабкрин? Она мрачно усмехнулась:
   - Можно сказать, что к сороковому он был уже безвластен. И  безопасен
для Кобы. Формально же - существует и по сей  день...  Вам  лучше  всего
этого не знать, Иван Петрович. На всякий случай. Хотя... - перебила  она
себя; губы ее, и без того тонкие, поджались еще больше. - Возможно,  что
терять нам уже нечего.
   Тут по главному, ярко освещенному коридору мягко  зазвучали  шаги,  и
мимо нас прошли несколько мужчин в дорогих гражданских костюмах.  Идущий
впереди  -  седоватый,  залысый,  с  мягким  Дрябловатым  лицом  -  чуть
прихрамывал. Двое из свиты  были  с  портфелями,  один  -  со  сложенным
зонтом. Кто-то покосился  на  нас,  курильщиков,  но  так,  мельком,  по
обязанности, без интереса. Они уже прошли,  когда  я  почувствовал,  что
Хасановна изо всех сил сжимает мой локоть.
   Я посмотрел на нее и впервые увидел на ее лице страх.
   - Это же Панкратов, - прошептала она. - Сам... здесь...
   - Я восхищен! - Илья Кронидович сидел в кресле очень свободно и в  то
же время с достоинством, как старый дипломат на даче. - Даже не  ожидал,
Петр Васильевич, что вы примените столь нестандартный подход. Как-никак,
лженаука парапсихология не поощряется ныне... или я ошибаюсь?
   - Не поощряется, но и не возбраняется, - сказал  генерал.  -  Взгляды
начальства стали заметно  шире.  Справедливости  ради  скажу,  что  и  в
прежние времена исследования такие велись... впрочем, результатами их мы
не имели возможности пользоваться. Все уходило соседям.
   - Понятно, понятно... А вы, Кристофор Мартович,  позвольте  узнать  -
тоже через  научные  исследования  к  этому  пришли  или  природный  дар
имеете?
   Крис пожал плечами:
   - Не все ли равно?
   - Кристофор Мартович имеет наилучшие рекомендации, - сказал  генерал.
- К его услугам прибегали... - Он замолчал на секунду. - Очень многие. Я
думаю, если вам понадобится что-то найти...
   - Боюсь, что потерянное мной не под силу найти никому, - сказал  Илья
Кронидович и встал. - Вы принимаете чеки? - спросил он Криса.
   - Да, конечно...
   - Сумму проставите сами. - Он подписал  чек  и  протянул  его,  глядя
Крису прямо в глаза. Крис, чуть помешкав, чек взял.
   Панкратов повернулся и пошел к  выходу  из  кабинета.  У  двери,  уже
подхваченный свитой, остановился, повернулся к Крису:
   - Бомбу вы нашли. А самих террористов искать будете?
   - Не умею, - сказал Крис. -  Только  неодушевленные  предметы.  Да  и
какой в этом смысл - ведь для следствия и суда мои  показания  -  только
говорение слов?..
   Панкратов как-то странно усмехнулся:
   - Досадно, крайне досадно. Возможно, Петр Васильевич  рассчитывал  на
большее?
   - Найдем сами, - сказал,  не  разжимая  зубов,  генерал.  -  Обычными
методами.
   - Больших вам успехов,  -  усмешливо  поклонился  Панкратов  и  вышел
наконец.
   Крис несколько секунд сидел неподвижно. А потом в  кабинет  буквально
ворвались доктор, Хасановна и за ними - Ираида.
   - Кристофор Мартович! - почти закричала Хасановна. - Вы  знаете,  кто
это был?
   - Знаю...
   - Панкратов!
   - Да, Хасановна. Панкратов. Сам.  Илья  Кронидович.  Вот  мы  с  ним,
наконец, и посмотрели Друг на друга. Я ему  понравился,  и  он  возжелал
меня купить... Петр Васильевич, а как бы нам попасть  домой?  Желательно
поскорее.
   - Сейчас распоряжусь... Что-то не так, Кристофор Мартович?
   - Просто устал. Нельзя ли кофе - покрепче?
   - Можно. Стае! Кофе принеси! Коньяку?
   - Желательно...
   Кофе  был  растворимый,  но  дорогой  -  и  было  его  много.  Жгучая
коньячно-кофеиновая смесь с трудом проникала в спавшиеся  извилины.  Там
она производила трудно предсказуемые действия.
   Сильвестр не удержался и зевнул,  забыв  перекрестить  рот.  Терешков
смотрел  на  Хасановну,   не   в   силах   убрать   с   лица   выражение
экзистенциального ужаса. А доктор вдруг понял, что держит в  своей  руке
руку Ираиды. Ираида старательно глядела мимо всех. Глаза ее светились, и
румянец со щек уже переползал на шею.
   Знавшая о любви лишь по  анекдотам  да  по  "Гэндзи-моногатари",  она
только сейчас внезапно поняла, что такое непонятное  распирало  ее  весь
этот месяц. Дома их ждала очень озадаченная охрана и пространная записка
от Альберта Мартовича:
   "тамбовский вудуист" Рудик Батц умер в изоляторе Бутырской тюрьмы  от
гнойного  менингита,  развившегося   вследствие   открытых   проникающих
переломов верхней  челюсти,  вовремя  не  распознанных.  Перед  смертью,
несмотря на шины и бессознательное состояние, он заговорил - и наговорил
целую кассету, благо магнитофон,  включающийся  на  голос,  сработал.  К
сожалению, понять что-либо в его речи было невозможно: Рудик  изъяснялся
на неизвестном науке языке.
   Такие феномены известны и даже весьма  распространены.  Другое  дело,
что пока Рудик произносил свой  монолог,  с  каталки  в  коридоре  встал
умерший  несколько  часов  назад  зэк,  закутался  в  простыню,  сначала
пробрался в раздаточную и съел две буханки хлеба, а  потом  спустился  к
посту охраны и попросил закурить...
   Поэтому,  собственно,  "братец  Майкрофт"  и  не  принял  участия   в
предутренних бдениях под Учинским водохранилищем.
   Кассета с записью прилагалась.
   Озадаченность охраны списали на этот визит. Ошибочно. Но ребята  были
вымуштрованные и сами с откровениями не лезли.
   - Тут это...  -  Марков  повозил  костяшками  по  отросшей  скрипучей
щетине. - Поедем мы, Дора Хасановна. Ну, то есть...
   - Мозгами помозговать нужно, - сказал Терешков и покраснел.
   - Панкратова разоблачить бы... - потер Марков утолок рта. - Говоришь,
ряху сытую сделал себе? Толстые сигары курит?
   - Может, маскируется? - предположил Терешков.
   - Ты добрый, Терешков, - сказал Марков зло.  -  И  эта  твоя  доброта
неконструктивна.
   - Не потому, что я добрый. А потому, что... ну... надо бы потолковать
с ним, разъяснить ситуацию...
   - А я не знаю - чего мы ждем? Дора Хасановна, чего мы ждем?  Мы  что,
не знаем, где находится Панкратов? Знаем. Что, он не захочет  пропустить
нас к себе?
   Не верю. Захочет...
   - Отец Сильвестр не велел активничать, - напомнил Терешков. - Мировой
катаклизм может быть.
   - Да-да. Тихой сапой. По метру в год. Эх, ученые!.. - Марков  стукнул
себя свертком по раскрытой ладони.  -  Будем  тихой  сапой.  Ну,  может,
поручения какие будут, а, Дора Хасановна? Сбегать куда? Так,  чтобы  без
больших потрясений. За керосином не надо?
   - Не за керосином, - сказал подошедший Крис. - Но - почти. В Хибины и
обратно. Как вам такой маршрут?
   - На мотоциклетках? - с готовностью отозвался Терешков...
   Чуть освежась коротким сном и холодным душем, Крис вызвал машину и  в
сопровождении  одного  охранника  уехал  зачем-то  в  Остров,  небольшой
подмосковный поселок. Вскоре после его отъезда засобирался на  службу  и
Сильвестр.
   - Хорошо тут у вас, - сказал он с  непонятной  грустью.  Потом  вынул
из-под рясы что-то продолговатое, завернутое в тряпицу, и подал доктору:
   - Вот. Долго сомневался, но решил вот - вам оставить. Мне-то он ни  к
чему. А вам... вдруг пригодится?
   - Кадуцей? - уже поняв, что к чему, все же переспросил доктор.
   - Он самый. Может, и знаете вы, да скажу: не самый добрый это символ.
   Видно, медики  римские  большими  циниками  были,  что  взяли  его  в
покровители: означает он ключ к некоей двери:  между  живым  и  неживым,
правым и не правым, добрым и злым. Прошедшим и грядущим...  Бог  римский
Янус из кадуцея взошел. И крест, на котором Христа распяли,  -  тоже  из
кадуцея...
   Он ушел, и в ту же секунду возник Коломиец  -  словно  сработал  свой
трюк артист-трансформатор.
   - Евгений Феодосьевич... - начала было Хасановна, но он  плюхнулся  в
кресло для гостей, хлопнул  по  подлокотнику  так,  что  звук  в  панике
заметался по комнате, и велел:
   - Выкладывайте. Все.
   - Э-э... - начал доктор. - Что-то слу?..  Коломиец  взглядом  заткнул
ему рот, но потом дернул  щекой  и  коротко  рассказал,  что  обнаружила
утренняя смена охраны.
   Видимо, ночной смене досталось по полной выкладке. У одного из  ребят
клочьями  выпадали  волосы,  а  второй  -  бывший   сержант-контрактник,
прошедший Чечню без единой морщинки на лбу, - был вроде бы нормален,  но
все  время  куда-то  искоса  поглядывал,  хихикая,  и  не  замечал,  что
обмочился.
   Просто чудо еще, что они не взорвали дом: газ на кухне был открыт,  и
лишь благодаря выбитой ураганом форточке его не скопилось  достаточно...
Рассказать "ночники" не могли ничего.
   Время от времени то там, то здесь с охраной происходили  необъяснимые
случаи. Скажем, в прошлом году в банке  "Росстех"  охранники  вынесли  и
отдали кому-то мешок с тремя сотнями тысяч долларов; или  в  позапрошлом
двое ребят из маленького агентства "Гиант", охранявшие  реконструируемый
домик, вдруг воспылали взаимной страстью и  допустили  покражу  японских
черных   лаковых   стеновых   панелей   на   какую-то   чудовищную,   не
укладывающуюся в голове сумму... Теперь, похоже, пришла череда "Тимура".
   Но "Тимур", потряс толстым пальцем Коломиец, это  вам  не  "Гиант"...
это вы не на тех напоролись...
   Потом он отдышался чуть-чуть, вытер шею  платком,  спросил  у  Ираиды
чего-нибудь этакого со льдом и устремил на Хасановну пристальный взор:
   - Ну, а теперь - слушаю.
   - Шварц, -  покорно  сказала  Хасановна..  -  Дора  Хасановна  Шварц.
Родилась в одна тысяча девятьсот восьмом году в Самарканде.  Образование
домашнее, высшее. В партии с двадцать четвертого. С  января.  В  том  же
году, в феврале, прошла отбор и была зачислена в орготдел  Раб-крина;  в
июне переведена в оперативный отдел на должность сотрудника. С декабря -
комиссар оперотдела. В этом качестве с января двадцать пятого по декабрь
двадцать седьмого исполняла роль лаборантки в "Лаборатории 5-зет". Затем
курировала несколько программ Спецотдела ОГПУ. В тридцать четвертом году
вернулась  в  орготдел  и  занималась   общими   вопросами   обеспечения
секретности перспективных исследований, а также теорией конспирации.
   С  тридцать  девятого  по  сорок  третий  находилась  на  нелегальном
положении. В сорок третьем и сорок четвертом -  в  партизанах,  с  сорок
пятого по сорок седьмой -  в  комиссии  по  реперсонализации.  Затем  до
пятьдесят первого -  секретарь  комиссии  по  ликантропии.  В  пятьдесят
первом осуждена по Ленинградскому делу, с этапа бежала  и  до  пятьдесят
восьмого вновь была на нелегальном положении - занималась мелиорацией  в
Узбекистане. С пятьдесят восьмого по  шестьдесят  четвертый  возглавляла
Первый отдел в Ташкентском НИИ синтетического волокна -  на  самом  деле
институт  занимался  кибернетикой,  перспективными  системами  связи   и
проблемами  государственного   управления.   Грохнули   его   вместе   с
Хрущевым... было такое московское "ОКБ-9бис", коллеги... большую  телегу
накатали, три папки вот такой толщины...
   - Знакомое название, - сказала Ираида.
   - Постой, племяшка, - отставил ее  Коломиец-После.  А  дальше-то  что
было, Хасановна?
   - Дальше я недолго проработала у  Королева,  светлая  ему  память,  а
потом восстановили Спецотдел и вспомнили обо мне, и я туда вернулась. Но
уже только  на  общие  вопросы  обеспечения  секретности.  И  вот  -  до
девяносто второго...
   Коломиец набычил голову.
   - Понятно. Это понятно. Вы мне вот  что  скажите,  Дора  Хасановна...
вопрос непростой, но все же: вам, получается, девяносто  лет.  Выглядите
вы на семьдесят, а здоровья - молодые  позавидовать  могут.  Это  у  вас
природное?
   - Вопрос поняла. Я связываю это с  лекарством,  которое  принимала  в
пятьдесят седьмом после  несчастного  случая  на  рытье  канала.  У  нас
работал один ученый-таджик, Мурадов, бывший зэк. Он-то и спас мне жизнь,
дав несколько капсул очень сильного стимулятора - "драконьей  крови".  Я
выздоровела, хотя врачи поставили на мне  крест.  И  до  семидесяти  лет
вообще не чувствовала никаких изменений в организме.
   - Вы виделись потом с этим Мурадовым?
   - Да. Он даже некоторое время работал в нашем НИИ. Где-то  через  год
его забрали в Москву.
   - В "ОКБ-9бис", очевидно? - спросил Коломиец.
   - Почему вы так решили, Евгений Феодосьевич?
   - Потому что через несколько лет  их  директор  необъяснимым  образом
помолодел...
   Установилась некоторая тишина.
   - Подождите, - вдруг задохнувшись, сказала Хасановна. - Я  вспомнила.
Я все думала, на кого похож этот вчерашний шаман. Если его подстричь...
   - Мурадов? - подсказал Коломиец.
   Хасановна кивнула.
   - Никого  не  берет  время...  -  Ираида  вопросительно  побарабанила
пальцами по столу. - Перечисляю: Панкратов,  шаман,  директор  Ященко...
отчасти - Дора Хасановна...
   - И я знаю еще одного,  -  сказал  Коломиец  задумчиво.  -  Чует  мое
сердце-вещун, что нам стоит с ним связаться...
   Зазвонил телефон.
   - Розыскное агентство "Аргус", -  заученно  произнесла  Хасановна.  -
Говорите, пожалуйста, громче. Нет, он в отъезде.  Я  думаю,  часа  через
три. По телефону?
   Нет, заказы мы принимаем только при личной явке. Таковы наши правила.
Нет.
   Категорическое нет. До восьми вечера. Хорошо, я запишу...
   Она что-то черкнула в блокноте, бросила трубку.
   - Наглецы, - сказала она в пространство.
   - Дядь Жень, - Ираида была настойчива, - ты  глянь,  как  сплетается:
нестареющий Панкратов, нестареющий шаман, действующая машина времени...
   - Сплетается, племяшка, сплетается так, что уж и не разглядеть где  и
что,тяжело сказал Коломиец.  -  Не  расплести...  Вот  в  чем  дело.  Не
расплести. А рубить - и боязно, и нечем.
   - Нечем? - тихо спросила Ираида.
   - Забунтовали мои тимуровцы... -  Коломиец  криво  усмехнулся.  -  Не
ожидал такой плюхи.
   - Выгнали тебя? - вдруг понял доктор.
   Коломиец кивнул:
   - Развод, раздел и распил имущества...
   - И... никто?..
   - Трое со мной ушли. Фантомас, Бурчало да Нинка-Впотьмах...
   - Бурчало... это Павлик? Он же дежурил сегодня! - вспомнила Ираида. -
Это он облез?
   - Он самый. Но вот, видишь - решился продолжать...  Зацепило  его  за
живое.
   Эх, не думал я, что так меня высушат...
   - Подожди, - сказал практичный доктор. - Что  же  у  нас  остается  в
результате деления?
   И  Коломиец  дотошно  и  честно  перечислил  то,  что  после  раздела
тимуровского имущества осталось в его ведении: конспиративная квартира в
Сокольниках, два не слишком новых и не слишком шикарных автомобиля и два
мотоцикла в отдельном, не при штаб-квартире, гараже,  кой-какое  оружие,
законное и не очень, приличная сумма денег - и всяческие  связи.  Ну  и,
разумеется, имущество "Аргуса"...  какой-то  бес-хранитель  толкнул  его
тогда в бок и нашептал, что все оборудование, завезенное сюда, следует в
бумагах провести как проданное... а это еще тридцать тонн баксов...
   - Так мы, может, поедем, а? - вновь попросил Марков. Кажется, ему  не
хотелось покидать этот дом.
   - Давайте сделаем так... -  начал  было