нула,   даже   не   будучи
представленной. Ян подумал, что здесь, в самом сердце тайной службы, имена
должны быть ложные. Двора накрыла стол и села напротив него. Она ела с  не
меньшим аппетитом, чем у него, и они вели  легкий  разговор  о  вещах,  не
имевших особого значения. Они как раз заканчивали  есть,  когда  вернулась
девушка, буквально ворвавшись в комнату. Улыбка Дворы сейчас же исчезла.
     - Бен-Хаим просит, чтобы вы сейчас же пришли. Беда, большая беда!
     Беда носилась в воздухе. Бен-Хаим сидел, устало поникнув,  в  том  же
кресле, где они его оставили вчера вечером, и, возможно, провел в нем  все
это время. Он сосал давно потухшую  трубку  и,  похоже,  даже  не  замечал
этого.
     -  Похоже,  Сергуд-Смит  начинает  давить.  Мне   надо   было   сразу
догадаться, что он не ограничится тем, что попросит нашего участия. Это не
его метод.
     - Что случилось? - спросила Двора.
     - Аресты. Во всем мире, в каждой стране. Доклады все  еще  продолжают
поступать. Они говорят, что это  защитная  мера.  Вызванная  чрезвычайными
обстоятельствами. Наши люди. Все. Деловые представители, торговые  миссии,
даже тайные оперативники, которые, как мы думали, все еще не раскрыты. Две
тысячи, а может, и больше.
     - Давление, - сказал Ян. - Он стягивает петлю. Как вы думаете, что он
еще может сделать?
     - Что еще он может сделать? Те несколько  тысяч  наших  граждан,  что
находились за пределами Израиля и присоединившихся стран,  уже  у  него  в
руках. Других нет.
     - Я уверен, что еще что-то задумал. Я знаю теперь стиль  деятельности
Сергуда-Смита. И это только первый шаг.
     К  несчастью,  Ян  убедился  в  своем  правоте  уже  через  час.  Все
телевизионные программы, по каждому из ста двадцати каналов, были прерваны
выпуском сообщений экстренной срочности. Выступал доктор  Вал  Рам  Махат,
президент Объединенных Наций. Должность эта была почетной, и  деятельность
доктора обычно сводилась к открытию и закрытию сессий ООН. Тем  не  менее,
подобные выступления поручались  ему.  Военный  духовой  оркестр  проиграл
патриотические марши; мир тем временем смотрел и ждал.  Затем  изображение
оркестра растаяло, и появился доктор Махат. Он кивнул невидимой  аудитории
и заговорил знакомым, хорошо поставленным голосом:
     -  Граждане  мира!  Мы   ведем   ужасную   войну,   принесенную   нам
анархиствующими элементами, врагами всех верноподданных  граждан  великого
Благосостояния Земли. Но я здесь не за тем, чтобы  обсуждать  эту  великую
войну,  которую   ведут,   и   успешно,   во   благо   человечества   наши
граждане-солдаты. Я здесь  для  того,  чтобы  сообщить  вам  о  еще  более
страшной  опасности,  которая  угрожает  нашей   безопасности.   Отдельные
личности из Израильского  Конклава  Объединенных  Наций  ради  собственной
выгоды утаивают жизненно необходимые продукты. Это  спекулянты  на  войне,
они делают деньги на горе других людей. Продолжаться этому мы не позволим.
Они должны понять, что другие  последуют  их  примеру,  должно  свершиться
правосудие.
     Доктор Махат вздохнул; на его плечах лежало бремя ответственности  за
мир. Но он был человеком мужественным, и потому продолжал:
     - Пока я говорю, наши солдаты движутся в Египет,  Иорданию,  Сирию  и
все остальные важные сельскохозяйственные страны этого региона. Ни один из
вас не  будет  голодать,  это  я  вам  обещаю.  Поставки  продуктов  будут
продолжаться несмотря на усилия эгоистичного меньшинства. Восстание  будет
подавлено, и мы все вместе совершим марш победы.
     Президент  растаял  под  аккомпанемент   заблаговременно   записанных
аплодисментов, и на его месте возник бело-синий флаг Земли, трепещущий  на
ветру.  С  энтузиазмом  заиграл   духовой   оркестр.   Бен-Хаим   повернул
выключатель.
     - Я не понял, - сказал Ян.
     - Я понял, и даже очень хорошо, - ответил Бен-Хаим. - Вы забыли,  что
весь мир, собственно, и не знает о нашем существовании. Они  будут  только
счастливы, если эти страны будут оккупированы ради того, чтобы не опустели
их желудки. Наши Земли преимущественно  заселены  фермерами,  кооперативно
сбывающими свои продукты. Но мы - единственные, кто помогает им  проводить
ирригацию и  удобрять  земли,  чтобы  получать  в  пустыне  урожаи,  и  мы
обеспечиваем им сбыт. И наша страна  осуществляла  все  грузоперевозки  по
воздуху. До сегодняшнего дня. Видите теперь, что они с  нами  делают?  Нам
дали пинка, чтобы мы сидели у себя и не высовывались. Последуют  и  другие
дискриминационные меры. Все это - дело рук Сергуда-Смита.  Никого  другого
не побеспокоил бы, особенно в такое бурное время, забытый уголок Земли,  в
котором мы находимся. И поглядите, какой он прекрасный  историк  оказался.
Зачем, спрашивается,  нужна  эта  издевательская  терминология  двадцатого
столетия, эти  антисемитские  ярлыки,  уходящие  корнями  в  средневековую
Европу? Спекулянты, дельцы наживаются на чужом горе. Сообщение  совершенно
ясное.
     Ян кивнул.
     - Подталкивает вас под руку. Если вы  сделаете,  как  он  предлагает,
страна не пострадает.
     - В любом случае мы пострадаем. Мы проиграем - или мы проиграем. Пока
сильные мира сего не обращали  на  нас  внимания,  мы  были  в  целости  и
сохранности. Наше крошечное равновесие на страхе, несколько наших  атомных
бомб в обмен на их мириады атомных  бомб  -  благодаря  этому  нас  просто
предпочитали не замечать. Пока мы поддерживали  мир  на  Ближнем  Востоке,
зная свое место, и следили, чтобы они регулярно получали свежие  апельсины
и авокадо в зимнее время, мы их не беспокоили. Сейчас Сергуд-Смит  сжимает
клешню, и война  дает  ему  в  этом  идеальное  оправдание.  Войска  будут
медленно,  шаг  за  шагом,  подбираться  к  нашим  границам.  Нам  их   не
остановить. Они оккупируют все наши внешние военные базы. Когда это  будет
сделано, они сбросят бомбы или ворвутся на  танках.  Это  безразлично.  Мы
проигрываем в любом случае.
     - И Сергуд-Смит это сделает, - сказал гневно Ян. - Не из мести за то,
что вы ему не помогаете - это было бы  проявлением  чувств,  а  к  персоне
чувственной всегда можно воззвать, а, может быть, и  заставить  переменить
решение. Нет, Сергуд-Смит сделает это даже в  том  случае,  если  все  его
планы потерпят неудачу. То, что он начинает,  он  заканчивает.  Он  хочет,
чтобы вы в этом не сомневались.
     - Вы знаете его очень хорошо, - сказал Бен-Хаим, глядя Яну в лицо.  -
Я теперь понимаю, почему он послал вас в качестве эмиссара. Ведь  не  было
необходимости лично вам передавать послание. Но он хотел, чтобы мы  ни  на
секунду не усомнились в его решимости, чтобы мы знали, что он за  человек.
Выходит - вы адвокат дьявола. Помоги вам боже, нравится вам это, или  нет.
Вновь мы сталкиваемся с отцом лжи. Лучше не дадим нашим раввинам вцепиться
в эту теорию, иначе они немедленно убедят нас в ее истинности.
     - Что будем делать? - спросила Двора, и голос ее был пуст и потерян.
     - Необходимо убедить Кнессет, что единственный наш шанс  -  следовать
линии, предложенной Сергудом-Смитом. Я отправлю сообщение по радио, что мы
готовы сотрудничать,  -  согласится  Кнессет  к  этому  времени  или  нет,
неважно. Рано или поздно, они к этому  придут.  Тут  нет  альтернативы.  А
затем произойдет вторая Диаспора.
     - Что? О чем вы?
     - Диаспора имела место тысячи лет  назад,  когда  евреев  изгнали  из
земли Израильской. На сей раз мы выйдем сами и добровольно. Если атака  на
мохавскую базу не удастся, возмездие будет мгновенным и атомным. Вся  наша
маленькая страна превратится  в  радиоактивную  точку.  Следовательно,  мы
должны  разработать  план  уменьшения  смертности,  если   это   возможно.
Потребуются добровольцы, которые  останутся,  чтобы  обеспечить  заслон  и
прикрыть наше отступление. Все остальные тихо уйдут, просочатся в соседние
страны, где у нас есть добрые друзья,  арабы.  Надеемся,  что  если  налет
будет удачным, все смогут вернуться по домам. Если нет - ну что ж, мы  уже
уносили в чужие земли нашу религию и культуру. Мы выживем.
     Двора кивнула с мрачным согласием, и Ян впервые узнал, что этот народ
прошел сквозь тысячелетия и познал жесточайшие  преследования.  Он  понял,
что в будущем они окажутся в точности таковы, какими были в прошлом.
     Бен-Хаим содрогнулся, как от порыва холодного ветра. Он вынул из  рта
остывшую трубку и уставился на нее, словно впервые заметил ее присутствие.
Аккуратно положив ее на стол, он поднялся и  медленно  вышел  из  комнаты.
Впервые его походка выглядела походкой старика.  Двора  смотрела,  как  он
уходит, потом повернулась к Яну и крепко прижалась к нему, лицом к  груди,
словно искала  убежища  от  темного  будущего,  надвигающегося  на  них  с
неумолимой быстротой.
     - Как знать, чем все это закончится, - сказала она, и  голос  ее  был
очень тих, что он едва расслышал ее.
     - Миром для всего человечества. Ты сама это сказала.  Война,  которая
положит конец все войнам. Я был в этой борьбе с самого начала. А теперь  -
не знаю, хорошо это, или нет, но похоже, что твой  народ  тоже  вступил  в
нее. Я могу лишь надеяться, что знаю, о чем думает  Сергуд-Смит.  Или  эта
попытка принесет нам гибель, или она принесет окончательный мир.
     День близился к завершению, и  уже  почти  наступили  сумерки,  когда
прибыл вертолет, упавший с неба с ревом двигателей и лопастей. Ян и  Двора
находились в саду; за Яном явился посыльный.
     -  Взгляните,  -  сказал  Бен-Хаим,  указывая  на  лежащий  на   полу
запечатанный портфель.  -  Вам  специальная  депеша  от  представительства
Объединенных Наций в  Тель-Авиве.  Ее  доставили  в  наш  предположительно
тайный офис по соседству, который следил за их связными.  Способ  передачи
депеши указывает на того, кто ее послал. На самом деле это  сообщение  для
меня  -  дескать,  им  известно  о  нашей  организации  больше,   чем   мы
представляем. И для вас - откройте и посмотрите.
     - Портфель еще не раскрывался.
     - Заперт наглухо. Комбинаторный замок. Можем ли мы надеяться, что вам
и на этот раз известен правильный номер? Не нужно  ли  отправить  Двору  в
сад? Наш приятель - человек  слишком  больших  масштабов,  чтобы  взрывать
старика. Можно?
     Не  дожидаясь  ответа,  Бен-Хаим  нагнулся  и  быстро  прикоснулся  к
кнопкам. Замок щелкнул и открылся. Ян поднял портфель и  поставил  его  на
стол.
     Внутри была черная форма, черные сапоги и черная матерчатая фуражка с
эмблемой в виде лучистой звезды. На мундире лежал  прозрачный  пластиковый
конверт. В нем находилось удостоверение на имя Джона Холлидея,  и  толстый
технический учебник с компьютерным диском под  обложкой.  В  учебник  была
вложена кривая записка. Она была адресована Яну. Он  взял  ее  и  прочитал
вслух:
     - "Джон Холлидей - техник ООН, работающий в  центре  связи  в  Каире.
Также состоит в резерве Космических сил в качестве техника по связи.  Тебе
следует побыстрее вжиться в эту легенду, Ян, и тут должен помочь  учебник.
Ты имеешь два дня, чтобы освоить специальность и отправиться в Каир.  Твои
друзья в Израиле, без сомнения, смогут обеспечить тайный выезд.  В  городе
тебе надо будет надеть форму и отправиться прямо в аэропорт. Приказы будут
дожидаться тебя прямо на контроле Безопасности. Желаю  удачи.  Все  мы  от
тебя зависим.", - Ян поднял глаза. - Вот и все. Без подписи.
     Так и должно было быть. Все они знали, что Сергуд-Смит на своем  пути
не делает зарубок.



14

     - А ты неплохо выглядишь, солдат, - сказал человек  из  Безопасности,
холодно оглядывая Яна сверху донизу,  словно  пытаясь  обнаружить  на  его
мундире незастегнутую пуговицу. Таковых не оказалось.
     - Я прибыл сюда, как только получил приказ.
     - Если ты здесь купаешься в роскоши, не думай, что можешь забывать об
исполнении своих обязанностей.
     Произведя  ритуальное  внушение,  человек   из   Безопасности   сунул
удостоверение в свой терминал  и  кивнул  Яну,  который  прижал  подушечки
пальцев правой руки к опознавательной панели. Почти столь же мгновенно был
сделал снимок сетчатки глаза. Удостоверение было возвращено Яну,  личность
его установлена. Должно быть, Сергуд-Смит вел досье  на  высшем  уровне  -
никто не следил за его действиями.
     - Ну что же,  сэр,  похоже,  вам  предоставляется  транспорт  высшего
класса, - перемена  в  тоне  сотрудника  Безопасности  была  неожиданна  и
внезапна, и Ян понял, что его новый статус гораздо выше того,  что  ожидал
этот человек. - Скоро сюда прилетит реактивный  самолет.  Будьте  любезны,
подождите в баре, а я кого-нибудь за вами пришлю, когда самолет  прибудет.
Вы не возражаете? Я позабочусь о вашем багаже.
     Ян  кивнул  и  направился  в  бар,  не  слишком  обрадованный   своим
положением высокого чина из Безопасности. Он был совершенно  одинок.  Одно
дело - понимать  это  в  теории,  другое  -  подвергнуться  одиночеству  в
действительности. Позади все время маячила смутная тень  Сергуда-Смита,  и
это лишь способствовало беспокойству. Партия в шахматы, причем Сергуд-Смит
передвигает все фигуры. Ян до сих пор не  мог  понять,  что  задумал  этот
человек.
     Пиво было безвкусное, но холодное, и он ограничился  одной  бутылкой.
Нынче был не тот день, чтобы  ходить  с  тяжелой  головой.  Он  был  здесь
наедине с барменом-египтянином, который зловеще протирал бокал за бокалом.
Каирский аэропорт не мог пожаловаться на чрезмерную загрузку.  Не  было  и
признака оккупационных  войска,  придававших  такой  вес  речи  президента
Махата. Было ли так в действительности? Ян не мог об этом судить.  Но  его
положение было достаточно реальным, и он глядел на  предстоящее  вторжение
без особого энтузиазма. События гнались за ним, перегоняли, и было  трудно
воспринимать  их  смену.  Тоскливые  годы,  проведенные  на  Халвмерке   в
сравнении  выглядели  почти  привлекательно.  Когда  он   вернется   (если
вернется), жизнь там будет тихой и спокойной. У него  будет  семья:  жена,
ребенок, нет, много-много детей. Главное  же  сейчас  -  будущее  планеты.
Элжбета... она почти отсутствовала в его мыслях. Он увидел ее в  памяти  -
улыбающуюся, протягивающую  к  нему  руки.  Но  удержать  образ  оказалось
трудно; он расплывался. Более прочным был образ Дворы, нагой и близкой,  и
пряный запах ее тела щекотал ноздри...
     Черт... Он опорожнил стакан и жестом потребовал еще.  Как  ни  опасно
было его пребывание на Земле с момента возвращения,  оно,  тем  не  менее,
было... занятным? Нет, так не скажешь. Интересно -  вот  верное  слово,  и
чертовски возбуждающее, поскольку он знал, что жить ему  оставалась  всего
ничего. Не надо теперь  думать  о  будущем,  поскольку  он  не  сомневался
больше, что он остался один. Смотреть и ждать, остается только смотреть  и
ждать...
     - Техник Холлидей, - раздалось  по  переговорной  системе.  -  Техник
Холлидей, пройдите к третьему выходу.
     Ян выслушал сообщение дважды, прежде чем оно проникло в его мозг.  Он
отставил бокал и направился к третьему выходу. Его поджидал там все тот же
офицер Безопасности.
     - Будьте любезны, пройдите со мной, сэр. Самолет заправляется и почти
готов к вылету. Ваш багаж уже на борту.
     Ян кивнул и прошел за ним на жару; солнце жгло, отражаясь от  бетона.
Они подошли  к  сверхзвуковому  двукрылому  истребителю  с  белой  звездой
военно-воздушных сил США. Два механика поставили трап, Ян поднялся, и один
из них последовал за ним и запер люк. Пилот обернулся и приветливо помахал
через плечо.
     - Кому-то невтерпеж, чтобы ваша задница  оказалась  отсюда  подальше.
Оторвали меня от покера, не дали доиграть в  самую  ответственную  минуту.
Пристегнитесь!
     Под ними заревели, завибрировали двигатели, и они, взлетев по пологой
траектории, перешли на крейсерскую скорость.
     - Мохаве?
     - Нет, черт бы ее... Не хотел бы я этого. Я так давно в этой пустыне,
что, похоже, у меня начинает расти горб, как у верблюда.  Он  бы  и  вырос
наверняка, если бы мы полетели в Мохаве. Но нет, мы держим  курс  прямиком
на Байконур, а сейчас под нами  торговые  линии.  Эти  русские  никого  не
любят, даже самих себя. Запрут себя в тесной  комнате,  кругом  стража  да
ружья. Заставят подписать  на  топливо  восемь  тысяч  бумажонок.  Вытащат
крабов из-под шкафа... Клянусь, я там встречал одного старого болвана,  он
натаскивает крабов... Говорит, они прыгают дальше техасских крабов,  да  и
на четырнадцати ногах к тому же...
     Потребовалось немного усилий, чтобы отключиться от  потока  пилотских
воспоминаний. Очевидно, голос у него работал независимо от мозгов,  потому
что самолет он вел с большой точностью, постоянно следил  за  приборами  и
проверял курс, не замолкая ни на секунду.
     Байконур. Ян вспомнил, что это где-то в Южной России. Не самая важная
база, слишком маленькая для кораблей крупнее орбитальных лифтеров.  Она  и
существует, вероятно, только для подтверждения того, что Советы состоят  в
членах многонационального клуба.  Его  оттуда,  несомненно,  переправят  в
космос. И он не будет ничего знать о своем назначении.
     Военная истерия еще более усугубила традиционную русскую паранойю,  и
башня Байконура вошла с ними в контакт сразу же, как только они  оказались
над Черным морем.
     - Получите предупреждение, Эйр-Форс  четыре  три  девятки.  В  случае
малейшего несоблюдения правил наказание последует  автоматически.  Вы  нас
поняли?
     - Принял? О, господи, Байконур, да я вам клянусь, уже семнадцать  раз
принял. Мой автопилот  зафиксирован  на  вашей  частоте.  Я  придерживаюсь
установленной вами высоты в двадцать тысяч. Я -  всего  лишь  пассажир  на
этом самолете, так что ведите его сами и  обращайтесь  к  своей  механике,
если вам нравится отдавать приказы.
     Глубокий голос с непоколебимой настойчивостью продолжал:
     - Отклонения запрещены. Вы приняли меня, Эйр-Форс четыре три девятки?
     - Принял, принял, - устало сказал пилот,  отступая  перед  славянской
флегматичностью.
     Была  ночь,  когда  они  пролетели  над  советским  берегом  и  стали
приближаться к космическому комплексу. Под ними проплывали огни городов  и
сел, но сам  Байконур  был  затемнен  из  соображений  безопасности.  Было
страшновато смотреть, как самолет опускается все ниже  и  ниже,  оставаясь
полностью под управлением наземных служб. Одно дело - абстрактно понимать,
что радарная и электронная связь не нуждаются в освещении,  что  прекрасно
способны действовать в полнейшей темноте; совсем другое  дело  -  слышать,
как замолкает двигатель, как выпускается тормозной парашют  -  и  в  любом
направлении при этом ничего не видно. Все эти  действия  контролируются  с
Земли компьютером, а сама земля впереди при этом  совершенно  неразличима.
Посадочные огни самолета были погашены, как и сигнальные  огни  аэродрома.
Ян обнаружил, что сдерживает дыхание.
     Они совершили идеальную посадку на все еще  невидимую  дорожку.  Лишь
когда они остановились в конце полосы, управление вновь перешло к пилоту.
     - Черт, чувствуешь себя, как паршивый пассажир,  -  пробормотал  тот,
устанавливая  на  место  инфракрасные  очки-консервы;   появилась   машина
"СЛЕДУЙТЕ ЗА МНОЙ", и они направились  за  нею  в  чернеющий  ангар.  Свет
вспыхнул  не  раньше,  чем  за  ними  закрылась  дверь.  Ян,   моргая   от
непривычно-яркого света, расстегнул ремни. Одетый в такую же, как у  него,
форму офицер ждал у подножия трапа.
     - Техник Холлидей?
     - Да, сэр.
     - Возьмите чемодан и следуйте за мной. Через двадцать минут  стартует
челнок обеспечения. Если поторопимся, успеем. Пошли.
     Теперь Ян стал всего лишь пассажиром. Ракета  на  химическом  топливе
вылетела на низкую орбиту сразу за пределами атмосферы. С ней состыковался
челнок дальнего следования, и пассажиры,  все  военные,  переправились  на
него. Любой из них при отсутствии тяжести чувствовал себя,  как  дома.  Ян
был счастлив, что уже работал в космосе, иначе неопы